Непокоренная вера в добро. Глава 4.

- Ох уж этот непоседа, - Рин с досадой качает головой, обращаясь к неподвижно стоящему посреди комнаты мужчине, – вы уж не сердитесь, мальчик всегда такой энергичный, шумный… Казуки-сан, давайте перейдем к Вашим проблемам, мне не хотелось бы задерживать Вас надолго. Пожалуйста, проходите к столу, устраивайтесь поудобнее, а я пока достану все необходимое.
- Благодарю Вас за заботу, Рин-сан!
Обито проходит к столу, садится за него, откидывая капюшон плаща назад и глядя прямо перед собой, ждет хозяйку. Рин, повернувшись к нему спиной, что-то ищет в большом застекленном шкафу, стоящем рядом. Обито буквально поедает ее своим взглядом, не в силах отвести его… В ее густых каштановых волосах, пышной копной покрывающих спину до середины лопаток, затерялись озорные лучики закатного солнца; они игриво вспыхивают то в одном, то в другом месте, весело беснуясь в такт движений Рин. Точеная фигурка, обтянутая темно-лиловым трикотажным платьем, кремовый домашний фартучек, завязанный на спине на бант атласной лентой, еще больше подчеркивает ее хрупкость. ”Она почти не выросла за эти годы… Если я обниму ее, она и до моего подбородка макушкой не дотянется. Совсем девчонка со спины. Как будто и не прошло столько времени”. Наконец, Рин нашла все, что нужно, и идет к столу, но внезапно останавливается. Вместо лица своего гостя она видит ярко-оранжевую маску с закрученными по часовой стрелке спиралями и единственным отверстием для глаза.
- Казуки-сан… Прошу прощения, но зачем Вам такая странная маска? – стараясь скрыть свое любопытство, осторожно спрашивает хозяйка.
- Ах, маска… Да ничего особенного, право же. В юности, на миссии, не успел увернуться от взрывной печати, вот и поцарапало чуток. – ”Ксо! Я не умею врать…” – А чтобы не сильно расстраиваться по этому поводу, вместо обычной повязки решил носить что-нибудь оригинальное.
- Да, весьма неожиданное решение, - мягко улыбается в ответ Рин. – Ну что же, давайте я посмотрю Вас, все готово, – разложив на краю стола пару баночек с какими-то мазями, несколько бинтов и ножницы, Рин добавляет, - разденьтесь, пожалуйста, по пояс. Я пока отойду на минутку, кажется, забыла еще одну мазь.
Когда Рин через несколько минут заходит обратно в комнату, ее пациент сидит на столе спиной к входу. Наметанный глаз медика сразу различает множество шрамов, покрывающих тело. Совсем старые, едва видимые белесоватые ниточки выделяются на загорелой спине мужчины, переплетаясь с ярко-розовыми, светло-красными, кроваво-багровыми полосами, линиями, пятнами причудливой формы. Длинные, идеально ровные, тонкие полосы – катана; совершенное оружие оставляет совершенный след. Короткие, прерывистые, словно прожилки на листе – это внесли свой весьма заметный вклад кунаи и сюрикены; почти детское оружие, но в большом количестве они заставляют считаться с собой. Небрежно разбросанные, с неровными краями, будто неумелый художник взялся за кисть и бездумно мажет ей бумагу – это ожоги от взрывных печатей. Сердце Рин болезненно сжимается при виде столь многочисленных свидетелей перенесенной когда-то боли. Она никогда не могла равнодушно смотреть на чужие страдания, даже если видела только их последствия. Наверное, поэтому она и не смогла надолго задержаться в профессиональной среде медиков. Нежное, ранимое сердце не выдерживало такой эмоциональной нагрузки, душа болела за каждого, а разум справедливо понимал, что на всех ее просто не хватит, и эта вполне логичная мысль не давала спать ей ночами, заставляя идти в госпиталь вне очереди, просто потому, что нельзя было спокойно спать дома, когда кто-то нуждался в твоих руках, умениях, заботе… Вот и сейчас она не может спокойно смотреть на такую широкую, сильную, мускулистую спину, и в то же время такую беззащитную… И все из-за этих проклятых свидетелей перенесенной боли!
Осторожно кашлянув, пытаясь таким способом показать, что она уже пришла, Рин идет к столу.
- Казуки-сан, я готова. Начнем?
- Да, пожалуйста. Будьте так добры.
На секунду закрыв глаза и сосредоточившись, Рин активирует чакру. Вокруг правой руки вспыхивает трепещущее изумрудное облачко. Сделав шаг к пациенту, она тянет руку к самому большому и страшному шраму, занимающему чуть ли не всю левую сторону грудной клетки, прерывая превосходный рельеф мышц ровно от ключицы через область сердца и до самого низу. Мужчина неожиданно вздрагивает.
- Что-то не так? – с тревогой в голосе спрашивает Рин.
- Нет, что Вы. Я просто задумался о своем, – беспечный голос незнакомца возвращает ей прежнюю уверенность. – Пожалуйста, продолжайте!
”Ты так близко, Рин. Боги, я, наверное, схожу с ума… Меня так тянет к тебе! Только бы не выдать себя, не коснуться губами твоей нежной руки. Когда давным-давно мы были в одной команде, я ведь справлялся с собой, не желая поначалу выдавать свои чувства, а сейчас… Почему я так реагирую на твои прикосновения?”
- Казуки-сан, – тихий голос вырывает Обито из размышлений. – Я осмотрела все Ваши шрамы на левой половине тела… Конечно, они в плохом состоянии, видно, что после нанесения эти раны не были должным образом обработаны, но это все исправимо, от Вас требуется только время и дисциплина, – и с легкой улыбкой на лице Рин добавляет, – я уверена, что Вам это будет не трудно! Вы ведь через столько прошли. А теперь, пожалуйста, сядьте ко мне другим боком.
Кивнув, мужчина выполняет просьбу. Рин продолжает прерванное дело, но неожиданно вздрагивает. Происходит что-то странное! Потоки чакры в правой половине почти не чувствуются, кажется, будто все каналы пробиты насквозь, и вырывающаяся сквозь всевозможные пробоины чакра хаотично движется от узла к узлу, не в силах принять должное направление.
- Что с Вашей чакрой? – вскрикивает пораженная Рин. – Я совсем не чувствую ее потоков в правой части тела. Никогда не встречалась с таким, – озадаченная женщина продолжает водить руками в разных направлениях. Ее лицо становится все более и более напряженным – то же самое происходит в правой руке, правой части шеи, головы…
- Это невозможно! – восклицает она, испуганно отступая на шаг от странного пациента. – Что с Вами случилось? И как после таких ужасных повреждений Вы могли восстановиться?
- Рин-сан, со мной чего только не случалось, – мужчина не разделяет беспокойства своего доктора. – Вы ведь знаете, в какие передряги порой заносит путь ниндзя. А насчет восстановиться... Смерть стоит того, чтобы жить! – добавляет он с неодолимой уверенностью.
”А любовь стоит того, чтобы ждать! Я не знаю Рин, как проклятый дух моего предка смог овладеть моим почти умершим, раздавленным телом, не знаю, какие обряды он совершал, какие жертвы приносил, чтобы поставить меня на ноги. Не знаю и не помню, потому что разум мой был полностью подавлен им. Я ничего не помню за прошедшие двадцать лет, все словно покрыто густым туманом”.
- Прошу прощения, я была так несдержанна, – извиняющимся тоном говорит Рин, подходя обратно к столу и берясь за баночку с мазью. – Сейчас я обработаю все Ваши шрамы. Эта мазь ускоряет восстановление тканей, но ее надо наносить каждый день и обязательно перевязывать сверху чистыми бинтами. Если Вам будет тяжело справляться с этим, можете приходить ко мне, я помогу.
- Благодарю за заботу, Рин-сан… Надеюсь, что справлюсь сам.
Рин приступает к делу, не спеша и тщательно смазывая каждый шрам, каждое пятно от ожога, каждую царапинку. Приятно видеть ее сосредоточенное лицо, ловкие руки так и летают от баночки к очередному шраму, от шрама – к бинту, чик! Стальные блестящие ножницы легко перерезают белоснежную полупрозрачную ткань, и снова тонкие пальчики погружаются в баночку. Движения рук мягкие, успокаивающие, едва заметное облачко чакры продолжает светиться, согревая обрабатываемое место, расширяя сосуды, быстрее гоня кровь к пораженному участку.
Тук-тук-тук… Пульс мужчины становится все быстрее. Рин вскидывает на него глаза.
- Что-то не так? – в ее голосе слышится неприкрытая тревога.
- Нет, что Вы! – спешит успокоить ее пациент. – Все хорошо, замечательно! – ”ну что за бред я несу?”
- Простите меня, Казуки-сан, я забыла предупредить Вас, что мазь обладает весьма выраженным согревающим эффектом, и это не может не отразиться на Вашем пульсе. Тем более для улучшения эффекта я использую чакру, хоть и совсем немного.
”И все же я не могу забыть этот необычный поток чакры, – хоровод мыслей одна за другой начинают овладевать сознанием Рин. – Поражает столь точная локализация этих изменений, ровно пополам тела, нигде ни на сантиметр не выдается на левую сторону. Как будто камнем придавило, – и тут Рин мысленно осекается. – Камнем? Совсем как… Боги, да что же это за мысли такие странные в голову лезут? Он… Ведь он мертв, мы с Какаши видели!”
”Когда вы уходили, он был еще жив, неужели ты забыла?” – Рациональный голос логики вплетается в хаотичный узор вконец запутавшихся и сбившихся робких догадок.
”Нет, нет! Этого не может быть!!! Если бы он мог жить, если бы он был жив, мы бы знали, знали это!!!”.
”Вы были далеко, вы похоронили и оплакали своего друга, сохранили память о нем как самое драгоценное, что есть на свете. Но почему тебе так сложно признать, что все эти годы ты верила, искренне и непоколебимо верила в то, что Обито жив?”
”Я не знаю… Не знаю. Я до сих пор верю, тихо и незаметно верю… И жду”.
Наконец, Рин заканчивает. Наложив последнюю повязку, она вскидывает лицо на своего странного пациента, пытаясь поймать взгляд его единственного видимого из-под маски глаза. Мужчина также отвечает ей, неотрывно глядя в глаза. Рин смотрит и смотрит, словно пытается найти ответ на свои несмелые надежды в этом абсолютно свободном от эмоций, темно-карем, почти черном, море.
- Казуки-сан, - с трудом разлепляя губы, Рин собирает со стола баночки, остатки бинтов и идет с ними к шкафу, – мне кажется, что я все осмотрела и обработала. Вас больше ничего не беспокоит?
”Ну вот и все… Сейчас он встанет и уйдет, вежливо поблагодарив за помощь. А я опять останусь одна, лицом к лицу со своей болью и безнадежной верой. Обито… Если бы ты…”.
”Что же мне делать? Что? Я не могу уйти от нее, не могу! Я так долго хотел увидеть ее… Рин, что же мне делать?!”.
- Рин-сан?
Женщина оборачивается на зов.
- Да?
- Если Вам не трудно, пожалуйста, посмотрите еще, моему лицу досталось не меньше, чем телу.
Повернувшись к Рин спиной, мужчина начинает медленно развязывать широкие шнуры, удерживающие маску на его лице. Раз узел, два… Оранжевая маска падает на стол. Черные непокорные волосы свободно распадаются в стороны, не сдерживаемые более завязками.
Не дыша, опустив глаза в пол, Рин медленно идет к столу и сидящему на нем мужчине. Шаг, второй, третий… Кровь все быстрее бежит внутри, неистово бьется в висках, все громче стучит сердечко, заглушая пение птиц за окном, шум собственных шагов, и мысли, бесконечные мысли, надежды, мечты.
”Еще шаг, и еще один. Господи, что же это, что? Кто Он? Этого не может быть, не может!”
Последний шаг сделан. Рин поднимает голову, затуманенным взором ища его. Мужчина поворачивается всем телом, гордо расправляя плечи, не скрывая своего лица, не пряча взгляда. Узкая черная лента наискось закрывает левую глазницу…
”Теперь я действительно свободен, Рин. Я наконец-то вернулся к тебе”.
Не отрываясь, они смотрят друг другу в глаза. Губы Рин что-то шепчут, то сжимаясь, будто от боли, то озаряясь робкой улыбкой. Руки сжаты на груди, пальцы переплетены чуть не до белых пятен на костяшках. В темно-шоколадных глазах в эти мгновения происходит нешуточная борьба между разумом с одной стороны и сердцем и душой с другой. Логика отчаянно кричит: ”Очнись, ты ведь знаешь, мертвые не воскресают!!!”. Вера, живущая в сердце и душе, ликует, поет изо всех сил: ”Смотри, смотри же внимательнее! Лицо, честное и открытое лицо – это Его лицо! А эти непокорные волосы, в беспорядке раскиданные надо лбом – это ведь Он, неужели ты не видишь?”.
Поднявшись в полный рост, мужчина делает шаг в сторону замершей в оцепенении Рин.