Ненависть. Глава 8. Наваждение

Тобирама поднял с берега камушек и кинул в реку, нарушая покой тихого течения громким всплеском. Пожалуй, следовало сразу пойти домой, а не сидеть растраханной задницей на холодном камне посреди ночи.
Но Сенджу чувствовал себя абсолютно потерянным.
Зачем кому-то нужна была та война? Смерти – своих и чужих?
Были ли кому-то нужны жизни Итамы и Каварамы, а так же многих и многих других...
А ему самому – так уж ли сильно он радовался тому, что смог убить Изуну? В конце концов, он был незнакомым ему человеком, хоть и врагом...
Раз не было смысла в войне – сколько смысла в этом отчасти лицемерном мире между кланами? Или же в мире вовсе?
Мысли неприятно путались. Мужчина поднялся, подошёл к воде, шумно шаркая подошвами о гладкую речную гальку и, присев на корень, умылся. Было слишком темно, чтобы увидеть своё отражение, но ночь прояснилась, и вода теперь ловила блики ночного небесного светила и звёзд, чей ковёр гораздо краше в августе.
Тогда уже действительно всё закончится.
Сил подняться с корня не нашлось. Вообще-то, он был довольно удобным, этот корень, и можно было откинуться на широкий древесный ствол. Эта ива, вероятно, росла здесь испокон веков, макая ветви в бегущую воду, и вряд ли какой-то человек со своей короткой жизнью мог нарушить её покой.
Как тихо...
Глаза слипались.
Тобирама и сам не заметил, как задремал.

Проснулся он за часа полтора до рассвета; небо на востоке уже начинало светлеть. Тело затекло от неудобной позы, но, как ни странно, Сенджу чувствовал себя немного отдохнувшим.
Вот теперь – точно домой, в ванну и спать.
Наверное, Тобирама слишком шумел или был недостаточно осторожен... Так хотелось думать: он чем-то громыхнул, из-за чего Хаширама проснулся и спустился вниз. Это было бы лучше варианта, что брат заметил его отсутствие в течение почти всей ночи и ждал его.
Старший Сенджу был сердит.
- Ну? – устало выдохнул он.
Беспокоился.
Хаширама ждал объяснений, которых у Тобирамы не было.
Не лгать же в глаза родному брату?
- Брат, я...
- Тобирама. Я... мне не спалось, и я зашёл к тебе. Да, это глупо... но я открыл дверь – а тебя нет. Вообще. Ни следов борьбы, ни остатков чакры – ничего. Все вещи на местах.
- Хашира...
- Я понимаю, что ни ты, ни я давно уже не дети и можем делать, что хотим, но разве так трудно было меня предупредить? Просто слово сказать, что тебя сегодня не будет и... дать мне возможность спокойно провести остаток ночи.
Трудно.
Да, брат мой, безумно трудно – младший Сенджу хотел бы это сказать.
Мне трудно было сегодня идти к Мадаре в третий раз и знать, что это повторится ещё раз.
Мне трудно делать это.
Мне трудно скрываться от тебя, как от врага.
А ещё я так запутался – да, Хаширама, мне очень трудно, так как я уже совсем ничего не понимаю, и впервые в жизни не имею возможности обратиться к тебе, хоть раньше и не ценил её.
- Эй, Тобирама... – его интонации изменились, возможно, Тобираму выдало что-то в выражении лица; Хаширама подошёл ближе и чуть наклонился, заглядывая в глаза, так как был выше.
Как и положено старшему.
Хоть где-то что-то правильно...
- Ну, где ты был, а? – ласково. – Я так волновался... М?
Нет...
Нет-нет-нет, он просто не мог лгать Хашираме!
Сенджу младший плавно осел на пол и, сев на небольшой порожек у самого входа, перед которым снимают обувь, и обхватил себя руками, пряча лицо в коленях.
- Тобирама... – брат опустился на корточки напротив и тронул за плечо. – Ты... не можешь сказать мне, да?
Тобирама закивал, не поднимая головы.
-Так... Это важно, да? – опять кивки. – Это касается клана Сенджу, нас всех?
«Это тебя касается, Хаши».
Опять кивки.
- Хорошо... я понял... я не буду тебя расспрашивать... Но Тобирама, успокой меня – ты точно справишься? Тебе не нужна моя помощь, точно?
Мужчина посмотрел на Хашираму, во взгляде котором светилась непонятная надежда вперемешку с волнением.
- Не надо... Я справлюсь. Верь в меня, хорошо?
Брат тяжело вздохнул и покачал головой.
- Не исчезай так больше... Пошли, там ещё чай оставался.
- Чай?
- Мама всегда предлагала пить чай, если что-то шло не так.
Губы старшего Сенджу тронула улыбка. Тобираме она понравилась, хоть матери он почти не помнил: женщина, в которую он пошёл внешностью, а брат – характером, не выдержала четвёртых трудных родов.
Чай так чай.

Хаширама спал крепко: подсыпанное ему в чай снотворное было удивительно действенным, Сенджу младший уже проверил его в период своих кошмаров. Футон у брата был большеват для одного, но мал для двоих, но это ничего...
И так хорошо.
Тобирама забрался под одеяло, осторожно, чуть боязно, пододвинулся ближе и, глянув на чужое лицо, вдруг не сдержался и стиснул его руками, утыкаясь носом в ярёмную впадину. Хаширама шевельнулся, чувствуя прикосновение, и, продолжая отдыхать в царстве снов, обнял его в ответ; ему снилось что-то хорошее.
Мужчина уйдёт до того, как Сенджу старший проснётся.
А пока ему хотелось остаток ночи не ворочаться и ощущать живое защитное тепло родного человека.

Коноха получала неожиданное пополнение спустя два дня.
Их никто не звал, никто не договаривался... Три клана, чей союз нерушим, пришли за миром и обетованным местом сами.
Главы кланов и ближайшая родня – их настрой был серьёзен.
Светловолосые и гордые Яманака с севера; трудно было не засмотреться в голубые или аквамариновые глаза, а собственный взгляд цеплялся за тонкие фигуры женщин, в чьих рукавах звякало оружие. Длинные волосы, острый ум – их окутывал ореол осторожности, однако, глава Иноката оглядывался с интересом, а его взрослый сын Иноки пятнадцати лет от роду – с любопытством.
Клан Нара, клан теней и тайн – с ними сражались, когда пасмурно, или же на действительно открытом пространстве. С первого взгляда в них не было ничего особенного, но далеко не молодой Шикадзё был изуродован шрамами, что говорило о том, что мужчина не просто так дожил до своих лет, держа свой пост*.
Молодые шиноби, которым приходило в голову смеяться над полнотой и внешней неуклюжести Акимичи жалели об этом на второй минуте боя, а особо неудачливые могли и не успеть пожалеть, будучи раздавленными или убиты каким-либо иным способом. Чоджин был степенен, его широкий бордовый нагрудник был исчерчен царапинами от вражеских клинков, однако, что-то во всём его облике чувствовалось нечто надёжное и нерушимое.
Иноката, Шикадзё, Чоджин – три пары серёг, три клана и крепкая дружба, возведённая в традицию поколений. Мужчины держались на равных, не было среди них главного, а потому и к Хашираме для приветствия они подошли одновременно.
Тобирама держался в тени, раз за разом осматривая толпу. Будь это какие-либо другие кланы, вероятность заговора была б гораздо ниже, так как трудно договориться между собой чужим, но тут особый случай...
Лично у него больше всего подозрений вызывал наследник Яманака.
Брат приветливо улыбался гостям и, приглашая, вскоре кивнул им в сторону резиденции. Тоши появился у младшего Сенджу за спиной недостаточно тихо для атаки, но в самый раз для отдачи незаметного приказа.
- Тобирама-сан.
- Тише... Следить за всеми, и, - что-то в груди дёрнулось, будто полураздавленный скользкий червяк, - если не будет хватать людей, возьмите Учиха. С тех, кого заметят – взыскание.
- Есть.
Тоши исчез.
Тобирама усмехнулся про себя. Взыскание – забавная цензура, раньше было жёстче, хоть это раньше было не так уж и давно.
Но за работу.

К счастью, опасения Сенджу младшего – хотя нельзя сказать, что совсем необоснованные, перестраховаться всегда проще, чем устранять последствия – не сбылись. Спустя часа три гости откланялись и отошли в свои лагеря, а вечером Хаширама продемонстрировал три договора и сообщил новости из страны Земли: в самом её центре сформировалось похожее на Коноху поселении.
- А название?
- Селение, скрытое в Камнях.
- Как оригинально, - нашёл в себе силы на иронию Тобирама, думая, что шиноби тех краёв сильны.
Брат ещё беспокоился за него: бросал короткие взгляды и резко отворачивался, стоило младшему Сенджу поймать один из них, старался весь день по возможности держаться рядом, а после ужина сам завязал бессмысленный разговор.
На самом деле, Тобирама был только рад такому раскладу. Знать, что брат с ним, а не с Мадарой, было собственнически приятно, отказываться от заботы не хотелось.
Правда, было одно «но».
Весь день тянуло в сон, а ночью ему вновь снились кошмары.

Охота в дни мира являлась лучшим развлечение аристократов, как простых, так и воинской элиты, но Тобирама никогда не испытывал к этому занятию особых чувств. Однако от предложения главы Нара нельзя было отказываться, поэтому сейчас младшего Сенджу окружал редкий подлесок; убивать было не обязательно, важнее сам факт присутствия.
Мадара вглядывался в небо. К всеобщему удивлению, он любил охоту, но лишь особый её вид – соколиную.** Учиха даже предоставил несколько обученных, не чурающихся чужих, птиц. Сейчас же мужчина был предельно сосредоточен и явно находился в своей стихии, а ещё зло шикал на каждого, кто издавал лишний звук.
Шикадзё полностью его поддерживал.
Мадара, тряхнув высоким хвостом, двинулся к краю обширной пустоши – ни знака, ни жеста. Нара крадучись последовал за ним, третий – Хаширама, Тобирама замыкал.
Три сокола – бурый, пятнисты и со странными чёрными пятнами на крыльях – медленно кружили над небольшой заросшей канавой. И вдруг один из них взлетел чуть выше и резко начал падать вниз практически в пике.
Это было красиво и чрезвычайно быстро. Птица избежала столкновения с землёй в самый последний момент, взмах крыльев, другой – сокол кого-то преследовал, а его же сородичи были не в силах его нагнать.
Младший Сенджу на мгновение потерял его из виду, а Учиха активировал шаринган, вглядываясь и не спеша приближаться. Шикадзё с опаской покосился на Мадару.
- Кажется, я знаю, чья это птица, - весело произнёс Хаширама.
Учиха усмехнулся.
- Туда, - кивнул он вперёд и пошёл первым.
Отдалившись от остальных, мужчина по-разбойничьи свистнул. Приученный сокол повиновался, вновь подымаясь ввысь и по дуге возвращаясь к хозяину. Мадара подставил руку в плотной чёрной перчатке, и птица послушно приземлилась на неё.
Нагнать его не составило труда.
Это оказался бурый сокол, с виду самый невзрачный. На его загнутом клюве блестела кровь с добычи. Учиха осторожно провёл рукой по его перьям на голове и между крыльев.
- Не думал, что ты хорошо ладишь с птицами, - заметил Сенджу старший.
- Не шуми, - Мадара продолжал гладить птицу кончиками пальцев и, разворачивая руку, костяшками пальцев, бережно, еле касаясь, а та в благодарность прикрыла глаза.
На вопрос он всё же ответил.
- Не со всеми... Только с хищными...
Нара сделал пару шагов ближе, подключаясь к разговору.
- Я хоть и не специалист, но никогда не слышал, чтобы охотничьи птицы так подставлялись. Разве что в особых случаях...
- Мы с ним давно знакомы, - неожиданно мягко пояснил Учиха, улыбнувшись уголками губ. – Этого я сам вырастил, поэтому моих рук он не боится...
Мужчина вскинул руку, отпуская сокола размять крылья вдали от птичника, который, к слову говоря, появился в Конохе одним из первых, раньше большинства жилых домов и прочих жизненно необходимых мест, так как там же держались птицы-гонцы.
Шикадзё рукой «поймал» второго сокола, пятнистого, а его тень копией оригинала устроилась у мужчины на противоположном плече. Нара, затаив дыхание, протянул к нему руку – будто любопытный ребёнок, честно слово – и его не клюнули.
- Вы ему понравились, Нара, - бросил Мадара, не оборачиваясь. – Оставьте у себя, считайте это подарком в знак того, что мы теперь не враги.
Сколько членов клана Нара убили Учиха?
И наоборот – меньше, наверное, но всё же...
А Мадаре всё это не было интересно. Спрятав руки в карманах, Учиха смотрел в небо и мысленно тянулся к тонким облакам.

К новым соседям привыкали быстро, возможно, потому, что новые люди в селении умели не только убивать. Например, Яманака оказались сведущи в растениях, но не с точки зрения ядов и лекарств, а с эстетической стороны, и вскоре за супругой Инокаты, госпожой Мамехой, практически всегда следовала стайка девиц, который выспрашивали у неё значения и тайные тех или иных цветов, надеясь, что женщина расскажет что-то стоящее.
Нара – знатоки медицины отваров.
Акимичи - боевые пилюли, подобиями которых Тобирама пользовался крайне редко.
Какого чёрта Мадара ошивается с Инокатой и Чоджином?
Хотел бы Сенджу это знать.
Впрочем, не важно.
Близился день, когда всё закончится.

Настроение было дерьмовым. С одной стороны, Тобирама точно знал, что не испытывал не любви не ревности, с другой – прогуливающиеся в тихих закатных сумерках Хикаку и Тока его чем-то взбесили. Такого раньше никогда не было, вот так раз – и до скрипа зубов, до калённого бешенства...
Бар – это спасение.
Учиха Мадара в том же баре - подкатывающая к горлу бурлящая ярость, которая требовала немедленного выхода.
Сенджу подошёл к нему целенаправленно, хоть и смутно осознавал свои намерения: он уже успел немного выпить и кровь кипела, хотя отнюдь не от саке... Кажется, это было что-то очень крепкое и дорогое... редкое в этих краях... текила?
А, плевать.
Что бы это ни было, напитки с таким градусом надо поглощать, закусывая.
- Что ты здесь делаешь? – выдавил Тобирама почти спокойно.
Мадара был расслаблен и меланхоличен: сидел, откидываясь на спинку, пил гиндзё*** – Сенджу такое не любил, а потому особо остро ощущал специфический аромат – и расслаблялся.
- Не твоё дело, - обманчивое спокойствие в голосе.
Вкрадчивые интонации.
Бесит.
- Какого чёрта ты здесь?! – повысил голос Сенджу, не осознавая бессмысленность вопроса; уголок был укромным и пока что никто ничего не замечал.
Учиха не ответил. Игнорировал...
Ну, что ж.
Тобирама схватил его за балахон на груди, вздёрнул и встряхнул. Мужчина не видел напротив ни шарингана, ни какой-либо осмысленности – равнодушие. А огонёк насмешки, который словно б говорил: «Чтобы ты ни сделал сейчас, через пару дней я тебя всё равно трахну, сам придёшь», - показался.
Ещё привиделось иное: те ранения Мадары, сидящий возле него Хаширама, спасение жизни любимого брата – это генджитсу, чтобы обмануть и запутать.
Свести с ума.
- Отпусти, урод, - прошипел Учиха, которому Сенджу задел почти зажившую рану.
Этого, вкупе с собственным, надуманным, и желанием набить морду в ответ, которое теплилось и ждало своего часа где-то под рёбрами, хватило.
Тобирама без замаха дал ему в нос, надеясь услышать мерзкий хруст.

Их смогли растащить, хотя Сенджу и не понял, как: за мгновение до того, как кто-то повис у него на руках, Мадара с душой приложил его виском о подвернувшуюся столешницу, поэтому перед глазами тогда и пару секунд позже плясали чёрные мушки. Дышать было трудно, так как Учиха ударил его ранее ногой в солнечное сплетение, но, не слишком активно пытаясь вырваться, Тобирама заметил, что тот стоит согнувшись.
Убедившись, что он больше не попытается напасть, несколько человек бросились к Мадаре; ткань у него на груди окрасилась чем-то тёмным, он тяжело дышал. Каждый видел, что начал именно Тобирама, поэтому толпа приняла другу сторону.
Швы у Учиха местами таки разошлись.
Ну, похер, пусть подыхает и принимает незаслуженную помощь.
Сенджу вывалился на улицу. Где-то на периферии сознания мелькнула мысль, что лучше б брат об этом не узнал, и сразу же исчезла. Стало как-то тоскливо, душно в тёплой ночи, висок кровил, а щёку саднило.
И к Токе подлечиться не зайдешь.

*Примечание: Шикадзё не стар. Ему лет сорок, просто во время войны дожить до тридцати – удача.
** Информация взята из третьего датабука.
***Гиндзё – один из типов саке. Приготавливается из дополнительных элементов, такие как «дрожжи гиндзё», а сам процесс брожения проходит под низкими температурами. Гиндзё имеет очень приятные фруктовый и цветочный аромат и деликатный вкус.