Ненависть. Глава 3. Грязь

Тобирама никогда не был силён в медитации, однако, это сейчас было наилучшим вариантом – день и без того прошёл как в тумане. Медленно вдыхать носом, шумно выдыхать ртом; руки на коленях и пустота в голове.
Всё равно к тому, что будет, не подготовишься морально. Даже не потому, что секс с мужчиной, а потому – что именно Мадара, именно он.
Это ради брата, и Сенджу справится.
Абсолютно непредсказуемый Учиха Мадара.
За час до выхода Тобирама ушёл в ванную. Будучи немного брезглив, он предпочитал, чтобы грязь не накладывалась. К тому же, Мадаре могло прийти в голову всё, что угодно, и мужчина, кривясь, даже подготовился, так как уж лучше он сам, чем...
Нет.
Не думать об этом.
За пятнадцать минут до назначенного времени Тобирама незаметно, по крышам, покинул территорию клана Сенджу.

Мадара встретил его сидя на подоконнике в доме, к которому объяснил, как дойти, только сегодня с утра. С виду это было не самое большое здание, и Тобирама принял его сначала за домик для прислуги, но по разложенным в спальне вещам быстро догадался – глава Учиха предпочитает одиночество и живёт здесь один. Впрочем, он мог и ошибаться, так как обстановка была весьма скупой.
Просторный разложенный футон белел в темноте; светильник чадил на столе у окна, из-за чего на лицо Мадары было разрисовано тенями. Чернота очерчивала острые скулы, прямой нос, вечные мешки под закрытыми глазами и пряди волос.
Сенджу, не снимая плаща, молча ждал.
- Явился-таки? – соизволил ожить Учиха минут через пятнадцать.
Тобирама предпочёл ничего не отвечать и дёрнул застёжку у горла. Плащ упал к ногам, но Мадара проигнорировал это. Что касается Сенджу, он надеялся, что без тяжёлой ткани на плечах станет чуть легче дышать, но ошибся.
Учиха слез с подоконника, закрыл окно, перекрывая доступ трели цикад, вечерней прохладе и летней ночи. Тобирама с невероятно будничным сожалением подумал, что в небольшой комнате будет душно.
Мадара опустил взгляд на его ноги и недовольно скривился.
- С каких это пор в доме ходят в грязной обуви? – процедил он без какой-либо иронии или сарказма; ему действительно это не понравилось. – Разуйся.
Сенджу повиновался. Наклонившись, он заметил, что успел наследить грязными сандалиями, а после почувствал босыми ступнями, что пол наудивление холоден.
Выпрямился, сделал пару шагов вперёд. Почему-то взгляд цеплялся за детали, из-за чего голова забивалась морем бесполезной информации: постельное бельё белое, но немного мятое, в лампе грязное масло – наверное, от того он и чадил – новая оконная рама, белеющие некрашеной древесиной следы от острия куная на подоконнике, майка с коротким рукавом, но таким же высоким воротником, как у привычного балахона, на Учиха.
В тот момент, когда Тобирама встретился взглядом с Мадарой, тот погасил шаринган. Но Сенджу показалось, что его затянули на мгновение в иллюзию, так как комната на долю секунды предстала перед ним в чёрно-белой гамме.
- На колени, - коротко сказал Учиха.
Нет, не так.
Приказал.
Сложнее всего оказалось разорвать зрительный контакт. Казалось, сделаешь это, отведёшь взгляд – и проиграешь без шанса на реванш.
Но Сенджу, хоть и прошло целых три невероятно длинных секунды, смог и покорно опустился на колени. Стоять так на твёрдом полу было неудобно.
Мадара усмехнулся:
- Подсказать или догадаешься?
Тобирама, не отвечая, взялся за завязки штанов. Идиотом он не был и прекрасно понимал, что от него хотят, поэтому постарался абстрагироваться от происходящего. Впрочем, это решение он принял ещё дома – так было проще.
Выпростав полутвёрдый член из складок ткани, Сенджу отсчитал три секунды – раз, два, три – и моргнул.
Брать в рот у Мадары – мерзость!
И всё же пришлось.
Мужчина не старался доставить удовольствие. Тобирама обхватил головку губами, пососал её и провёл языком вдоль, но этих сухих движений Мадаре хватило: он шумно выдохнул, а член окаменел почти сразу. В этот момент Сенджу передёрнуло.
Учиха положил руку ему на затылок.
- Давай, давай, не отвлекайся.
Тобирама вернулся к побагровевшей головке, на автомате слизнул каплю смазки и, чувствуя, что чужие руки давят на затылок, вобрал её в рот. У Мадары вырвался глухой стон, и вдруг он, двинув бёдрами, вогнал член Сенджу в рот до самого горла так, что тот чуть не подавился. Стало трудно дышать, была бы возможность – он закашлялся, а по трахее вверх поднялось отвращение к происходящему.
Вплетя пальцы ему в волосы, Мадара потянул наверх, заставляя посмотреть на себя. Мужчина ухмылялся, в глазах был лихорадочный победный блеск.
А, возможно, это было просто возбуждение.
На самом деле, от того, что положение головы изменилось, член чуть выскользнул изо рта, чему Тобирама был если не рад, то близко к этому.
Учиха предпочёл сам руководить процессом. Держа Сенджу за волосы, он плавно двигал тазом и шипел сквозь стиснутые зубы. Тобирама не сопротивлялся, но давился и вздрагивал каждый раз, когда Мадара задевал головкой мягкое нёбо, с трудом подавляя рвотный рефлекс. От ситуации и вкуса чужого члена – хотя ничего особо противного в нём не было – мутило, особенно когда чёрные паховые волосы оказывались слишком близко. Что-то подсказывало, что будет легче, если заставить себя не сопротивляться на автомате, но он не мог.
Просто не мог.
К счастью, это не продлилось слишком долго. Учиха отстранил его от себя, и у Сенджу подкосились колени.
Голова кружилась, припухшие губы были влажными от слюны и смазки.
Мадара слитным движением, как умеют только шиноби, сел на футон и расслабленно откинулся на стену, раздвинув ноги. Головка его члена поблёскивала. Кажется, мужчина просто решил расположиться с большим комфортом.
- Тебе нужно особое приглашение? – раздражённо.
Нет, не нужно – но это мысленно. Тобирама подобрался, сглотнул собственную густую прогорклую слюну и склонился меж разведённых бедёр. Знакомое ощущение рук на голове вернулось; Учиха ткнулся твёрдой плотью ему в губы.
Но теперь ему дали некую свободу.
Сенджу действовал сам. Закрыв глаза, он тщательно вылизывал от корня до уздечки и посасывал головку, когда Мадара начинал давить ему на затылок. Учиха был даже в чём-то пассивен и лишь раза два подался вперёд, упираясь не дальше щеки. Откинув голову назад, он шумно дышал и постанывал, чуть морщась - ему нравилось. Его ногти царапали макушку и основание шеи, перемещаясь то ниже, то выше.
Да, Тобирама, действуй. Добровольно, тебя никто не заставлял.
Поработай ротиком, юдзё.
Ублажай, старайся.
Мадара не счёл нужным его предупреждать. Мужчина в нужный момент зафиксировал его голову, не дав отстраниться, и содрогнулся, не сдержав низкого стона. В горло Сенджу ударила горячая струя спермы и, перед тем, как вывернуться, пришлось часть проглотить. Закашлявшись, Тобирама еле успел подставить руку ко рту, чтобы не запачкать так и не снятую одежду; пальцы оказались в липком и мутно-белом, часть попало на лицо, ещё когда Учиха кончал, а несколько капель всё же на ткань водолазки.
Пока Сенджу преодолевал первый рвотный позыв, Мадара успел привести себя в относительный порядок: натянуть приспущенные до этого момента штаны, не потрудившись сделать узел на завязках, провести ладонью по лицу, стирая с него осоловелое выражение после оргазма, но вот майку он потянул наверх и отбросил в сторону.
Учиха бросил на него косой взгляд.
- Ты жалок, - без всякой эмоциональной окраски сказал он. – Ванная налево по коридору, умойся, ты выглядишь отвратительно.
Тобирама не стал с ним спорить. Не хватало ещё, чтобы его вывернуло наизнанку прямо здесь – и гадко, и мерзко, и Мадара будет в ярости. Мужчина вышел из комнаты спокойно, но за дверью, уже не заботясь о скрытности, вылетел на улицу. В горлу подкатывали характерные спазмы, и он согнулся возле задней стены дома.
Сенджу не знал точно, сколько там простоял. Его таки вырвало – мало, так как он почти ничего сегодня не ел, и не сразу, и стало чуть легче. Но даже кислый вкус не мог окончательно стереть привкус чужого семени.
Ночной холод ласкал виски. Пожалуй, ему на самом деле не мешало бы умыться.

Хоть вода и была ледяной, но никак не могла помочь. Тобирама даже выпил немного из горсти, и теперь у него зуб на зуб не попадал – без толку. Капли, очерчивая скулы, стекали к подбородку. У лба и возле ушей пряди волос были мокрыми.
Подумаешь, минет.
Подумаешь, сперма.
Всего лишь выделения, физиология. Ничего, не развалится.
Ради брата он собирался перетерпеть большее, и не один раз.
Когда Сенджу вернулся в спальню, вид Мадары выражал нетерпение. Колкий, едкий, взмыленный, раздражённый - весь такой от растрёпанных волос до кончиков постукивающих по полу пальцев, он вызывал у Тобирамы отторжение, всегда, так как был слишком важной чёрной кляксой на руке Хаширамы, а значит и на жизни его близких.
Тобирама Сенджу никогда не капал чернилами.
- Раздевайся, - небрежно бросил Учиха.
Сенджу взялся за край водолазки. Мужчина раздевался чётко, будто собирался переодеться к спаррингу с Хаширамой, и ронял одежду прямо на футон. Рука дрогнула разве что у ткани фундоши*, но лишь на мгновение, и Тобирама без колебаний отбросил ненужную сейчас ткань в сторону.
И только в этот момент осознал, что Мадара, дыша медленно и глубоко, смотрит на него, не отрываясь, а взгляд его помутнел. Это обожгло плечи, торс, живот, ноги, голени и пах, растеклось по груди на спину и ниже.
Неприятно и даже как-то жутко, к тому же, Учиха не был полностью раздет, поэтому своя оголённость нервировала.
- Сядь, - очередное короткое указание, которому нужно было следовать.
Сенджу скрестил ноги и незаметно – он надеялся, что это именно так – поёрзал.
Больше Мадара ничего не говорил. Когда он подобрался ближе, Тобирама успел увидеть узнаваемый дёгтевый блеск в глазах, но Учиха пересел ему за спину. Мужчина сумел не вздрогнуть, почувствовав чужие руки на лопатках. Мадара размашисто гладил, давил болезненно, а его руки обжигали своим льдом.
Впрочем, мужчина не копался слишком долго. С силой нажав на лопатки и прекрасно зная, что Сенджу не будет вырываться, Учиха заставил его встать на четвереньки. Прошёлся кончиками пальцев, чья дрожь выдавала, как долго он этого хотел, по внутренней стороне бёдер, положил ладонь на ягодицу.
Тяжело дыша, Мадара стал лапать и тискать его за задницу, как девку из подворотни, которую затащили в тёмный проулок и подол вверх. Его руки были жёсткими от мозолей, из-за холода вверх по позвоночнику поползли мурашки, и в этом чувствовалось лишь животное желание и похоть. Вдруг его пальцы проскользнули в расщелину между ягодицами, размашисто гладя там.
Стоя в раскорячку трудно было расслабиться.
Учиха потёр большим пальцем какое-то особо чувствительное место – было несколько неприятно, как наждачкой прошёлся – и надавил им на анус. Сенджу раскрылся слишком легко.
- О, да ты готовился... – с ложной признательностью и, вероятно, искренним удивлением выдохнул Мадара куда-то ему в поясницу.
Мужчина поморщился, так как он надеялся, что Учиха не поймёт. Да, он подготовился кое-как, так как предпочитал заботиться о своём состоянии заранее и самостоятельно – с Мадары стало бы изнасиловать его на сухую. А так – очередной удар по самолюбию.
Полилось масло, у которого был резкий запах... чего? Тобирама не смог в первое мгновение определить, понял только, что ему этот аромат не нравится, а позже – не успел, так как Учиха вогнал в него два пальца.
Не больно, но противно, к тому же, руки сами собой дрогнули.
Мадара, торопясь, готовил его для себя: имел пальцами, ни капли не заботясь об ощущениях Сенджу, разводил в стороны средний и указательный, растягивая, и в какой-то момент добавил третий.
Стало чуть хуже.
Учиха убрал пальцы. Тобирама зажался, когда его коснулся чуть влажный член, хотя здравый смысл подсказывал, что лучше поддаться, а спустя мгновение Сенджу рефлекторно дёрнулся, вырываясь, и зашипел – Мадара вогнал сразу же на всю длину или почти на всю.
- Ш... Больно... Гад...
- А ты хотел нежностей, шлюха?
Как пощёчина.
Ему не дали привыкнуть. Без лишней жестокости, Учиха начал двигаться плавно, в своём ритме и, сильно сжимая пальцы на бёдрах Тобирамы, входил глубоко и грубо. Сенджу стискивал зубы и невольно пытался отстраниться, когда Мадара слишком резко в него входил. Толстый член поршнем ходил в заднице, зудящая боль жгла, но была терпима, а на щеках вспыхнул яркий румянец унижения, так как реальность накатывала с каждым толчком.
Ты здесь добровольно, Тобирама Сенджу.
У Учиха вырвался громкий стон.
Его злой смех, то, как он обратился – это почти правда.
Не выдержав, Тобирама упал на локти. Мадара поставил согнутую в колене ногу сбоку от него и замедлился, растягивая себе удовольствие.
- А.. ах... м... тугая сучка...
Тебя трахает Учиха Мадара – вот она, жизнь.
Шлюха.
Учиха схватил его за волосы, не давая поднять голову. Мужчина вновь ускорился и теперь механически вбивался с характерными влажными хлопками кожи о кожу. Сенджу не мог дождаться момента, когда всё закончится.
Всхлипнув, Мадара навалился со спины, вжимая своим весом в футон. Тобирама кое-как упёрся рукой в постель, чтобы не быть совсем уж распластанным, и скривился: от перемены угла проникновения он чувствовал чужую плоть острее. Шумное частое дыхание теперь было совсем близко, а Учиха, в контраст сжавшим плечи Сенджу ладоням, был горячим.
Чёрт. Никакой дистанции.
Невыносимо.
Мадара, не выпутывая пальцы из волос, размашисто лизнул шею, больно укусил рядом с бьющейся жилой и прижался к следу губами, не целуя, но чтобы ощутить, как тот, краснея, быстро опухает. А Тобирама кожей почувствовал, что Учиха улыбается от наслаждения.
Кончал Мадара долго, особенно если учесть, что делал он это второй раз за ночь; замерев и впившись в руку Сенджу пальцами, Учиха замер и излился куда-то в изгиб кишечника, после чего отпустил-таки его волосы, не забыв напоследок попытаться приложить его лицом о жёсткую подушку.
Некоторое время Тобирама лежал на животе плашмя. Не из-за того, что боялся дрожи в ногах, а чтобы Мадара не увидел его лицо сейчас. Требовалась минута, чтобы взять себя в руки и унять сбившееся от напряжения дыхание.
Спину и ягодицы обдало холодом, Сенджу жадно глотнул свежего воздуха; это придало сил, моральных, тело особо не пострадало. Чиркнула спичка – Учиха закурил.
Тобирама осторожно сел на пятки, прислушиваясь к себе. Ноющей боли в мышцах пока не было, рано, по бёдрам потекла сперма.
Гадость.
- Одевайся и проваливай, - негромко произнёс Мадара. Голос у него стал чуть более хриплым, чем был до, а интонации выдавали желание вышвырнуть Сенджу из своего дома как можно скорее. В последнем Тобирама был с ним солидарен, поэтому задерживаться не стал.
Если бы он обернулся на ближайшем повороте, то увидел бы, что Учиха погасил огонь, спустя четверть часа, как Сенджу пересёк порог.

Наскоро выстиранные вещи висели на грубой верёвке, протянутой наискось через ванную под потолком, с них уже накапали немаленькие лужи воды: как бы быстро Тобирама ни добирался до дома, брюки и бельё успели выпачкаться в семени, а водолазка с белым пятном у ворота впитала в себя капли пота, притом Сенджу не мог быть уверенным, что это его пот, а не капли с груди прижимающегося к нему во время секса Мадары.
Грязь-грязь-грязь!
Младший Сенджу в жизни не был таким грязным!
Над офуро** поднимался пар. Бёдра и поясница ныли, но завтра будет хуже. Тобирама устроился так, чтобы лишний раз не задевать повреждённые места, и нервно постукивал маленькой ёмкостью с целительной мазью по краю ванны.
Стоит или нет?
Подумалось о той юдзё, беловолосой Отосу, тощей и неказистой. В голову пришла циничная мысль, что, вероятно, он лишил её заработка на месяц.
«Шлюха».
Какая ирония.
Наконец, решившись, Сенджу опустил свободную руку под воду, подогнул одну ногу, оперевшись пяткой о приступок, и осторожно ощупал вход и стенки у края. Нежная травмированная плоть отозвалась пощипыванием, Тобирама скривился.
Стоит, но потом, у себя.
Как хорошо, что Хашираме пришлось отлучиться.
Мужчина принял прежнее положение, а баночку отложил на удобно расположенную на расстоянии вытянутой руки полку с банной солью и мылом. Надо было признать, что он вымотался за эту ночь, но ради любимого брата и его счастья можно было вытерпеть и не такое. В конце концов, каждый рано или поздно чем-то жертвует.
В его случае – телом и достоинством, и то, и другое подлежит восстановлению.
Дешёвая плата.
Обычная политика.
Перед тем, как сесть в ванную, Сенджу потратил почти час, чтобы смыть с себя всю мерзость, от пота до семени Учиха. Как с корнем выдрать это из памяти через месяц – он пока не знал, и, к сожалению, тут горячая вода помочь не могла.
Потянуло в сон, уставший организм требовал отдыха.
Ничего.
Потом решит и придумает.

* Фундоши - традиционное японское мужское нижнее бельё. Обычно представляет собой длинную ленту ткани обёрнутую вокруг талии, пропущенную между ног и заправленную или завязанную сзади.
** Офуро (японская ванна) — бочка или прямоугольный ящик из дерева различных пород: корейского кедра, дуба, лиственницы. Традиционная глубина — 81 см, ширина — 1 м, длина 1,4 м. Внутри установлен специальный приступок, чтобы удобно было принять полулежащее положение. Специальная, погружаемая в воду, печь нагревает воду до 45-50 °C. Человек погружается в офуро по плечи. Считается, что офуро способствует не только физическому очищению, но и духовному.