Нежная Голубка. Глава 2. Кокаин.

В природе каждое явление — запутанный клубок, в обществе каждый человек — камешек в мозаичном узоре. И в мире физическом, и в мире духовном все переплетено, нет ничего беспримесного, ничего обособленного ©.

«Уже полгода, как я учусь в этом институте. Мой отец высылает регулярно мне деньги, чтобы я ни в чем не нуждалась. Но только и всего. Он ни разу не позвонил и ни разу не ответил на мои звонки. Я и не надеялась на большее. Просто хотелось знать, что с ними все в порядке.
После того скандала, который устроил мне Наруто по телефону за мой внезапный отъезд, он теперь звонит мне почти каждый день и рассказывает обо всем на свете. Как всегда — радостный и добрый Наруто.
Еще он постоянно спрашивает, как я тут, не завела ли себе новых друзей и не забыла ли о старых. А я каждый раз отвечаю: «Конечно нет, Наруто, как я могу забыть вас?»
Все же... Я скучаю по родным местам. Сильно скучаю. Там спокойно и уютно. А здесь... Здесь вечная суета, вечные споры, вечная бурлящая жизнь. И здесь происходит что-то странное. Не могу сказать, что именно, но такое ощущение, словно все мы, учащиеся института, ходим по лезвию ножа. Вчера приезжали органы охраны порядка... Директор вызвал к себе нескольких учеников, но на этом все и закончилось. Я чувствую — происходит что-то серьезное, и большинство знает, что именно, и молчит. Даже сплетен — ни малейшей не проскользнуло.
Как выяснилось, здесь очень высокий уровень смертности. Я не знаю, с чем это связано, но уже пятеро покинули наш мир за все то время, что я здесь. Все так странно... И постоянно все заставляет быть настороже..."
Прочитав собственные записи, Хината горько усмехнулась. Как она могла не заметить в то время самого главного? Как она могла так слепо доверять своим новым друзьям? Но ничего не изменишь. Все, что можно — это бороться.
Взяв ручку дрожащей рукой, девушка сняла зубами колпачок и принялась за давно покинутое дело.
"Последняя запись была сделана мной месяц назад. Я говорила, что была всегда настороже? Видимо, недостаточно. Я попалась в их ловушку. И, скорее всего, меня ждет не радужное будущее. Отцовских денег стало не хватать. Я не скажу, что отношения между мной и теми, кто меня окружает улучшились. Все, что нас связывает — ненавязчивые дежурные вопросы, которые не требуют ответов, понимающие взгляды и...общая тайна, которая и тайной то уже не является. Но все привыкли к одной мысли — если она будет объявлена в открытую, произойдет нечто страшное для всех нас."
Хината отложила все и посмотрела на свою дрожащую руку, сжимая и разжимая кулак, почти в бессилии. Затем, она взглянула на зеркало, которое висело напротив ее кровати. В нем отражалась бледная девушка, чья кожа была уже с зеленоватым оттенком. Глубокие синяки, залегшие под ее глазами, придавали ей еще более жалкий вид, чем исхудавшее лицо и вены, проступившие ярко-синей сеточкой под ее нежной тонкой кожей на руках. Жалкое зрелище...
Девушка в зеркале снова криво улыбнулась. Она не помнила, где научилась так улыбаться, но теперь она умела только так...
Лишь неосознанно, в минуты воспоминаний или же во сне, когда она видела перед собой Его лицо, ее робкая, нежная улыбка возвращалась к ней... Его карие глаза, самоуверенные и добрые, возвращали ей желание жить. А его слова, сказанные ей напоследок в аэропорту, придавали ей сил оставаться на этой земле.
«Мне жаль, что теперь для меня существует это «для всех нас». Мне жаль, и я хочу с этим бороться. Наруто бы боролся. Обязательно. И что будет, если вдруг когда-нибудь Киба увидит меня такой? Не думаю, что с его губ еще раз сорвется ласковое «Голубка». Жаль, что теперь у меня нет ни единого шанса на то, что он снова позвонит мне. Мой телефон украли, как раз тогда, когда сети паука отбросили на меня свою тень. И восстанавливать номер уже не хотелось... Я не умею врать. Не хочу. Это больно и слишком тяжело. Конечно, я могу позвонить Инудзуке, но что я ему скажу? Привет? Ему я тем более не смогу врать... Пусть лучше все с моим телефоном, которого теперь нет, остается так, как есть...
Я не знаю, когда мои глаза закроются, чтобы никогда более не увидеть света, чтобы я больше никогда не чувствовала этих ужасных ощущений во всем своем теле. Поэтому, я стараюсь не забрасывать свой дневник. Поэтому я напишу сейчас то, что напишу."
Хината вновь отложила и дневник, и ручку. Она перевернулась на спину, смотря в потолок. Девушке нужно было собраться с мыслями, чтобы ничего не забыть, не упустить ни единой детали. Это было важно для нее. Возможно, сейчас она не просто собиралась вспомнить все, что произошло за последний месяц, но и понять, в чем она допустила слабость...
«Теперь, вспоминая все, что было, я начинаю понимать, что все началось со столовой.
Там собирались все — от новеньких до выпускников. Я привыкла проводить время большого перерыва за столиком возле окна, и вскоре ко мне присоединились несколько ребят. Первым был Шино. Его, как и меня, не интересовала суета города, и он не стремился попасть в какую-либо компанию. Однако, после того дня, не было ни разу, чтобы я обедала в одиночестве. Мы не болтали. Между нами существовали лишь тонкие намеки на хорошее расположение друг к другу. Дежурные «привет», «как дела?», «пока».
Мы отвечали друг другу так же отстраненно, скупо и сухо. Но этого было достаточно. Я прекрасно знала, что на него в случае чего можно положиться, а он четко понимал, что для меня уже то, что он обратил на меня свое своеобразное внимание, уже многое значит. Мы понимали друг друга без слов. Немного напряженно, но это был Наш способ общения.
Вскоре, к нам присоединились еще двое. Для меня и Шино это было явной неожиданностью. Хотя тогда я не знала, почему на самом деле его так удивило их появление.
Это была пара выпускников. Пейн и Конан. Она — настоящая готичная красавица, такая же молчаливая, как я, и такая же серьезная и апатичная, как Шино.
И все же она была нашей с ним противоположностью. В ней словно не было жизни и тяги к ней, а после того, как я проводила с ней немного времени, я чувствовала себя опустошенной, подавленной. Словно из меня высасывали энергию, как вампиры.
Ее парень — вообще был личностью загадочной. Настоящего его имени никто не знал, а если спросить, как он выглядит, все отвечали совершенно разное. Словно у него был брат близнец, только вместо рыжих, коротко стриженных волос, у него были длинные и черные. А порой, даже его лицо описывали совершенно по-разному. Но это лишь слухи. Во всяком случае обоих «Пейнов» связывало одно — оба они были утыканы пирсингом.
Мне этот рыжеволосый парень, каким лично я видела его каждый день, не понравился с первого взгляда. Он был пафосен, надменен и не считался ни с кем, думая только о себе. Даже Конан — и та была словно безвольной девочкой рядом с ним.
И все же... Я не уходила из этой внезапно образовавшейся маленькой компании. Мы лишь обедали вместе, изредка перекидываясь парой фраз и не более того.
Месяц назад отношения немного изменились. Тогда мне это показалось хорошим знаком — Конан стала ко мне более внимательна и даже простаивала в очереди, чтобы налить и себе, и мне кипятка в чай. Это показалось мне немного странным, но я была рада, что Конан начала хоть немного раскрываться. Побыв среди людей, по характеру схожих со мной, я поняла, как сильно могла действовать на нервы всем окружающим своей излишней робостью и скрытностью.
С этого момента я начала неосознанно каждый день ждать большого перерыва. Я выбегала из аудитории в числе первых, чтобы попасть в столовую. Если они задерживались — внутри меня словно образовывалась пустота, из которой выходили миазмы депрессии. Жуткое чувство. Так продолжалось две недели. Только спустя это время, я начала понимать, что это не просто желание быть с «друзьями». Это было похоже на наваждение. Словно организм, получая новую порцию скупого общения с ними, прекращал хандрить и после — погружался в неимоверное блаженство. Депрессия покидала меня, а в теле чувствовались легкость и безмятежность. По выходным я просто готова была лезть на стенку, заламывать руки и сходить с ума от безумного желания встретиться снова. В теле появлялись судороги, иногда меня тошнило, а порой — выворачивало наизнанку, и я целыми ночами пугала своего белого фарфорового друга. Меня насторожило это.
Прошло еще два дня. В Токио прошла информационная волна по всем средствам СМИ, призывающая граждан к борьбе с курением, алкоголем и...наркотиками.
Наркотики. Это слово застряло в моем мозгу с того первого раза, как я его услышала. Наркотики. Оно не хотело отпускать меня, словно в нем содержалось нечто важное, но мысль утекала от меня, как вода сквозь пальцы. Но вскоре вода превратилась в соломинку, за которую я успела схватиться.
Все было как всегда. Молчаливый Шино. Самонадеянный Пейн. Загадочная Конан... Слово «наркотики» до сих пор пульсировало в моем мозгу, и, задумавшись, я попросила Конан отдать мне свой стакан, чтобы в этот раз я постояла в очереди за кипятком. Мне так хотелось хоть чем-то отвлечься, что я была весьма настойчива. В ту минуту я еще не обратила внимания на то, как Пейн и Конан переглянулись, и как настойчиво она уверяла меня, что ей не сложно самой все это делать каждый раз.
Атмосфера была напряженнее, чем обычно. Конан явно была недовольна тем, что я настояла на своем, а Пейн постоянно бросал в мою сторону усмехающийся взгляд. Лишь Шино оставался прежним.
Напряжение нарастало. Внезапно, гнев охватил меня с такой силой, что мои руки задрожали сильнее обычного. Да, теперь они часто дрожали, но я не обращала на это внимания. Я впервые в жизни не осознавала, что делаю. Слова текли сами собой, мой голос почти сорвался на крик, а ноги унесли меня прочь из столовой. Неуправляемый гнев. Когда он стих, мне стало так паршиво. Паршиво от того, что я наговорила этим людям, паршиво от того, что «ломка» продолжалась. Что-то было не то.
Я понимала, что если бы все дело было только в общении, то в ту минуту, мне было бы плохо только от ссоры. Но что-то внутри меня требовало вернуться и получить желаемое. Но...что желаемое?
Последующие дни я не стала спорить с Конан. Она все так же приносила мне чай, а странные вещи только продолжали твориться внутри меня. Депрессия до встречи становилась все невыносимее, я стала раздражительной и меня начала мучить бессонница. Зато после — неземное блаженство. И чем дальше — тем чаще мне хотелось встреч — одной в день мне явно было мало.
Вот тогда я и начала осознавать, что это — зависимость. Самая настоящая наркотическая зависимость. А сопоставив факты, я поняла, что наркотик находился в моем чае. И только тогда, когда мой стакан оказывался в руках Конан."
Это было чуть больше недели назад. Хината тогда попыталась отказаться от чая, но теперь, осознавая, что только в нем она найдет упокоение, она не могла так просто этого сделать.
Потом — Конан и Пейн перестали приходить. Для девушки начался настоящий ад. Ей каждый день до этого подсыпали наркотик, постепенно увеличивая дозу, а теперь — ничего. Ломка охватила ее с головой, постепенно ей становилось все хуже и хуже, а со стороны она и вовсе выглядела отвратно. Но хуже всего стало потом, когда Шино показал ей, что он был в курсе происходящего.
Этот молчаливый парень видел, как порошок попадал в ее стакан, видел, как менялась сама Хината. Все видел и... Ничего не делал. На вопрос почему последовал простой ответ: «Не мое дело».
Хината не стала на него за это злиться. Она сама была такой. По сути, она не вмешивалась в чужие дела, когда могла помочь именно по этой же причине.
Вспомнив все это, она снова криво улыбнулась, продолжая писать.
"Шино не противостоял этим двоим, хотя прекрасно знал, что происходит. Однако, я была удивлена, когда он сказал мне, что у меня есть два выхода. Либо найти Конан и Пейна, что довольно легко сделать, либо — бороться. И я сделала свой выбор.
С этого момента Шино начал помогать мне, как мог. В большинстве своем — морально. Он терпел мои выпады, которые происходили из-за ломки, снисходительно отказывал мне в просьбе найти хоть немного этого наркотика. И он делал это только, чтобы помочь мне. Без выгоды для себя. Раньше мне показалось бы это естественным, но теперь я понимала, что люди устроены иначе.
И вот, вплоть до сегодняшнего дня, я — наркоманка, у которой медленно едет крыша из-за отсутствия наркотика..."
Хината вновь посмотрела в зеркало и, убрав дневник и ручку в шкафчик возле кровати, встала и начала переодеваться. Ей необходимо было проветриться — стены давили на нее, ее тянуло на кухню, к шкафу, в котором лежали ножи. Мучение — наркотик или жизнь — вот, что угрожало ее самообладанию и желанию жить.
Обмотав белый шарф вокруг своей шеи, она вышла из подъезда и тут же столкнулась с Шино. Что он здесь делал — Хинате не было ясно, но предположить она могла.
Парень, повернувшись боком, кивком головы предложил Хинате проследовать дальше по улице, собственно куда она и направлялась. Он словно знал, что она выйдет и ждал ее здесь. Девушка не стала возражать и пошла вслед за ним...
Они гуляли молча. Как всегда. Ничего лишнего и обременяющего. Ничего того, что могло бы внести краски в их тонкую дружбу.
Они шли по парку, плечом к плечу. Шино смотрел перед собой, а Хината... Она смотрела в себя. Она пыталась найти в себе силы, заставить себя продолжать бороться и больше не позволять себе таких слабостей, как просьбу о хоть какой-то дозе. Словно очнувшись, девушка подняла почти мертвый взгляд на небо. Оно было мрачным, ни одной звезды не было видно, хотя уже была почти ночь... Внезапно с высот посыпался белоснежный снег. Он падал медленно, словно старался насладиться своей жизнью побольше, до того момента, как он коснется плиток, асфальта, тротуара, спящих деревьев и всего остального, что источает убийственное для него тепло. Он закончит свою жизнь, растаяв, но, подобно Фениксу, возродится, став водой.
Хината слегка грустно улыбнулась, смотря на небо. Она задумалась теперь, зачем вообще живет. Для Кибы? Даже нет, для надежды, что они хоть раз встретятся? Возможно. Глупо? Возможно. Но это ее жизнь, ее глупость, ее мечта. На столько сильная, что заставляет ее жить, заставляет ее бороться.
Шино приостановился, заметив, что Хината отстала от него, замерев на месте и с немного отрешенной, горькой улыбкой смотря в небо. Он не раз видел тех, кем овладел наркотик. Он не раз сам содействовал этому, жизнь заставила. Но еще никогда он не видел, что такое нежное и хрупкое создание, как эта девушка, могло противиться сладкой медленной смерти.
«Хрупкой? Нет... На первый взгляд она действительно такая. Кажется, дотронешься и рассыплется. Но нет. Я ни у кого не видел такого взгляда... Ни у кого... Зачем я помогаю ей? Это не мое дело... Но грех, пройти мимо такого создания... Она хочет быть свободной от наркотика... Словно птица, загнанная в клетку...»
Девушка и парень стояли поодаль друг от друга. Она смотрела вверх довольно долго, а он — в ее глаза. Прохожие с удивлением оглядывались на эту пару и шептались, видя, что девушка явно больна. Но никто не подходил к ним, все чувствовали, что эти двое — словно в своей собственной реальности и не нуждаются в посторонней помощи.
— Зачем ты борешься? — нарушил он тишину парка.
Хината изумленно опустила взгляд, посмотрев внимательно на Шино. Впервые в жизни она услышала интерес в его голосе. Сильный, неподдельный интерес.
— Ради мечты.
— Мечты?
— Да. Несбыточной мечты, — сказав это, Хината вновь вспомнила веселого Кибу и сама не смогла удержаться от доброй, наивной улыбки. Странное дело... Она видела его лишь единожды, но помнила каждую черточку его лица, помнила его запах, помнила его прикосновения, его голос. В то же время, образ ее собственного отца был словно нарисован «по мокрому» акварелью...
— То есть ты борешься просто так? — парень не ожидал от нее такого ответа. Он не думал, что можно иметь в себе столько сил ради несбыточной мечты. Незаметно для себя, он залюбовался Хинатой. Да, она говорила наивные и глупые вещи, но она была так красива сейчас. И ее красоту не портили ни ее худоба, ни ее бледность, ни ее синяки под глазами. Она светилась счастьем и нежностью... — «Наверное, ее мечта слишком многое для нее значит...»
— Нет, не просто так. Я борюсь для Него.
— Для него?
— Не важно. Я просто не хочу, чтобы он увидел меня такой, когда мы встретимся вновь...
Это был самый длинный диалог между ними за все время их знакомства. Больше никто из них не проронил ни слова, но каждый был благодарен за искренность друг друга.
«А встретятся ли они вновь? Она сама сказала, что мечта несбыточна...»
«Смогу ли я...продержаться еще хоть немного?» — спросила Хината саму себя, чувствуя, как новая волна, поднимающая в ее душе бурю негативных эмоций, накатывает с еще большей силой, чем раньше. Девушку затрясло, она почувствовала, как земля уходит из-под ног и поэтому поспешила присесть на корточки, обхватив в отчаянии свою голову руками.
Шино, увидев, что с ней происходит, подошел к ней ближе и присел рядом, положив свою руку на ее плечо. Слезы против ее воли текли из зажмуренных глаз Хинаты, она отчаянно стиснула зубы, чтобы не закричать. Она так сильно сжала свои волосы, что чуть ли не превратила их в клочья. Она хотела. Хотела одного. Наркотик. Он был нужен ей как воздух, как вода, как сама жизнь. Настолько сильно ее организм хотел его, что образ ее мыслей менялся каждую секунду на противоположный. Она боролась сама с собой. Ее вольное сердце боролось с плененным разумом...
«Она терпит уже три дня... Осталось, самое большее, четыре. Но дальше — хуже. Вытерпит ли она это?» — думал Шино, смотря на то, как мышцы ее лица сводит судорогой.
Он заставил ее встать и отвел домой. Конечно, оставлять ее одну в таком состоянии было опасно, но он не был настолько самоотверженным. Поэтому, дав ей снотворного и уложив спать, он ушел, закрыв за собой дверь запасными ключами, которые нашел в прихожей.
Как Шино и думал, эти четыре дня превратились для девушки в земной ад. В первый день ее мутило, беспрерывно она чувствовала себя жутко отвратительно, она уже даже не выходила из ванны. В последующие дни ее психика пошатнулась. Она словно разделилась на две части — первая уговаривала ее либо найти дозу, либо покончить с жизнью, поскольку терпеть эти неописуемые мучения было невозможно. Порой даже казалось, что она умрет только ощущая все это на своей шкуре. Вторая же — цеплялась за свою мечту. Она цеплялась за жизнь и за все, во что верила. Ее сильная сторона, которая развивалась в ней когда-то только благодаря Наруто.
Девушка в минуты безумств готова была разодрать на себе кожу, готова была утопить, спалить себя, но она держалась. Держалась из последних сил, на одной только вере. Хуже всего было то, что эта пытка была монотонной. Ни на секунду не отпускающей ее. И все, что она могла — это терпеть.
Хината даже не сразу поняла, что в ее дверь звонят. Открыв глаза, она еле сфокусировала свое зрение на окружающей ее обстановке, а затем, словно инстинктивно, она посмотрела в ту сторону, откуда доносился звонок. Еле добравшись до двери, все время пытаясь унять трясущиеся руки и не упасть от судорог, которые то и дело ломили ее, она открыла ее. Просто потому что так надо. Если звонят — надо открыть. Что-то еще нужно было сделать между этими двумя действиями, но что — она не могла вспомнить.
Дверь со скрипом отварилась только от того, что Хината в бессилии ее толкнула.
«Ничего не вижу. Все расплывается перед глазами... Мое тело... Наркотик... Я хочу его... Мне необходим только он... Больно, невыносимо больно... Кто здесь? Там кто-то есть. Это...Конан? У нее есть...он! Есть, есть, я знаю. Конан... Милая, не стой столбом, дай мне его... Дай прямо сейчас... Мне кажется, я умираю я...» — мысли бурей захватили воспаленный мозг юной наркоманки. Узнав подругу, поняв, что просто так она бы не пришла, Хината протянула ей дрожащую руку, пытаясь ухватиться за ее черное пальто.
Конан смотрела на нее ничего не выражающим взглядом. Хината была для нее очередной марионеткой, из которой можно было вытянуть деньги. Она заразила ее болезнью зависимости. Теперь она даст ей то, что она хочет, конечно же за деньги.
Пройдя в квартиру и заперев за собой дверь, девушка вновь обратила свое внимание на безмолвную Хинату, в глазах которой читалась отчаянная мольба. Все как всегда. Сейчас Конан покажет ей пачку с кокаином. Девушка, увидев его, будет готова отдать все свои деньги, а затем — превратится в вечный (вплоть до своей смерти) золотник. Вот она уже тянет руку, а Конан только остается вовремя убрать пакет, словно дразня вшивую собачку. Но за секунду до этого, Хината сама убрала руку, так крепко прижав ее к своей груди, словно она боялась, что та перестанет ее слушаться. Черноволосая девушка зажмурилась. Она отошла на пару шагов назад и сползла по стенке на пол. Конан увидела, как ее губы прошептали:
— Уходи.
Но и для такой ситуации был выход. Конан положила порошок на тумбочку и невозмутимо прошла мимо, напоследок лишь сказав:
— Я еще вернусь.
Одна доза. Достаточно было одной дозы, чтобы сломить Хинату раз и навсегда. У нее еще есть возможность выбраться, но если она примет подачку, то пути обратно не будет. И Хьюга прекрасно знала это. Знала и не могла ничего с собой поделать.
«Я только попробую... Всего один разок... Мне станет немного легче...Правда ведь, глупая, подойди, возьми, сделай это. Это не опасно, просто облегчишь свои мучения. Они прекратятся, вот увидишь!»
— Нет! — девушка отдернула свою руку, которой уже коснулась пакета и отпрянула от тумбочки. — Я буду, как белка в колесе... Чем быстрее я буду бежать, тем быстрее будет крутиться колесо, и тем быстрее мне нужно будет бежать, чтобы не упасть. Я хочу покончить с этим раз и навсегда.
«Не слишком ли много тавтологий, Хината? Ты заговариваешься. Ты уничтожаешь саму себя. Попробуй, это не так сложно, всего лишь надорви уголок, а потом...»
— Нет!!! — Хината с остервенением кинула пакет на пол и, переступив его, ушла в свою комнату, продвигаясь по стенке, где она попыталась заснуть...
Последний день мучений настал. Самый пик. Самый ужасный, самый нестерпимый.
Хинате становилось все хуже с самой ночи. Она проснулась от того, что начала трястись в ознобе. Ее ноги были в непрестанном движении, словно она бежала на месте, пытаясь скрыться от кого-то. Ее истощенные, худые до невозможности ноги то поднимались, то опускались в невероятных судорогах. Поминутно она свивалась в клубок и кричала. Желудок сводило спазмами. И это испытание было только ночью...
На утро ее бедный разум начали одолевать галлюцинации. Она видела, что на стену выползло ужасное создание в виде человеко-обезьяны. Людская половина лица застыла в посмертной маске с закрытым глазом, обезьянья — оскаливала клыки в усмешке и моргала красным от крови глазом. Моргала Хинате, как будто она была лакомым куском еды.
Потом, девушке начало казаться, словно она истекает кровью. Жутко. Больно. Нестерпимо.
Она упала с кровати. В судорогах, в различных метаниях от очередных галлюцинаций, она, сквозь слезы увидела пачку спасительного порошка, которая лежала на полу, как и она. Девушка в безумстве сфокусировалась только на ней. Она словно гипнотизировала ее.
Хината, не в силах более выдержать все это, протянула к пачке порошка свою исхудалую, белую, как полотно, руку.
— Кокаин, — беззвучно прошептали ее губы.