Небесная рапсодия: на перекрестке миров. Ч.1.1.

Примечания:
Рапсодия – инструментальное или вокальное произведение, написанное в свободном, импровизационном, эпическом стиле.
Увертюра – инструментальная оркестровая пьеса, исполняемая перед началом какого-либо представления.
Я знаю, что у меня два незаконченных фф. Знаю лучше всех. Но, как вы заметили, темп у меня сейчас хороший, "Под запретом" активно пишется и не собирается останавливаться на достигнутом, а "Хищники" заморожен на неопределенный срок, так как на данный момент во мне нет особого желания возвращаться к вампирской тематике. Вот такая я бяка.
Идея этого фф зрела во мне еще со времен "Палача", что было довольно давно, так что над сюжетом я размышляла долго и упорно и сейчас продумала практически все. Остались мелкие детальки.
Сразу хочу предупредить, что вас ждет пресловутая школа (да-да, снова она родненькая, куда ж без шкаляров), Сакура которая не будет Сакурой, а лишь ее ООСнутым двойником (серьезно, а вот Саске вроде как близок к канону, пока по крайней мере. Наруто так вообще душка), и, скорее всего, сопли, не слишком розовые, но какой-то процент соплей вам предстоит увидеть, хотя я по максимому постараюсь все оправдать. Вообще, это, наверное, мой первый макси, где важнее всего именно отношения главных героев. Не детективные составляющие, не психологические (как в "Пропасти"), а именно романтические отношения, которые я буду описывать с особой тщательностью и скурпулезностью. Но и будет капелька детектива (обоснуй же нужен, ну), психология (что естественно). В общем, приятного вам прочтения и набросайте парочку отзывов, пожалуйста ;)

Часть 1. Увертюра.

Слабость души лучше всего проявляется не в желаниях, а в безразличии (с)

Ч.1.1. Ангел и демон.

Перед глазами в каком-то беспорядочном, хаотическом потоке прыгали пляшущие тела людей, словно марионетки, которых дергает за ниточки опытный кукловод. Разноцветные блики дискотечного шара и неоновых ламп обволакивали все вокруг, и дым мягко обнимал невесомыми ладонями танцующих, погружая их в сизые облака, будто спустившиеся с небес.

Пот, алкоголь, дорогой и дешевый парфюм, запах табачного дыма и травки ­– ее ужасно тошнило. В горле стоял плотный комок, мешающий дышать: кислород поступал рывками, но измученное тело не желало его принимать, выплескивая обратно вместе с ненужным углекислым газом. А то, что успевало все-таки поступить в организм, наждачной бумагой резало внутренние стенки горла, заставляя хрип вырываться из приоткрытых губ. Но тошнота была далеко не всем, что она чувствовала.

Невыносимо раскалывалась голова. Казалось, что кто-то дробил череп на мелкие кусочки, с садистским удовольствием скручивая мозги в тугой узел. По вискам безустанно ударяла острая боль, отчего в глазах то и дело прыгали черные точки, а сфокусировать зрение было крайне тяжело.

Все тело ломило. Мышцы ныли. Кости, с болью врезаясь в прилипающую к ним плоть, кричали, выли, звали необходимую им вещь. Их жизнь, их смерть. Их свет, их тьму.

Девушка закашлялась, прикрывая рот рукой. Сухой кашель пару минут не прекращался, принуждая ее сгибаться пополам из-за растущей боли в области ребер. Когда приступ минул, она убрала ладошку ото рта и взглянула на длинные тонкие пальцы с четко выделяющимися костяшками. Кровь, комки красно-багровой крови.

Ее бледное исхудавшее лицо скривилось. Свет от прожекторов, ламп и дискотечного шара пробежался по нему. Сухая, с каким-то зеленоватым оттенком кожа, впалые щеки и острые скулы, которые выпирали слишком сильно. В потускневших, когда-то небесно-голубых, а сейчас красных с полопавшимися сосудами и расширившимися зрачками, глазах отражались танцующие в дьявольском танце люди. Девушка изогнула потрескавшиеся губы, насмехаясь над этими глупцами, которые трясут своими костями, а кто-то жиром, под разрушающие барабанные перепонки звуки битов.

В грудь резко ударила боль, напоминая о себе, а тошнота усилилась в разы.
Она сдвинулась с места, расталкивая худыми локтями извивающиеся тела. В своем коричневом балахоне и обычных спортивных трениках с растянутыми коленками она выделялась из всей этой толпы, где каждый был одет в симфонию перебивающих друг друга красок с сотнями блесток, паеток и прочей дребедени, которую когда-то носила и она, пока не познала истинное удовольствие.

Свое собственное избавление, подарившее покой, забравшее страдания, одиночество и боль. Да, появилось много физической боли, но душевная испарилась. Теперь она жила в другом мире, все остальные люди казались ей глупцами. Они ничего не понимали, ничего не знали, прожигая свою жизнь в бессмысленных встречах-расставаниях.

Кому нужна чертова любовь? Когда есть это неземное удовольствие, эта немыслимая и ни с чем не сравнимая радость. Когда есть это счастье, что окутывает тебя, обнимает и ласкает, как не может ласкать ни один мужчина. Эти жалкие существа вообще не способны на ласку, их телами правит похоть, а мозгом – член.

Наконец, прорвавшись сквозь толпу, девушка влетела в туалет, где толпились красотки примерно ее возраста. Одна развратнее другой, косметики больше, чем на клоуне во время фееричного представления.

Ей было противно осознавать, что когда-то и она входила в круг подобных лиц, ее даже называли лидером, принцессой.

Да к черту звания и трон! К черту любовь и дружбу, когда есть то, что поднимает ее выше любого самолета, даже если самолет первого класса.

Она почувствовала, что снова может более или менее дышать, когда ощутила под собой прохладную крышку унитаза, а дверь кабинки закрылась с глухим щелчком. Музыка, что гремела разъяренным гризли за стенкой, уже ничуть не волновала. Толпа и все мысли, связанные с ней, упорхнули из головы, словно их и не было, а женские голоса, кажется, обсуждающие чей-то член и какую-то девчушку, раздавались из параллельного мира. Это был не ее мир, не ее реальность, не ее действительность.

Дрожащими пальцами она стянула с головы капюшон. Помнится, было время, когда она гордилась своими шикарными длинными светло-русыми волосами: на ощупь – шелк, на вид – глянец. Но все, что осталось от них, – крысиный хвостик, а на макушке уже проглядывала залысина.

Да кого это волнует?! Ее избавлению это не важно, не то что парням, которые уходят и приходят, когда им вздумается.

Девушка была готова, душа ликовала, от предвкушения новой порции рая сосало под ложечкой. Еще немного посмаковав момент, она засунула руку в карман, перед этим засучив длинные рукава, тем самым оголяя руки, обтянутые тонкой бело-синей кожей с множеством уже практически черных синяков, с выделяющимися паутинками насыщенно-синих вен и красными пятнами. Пальцы нащупали старый, не раз использованный шприц и маленький целлофановый пакетик с белым порошком. Вот только гасить было нечем, ну ничего, в унитазе была вода, а в кармане штанов зажигалка.
Руки тряслись, практически ходили ходуном, а боль неустанно ломала кости, но скоро все кончится, нужно только подождать, капельку потерпеть, а после придет избавление, ее ангел, ее бог.

Опустившись на кафельный пол, девушка подняла крышку унитаза и зачерпнула чайной ложкой воды. Затем насыпала порошка, размешала все иглой и, придерживая ложку над горящим огнем зажигалки, начала готовить свой эликсир счастья.

Глаза, до этого стеклянные, смотрящие с отвращением и безразличием, загорелись безумным огнем. Исхудавшее лицо озарилось странным блеском, даже какой-то слабый отголосок прежней неземной красоты отразился на нем. Боль, разрывающая на части, отступила на второй план, теперь ее била дрожь предвкушения, а изо рта чуть ли не текли слюни.

Когда жидкость, оповещая о своей готовности, зашипела, девушка, не медля, наполнила грязный шприц своим удовольствием и, облокотившись о деревянную перегородку между туалетами, вогнала иглу в вену. В ее состоянии жгут уже был не нужен.

С бледных губ сорвался стон, веки опустились. Все ее существо постепенно куда-то улетало, испарялось, исчезало. Наслаждение накатывало волнами, даже цунами, мешая мыслить, накаляя чувства до предела. Мир взорвался тысячами самых ярких и живых красок. Ее вертело, бросало, куда-то несло. По вискам уже не стучала боль, лишь мягкая музыка переливами фортепьянных аккордов звучала в голове. Тело расслабилось, из руки вывалился шприц и покатился куда-то за дверь кабинки.

Последней ее мыслью было: как бы паршиво ни казалось, ей все-таки не хотелось умирать...

Можно жить хотя бы ради этого удовольствия.

***

Молодой высокий парень стоял в пустом женском туалете. Голова его была немного наклонена вперед, отчего длинная челка прикрывала глубокие черные глаза. Остальные волосы беспорядком торчали в разные стороны. Стоял он в расслабленной позе с засунутыми в карманы брюк ладонями и совсем чуть-чуть сгорбленной спиной. Его строгий черный костюм был немного помят, особенно на спине, но кристально белая рубашка казалась идеально выглаженной. Парень был невероятно красив, даже, можно сказать, дьявольски красив. Белая аристократичная кожа контрастировала с волосами цвета вороного крыла и ониксовыми глазами, прямой нос и тонкие губы придавали ему некой женственности, но все исправляло поджарое тело и царская осанка, правда сейчас этот человек был расслаблен, скорее он напоминал невероятно уставшего от работы большого начальника.

Настораживало единственное: он не отражался в зеркалах.

Вздохнув, молодой человек присел на корточки и окинул безразличным взглядом тело молодой девушки, которое уже начинало синеть. Созерцать эту картину ему было явно неприятно, поэтому, поднявшись, парень запустил руку в карман и достал оттуда совсем маленький свиток, завязанный черным шелковым шнурком. Размером он был с указательный палец, а материал больше напоминал красный бархат, нежели бумагу.
Длинными тонкими пальцами он ловко развязал шнурок и развернул свиток, который оказался на удивление длинным – краем немного коснулся пола. На самом же свитке вырисовывались какие-то странные знаки, больше похожие на безумный танец тысяч змей.

Через мгновение с глухим хлопком из дыма появилась черная лакированная шкатулка и повисла в воздухе. По щелчку пальцев крышка маленького сундучка открылась. Показались десять небольших продолговатых колб, стоящих в два ряда, каждая в своей ячейке. Почти все колбы были чем-то заполнены: одна светилась ярко-красным светом, в другой, тускло переливаясь, лежало нечто похожее на сгнивающую траву. Содержание всех их было разных цветов, составов и структур.

По следующему щелчку из шкатулки выскочила одна-единственная пустая колба, резиновая пробка отскочила, так же как и другие предметы повиснув в воздухе. Парень снова присел на корточки и, запустив руку прямо в грудь девушки, вытащил из нее сгусток энергии голубого, мягко-голубого цвета. Не было ни крови, ни ломающихся ребер. Ладонь его прошла так же легко, как нож проникает в масло, а камень в воду.

В том, что сейчас держал в руках парень, слабо угадывался силуэт этой самой девушки, правда, чтобы хоть что-то увидеть, нужно было изрядно напрячь зрение.

– Чистая, – еле слышно прошептали его губы.

Он резко поднялся и направил энергию в пустую колбу. Та, как воронка, засосала ее, самостоятельно закрылась резиновой пробкой и прыгнула обратно в шкатулку. Крышка со щелчком захлопнулась.

Парень одним резким движением свернул свиток. Напоследок окинув труп взглядом, покинул уборную, пройдя прямо сквозь бетонную стену, и мгновенно оказался в темном проулке.

Узкий проход с двух сторон окружали врезающиеся в небо высотные дома. Где-то во тьме угадывались очертания мусорных баков, рядом с которыми валялись жестяные банки и другие отходы. Молодой парень сделал еще пару шагов и остановился недалеко от человека, который, облокотившись о стену, играл в PSP.

– Опаздываешь! – прокричал тот, поворачивая приставку так, чтобы гоночной машинке удалось успешно справиться со своим заданием и достигнуть финиша.

Брюнет лишь пожал плечами и приблизился к своему знакомому на расстояние вытянутой руки. Геймером оказался молодой человек примерно такого же возраста. Вот только он был полной противоположностью знакомого нам парня. Тусклый свет фонаря с другой стороны дороги слабо падал на его белесые волосы, торчащие ежиком. Живыми голубыми глазами он следил за игрой, при этом высунув язык и вместе с приставкой поворачивая весь корпус. Его длинное белое кимоно отзывалось шуршанием шелка при каждом резком движении. Еще одной важной деталью, определяющей этого паренька, как хорошего знакомого брюнета, являлась золотистая шкатулка, напоминающая сундучок, который несколько минут назад был пущен в ход. Эта шкатулка парила в воздухе рядом со своим хозяином, который с детской игривостью пытался победить в гонках.

– Опять человеческие штучки, – буркнул брюнет, пренебрежительно оглядывая черный корпус и цветной экран PSP.

– Не столь давно и мы были людьми, Саске, – ответил блондин, не отрываясь от игры.

Брюнет вздохнул и облокотился о стену рядом с парнем. Он прикрыл уставшие глаза, смиренно ожидая, когда игра подойдет к концу. Спустя несколько минут раздался победный клич блондина, сопровождающийся пафосной позой и жестом – сложенными пальцами в виде буквы "V".

– Так-так-так, – забормотал блондин и, убрав приставку за пазуху, заглянул в шкатулку. – Начнем, пожалуй.

Он достал колбу, в которой находилась некая субстанция, напоминающая кровь, только цвет был несколько темнее.

– За этого три.

– Почему так дорого? – Саске скривился, нехотя открывая глаза.

– При жизни он верил в какого-то Дзясина и занимался человеческими жертвоприношениями, мерзкий тип. Вам понравится, – объяснил блондин, двумя пальцами держа колбу и побалтывая ее содержимым.

– А где же ваши уверения, что любая душа способна на искупление и вознесение? – тонкие губы брюнета изогнула неприятная усмешка, но в глазах не отразилось ровным счетом ничего.

– Вот и пускай искупает грехи на нижних уровнях Ада, – сморщившись, блондин активнее затряс колбой, поторапливая своего собеседника.

Саске с заметным нежеланием снова выудил из кармана свиток. После того как в воздухе повисла открытая шкатулка, он достал из нее три колбы.

– Эта, – парень протянул блондину сосуд с душой той самой девушки, которая умерла в женском туалете токийского клуба, – была наркоманкой, умерла от передоза, но душа чиста. Вот эта, – теперь он держал в руках колбу с фиолетовой душой, которая отливала перламутром, – парень, убил вор, ворвавшийся в дом, правда, он тоже был виноват, но не суть, сами разберетесь. И последняя девочка, – теперь колба светилась желтоватым, практически белым светом: это была настоящая редкость, у блондина даже глаза загорелись, – родилась с врожденным недугом, в общем, умерла на больничной кровати.

– Вас понял, – проговорил молодой человек в кимоно, хмуря брови, чтобы ничего не забыть, а то опять придется получать нагоняй, если он все перепутает. – Давай дальше.

Разговор их длился порядка получаса. Парни обменивались душами, рассказывали истории умерших, иногда, если имелись какие-либо решающие факторы, например, на какой уровень Ада претендует душа, рассказ затягивался.

– Отлично! – воскликнул блондин, засовывая желтоватый пергамент с золотистыми узорами в рукав.

– Наруто, – обратил на себя внимание Саске, – ты так и не вспомнил ничего из прошлой жизни?

– Да и не пытаюсь. Если помер, значит, было отчего, – хихикнул он, почесывая затылок, и бросил быстрый взгляд на наручные часы, которые совершенно не сочетались с классическим японским одеянием. – Ладно, время поджимает, бывай, Саске, – хлопнул он по плечу брюнета.

За спиной Наруто неожиданно материализовалось два огромных девственно-белых крыла, от которых исходил мягкий, обволакивающий теплом свет. Резко запахло сладкими яблоками и чем-то необычайно приятным и родным. Ангел развернулся и, расправив крылья, стремительно вознесся в ночное небо, исчезнув за облаками.

Саске проводил парня задумчивым взглядом, в который раз не понимая, почему он считает его своим другом, и последовал примеру блондина. За спиной брюнета появилось два пугающе-черных крыла с пушистым оперением, они были такими же огромными, как и у Ангела, такими же величественными и в той же степени пугающими, в какой белые были прекрасными.

– Ненавижу запах яблок.

Саске уже довольно долгое время парил над городом, наслаждаясь ощущением потока ветра под крылом и свистом в ушах. Возвращаться ему совсем не хотелось, хотя и стоило.

Летая, он не видел ни города, ни моря, ни многочисленных рек и озер, лишь облака, что плотной сизой пеленой закрывали обзор. Здесь он чувствовал себя свободным, принадлежащим самому себе и ветру, которому было не важно, кто он и кем был при жизни. Суховей не спрашивал, о чем ты думаешь, не докучал вопросами и разговорами, он просто гнал тебя все выше и выше, дальше и дальше, растворяя в небе. Здесь не было обязанностей, надоевшей работы. Здесь был только он.

Когда демон уже решил вернуться в Ад, в нос ударил знакомый запах смерти, который и сравнить было не с чем, потому что нет ничего похожего на него, да и не будет, по крайней мере, он надеялся.

Загвоздка была в том, что свободных колб не осталось, но на такой случай Саске всегда имел при себе запасную. Все-таки нельзя было позволить ангелу заполучить душу первому, ведь потом торги, а значит, более полезные души будут предложены по различным расценкам.

Он начал снижаться, взяв курс на городское кладбище.