Недотроги. Глава 29

Глава 29. Прости

Уже минут пятнадцать, закинув ногу на ногу и выделывая танцы правой ступней, Суйгетсу бесстыдно пялился на сидящего напротив следователя, который отвечал ему такой же невероятной взаимностью. Камера допроса не пугала его – однажды он даже побывал в такой, куда больше ему не давала покоя внешность девушки, что встретилась в приемной. Черные прямые волосы, мягкие очаровательные очертания лица и даже идентичные очки – такие же, как когда-то носила ОНА. Лишь цвет глаз своим коричневым прибавлял образу неузнаваемости и ненужных паззлов другой внешности. Другой девушки.
Какого черта? Почему сейчас, когда идет вопрос о неоднократном ночлеге в сырой камере, он вдруг думает о ней? Но ведь так чертовски не хватает этой бестии. Посмеяться. Разозлить. Проследить, как загораются эти красные дикие глаза. Защититься. Обезвредить. И стиснуть в объятиях. Сегодня он так и не успел сходить к ней в больницу, хотя существовала малая вероятность того, что она проснулась. Но все же он с удовольствием сходил бы просто так. А заодно узнал бы, на какой фрукт у нее аллергия и специально притащил бы два ящика. Хотел бы он увидеть ее разгневанное лицо, да вот не судьба: Саске, паразит, уволок его в непонятно какого цвета и консистенции дерьмо, а сам же вышел сухим… чтобы снова стать мокрым.
Двери цвета металла отворились, и в помещение зашли Итачи и человек в форме. К счастью, этот самый служащий оказался бывшим одноклассником старшего Учихи, лишь поэтому их, судя по всему, до сих пор еще не сожгли на костре, но с Хозуки только сейчас удостоились снять наручники.
– Так, Суйгетсу, – начал Итачи, присаживаясь на стул, – мы с другом разобрались насчет аварии. Теперь черед твоей истории, потому что мы как-никак везли раненного человека, а я понятия не имею, каким образом он таковым стал.
Взгляд фиолетовых глаз переполз на вошедшего незнакомца, который выглядел более чем дружелюбно, и Хозуки, потерев переносицу, начал выкручиваться:
– Я его нашел в подвале военной части. Его ранили какие-то твари, о которых мне толком ничего не известно, но… – Он запнулся, а после уже криком выдал: – Но вы должны туда послать своих людей!
– На каких основаниях? – отозвался, наконец, сыщик, который успел приобрести кличку «немой зануда». – Вдруг ты сам его же и ранил?
– Вы что, не понимаете? Шикамару чудом остался жив! Там происходит что-то грязное и омерзительное. Эти существа убивают… они выдирают сердца у девушек, а тела выбрасывают, как комок ненужной шпаргалки, понимаете?
– Что? – в один голос переспросили служители, а Итачи лишь нахмурился.
– Ты видел, как кто-то уродует девушек и вырезает у них сердца? – К нему подошел тот самый одноклассник, но мимика у него была, мягко говоря, напряженная.
– Ну… почти я… – Суйгетсу начал снова растирать красные запястья, что говорило о его рассеянности.
– Ты можешь ясно назвать имя свидетеля?
– Черт возьми! Имеет значение не это, а то, что там… – Он рукой указал куда-то в стену, взглядом задержавшись на Итачи.
– …мой брат, – закончил за него тот, ничем не выдавая охватившего его волнения. – Свидетелем, я так понял, он тоже оказался.
После полуминутного молчания тот, наконец, выдал ожидаемое еле слышное «Да».
– То есть ты заставил меня спасти ваши шкуры, а Саске бросить в потоке убийц? – Старший Учиха в одно мгновение схватил Суйгетсу за воротник и прижал его к стене, тщетно вглядываясь в эти лживые глаза. Затем с невежеством отпустил его и направился к выходу.
– Стой, Итачи! – остановил его старый друг, посмотрев сначала на возбужденного, затем – на невероятно спокойного. – Гиичи, звони мистеру Нобуо. Похоже, мы нашли наших «охотников сердец».

Только микроскопический жук подошел к краю спуска, как тут же его крохотное тельце расползлось в мокрое место, когда широкая мужская рука оперлась на камень, дабы вытянуть спрятавшееся с до неосознанности трещащей головой тело. Сначала показались слипшиеся неведомо чьей кровью волосы, затем – ожидающие глаза, уж потом – подбородок.
Его потеря сознания вставила палку в колеса важнейшего плана, теперь же на поле остались лишь черные фигуры, пройти сквозь которые было нереально. Возможно, удар по голове давал о себе знать или же его желание спасти родную сестру внедряло безумие, но, рассчитав свои шансы на успех, Гаара все равно пошел к ней – той, которой они еще не причинили вреда; той, которая так мирно спала.
Все же какая-никакая удача дышала за шиворот: все недруги, которые недавно были буквально родными братьями, стояли в куче и поодаль. Слышался раздирающий мужской крик и жалобный женский плач, но и такое ему было слышать не впервой.
Взобравшись на сцену, Гаара спешно, но в то же время бережно поднял беззащитную Темари и, отвернувшись, получил в спину:
– Смотрите-ка, кто у нас проснулся.
Но тот, грубо проигнорировав обнаружение своей персоны, уверенным шагом направился к старым дверям. Надолго терпения врагов не хватило – доказательством тому было метнувшееся холодное орудие и вспыхнувшая боль в левой лопатке. Дух Собаку не падал, как и он сам: слишком многое было на кону, слишком многое он мог потерять, когда только недавно это нашел.
Хотя весь организм был категорически против дальнейшего пути, Гаара сделал еще несколько шагов, а затем резко ударился коленями о пол и свалился прямо на Темари, отчего та неожиданно проснулась.
– Гаара.
– Я должен вытащить тебя отсюда. Должен… – как маразматик бурчал он про себя, пытаясь снова поднять катастрофически тяжелое тело.
– Не убивайте его, – раздался снова омерзительный голос Хидана. – Я хочу, чтобы он неоднократно пожалел о своем решении, когда будет вырываться из рук пыток.
– Темари… уходи, – тяжко выдавил он из себя, будто эти слова нацедил тот самый нож, не давая соскочить с губ.
Окончательно освободив сестру, Гаара через плечо поймал приближающуюся опасность. Нет, он уже ступил в болото всасывающей грязи, поэтому ЕЕ численности в ней он даже ценой своей жизни обязан не допустить. Его жизнь уже развеяна прахом по городу, и те оставшиеся частички еще в силах впитать весь негатив и жажду мести. Нужно лишь внести плату, которую он на мягкой подушке, как корону принца, готов преподнести своей тупиковой судьбе.
– Беги, Темари! – приказал уже он, толкая ту в плечи.
– Что? Нет!
– Беги, прошу! Я не хочу снова считать тебя мертвой. – Безысходность и спешка колыхнули нутро, вливаясь в слезы. Как же она не понимает, что он готов умереть ради ее действий?
– Гаара… – Темари встала на колени из-за того, что была опрокинута своим же братом.
– Уходи, черт возьми!
Словив тот взгляд, которому невозможно отказать, Темари на долю секунду застыла. Но и этого мизерного времени оказалось достаточно.
Полностью осмыслила и осознала.
Поднялась на ноги, не отводя от него темных глаз, которые обессилено выпускали жидкость слез.
Шагнула шаг, второй, третий.
Коснулась дверного косяка. Такого же дряхлого, как и склад ее родной семьи.
– Я люблю тебя, братишка, – хрипло бросила она и скрылась в коридоре. Но враги не желали ее отпускать.
Несомненно, Гаару сразу же схватили и сейчас огромными шагами догоняют хрупкую преследуемую дичь.
Несколько ударов адреналина и удар кулаком в ребра. Схватившись за бок, Темари ползком продолжала свои попытки скрыться и выбраться, когда необычный звонкий стук отбился от пола, а предмет по инерции взвился в воздух и, снова цокнув, остановился прямо у ее лица. Дымовая граната зашипела ядовитым облаком и более рефлекторно, чем осознанно, Темари тут же закрыла доступ к дыхательным путям и ринулась в обратную сторону. Недавно атаковавшие люди тоже не замешкались и бросились бежать не столько за ней, сколько к помещению со свежим воздухом, но маршрут оказался тем же.
– …и дальше служил бы тебе. Я всего лишь просил отпустить ее! – услышала она, обратно вбегая в темный зал. Брата уже оттащили в другой его конец с намерениями переместить в более холодный и ужасающий спектр.
– Лицом в пол! На землю! – кричали позади.
Собаку лишь успела оглянуться, как неведомо откуда взявшиеся люди в шлемах и формах спецподразделения, уже повалившие гнавшихся за ней врагов, тут же принялись за нее, наставив оружие и с командным криком приказывая ей буквально срастись с полом. Душа ощутимо ушла в пятки. Прижавшись животом к холодной поверхности и сложив руки в замок на затылке, Темари все же смогла наблюдать, как фигуры с автоматами, подобно муравьям, быстро разбегались по норам темноты и обезвреживали преступников.
Тускло-розовый цвет отозвался чем-то знакомым и снова привлек внимание. Волосы подруги несколько в грусти и бессилии свисали вниз, скрывая лицо. Руки змеей оплетали шею и голову знакомого молодого человека и прижимали к груди своей владелицы, будто желали оказать бескрайнюю помощь. Помощь, которую свершить они уже не в силах.
Трепещущие на грани сумасшествия плечи Харуно вдруг конвульсивно вздрогнули, голова поднялась и прямые пряди расступились во имя зрячести. Новосозданная суматоха значительно отличалась от остальных, теперь происходило что-то непонятное или же мозг уже отказывался содействовать. Вбежавшие люди беспрекословно приказывали и разбрасывали всех по углам и полу, не позволяя ни двигаться, ни поглядывать через плечо.
Проследив, как Хидан точно, будто его здесь и не было, скрылся в одном из проходов, она ринулась за ним, обезумев лишь при одной мысли, что сумасшедший тиран окажется безнаказанным. Но, ступив пару шагов, она тут же остановилась, оглядываясь на Саске. Нет… когда-то он не оставил ее погибать. Пусть он и не погибнет, но само значение слова «оставить» означало отверженность и предательство.
Сакура опустилась на разодранные колени, коснулась его бледных пальцев, кончиком носа дотронулась щеки, утонула в таких близких и таких глубоких глазах, поймала в них боль и притушила ее корицей поцелуя в висок. Столь мягкого и ненавязчивого, столь похожего на тот, что недавно подарил ей он. Как благоговейное тепло общения, как абстракция переплетенных чувств, как сегодняшние слова «прости» и вечное «я с тобой».
Омерзительное дыхание хаоса медленно омертвлялось, слышались лишь переговоры взявших ситуацию под свой контроль спецназовцев и шепот интуиции о том, что худшее позади. Сакуру прижали щекой к шершавому камню, так как она показалась им психически неуравновешенной, когда начала размахивать руками и кричать: «Не трогайте его».
Но теперь, когда почти тишина укрыла приятным одеялом и почти спокойствие поддалось усталости, захотелось закрыть глаза и больше никогда не вспоминать о прикованной подруге, которой должны были вырезать сердце; о застывших словно в слайде ручьев крови и выкашлянных частицей органов; о звонком треске костей и дико извивающемся в муках тела. Даже в таком ужасном безликом состоянии хватило места для нестерпимых догадок, на удивление кажущихся слишком правдивыми. Виновник скрылся.

***
Крепкий сон на стадии абсолютного упоения и блаженства ослабил свои объятия, причиной чему послужил невероятно возмущающий дискомфорт. Она продолжала хвататься за всевозможные рассеивающиеся щупальца сновидений, но кто-то вблизи, кто-то наглый и невнимательный из мира реального, а не иллюзорного, продолжал шелестеть каким-то жестким пакетом, звоном подобному созыванию моряков на обед.
– Да отвали уже? – все еще с закрытыми глазами фыркнула Карин, отмахиваясь рукой.
– Ой, – выплеснули рядом.
Скисшиеся красные глаза тут же уставились на длинноволосую блондинку, застывшую с букетом в руках, который, по-видимому, и пыталась впихнуть в узкую вазу на столе.
– Ино… какого хрена ты делаешь? – Похоже, Карин неправильно задала вопрос, ибо ее совсем не это сейчас интересовало. А то, где она находится, почему все тело будто сжато и откуда эта ужасная дурная боль? – Черт, почему так жутко?
– Прости, я не хотела тебя разбудить. Просто тут такое случилось… Ща покажу! – Та стала искать мобильный.
– Мы в больнице?
– Да. Как ты себя чувствуешь? Вот, смотри. – Ино села на белые простыни и включила записанное ею утром видео.
Совершенно ничего не понимающая от притупляющей мыслительные процессы боли Карин несколько секунд сидела и просто моргала. Почему в больнице? Почему рядом именно Ино? Почему ей суют какое-то видео, когда она толком окружающую среду разглядеть не успела?
Лицо Кабуто мелькнуло на дисплее, и Карин неожиданно даже для себя вдруг содрогнулась.
Ночь. Темные фигуры. Погоня. Удары. Удары. Удары. Воспоминание в рулет скрутило нутро, отчего захотелось вырвать все антибиотики, которыми успели начинить ее организм медики.
– Ничего себе, правда? – Как всегда живая и энергичная Ино вернула сознание к происходящему и тому видео, которое Карин по воле своих раздумий успела пропустить.
– Прости, можешь еще показать… Я еще не отошла от всего этого.
Та, нисколько не осуждая больную, снова нажала на «play». Небольшой экран телефона преподнес событие сегодняшнего утра, где скованного в наручниках Кабуто выводили из столь знакомого учебного заведения, а рядом с ним также грубо толкали нескольких его дружков.
– Что? Арестовали? – Было явно видно, как информация шокировала Карин. – Но как? Как узнали?
– А то ты не знаешь. Твоя аудиозапись на компьютере универа создала целый апокалипсис в учебных стенах. Цунаде приказала проверить лабораторию, где чаще всего работал учитель. Сказать, что обнаружение наркотика вызвало полный шок у студентов – не сказать ничего. Лично я до сих пор еще не отошла. Это же надо! Наш сенсей и таким темным делом занимался…
– Что с его лицом? – досматривая ролик, перебила Карин.
– А вот этого не знаю. Он уже несколько дней с такой побитой физиономией ходит, правда, не читать лекции, а как бы просто по делам. Ну теперь-то я понимаю, какие у него тут возникли дела. Нет, ну это же надо подумать…
Возбужденная Яманака не прекращала тараторить свой глубокий монолог, а Карин же, пропуская все мимо ушей, начала оглядывать комнату и ощупывать бинтовые повязки, что покрывали ее лицо, грудь, ноги.
– Ино… а где девчонки?
Та, словно по щелчку пальцев, вмиг утихла и несколько растеряно посмотрела в красные глаза.
– Они… придут… позже. Они… попросили проведать тебя, просто сейчас у них небольшие проблемы. – Попытка скрыть неприятный факт о разбирательстве уголовных властей с вышеуказанными выходила скудно, потому Ино поднялась с места и перевела тему: – Может, тебе что-нибудь принести? У тебя тут все шкафчики набиты витаминами.
– Я бы выпила сока.
– Сок… Да, сейчас. – Яманака в спешке рылась в отделениях, желая сделать что-то приятное столь пострадавшей подружке. – Я, наверное, его в холодильник вынесла. Сейчас приду.
Только Ино вышла за двери палаты, как тут же столкнулась с новым посетителем. Сквозь дверную щель, по-шпионски раскрыв личность своего будущего гостя, Карин от незнания, что же делать, резко укрыла себя одеялом и притворилась спящей. Послышались удаляющиеся шаги девушки и приближающиеся – мужчины. Ожидание дальнейшего поцелуя принца, как в сказке про Белоснежку, растоптали грязными подошвами попахивающих кроссовок. Чужие пальцы нагло зажали ноздри, заградив путь необходимому воздуху, и несколько секунд та пробовала продержаться, мол, проверят и отступят, но подошедший был слишком настойчив. А то она не знала.
– Ну чего пристал?! Сплю же. Не видишь, что ли? – откинув руку Хозуки, возмутилась Карин.
– Нет. Вижу лицемерную задницу, из которой актриса, как из меня конь педальный. Хотя нет, сама задница-то очень даже ничего.
– Что можно сказать и о самом коне. – Девушка улыбнулась. Как же она соскучилась по его типичным подсечкам.
– Так ты уже проснулась?
– Нет, я все еще в коме от твоего появления.
– Не знал, что я настолько очарователен, Вишня. Я тебе тут даже гостинец притащил. – Он поставил пакет на прикроватный столик и, спрятав руки в карманы, посмотрел в окно. – Ну что, видок тут не такой уж и плохой. Мусорные баки и бродяжные коты прямо-таки внушают силу духа в битве за выздоровление.
Как-то некстати пришло осознание, насколько ужасно она сейчас, наверное, выглядит. Стеснительно прикрывая оплетающие бинты на лице, Карин искоса бросила взгляд на Суйгетсу, который все еще не отрывался от представленного обзора.
«Он уже несколько дней с такой побитой физиономией ходит» – всплыли вдруг слова Ино.
Несколько дней. А ведь это примерно то время, когда ее избили. Может ли быть?.. Нет. Не может.
Черные волосы встрепенулись из-за отрицательных покачиваний головой, словно собственные убеждения. Заметив движение, Хозуки обратил внимание на ту, к которой он, собственно, и пришел, и присел у ее ложа на корточки, взирая снизу вверх детально изучающим взглядом. Такой расклад создавал некое неудобство для Карин: мало того, что рассматривал, так еще и молчал, будто слов не нужно и вовсе.
«Он уже несколько дней с такой побитой физиономией ходит».
Догадки без спроса внедрялись в черепную коробку и жадно кусали мозг, отчего Карин сморщилась и жалобно, почти по-детски, посмотрела на Суйгетсу. От желания правды хотелось на стены лезть, расцарапывая их до крови и каменных костей. А смог бы он решиться на такое? А смог бы он сделать это ради нее?
– Суйгетсу, скажи, ты… – Заминка – такая автоматическая и такая предательская. – Ты мстительная натура? – Уловить любое движение бровей, губ, рассчитать скорость моргания, поймать изменение выражения глаз и сложить в общий конструктор истины. Но, черт возьми, никакого знака даже в зародыше не проявилось.
– Относительно кого? – сухо ответил вопросом на вопрос он, рассматривая не только красноту глаз, но и синеву души в них.
«Относительно меня».
– Обидчика дорогого тебе человека.
– Хм… – Хозуки обыденно почесал нос. – Рано или поздно каждый получает по своим заслугам. Ты просто решаешь – делать ли тебе свой вклад в развитие правосудия, – выкрутился он, оставив Карин неудовлетворенной.
– Что-то ваш язык, сеньор, ходит вокруг да около, – переходя на шуточную форму общения, выдала она, переводя взгляд на дверной проем, в котором появилась Ино с соком.
– Вокруг да около он будет ходить в спальне, моя сладкая Вишенка, – шепотом, дабы лишние уши не уловили личное, парировал он и выпрямился в полный рост. – Я еще как-нибудь зайду.
– Заходи. – Покрасневшая вдруг Карин не сдержала улыбку, следя за тем, как он уходит.
Все же это эксклюзивный человек. Только он мог довести ее как до глупых улыбашек, так и до нервного срыва.
– Вижу, у нас появился заботливый ухажер, – подметила Ино, наливая оранжевую жидкость в стакан.
– Не думала, что им окажется именно этот зубастик. – Брюнетка под позывом интереса сквозь боль в руках полезла в принесенный пакет и выудила из него зубную щетку (ну как же в больнице и без нее?) и банку сочного вишневого варенья, от которого так слюнка и потекла. – О, Господи, с кем я связалась? – Поднятое настроение заставило Карин прикрыть глаза и стукнуть прочным стеклом себя по лбу.

***

Громкий недалекий вздох заставил пробудиться и попытаться проморгнуть эту упрямую напряженную темень. Но желание о ее отвержения так и не исполнилось, ведь мрак на полных правах занялся правлением ночи. Раздражающий запах больницы приветствовал своим жутким негативом, а в мигающие лампочки вблизи так и хотелось что-то швырнуть.
Сколько дней он провалялся в этих стенах? В какую сумму обошлись его операции? Пришлось ли продать Итачи свой только что приобретенный автомобиль? Помог ли скупердяй-отец? Переживала ли мать? И как она узнала?.. Как сидящая сейчас поодаль Сакура узнала, в какой город его перевезли для хирургического вмешательства в поломанную структуру ног?
Снова вздохнула и оторвала ладони от лица. Лучи ночного солнца блеснули на мокрых щеках, пальцы зарылись в волосы, бросая их на глаза и губы, с которых соскочили немые гармоничные с тишиной всхлипы. Отсутствие свободы, отсутствие отобранного права свободно перемещаться и преодолевать небольшую и столь непостижимую дистанцию меж ними убивали медленно и наслаждением, с психологическими сдвигами сумасшедшего маньяка, с открытым доступом осознания собственной жалости.
– Сакура, – тихо, чтобы ненароком не испугать пришедшую, позвал Саске.
Неожиданность все равно взяла свое. Та, содрогнувшись, вмиг посмотрела в его сторону и, абсолютно ничего не вырисовав там, ибо его кровать стояла в плотных тенях тьмы, поднялась с кресла и подошла к лежачему, на ходу впитывая рукавами влагу глаз. Состояние разрывало изнутри, голова трещала от чрезвычайной боли, грудная клетка буквально трескалась от задыхающихся легких. Депрессию и панику, будто у мухи, которую заперли в тесной пробирке, всеми рвением удавалось подавлять выжившими осколками силы воли, что удалось сгрести в кучу удачного мусора. Даже сам воздух казался невероятно тяжелым, словно на обессиленные плечи погрузили мешок цемента. Даже его невидимый взгляд плелся паутиной мучений, в ответ получая разбегающихся паучков терзаний. Даже само его присутствие добавляло свои железные инструменты и поломанные детали техники в тяжелый ящик вины.
– Ну зачем?.. Зачем, Саске? – Его имя вылетело с всхлипом на грани безумия.
– Что зачем? – Сухость губ, голоса хрип.
музыка
– Зачем ты пошел туда? Зачем ты пытаешься всегда меня спасать?.. Мне не нужно! Не нужно твоих переживаний, не нужно твоей заботы и любви! Я не хочу. Не хочу зависеть и нуждаться в помощи. Не нужно меня спасать. Я сама… Не нужно… – Истерика окончательно пленила голосовые связки, но твердая хватка на запястье заставила замолчать.
– И за этим ты пришла? Сказать, чтобы я тебя больше не спасал? – кроме охлаждающего тона в его словах чувствовались эмоции, непонятные только ни ей, ни ему. – Я не уверен, что теперь вообще буду способен когда-либо предоставить свою помощь.
– Мне не нужна была твоя жертва. Мне не нужно это геройство. Только не твое. – Глотая груду камней в горле, Харуно пыталась расцепить сильные пальцы на запястье.
– Почему? – спросил он неожиданно и так осторожно, будто боялся еще больше спугнуть схваченного за крылья мотылька.
– Потому что это мешает тебя ненавидеть! – быстро, словно ответ уже давно засел в недрах мышления, ответила Сакура и, освободившись, наконец, отвернулась, чтобы не разрыдаться прямо перед его лицом.
Пауза пленила пространство. Долгая и тягучая, дающая мгновения на размышления давно тлеющих и давно выцветших признаний, ранее скрываемых гордостью.
– А ты не задумывалась хоть раз посмотреть на меня не как на мировое зло и безумного насильника? Что не одну тебя может изменить тот человек, от которого ты ожидаешь того меньше всего? Настолько изменить, что стопы твоего прошлого кажутся чужими и отверженными? Не появлялись мысли, что, возможно, в поступках изверга, когда-то взявшего тебя силой, существует смысл? Что им, вероятно, движет собственное отвращение к самому себе и чертово чувство вины? Что, может, твой обидчик всеми силами хочет выбить из тебя эту дьявольскую ненависть, пусть даже если в плане возбуждения он дико и тащился от нее. Что готов был броситься под нож, дабы впитать мизерный пиксель ее злобы, перемены и несчастья. Не задумывалась ли ты…– Учиха смочил губы, убавляя громкость слов: - что, быть может, тем самым я хотел сказать…
– Нет. Не говори этого.
– … прости, – обступая вставшую на пути реплику, закончил тот.
Столь долгожданные и уже столь ненужные слова заставили закрыть веки и испустить всю накопившуюся жидкость на и так мокрые щеки. То «прости», которое Сакура когда-то желала выдавить из него под натиском ножа, которое ей виделось в обезумевших снах, которое с сумасшедшим миганием в голове снова и снова возвращало к своим глупым ожиданиям, уже казалось лишним и катастрофически неизведанным, будто подобное она слышала впервые. Но все равно что-то внутри перевернулось, словно алюминиевая банка с краской, которую случайно зацепили носом отполированной обуви. Разлилось вязкой болью, бережно укрывая и любя обволакивая органы своим насыщенным раствором. Покалывая, расщепляя, превращая в сыпучее вещество песочных часов, время которого твердит, что прошлое рассеяно серой дымкой и нашим дырявым ситом уже его не словишь. У новых «Мы» на пути не встанем, а старых – не хватит воли догнать.
– Я тебя уже давно простила, Саске. Сама не понимаю, каким образом, но я уже не держу на тебя ни зла, ни презрения. Ты мне ничего не должен, как и я тебе. Мы не знаем ничего о друг друге. Не чувствуем… не испытываем. Нас ничего не связывает. – Наполовину глотая до невозможности колючие слова, она, ранее стоя к нему спиной, вдруг из-за плеча бросила на него твердый, что прямо-таки физически было заметно корку уверенности, взгляд. – Но, тем не менее, за твои муки я намерена преподнести расплату.
– Что? – недоумевал тот, чуть поднявшись на руки, когда Харуно двинулась к дверям палаты.
– На этот раз я не буду настолько слабой и беспомощной. На этот раз от меня будет толк.
– Сакура! Что ты задумала?! – Тревога в его голосе хлестанула по спине, но она не ответила, когда взяла за дверную ручку и вышла в пустой коридор. – Сакура, остановись! Не делай глупостей!
Уговоры были пропущены мимо ушей. Решение она уже приняла. Между ними оставалась лишь щель незакрытых дверей. Щель, сквозь которую обменивались взгляды настойчивой надежды и грустного прощания. Его образ успел вырисоваться в потемках пространства, и теперь в этих еле видных очертаниях она запоминала внешность дорогого человека, сумевшего подарить и Ад, и Рай.
– Остановись, Сакура! Сакура! – пытался достучаться Учиха, чуть ли не выворачиваясь на кровати из-за невозможности свободно передвигаться. – Ты небезразлична другим. Ты небезразлична мне!
Харуно на секунду замерла и улыбнулась, но напряженное лицо выдавало все переживания, творящиеся сейчас в ее душе.
– Ты даже готов на такую ложь, чтобы остановить меня?
– Вернись, – уже тише произнес он, будто упрашивал.
– Я тоже люблю тебя, Саске. Всегда любила. Даже тогда, когда ненавидела. – Щелчок дверей и ускользающий силуэт женской тени на ней.
В уши бился его далекий крик, который спешно и безудержно звал медсестру, по идее, обязующуюся ее остановить. Но ровные шаги продолжали отдаляться, даже когда его голос оторвался от ее следа, даже когда взгляды с той самой бегущей к палате медсестрой успели встретиться и небрежно удариться. Ее месть она остановить не в праве, а Саске же, хоть и вправе, но без возможности.
Теплый ночной ветер приласкал кожу, невдалеке любовная пара на скамейке тайно перешептывалась. С недостачей чего-то важного Харуно пошла по тротуару.
Спустя минут тридцать общего похода она запрыгнула на последний автобус родного города. Маршрут был немалым, потому образовывалось уйма времени для сна. Вот только для сна в забитой прожитыми и планирующимися событиями голове места уже не находилось.
Ну почему он сказал все эти слова, когда она пришла к нему попрощаться, когда пришла в последний раз его увидеть? Почему вечно замкнутый Учиха именно сейчас, когда принять решение тяжелее всего, решил снять свою приросшую к лицу маску? Слова прощения ощущались искренними, но признание о безразличии… нет, в это она никогда не поверит. Его преследовало чувство долга, теперь же… он свободен.
Нужный маршрут. Нужная улица. Нужный дом. Не у комнаты общежития, а у квартиры смерти. Натиск на кнопку звонка, сопровождающийся безумным страхом до кончиков пальцев. По ту сторону кто-то зашуршал, затем раздался уверенный резкий щелчок, и из-за железных дверей показался самый жестокий человек, которого она когда-либо знала. Чисто вымытое лицо выглядело намного приемлемее, а неуклюже растрепанные мокрые – судя по всему, после душа – волосы избавляли его от приевшейся обыденности.
– Ты? Что ты здесь делаешь? – удивленно спросил тот, больше приоткрывая дверь и вешая на плечо полотенце. Все же после душа.
– Можно войти? – При одном его виде ужас вцепился зубами в кожу, не давая даже вдохнуть.
– Входи. – Тот с абсолютным спокойствием впустил гостью, прочно закрывая за ней вход. – Ну и позволь спросить, какого черта ты сюда притащилась? – мужчина, не чувствуя никакой опасности, босиком прошел к низкому столику, плеснул в бокал коньяк, быстро его выпил и утер тыльной стороной руки губы.
– Ну как же. Ты сделал обещанное, теперь мой ход. – Сакура подошла к высокому человеку и повторила чужие действия: налила в бокал тот же напиток и, отобрав стеклянную посудину из широких ладоней, осушила его.
Хидан пристально проследил за наглеющей визитершей, а затем весело усмехнулся.