Невидимая опасность

— Фугаку… — растерянно прошептала Микото, сжимая в кулаках одеяло супружеского ложа. — Повтори, что ты сейчас сказал…
Муж смотрел на неё жёстким взглядом настоящего шиноби, таким, что сразу становилось ясно: назад он не повернёт. Какой… Какой ещё заговор? Заговор против Конохи? Зачем?! Этими вопросами Фугаку, кажется, уже не задавался, найдя на них все удовлетворившие его ответы. Микото, нахмурившись, резко отвернулась от него. Она не понимала. Заговор… Революция… Это же будет новая война.
— Микото, — позвал Фугаку и, взяв её за запястье, потянул на себя. Она повернулась к нему, но приближаться не спешила. Захотелось выгнать мужа из супружеской спальни, но легче было уйти самой, чем справиться с его властностью.
— Фугаку, — она вздохнула, — ты понимаешь, что Итачи и Саске будут в это втянуты… В Конохе мир и благодать, зачем…
— Не дай им себя обмануть, — хмуро отрезал Фугаку и, поняв, что не добьётся желаемого, отпустил запястье жены. — Они только притворяются, что клан Учиха — часть Конохи, и если мы ничего не сделаем, то в итоге окажемся вообще в низах общества.
— При всё том, что сделали наши предки?! — воскликнула Микото и тут же, оглянувшись на двери, понизила тон: — Тот же Мадара-сама… Он основатель…
— Именно он самым первым разглядел последствия правления Второго Хокаге, — шёпотом ответил на это Фугаку. — В те времена никто не увидел этого, потому что устал от войны, но сейчас… Если мы ничего не сделаем, Данзо раздавит клан Учиха. Он воспользуется фактом нападения Девятихвостого на Лист. Уже сейчас обыватели косо смотрят на клан!
Микото поджала губы. Поспорить с мужем было трудно, она и сама видела всё то, что в последнее время окружало почти каждого члена клана. Молчаливое неодобрение, упрёк в ответ на клановую гордость, обвинения полиции в дурной работе, а пару раз клану ставили в вину и то, что во время нападения Кьюби Учихи эвакуировали мирных жителей, а не сражались с Лисом вместе с остальными шиноби, возглавляемыми Четвёртым Хокаге. И никто из них не знал, что дело было не в нежелании клана Учиха подставлять шею, а в приказе Данзо!
Но Микото сразу поняла, что этот заговор не принесёт её детям ничего хорошего. Итачи был талантливым шиноби, Саске пытался за ним угнаться и брал с него пример, они оба жили спокойной жизнью со своими маленькими радостями и горестями. Они знать не знали войны!
Перед глазами мелькнуло воспоминание: четырёхлетний мальчик, чёрт знает как попавший на побоище, безвольно сидел на земле, и на лице его на секунду застыл ужас. А потом впервые за два года её, Микото, спокойный сын расплакался и при этом даже не пытался сдержать слёзы. Кинувшись к нему, Микото схватила мальчика в охапку и побежала прочь отсюда, а он цеплялся за неё, как за своё спасение, плакал и тихо спрашивал, когда вернётся папа. Он пришёл на поле боя за родителями! Куда смотрели няньки?!
И теперь то же самое угрожало Саске.
— Фугаку, — Микото замотала головой, отгоняя страшные воспоминания. — Ты что, забыл Третью Великую Войну? Посмотри, что она сделала с тем же Какаши… Ты хочешь, чтоб такой же взгляд был у Итачи и Саске?
— Итачи — уже шиноби, он всё поймёт.
Резко повернув голову к мужу, Микото в неверии на него посмотрела. И… И что, что Итачи стал шиноби? Обязательно было окунать его в ад войны? В болото политики?..
— Но Итачи всего лишь подросток. Ты спрашиваешь с него, как со взрослого, — она нахмурилась. — Однажды он уже попал на войну, хотя и случайно, по недосмотру…
— С чего ты взяла, что дело дойдёт до побоища? — вдруг спросил Фугаку, скрестив руки на груди.
Нет, он что, действительно не понимает?
— Это политика, Микото. Мы всё провернём незаметно. Главное — убить Данзо, а затем и остальную верхушку Совета Деревни…
— А Саске?! — перебила его Микото. — О нём ты тоже скажешь «он уже шиноби, он всё поймёт»?
— Мы защитим Саске, — так же грубо отрезал Фугаку и помрачнел пуще прежнего: — Как ты не понимаешь. Неужели ты не видишь, как все стали смотреть на клан Учиха? На Шаринган?! — В его глазах сверкнуло пламя доджутсу. — Детей это пока не касается, но в конце концов и Итачи с Саске, и других детей клана Учиха, обвинят в незаконном применении Шарингана. Микото, Данзо дай только повод…
Микото в ответ промолчала. Что она могла сказать? Фугаку задумал свергнуть действующую власть и установить в Конохе собственные законы, законы клана Учиха, чтоб его прекратили притеснять и унижать по надуманным поводам. И всё же… Микото ещё слишком хорошо помнила Третью Великую Войну, когда каждый день погибало множество людей, а из детей вырастали бойцы со взглядом убийц. Лучшим примером была история Хатаке Какаши, вот уж кому действительно не повезло в жизни. И чтобы точно такими же стали Итачи и Саске…
Конечно, подобная участь грозила многим жителям Конохи, но мать в первую очередь волновалась о своих детях.
— Фугаку…
— Этот вопрос решённый, Микото. С ситуацией в Деревне надо что-то делать, а не пускать всё на самотёк.
Не став продолжать, Микото легла обратно на подушку, натянула одеяло чуть ли не на нос и закрыла глаза. В голове всё смешалось, мысли, самые разные, мешали друг другу, перебивали, скакали с одной темы на другую, к волнению примешивались воспоминания. Куноичи попыталась всё упорядочить, представить, что ей предстоит невероятно сложное задание, от которого зависит будущее Конохи — но всё же добиться желаемого получилось только через несколько минут.
Ночью она так и не сомкнула глаз.

Весь квартал клана Учиха спал. Тишина невидимым облаком окутывала каждый дом, но сегодня Микото мерещилась в этой тишине опасность. Она острым клинком ниндзя-то нависла над хозяевами Шарингана, готовая в любую секунду нанести удар, от которого не факт что получится защитить. Поёжившись, Микото, одетая в одну ночную юкату, огляделась по сторонам. Никто её не видел… Чёрт, что же это с ней. Это её, её дом, и она, хозяйка, здесь может делать всё, что душа пожелает!
Бесшумным крадущимся шагом куноичи она прошла к комнате Саске, самой близкой к родительской спальне. Тихонько отодвинув дверцу-фусума, Микото перешагнула порог детской и лёгким призраком скользнула к футону в её центре: отбросив одеяло в сторону, маленький мальчик с растрёпанными чёрными прядками раскинулся в позе звёздочки. Дыхание его было ровным, спокойным, ему не снилось ничего страшного.
— Мой мальчик… — прошептала Микото, присаживаясь у изголовья футона.
Не удержавшись, она ласково провела кончиками пальцев по иссиня-чёрным, мягким, послушным волосам младшего сына. Совсем ещё дитя, с открытым взглядом, светлой улыбкой, задорным характером… В нём ещё не было ни капли шиноби, хотя Микото и не сомневалась — Саске вырастет сильным воином. Но сейчас он был всего лишь ребёнком, который радовался каждому дню своей жизни, думать не думая о невзрачном будущем.
Микото не знала, чем закончится замысел Фугаку, но от мысли, что её дети умрут прежде неё, не успев толком пожить, ей становилось жутко.
Собрав волосы в ладонь и скатав их в жгут, она наклонилась к Саске, приникла губами к его лбу, мучительно зажмурилась, не зная, сколько ещё раз она сможет так сделать. Оторвавшись, Микото быстро сморгнула непрошеные слёзы и, сев прямо, шепнула:
— Я люблю тебя, Саске.
Тишина поглотила эти слова, растворила, и от окна повеяло лёгким холодом. Чуть сдвинув брови, Микото поднялась, обошла футон и взяла отброшенное одеяло в руки. Должно быть, Саске было жарко, раз он даже во сне посчитал, что тепло ему не нужно. Губ коснулась улыбка. Осторожно, стараясь не разбудить, Микото укрыла сына одеялом, так, чтобы щупальца ночной прохлады и не коснулись её маленького мальчика.
Холода в жизни шиноби и так было предостаточно.
Заходя же к Итачи, Микото была вдвойне осторожна, всё-таки её первенец уродился очень талантливым ниндзя. Хотя, разумеется, опыта ему не хватало. Не став задвигать за собой дверь, Микото мягким шагом, беззвучно, подошла к футону своего старшего сына и присела рядом. В отличие от младшего, он спал ещё спокойнее, на боку, в позе эмбриона, спрятав одну руку под подушку. Одеяло ничуть не сбилось, по плечи укрывая угловатую, худую фигуру подростка. Несмотря на все свои таланты и успехи, Итачи был ещё ребёнком.
Микото кончиками пальцев поправила упавшую ему на глаза длинную чёлку. И зачем он отращивал волосы? Ни с кем не посоветовался, просто решил — и всё. Когда мама захотела постричь его, он наотрез отказался лезть под ножницы — и так ещё несколько раз. Она, конечно, не надоедала ему с этим, но была удивлена, хотя уже и успокоилась. В конце концов, Итачи так больше нравилось, и это было его собственное решение. Её мальчик рос мужчиной.
— Итачи — уже шиноби, он всё поймёт, — как наяву прозвучали слова Фугаку.
Микото медленно смежила веки. Вот этот мальчик перед ней — сильный, умудрённый опытом шиноби со стальной выдержкой? Да это же издевательство! Микото не сомневалась в силе своих детей, она верила в них, но всё же то, что готовил им Фугаку, было слишком тяжёлым. Слишком. Наследники клана Учиха, чёрт возьми…
— Надеюсь, всё обойдётся, — одними губами прошептала Микото и открыла глаза.
Итачи не проснулся. Он безмятежно спал. Ему, как и Саске, не снилось никаких кошмаров. Дети жили спокойной жизнью и не боялись, что когда-нибудь она закончится.
— Я люблю тебя, Итачи, — поправив чуть сползшее одеяло, тихо сказала Микото. — Я защищу тебя и Саске от Данзо.
Но всё оказалось намного, намного сложнее. Невидимая опасность была в разы коварнее какой-либо другой. И в ночь, такую же тихую, с таящейся во тьме угрозой, в ночь, когда Итачи поднял меч на собственных родственников, Микото убедилась окончательно: то, что она не остановила Фугаку — ошибка всей её жизни.