Never

Свежий воздух. Она только сейчас поняла, насколько он важен в ее жизни. Без него никак не обойтись, ведь он означает свободу, ее вечный покой. Неосуществимо, но так желанно…

Медсестра подошла к окну и, не обращая внимания на спящую больную, что есть силы, ударила по форточке. Та с громким противным хлопом закрылась, и с пыльных городских улиц в помещение больше не поступал прохладный ветерок. Потом женщина выключила стоящий на подоконнике кондиционер.
- Думаю, тебе этого будет достаточно. Надышалась, дорогая,- пожевывая последние, оставшиеся во рту крошки хлеба, проговорила она и, кинув прощальный, полный жалости взгляд на больничную койку, вышла из комнаты.
- Тебе осталось еще немного. Потерпи,- ни к кому не обращаясь, прошептала работница госпиталя. – Ты была обязана жить, но другого выхода нет.
Ее шагов уже не было слышно, голос тихий, размерный, тающий в глубине коридора.

Жара.
Нечем дышать.
Руки сами потянулись к горлу. Возможности их остановить не было - она ими больше не управляет, лишь страдает от собственного бессилия. Кричать бесполезно – никто не услышит, никто не поймет.
Тело перестало слушаться. Грудная клетка больше не поднималась в такт дыханию, руки окаменели, пальцы жадно впились в горло, из-за ногтей на коже появились яркие красные пятна. Воздух заканчивался, легкие не получали должной нормы кислорода, только капли. Ничтожные капли, которые не помогали, мучили, терзали еще живую плоть. Время летело быстро, мгновенно. Секунда, две, три.
В груди разгорелся пожар. Шансы вздохнуть свелись к нулю. Вот-вот наступит конец. Она это знает.
Кап-кап.
Кап-кап.
Кап…
Вспышка.

- Черт! Зачем ты выключила этот чертов кондиционер?! Чие, я спрашиваю!- женщина гневно посмотрела на медсестру и резко отвернулась, понимая, что сейчас услышит только оправдания и ни одного внятного ответа.
Старушка, склонив голову, тяжело опустилась на стул. Бедной девочке не удалось обрасти свободу, как жаль. Ей придется мучиться на протяжении всей своей жизни, до конца. Это надо остановить.
- Вы не имеете права ее здесь держать. Она не физически больна, а духовно. Ей здесь не место, - решимость брала верх над голосом пожилой женщины, из-за чего та не дала воли слезам, не сорвалась в самом начале. На второй секунде стало легче – отчаяние отошло на задний план, жалость – тоже. – Ее надо перевести в больницу для душевно больных. Точно… Там ее вылечат!
- Ага! А что делать с ее вечной манией самоубийства?! Это девчонка без наблюдений врача за один час может нанести себе столько увечий! В психиатрической больнице просто не найдется оборудования, чтобы ее откачать! А смирительная рубашка тут не помощник, - главврача вывела из себя надежда, прозвучавшая в голосе собеседницы. Неужели она не догадывается, что эта девочка обречена? Единственный выход - отключить аппараты искусственного поддержания жизни. Но для этого не имелось, ни отказа, ни согласия, а родственников, которые подписали бы все бумаги, у больной не было. Вернее, после того, как ее обнаружили в туннеле метрополитена, полиции не удалось их найти.
- Тсунаде-сама, но там ее вылечат. Ведь мы только поддерживаем работу ее организма, стимулируем его, но никаких особых изменений все равно не наблюдается.
- Их и не должно быть!- резко возразила женщина и презрительно посмотрела на старушку. Сколько можно поднимать эту тему?! – Ее нельзя вылечить, ее нельзя выпустить даже из этой комнаты. И она будет находиться здесь, пока не наступит естественная кончина, когда искусственное поддержание жизни станет бесполезным, - Тсунаде перевела дух. Она целый день следила за работой новичков и тем самым допустила более грубую ошибку, о которой раньше не могла и подумать - доверилась профессионалу, женщине, раньше возглавлявшей этот госпиталь. Тсунаде была о ней более высокого мнения, но такой глупостью Чие навсегда перечеркнула имеющееся к себе уважение. – Чие, ее ведь привезли сюда полгода назад, ведь так?
Медсестра устало кивнула и с надеждой принялась слушать, тщетно думая, что главврач расскажет что-то новое.
- И все эти полгода ты за ней наблюдаешь?
Кивок.
- Ты знаешь, почему она здесь? Что ты вообще о ней знаешь? – не смотря на грубость сказанной фразы, голос звучал спокойно и тихо.
- Ее подруга раньше работала здесь, но она уехала по каким-то делам по работе и пока что не вернулась. Ее не будет еще месяц, не больше…
- А диагноз? Ты знаешь, чем она больна?
- Только то, что ее поместили сюда после несчастного случая. И Сакура рассказывала, у нее довольно часто до этого случались припадки. Мне известно, раньше у нее были проблемы с психикой. Частые истерики…ей здесь не место…
- Хватит, я поняла,- Тсунаде оборвала подчиненную на полуслове лишь из-за того, что знала – сейчас Чие начнет петь все ту же песню. И как же старуха была неправа! Другого выхода у них нет. – Ты до неприличия мало знаешь об этой девушке. Да, возможно, она сошла с ума, но ее не излечить. Мы бы не успели этого сделать.
- Но Сакура тоже думала о…
- Она не понимает всей сложности ситуации. Ее подруга, при перевозке в другой госпиталь сама может покалечить себя, перегрызть вены, например. И даже “легкая кома” ей не поможет. Она делает все подсознательно, не понимая,- Тсунаде отчаянно посмотрела на пациентку. Самый тяжелый случай за время ее практики.
…Девушка поступила в больницу пятнадцатого ноября прошлого года. На тот момент ее тело нуждалось в немедленном хирургическом вмешательстве, ее сразу положили на операционный стол – перелом обоих ног, левой руки, практически всех ребер, позвонка; лицо превратилось в непонятное месиво, и единственное, что можно было различить на тот момент - это глаза, открытые, будто в предсмертной агонии. Врачи боялись, что она скончается сразу, но девушка продержалась успешно. Жаль, что обмануть кому не удалось, и она впала в глубокий, казалось, вечный сон...
Что случилось с ней в туннеле метрополитена, так же осталось загадкой. Полицейские и сейчас предполагают, что она с пьяни спустилась в подземку и ее сбила электричка. Но тогда это казалось слишком нереалистичным, в участке пустили слух об изнасилование и последующем жестоком избиение. Новость быстро прижилась среди общественности, и на протяжении недели каждый, от мала до велика, обсуждал похождения очередного неадекватного маньяка и сочувствовал несчастной девушке.
Сейчас все в прошлом. Преступника поймать не удалось, но больше вреда он и не приносил, – дело прикрыли. Про пострадавшую забыли в тот же день, как стало известно, что она потихоньку выкарабкивается из комы. И кто на тот момент мог догадаться, что эта “легкая кома” продлится еще пять с половиной месяцев?.. Немногие.
- Тсунаде-сама? Вам плохо? – насторожилась Чие, заметив ступор главврача. Та уставилась на стену и не сводила с нее глаз на протяжении двух минут.
- Нет, все хорошо,- отрезала женщина, отойдя от своих мыслей. Конечно, ведь Чие ничего не знает об этой девушке. Только про несчастный случай, да пару фактов из жизни, рассказанных Сакурой, пока она еще работала здесь. А ей известно, кто эта пациентка? А то, как ее распознали?.. А надо ли это старушке?
- Чие, больше не совершай таких глупостей, хорошо? Я не хочу тебя терять, как работника, но еще одна ошибка… Сама знаешь, мне придется это сделать,- женщина прошествовала к двери.
Но человеку, который так привязался к этой девушке, стоит знать о ней немного больше. И пускай половина будет выдумкой.

Клубника…
Давно, в детстве, ее волосы имели такой же цвет - насыщенный красный, выделяющий ее из толпы оттенок. Было так приятно, когда взгляды прохожих принадлежали лишь ей, никому другому. Когда пробегающие мимо девочки завидовали, мальчишки не могли не обратить на нее внимания. Она считала это даром, но со временем подарки Всевышнего начинают меняться вместе с человеком. Так и ее волосы. Из яркого цвета они стали более тусклыми, а она менее заметной.
Все изменилось.

Тсунаде прошла в запылившуюся за несколько месяцев комнату, для освещения которой имелась всего одна лампочка. Подобие люстры болталось на трех проводках, освещая помещение так тускло, что паутина казалась частью интерьера, а не многогодовой проблемой. Но для этого комната и была самой запущенной в госпитале, чтобы у кого-то были шансы хранить здесь свои секреты.
Женщина тяжело вздохнула.
И с чего бы столько переживаний? Откуда непонятное чувство, будто сейчас она совершит роковую ошибку?..
«Просто комната наводит панику», - отмахнулась она от давних воспоминаний и подошла к небольшой тумбе, стоящей в паре шагов от входа. Именно там она хранила доверенные вещи.
Открыв последний ящик, Тсунаде достала небольшой сверток прямоугольной формы и начала его открывать, аккуратно снимая упаковку. От звука рвущейся бумаги становилось немного не по себе, но женщина не останавливалась. Возможно, она не делает все правильно, не держит обещания молчать. Только иного выхода не было. Если случай с Чие повторится, ответственность за смерть пациентки ляжет на плечи Сенджу. Но не это было самым главным.
Вдруг информация просочится к Пятому отделу? Ей сразу сказали, что без письменного отказа родственников тело пострадавшей принадлежит им, а они никогда не подпишут акт, который убьет главного свидетеля. Только близкие люди имели права сделать это.
В свертке находилась небольшая книга на сто страниц, не больше. Обложку маленькими буквами, напечатанными курсивом, украшало одно слово, не несущее в себе особой оригинальности - Never.
«Надеюсь, из-за такого Кин не поставит на мне крест», - забилась в голове не прошеная мысль, напомнившая об одном разговоре. Тогда женщина узнала про историю этой пациентки, про ее похождение, случайные связи, работу, друзей и про еще одну вещь, вспоминать о которой становилось противно, чертовски неприятно и даже больно… больно, как женщине..
Девушка переносила в себе наркотики. Кин говорила, что она ничего не знала про это. Порошок попадал в ее организм, пока она была на обследовании у врача. Его имя до сих пор неизвестно. Он каким-то образом помещал пакетики в тело больной, видимо, пытаясь избавиться от ненужного товара. Только по сравнению с тем, что в то время она была беременна, все остальное кажется чепухой. Наркотики? А чего они стоят по сравнению с жизнью маленького, еще не развившегося в утробе матери ребенка? Уголовное дело? Головная боль для японского государства! Сутки, проведенные защитными органами на рабочем месте? Все это ничто. Капли, нестоящие даже упоминания.
- Я все равно не дам ей проснуться, никогда. Она не заслужила этого.
Нажав на выключатель, Тсунаде вышла из “тайника”. Лампочка, издав тихий прощальный «чпок», погасла, и комната погрузилась в едва проглядываемую тьму. Лишь тонкий луч света, сочащийся из небольшой щелочки под дверью, заставлял жить это помещение, верить, что скоро сюда наведается кто-нибудь еще.
Все надежды были убиты одним щелчком ключа в замочной скважине.

Это лицо. Уста, кажущиеся яркими из-за бледного оттенка кожи. Будто губы впитали в себя всю кровь, оставив телу совсем немного, обесцветив его.
Чие провела рукой по шелковистым грязно-красным волосам, потом скулам, шее. Это наводила на женщину болезненную, но в тоже время такую сладостную тоску. Кутерьма воспоминаний моментально вскружила голову, дав свободу воображению и скорби. Вот перед глазами она катит коляску, в которой мирно посапывает ее внук – он настолько беззаботен и спокоен, что легкая улыбка не может не коснуться ее лица. Навстречу к ним бежит сын и его жена. Они счастливы, их громкий смех заливает все в округе, и ничто не может расстроить или огорчить их… Казалось, так должно быть вечно. Казалось, что это неизменно и правильно… Казалось… Как же это давно было…
Едва слышный стук и беззвучное открывание двери. Но для Чие это показалось настолько громким, что она резко повернула голову и расширившимися от неожиданности и легкого испуга глазами кинула взор на вошедшего. Из груди вырвался слабый вздох облегчения.
- Это вы.
- Да.
Тсунаде подошла ближе, по пути взяв стул, который до этого стоял недалеко от входа в палату. Поставив его в метре от Чие, она спокойно села, не выдавая, скрывая то внутреннее состояние, ту чистоту с примесью грязи, те яркие оттенки жизни с черной кляксой, властвовавшие над ее душой. Она не показывала, что не знает. Впервые не знает, что делает.
- Ты ведь хочешь узнать, что случилось с этой девушкой?- голос звучал непривычно глухо, даже монотонно, словно Сенджу говорила не с подчиненной, а со стеной или вообще мертвым человеком.
Чие в ответ непонимающе взглянула на нее, а потом опустила глаза. Взгляд теперь был прикован к красному переплету в руках главврача.
- Что это? – осторожно спросила пожилая женщина.
- Ты ведь знаешь, что она была писателем, ведь так? Это ее единственная книга. Правда, она не успела ее дописать… За нее это сделал кто-то другой,- заученно красиво, без доли сомнения и неопределенности.
- Откуда она у вас?- вопрос для того, чтобы просто понять, не верить с первого раза, не верить каждому слову и предложению, а понять, основываясь хоть на чем-нибудь.
- Капитан полиции оставил ее мне на случай, если она проснется и ничего не будет помнить.
И больше ничего не надо.
Чие взяла протянутую ей книгу и положила на прикроватный столик. Сегодняшняя ночная смена была полностью в ее распоряжении.
- Ладно, я тогда пойду,- Тсунаде встала с места и направилась в сторону двери. Остановилась и неожиданно громко произнесла. – И попробуй провалить эту смену! За ночь ничего не должно случиться.
И тот же тихий, практически беззвучный скрип двери, с которым она и вошла.

На часах половина второго, в голове еще семь вечера пятого мая одна тысяча девятьсот шестидесятого года. Странно? Нет, она уже привыкла жить тем днем, той секундой. И как бы Чие не хотела забыть того момента, память делала крутой вираж, и женщина снова оказывалась в этой больнице сорок лет назад. За то мгновения была произнесена одна фраза, разрушавшая ее мир, словно мяч, влетевший в закрытое окно первого этажа. «Их больше нет». И все, остальное моментально исчезало, испарялось, теряло особую ценность, становилось бессмысленным и ненастоящим, словно этого никогда не было.
Через двадцать лет пропал ее внук, последний человек, которым она так дорожила, в которого она так верила. Дальше серость жизни была немного приукрашена разве что знакомыми и братом, но эти цвета были настолько бледными и тусклыми, что присутствия их она не замечала. А потом маленький луч света. Она уже чувствовала, что теряет рассудок, верит всему, что видит, бредит, не замечая желания окружающих помочь. Но Чие действительно казалось… что эта девушка ее родственница, дочь пропавшего внука. С догадкой ее связывало слишком мало: красные волосы да год рождения больной - именно в это время Сасори исчез. Она даже сейчас так думала… думала и надеялась.
Рука потянулась к книге по повиновению каких-то глубоко спрятанных желаний. Чие не стала сопротивляться этому чувству, пускай она все узнает, хотя бы немного, пускай половина будет ложью и она может не услышать желанного ответа. Пускай…
Она открыла книгу и принялась читать.
Надеясь, все так же продолжая верить.