Никогда не взлетая. Глава 1 Преступница в капюшоне

На похороны Третьего хокаге собралось все Селение Листа. В тот день было произнесено много траурных речей, полных горьких размышлений о том, что Коноха вряд ли увидит столь выдающегося шиноби, потому как прошло время великих Сенджу, которые только и могли превзойти Сарутоби-саму, а сейчас нет воина, равного ему по силе. Горевали о том, что шиноби уже не те, что прежде, что ослабла воля огня в молодом поколении, которое не учится доблести у отцов. Еще печалились старейшины Конохи о том, что нет более веры ученикам, потому что вырастил на свою беду Хирузен змею, пригрел Орочимару у себя за пазухой.
Что произошло тогда между учеником и учителем до конца никто так и не знал доподлинно, потому что Третий Хокаге, ворвавшись в лабораторию своего любимца, увидел расчлененные трупы тех шиноби, которые погибли на миссиях, и понял, что Оротимару использовал павших для своих опытов. Он отослал анбу, которые обычно его сопровождали, сказав, что это дело касается только их двоих, и его обязанность как сенсея — остановить зарвавшегося ученика. Его приказу повиновались. А потом уже после боя, когда все стихло, охрана Третьего с подкреплением осмелились осмотреть поля боя, но нашли там только два запечатанных тела: человеческое и змеиное. Оротимару не смог перед смертью контролировать свою ярость и позволил вырваться демону-змее, а Сарутоби сделал то, что должен был совершить настоящий хокаге: ценой своей жизни запечатал демона, который представлял опасность для Селения.
На похоронах Анко пряталась в последних рядах, закрыв голову капюшоном, а орочимаровские печати — курткой с длинными рукавами и высоким воротом. Она слышала, как с трибуны старейшины призывали отомстить. Только вот было непонятно, кому, так как злодей был побежден и убит тотчас на месте. У Оротимару не было своих детей, но зато было много учеников, которых многие в шутку называли «кланом Орочимару».
«Главное, чтобы о них не вспомнили», — подумалось Анко, и она еще сильнее надвинула на голову капюшон, вслушиваясь в призывы «обязательно ответить», «не забыть и не простить» смерть мужественного хокаге.
После смерти Оротимару, чего предвидеть никто не мог, старшим среди учеников змеиного саннина становился Кимимару, который слег больным почти сразу после конфликта с Суной, когда таинственным образом погиб главный сторонник войны с Деревней Листа: Четвертый кадзекаге.
На Кимимару было мало надежды. Здоровье его оказалось совсем подточено войной: он уже не вставал со своего ложа, тело покрывалось испариной, его лихорадило, рвало кровью. Остальных «детей» Оротимару доверять ему было нельзя. Сакон и Таюя еще не сдали экзамен чунина, поэтому их нельзя было назвать самостоятельными шиноби, а возраст их был таков, что им самим была необходима опека.
Тем временем оратор распалялся все более: он вспомнил, что за смерть Минато Деревня так и не отомстила, и до каких пор их лучших хокаге будут убивать изменники или наемные убийцы и не получать отмщения? Он убеждал, что для такого сильного Скрытого Селения невыносимо терпеть подобную слабость.
Если бы кто-то взглянул в этот момент в лицо Анко Митараши, то увидел бы те чувства, которые шиноби обычно скрывают. Это был страх. Страх, который она не показывала в бою и который теперь медленно наполнял ее сердце. Она была точно уверена в том, что возбужденная толпа сейчас развернется и пойдет крушить дом его бывшего учителя. Она взглянула на трибуну, пытаясь высмотреть лицо произносившего речь старейшины, но из-за того, что сама протискивалась в последние ряды, подальше от чужих глаз, не смогла разглядеть ни его лица, ни хотя бы нашивок с символом клана. Она отступила назад и вскоре оказалась за спинами толпы. Когда она убедилась, что ее никто не видит, девушка перешла на шуншин и направилась к дому Орочимару.

Дверь ей открыла черноволосая девочка.
— Кин, золотко мое, проводи меня к Кимимару-куну. — Анко почувствовала, что некогда большой и шумный дом будто совсем опустел. Было тревожно тихо, а бывшие ученики, мелькали, словно тени, по заброшенному особняку.
Она прошла в просторную комнату, превращенную теперь в подобие больничной палаты. Тумбочка рядом с постелью была заставлена лекарствами. Рядом с кроватью стоял жестяной таз с мутно-красной жидкостью. Сакон, который сейчас дежурил у постели Кимимару, подошел к Анко и почти прошептал:
— Ему резко хуже с тех пор, как он узнал о сенсее. Возможно, именно Орочимару-сама поддерживал в нем тягу к жизни. И не только лекарствами.
— Где сейчас остальные дети? — Спросила Митараши.
— Таюя с ними. Мы меняемся. — Ответил он.
— А еще Кидомару пропал, — неожиданно сказала Кин, про которую все забыли.
Голос Кин вывел Кимимару, покоящегося на ложе, из полусна.
— Да, сбежал он, как только все началось, — ответил Кагуя, пытаясь привстать с постели.
Анко, мысленно ругая Кин, подумала, что он не так плохо поступила сразу понял, чем грозит бунт Орочимару его ученикам.
— А мне вот бежать некуда, — продолжал говорить Кимимару.
— Ты понимаешь, что рано или поздно они почувствуют, что хотят отомстить и придут сюда? — Спросила девушка, обратившись к Кагуе, который вышел из забытья.
— Когда убили Орочимару, считай с меня живого голову сняли, — тут он поднял блестевшие болезненным блеском глаза на гостью и произнес, –Анко-сан, теперь Таюя и Сакон должны обо всем позаботиться. Меня в «семье» всегда считали вторым после Орочимару-самы, а теперь, когда я стал первым, я стою у дверей смерти.
Голова Кимимару вновь бессильно опустилась на подушку. Калмо, которое дал больному Сакон, подействовало.
Анко взглянула на стоявшую рядом Кин. Она тяжело дышала и едва сдерживала слезы.
— Пошла вон! Кимимару-саме нужен отдых, а от таких разговоров ему только хуже, — раздраженно прошипел Сакон не то Кин, не то Анко.
Оставив Кимимару, он потом наедине говорил Митараши: «Я догадываюсь, о чем ты попросишь, Митараши, и я бы отдал тебе всех детей. Это правда, что сейчас клан Сарутоби подавлен горем, но скоро они оправятся и захотят мстить. Здесь как бы самому выжить. Ты права, что нам с Таюей будет не до чужих детей. Но с чего ты-то взяла, что тебе дадут их оставить?» — Сакон прикоснулся к плечу, где была проклятая метка, и провел рукой до запястья, где у Анко была татуировка змеиного призыва.
— У тебя не получится вечно прятать свою связь с Орочимару за длинной футболкой, Анко-сан.
— Я знаю, кто возьмет.
— Он и Орочимару ненавидит. — Понимающе ответил Сакон.
— Это хорошо. Его не заподозрят. — Ответила девушка.

На следующий день Анко направилась в больницу Конохи. Она намеревалась встретиться с молодым врачом Кабуто Якуши.
— Кабуто-кун, они не должны попасть ни в приют, ни в АНБУ.
Якуши отстранился от Митараши и, с сожалением вздохнул, вспомнив свои сиротские годы.
— Я их понимаю. И тебя. Не должны они проходить через то, через что довелось пройти мне. Но меня же совершенно точно будут проверять. Дети, как будут говорить, проблемные, учились они у врага деревни.
— У тебя с Орочимару-самой был конфликт.
— Этого может не хватить. И был он несколько лет назад. Об этом уже все забыли, а вот, что мы оба были его учениками — парадоксальным образом помнят. А я еще и у Сасори учился, хорошо, что меня вообще здесь держат. Вышвырнут из больницы — я ничем помочь не смогу уже никому. Даже то, что ты сейчас хлопочешь за этих ребят, становится подозрительным.
— Хорошо, ты знаешь того, кто бы мог взять? — С надеждой спросила Анко.
— На восьмой день после смерти нашего дорогого и прекрасного хокаге? Нет, таких самоубийц не припомню. Тем более скоро поминальный день. Как это будет выглядеть! Хотя…– тут по выражению лица Кабуто можно было догадаться, что его озарила идея. — Я знаю одного человека, который перетренировался настолько, что не понимает политической ситуации и откликнется на твою просьбу. И нет, он не мой друг. К несчастью, и не твой тоже. Гай-сенсей. Он окружит их заботой и своими сказками о вечной юности. Настоящий тренер. Они в силу возраста, наверное, еще мало что умеют, но так он таких любит. Ему не интересно с гениями. — Как будто убеждал себя Кабуто.
Этим вечером Анко впервые со времени смерти Орочимару уснула с легким сердцем.

***

На другой день она отправилась в дом Гая-сенсея.
– А, Анко-сан, вы, наверно, по поводу экзаменов? – Поприветствовал ее Майто Гай, и, не дождавшись ответа, спросил, – Я тут собирался на короткую десятикилометровую пробежку, ну мышцы размять перед тренировкой, вы составите мне компанию?
Анко, пробиравшаяся к дому Гая перебежками на шуншине, подумала о продолжении «тренировки» с ужасом, втайне думая о том, что хорошо, что она уже не его студентка.
– Я не по поводу экзаменов. – Сказала девушка вслух. – Вернее, не совсем. Вы могли бы взять под опеку троих генинов?
– Конечно, я всегда беру команду учеников, только…
– Наверное, вам их вряд ли назначат. У Оротимару были три человека не то на воспитании, не то на обучении… – Объясняла куноичи.
– Этот негодяй наверняка их пытал! – Воскликнул Майто Гай.
Анко уловила нужное направление мыслей Гая-сенсея и скрепя сердце продолжила говорить: «Да, этот изверг взял их только ради своих бесчеловечных опытов. А теперь из пасти этого змея они снова попадут в какой-то казенный дом, где всем на них будет, – тут Митараши взяла паузу, – почти что наплевать. Не узнают они ни заботы, ни сочувствия. А они и так настрадались от этого мерзавца! Вы бы смогли им помочь, научить их своему искусству, заставить весну их юности расцвести!
Гай был тронут. От переполнявших его чувств он едва мог говорить.
– Сейчас все боятся. Прошло еще так мало времени, люди не хотят выглядеть пособниками этого ублюдка, а пострадают ученики, которым тринадцати-то нет. – В глазах Анко блеснули слезы.
– Какая низость! Неужели все отказали? – Произнес Гай в праведном гневе.
Тут Анко не отказала себе в удовольствии расписать и равнодушие, с которым ее встретили в Коноховской больнице в общем, и нерешительность Кабуто в частности, и то, что сейчас нельзя обратиться к кланам, которые пылают жаждой отмщения и ищут внутренних врагов.
Анко рассказала, как тяжело жилось детям у Орочимару в этом страшном доме, где они ежедневно видели, как расчленяли трупы, как их использовали вместо подопытных кроликов и вводили опасные яды, после которых умирают девять из десяти испытуемых. Анко добавила к описаниям жизни у Орочимару и собственные воспоминания. Она убеждала Гая, что детям после такого нужна реабилитация, а, если их направят в приют, а дальше как шиноби – в АНБУ, то это только усугубит травму. И только благородный, мужественный и одновременно чуткий Гай-сенсей сможет изменить их участь.
Тут расчувствовался уже сам Гай-сенсей, который на фоне Анко казался великаном, состоящим из одних только мышц. Он забыл о пробежке, на которую до этого звал Митараши и теперь отпаивал ее саке.
– Подлецы! Как можно оставить шиноби, пострадавших от произвола этого безумца. А почему же вы не возьмете кого-нибудь из этих несчастных к себе? – Спросил он.
– Мне не позволят. Я была ученицей Орочимару-сама. Ко мне и без учеников будут вопросы. – Был ответ.
Когда Гай провожал к выходу Митараши, он вдруг спросил:
– Вы называете его Орочимару-сама до сих пор после того, что он сделал?
–Ах, это? – Анко попыталась выиграть немного времени и нервно перебирала в голове варианты ответы. – Ученическая привычка. И детская травма. – Ответила она и попыталась как можно скорее покинуть дом Майто Гая, которого она оставила в полном недоумении.

Спокойный сон Анко нарушили уличные крики. Она взглянула в окно, и увидела зарево полыхавшего в восточной части города пожара. Выругавшись, она накинула на плечи куртку и поспешила к месту пожара. Это пылал особняк Оротимару. На улице она увидела полуодетого Сакона, который пристально смотрел на пожарище.
– Я детей вывел. Спасать больше нечего, – опустошенно сказал он, заметив боковым зрением Анко.
– А Кимимару? – В полной темноте Митараши смотрела в воспаленные, больные от дыма глаза Сакона.
– Он был очень плох. Я схватил детей, и сматывался оттуда. Больше ни о чем не думал. Мстить они все-таки начали. И дом слишком хорошая мишень.
– Тогда я успела. Гай вчера согласился взять под свою опеку команду молодых шиноби.
– Только… – Тут в голосе Сакона, с горечью смотревшего на пожар, зазвучала тревога. – У Оротимару была еще одна…даже не знаю, как сказать не то воспитанница, не то эксперимент. Поэтому об этом мало кто знал. – Сакон сделал несколько шагов вперед к Анко и заговорил шепотом прямо над самым ее ухом. – У учителя оказался редкий генетический материал великой мечницы. Он мечтал оживить ее.
Анко отпрянула.
– Для этого ему нужны были все эти опыты с трупами. Он ставил эксперименты постоянно, но в целом неудачно. Тогда он рискнул использовать этот материал на живом человеке, когда понял, что «техника Второго Хокаге» для него пока недоступна. Учитель наш был известен как врачеватель, ты же знаешь…
Митараши кивнула.
– К нему обращались в тяжелых случаях, и он иногда ставил больных на ноги с помощью регенерационных техник. Так он совершенствовал свое мастерство. Если ему был интересен случай, он принимал такого больного. Одной такой девочке, которая была на грани жизни смерти из-за слабости сосудов и путей чакры, он привил гены мечницы, чтобы они справились с болезнью. Он назвал выжившую Ринго в честь Амеюри. С того света он ее вытащил, но слабое здоровье у нее осталось. Мы ее скрывали, пока малая была. Так бы за нею тоже давно анбу пришло.
Анко посмотрела на него с удивлением, сомневаясь, что ее сенсей мог к кому-то привязаться.
– Нет, не потому что любил. Это был один из первых его удачных опытов в этой херне с трупами. – Сакон разгадал ее вопрошающий взгляд. – А вот, кстати, и она. – Сакон поспешил перевести тему разговора, указав рукой на невысокую девочку с каштановыми волосами, которую за руку вела Таюя.
– Нам нужно уходить и быстро, – объяснила Анко. – Надо выбираться, пока не появились те, кто захотят поучаствовать в мести.
– Я ее выбрала, – как будто извиняясь, сказала Таюя. – Кимимару давно говорил сам, что он смотрит в глаза смерти.
Анко обмотала свое лицо тканью и показала детям, что и им нужно сделать то же самое.
– Брата береги, – обратилась Митараши к Сакону, и, скрылась сером, едком дыму.
Петляя по улицам Конохи, и несколько раз убедившись, что за ними никто не следует, она пришла к дому Майто Гая.
– Гай-сенсей, я, как и обещала, привела их к вам. – Девушка указала на троих детей, растерянно смотрящих на огромного тренера.
–А девочка? – Спросил Майто, глядя на Ринго.
– В команде обычно три человека, к тому же она еще не окрепла. Она пока поживет у меня. – Ответила Митараши.
Гай понимающе покачал головой.
–Значит, мы расстаемся? – Сказала вдруг Кин.
– Да, но на время, – со всей мягкостью, на которую она была в тот момент способна, ответила Митараши. – Вы же живете в одной Деревне и обязательно встретитесь с Саконом и сестрой-Таюей.
– Она вытащила меня почти из самого пламени, – воскликнула Ринго.
– Да, Таюя-сан очень храбрая, –подтвердила Митараши.
У Гая было такое выражение лица, будто он хотел что-то спросить, но, похоже, он сам понял, почему Анко привела к нему детей именно сейчас.