Нить жизни

Звуки музыки и смеха, что наполняли стены большого зала и причиной для которых являлся очередной приём в честь важного предпринимателя, наконец утихли, и поместье Учих погрузилось в сонливость. Разумеется, обслуживающий персонал занимался уборкой: драил дом до блеска, при этом беззвучно, чтобы случайно не разбудить звоном посуды хозяев. Саске передвигался быстрым шагом по одному из полутёмных коридоров, намереваясь заглянуть перед сном в кабинет отца, чтобы обсудить с ним обжигающий изнутри вопрос. Порой казалось, что его семье, начиная со дня, когда они узнали о болезни Сакуры, было откровенно наплевать на её здоровье, не говоря уже о том, что их фиктивный брак теперь был чуть ли не смехотворен. Никто в здравом уме не свяжет свою судьбу с угасающей, ведь в современном обществе это невыгодно. Так считал и Фугаку Учиха. Он вежливо расторгнул договор с ювелиром, чем заставил Харуно просить помощи у других, низших по рангу представителей правоохранительных органов города, но Фугаку не удалось ничего предпринять, чтобы выгнать Сакуру из своего дома. После нескольких скандалов, во время которых во внимание не принималось ничьё мнение, даже супруги Микото, и после вмешательства Итачи, глава семьи соизволил оставить ни для чего непригодную девчонку в доме, но при этом распорядился игнорировать её. Сакуру лишили прислуги, не говоря уже о том, что оплата за визиты врача легла на плечи Саске. Именно это раздражало младшего из братьев: почему бы не проявить толику человечности, раз она и так умрёт?

Но Фугаку успешно увиливал не только от вопроса, но и от каких-либо норм приличия, когда дело касалось Сакуры Харуно. Саске чувствовал, что отец только и ждёт неизбежной кончины своей гостьи, при этом откровенно бездействуя, чем он ускорял процесс, что лишь добавляло горечи в их новые, совершенно не радужные взаимоотношения. Наверное, самым раздражительным фактом для Фугаку являлось то, что никто не отменил свадьбу его сына и дочки Харуно. Этого не сделал лично Саске, что выглядело в глазах родителей высшей мерой непослушания. Ему, разумеется, было наплевать. Иногда Саске испытывал рьяное желание забрать свою невесту из этого чёртового дома и уехать подальше от этих расчётливых планов и ненужных интриг. Но в те моменты он также понимал: Сакуре здесь лучше, чем в любой холодной деревенской халупе. Забота о ней стала его единственным приоритетом, и ради перемен по отношению к своей любимой Саске был готов надоедать отцу чуть ли не круглосуточно. Сейчас выдался подходящий момент, когда Фугаку остался без свиты, которой он обычно вооружался, дабы избежать беседы, посему есть шанс добиться своей цели — обратить внимание отца на постороннего, очень больного человека.

Свернув вправо, Саске осмотрел пустой коридор и заметил в конце развевающийся на ветру белый и прозрачный тюль, точно кто-то позабыл закрыть дверь на балкон. Воздух в этом проходе был ощутимо холоднее — на улице как-никак зима. Запах свежести с неким привкусом дыма усиливался по мере приближения к распахнутой двери, и Саске, схватив парящую перед лицом ткань, выдохнул еле заметное облачко пара. Он подошёл ближе к проходу и заметил на полукруглой площадке девушку. Переступив порог, он вышел под лунный свет, присматриваясь к таким знакомым чертам. Сакура опиралась на каменные перила, наблюдая за ночным небом. Из одежды на ней была только тоненькая ночная рубашка с высоким воротником и шаль. Босые ноги скрывались под подолом, изначально, кажется, в снегу, что успел заметно растаять, будто на него вылили ведро кипятка. Длинные волосы развевал пробирающий до костей ветер, отчего хотелось скрыться в тёплом помещении, но не ей. Теперь Саске знал, из-за чего мисс Харуно в день их знакомства была так легко одета: она болела чахоткой.

— Сакура, что ты здесь делаешь?

— Охлаждаюсь, — чуть повернув голову, ответила она. — В доме слишком жарко.

— Прими холодную ванну, — нахмурившись, ответил Саске. — Но не стой в мороз на балконе по щиколотки в снегу.

— Вряд ли это мне навредит ещё больше...

С усмешкой на губах она повернулась лицом к нему, и Саске, стиснув зубы, вовремя удержал свою привычную маску невозмутимости. За год их знакомства она успела исхудать настолько, что иногда на эти выступающие острые скулы и ключицы было больно смотреть. Её любимое украшение в виде кулона с камнем, как всегда, находилось в руках: тоненькие пальчики перебирали цепочку, еле заметно вздрагивая от холода. Ясные зелёные глаза с тенью умиления смотрели на него, а та отделяющая Сакуру от других барышень несвойственная и открытая задорность всё реже проявлялась, сменившись усталостью и слабостью. Саске понимал причины таких резких перемен, ведь не один врач проводил осмотр, но это не означало, что подобная картина его успокаивала. На самом деле всё было в точности до наоборот: он немо злился из-за того, что каким-то образом судьба свела их, а потом резко поставила перед фактом, что совсем скоро придётся расстаться.

— Пойдём, — положив руку на плечо, Саске легонько повернул её к распахнутой двери. — Заболеешь.

— Хах!.. — слабо засмеялась Сакура, подчиняясь порывам заботы. — Ничего мне не будет. Кстати, я тут вспомнила, что ровно неделю назад я пережила диагноз доктора из Ливерпуля, как там его, мистера Якуши.

Ему ли не знать об этом. Саске с опаской считал часы до каждого из поставленных разными врачами дней предположительной смерти Сакуры. Она пережила уже две из четырёх дат, и он лелеял надежду, что остальные окажутся такими же пустыми словами, как первые. Конечно, реальность всегда отличалась от предначертанных планов, даже если они произошли от умных, весьма известных в сфере медицины людей.

— Это не значит, что ты должна наплевательски относиться к своему здоровью.

Он аккуратно закрыл дверь, поправив тюль, и повернулся к своей возлюбленной. Сакура опиралась спиной на стену коридора, приложив руку к животу, и делала тяжёлые, ровные вдохи. Кожа рядом с линией волос мгновенно покрылась заметной испариной, и Саске осознал, что прогулка на балкон не была прихотью или предлогом позлить его: ей действительно слишком жарко в стенах этого поместья. И это объяснимо, ведь отопление рассчитано на нормальных жителей дома, уж точно не на медленно умирающую от поглощения жаром болезни девушку. Фугаку ни за что не согласится создать здесь оптимальные условия или хотя бы построить для Сакуры на крыше небольшой тент, где можно поставить кровать. Излишние расходы ради того, кто и так до конца года должен покинуть сей мир, ему были неинтересны. Похоже, что разговор с Фугаку стал куда более срочным, но не сейчас: первым делом нужно стабилизировать температуру тела Сакуры, а уже тогда заниматься ерундой.

Преодолев расстояние между ними в два шага, Саске ловко подхватил её на руки, подложив одну руку под спину, а вторую — под колени Сакуры. Она издала удивлённый вздох, но обвила его шею руками, встретив его спокойный взор, который, как всегда, заставил её улыбнуться. В уголках её бледных губ была видна боль, и Сакура её прятала специально, чтобы не расстраивать его, что порядком злило: находясь за шаг от смерти, она думала не о себе, а о том, что чувствовал он, смотря на неё. Будто маска счастья на её лице каким-то образом затмит неизбежность или поможет в момент утраты. Но спорить с Сакурой было бесполезно, ибо упрямства ей не занимать, поэтому, со своей стороны, Саске игнорировал её очевидные попытки притворства.

— Куда мы идём? — поинтересовалась она, когда наследник Учих развернулся, отдаляясь от спален.

— Увидишь.

Она молча прислонилась головой к его груди, что отличалось от привычного поведения Сакуры Харуно, с которой он познакомился. Сейчас здесь должна была прозвучать недовольная фраза с требованием раскрыть все карты, но не тишина, точно не молчание. Немного согнув ровные губы в горькой гримасе, он подошёл к отполированной лестнице и начал подниматься вверх, что с почти неощутимым весом Сакуры не составило никакого труда. Порой казалось, что она в мгновение ока испарится, подобно утренней росе, отчего хотелось ещё крепче прижимать тощее тело к себе, но Саске умело сдерживал порывы и подавлял глупые фантазии. Единственное место, которое способно скрыть тело его любимой, — это гроб. Прогнав подобные мысли, он осмотрел очередной коридор поместья и подошёл к большой дубовой двери с выгравированной золотой ручкой. Аккуратно опустив Сакуру, убеждаясь, что она твёрдо стоит на ногах, он приоткрыл дверь, пропуская её вперёд.

— Где мы? — спросила она, медленно пройдя внутрь; Саске остановился рядом с установленной на стене лампой и зажёг её, освещая помещение жёлтым светом. — Ох...

Посреди выложенного серой плиткой пола было углубление квадратной формы. На противоположной стене находились железные краны, а яркие кусочки стекла из мозаики в громадном окне отбивали свет, придавая ванной комнате неординарный вид. Сакура молча изучала помещение, пока одна за другой зажигались лампы на стенах. Удивлённое выражение её лица стало лучшей наградой за такой сюрприз. Кроме своей спальни и ближайшей ванной, Сакура нигде в поместье не бывала. Здесь было ещё много комнат, способных удивить её, но Фугаку приказал прислуге бдительно следить за передвижениями нежеланной гостьи, чтобы та случайно не заразила клавиши рояля или семейные реликвии. Саске подошёл к ней, прикасаясь пальцами к подбородку, немного приподняв её голову вверх. Её щеки покраснели.

— Не надо, — чуть нахмурив брови, прошептала Сакура. — Ты подхватишь болезнь и...

— И мы быстрее встретимся на другой стороне, — вскинув бровь, ответил он. — Я не боюсь умереть.

— Ты и не должен. Через год или два ты в это странное, но очень необычное место приведёшь свою новую невесту. Возможно, ты даже не вспомнишь этот диалог. Я всё понимаю, Саске, не стоит врать. Такова жизнь.

Она всегда рассуждала так, будто её смерть ничего в мире не изменит, будто этого никто не заметит. Мистер и миссис Харуно потратили не одну неделю на споры с дочерью, ведь самым логичным выходом из ситуации было её возвращение домой, где за ней с теплом в сердце и трепетом в душе ухаживала бы мать. Но Сакура выбрала для себя иной путь: для родителей, которые с каждым месяцем всё реже присылали письма, она, вероятно, уже была не лучше мёртвой. Они подчинились её желанию и в последний раз видели её полной сил, улыбающейся и с алыми, полными жизненной энергии щеками. Сакура запретила им навещать поместье, когда поняла, что весь этот румянец и радость начали улетучиваться, что болезнь стала поглощать её. Естественно, такое поведение было неслыханным, поэтому ситуацию не обсуждали. В последнем письме мистер Харуно лишь попросил сообщить ему дату смерти, чтобы они с женой смогли прийти на похороны дочери. В итоге Сакура самолично оставила себя в чужом доме, где её присутствие было нежеланным, вероятно, для того, чтобы не думать, будто её смерть разрушит жизни дорогих для неё людей. Вот только она ошибалась в одном: в особняке Учих был один человек, которому её жизнь не была безразличной и который не понимал эту логику. Каким же образом эта кончина не повлияет на него, на юношу, который любил её так же сильно, как она его? На этот вопрос Саске не мог найти ответ. Возможно, он просто не видел разумных оснований в её словах.

— У меня одна-единственная невеста, и сейчас у неё какое-то помутнение рассудка.

— Ты можешь думать, что хочешь, но это правда: после моей смерти все ваши жизни продолжатся. Ты, несомненно, женишься на хорошенькой аристократке. У вас будут милые детишки, и проведённое со мной время ты будешь вспоминать как приятный, а может и не очень, эпизод из юности. Я люблю тебя, но...

Обсуждение его будущего было одной из тем, которые Сакура всё чаще затрагивала. Она словно пыталась настроить Саске на добровольное восприятие подобного стечения обстоятельств и одновременно слегка отдалиться от него, может быть, чтобы их прощание не было таким болезненным. Глупая женская логика. Их взгляды встретились, и Саске узрел там немую мольбу подыгрывать ей в этом спектакле. Возможно, говоря все эти вещи, она успокаивала не так его, как себя, чтобы не чувствовать вину за то, что её смерть разобьёт кому-то сердце. Внезапно она резко отвернулась и, положив поверх рта рукав ночной рубашки, стала подавлять кашель. Звук эхом отбивался от стен ванной комнаты. Согнутая спина содрогалась под волной розовых локонов, точно в неукротимых судорогах, отчего в груди Саске сердце сжимали невидимые тиски. Он не мог ей помочь. Кашель прекратился так же неожиданно, как и начался: Сакура медленно повернулась к нему лицом, вытерев губы рукавом, на котором остались тёмные пятна крови. Она не поднимала взор с пола, точно стыдилась своего беспомощного состояния.

— Я хочу, чтобы ты забрал этот кулон после моей смерти, — спокойным и ровным голосом произнесла она.

— Но это твоя любимая драгоценность.

— Да, поэтому она перейдёт к тебе вместо моего сердца... Ты примешь такой подарок?

Снимать нечто столь ценное для дочери Харуно, причём с её трупа, возможно, на глазах у родителей — это будет самой большой формой неуважения к девушке, которую он любил. Но отказывать в подобной просьбе, отвергать её подарок — ещё хуже. Пожалуй, чтобы успокоить душу Сакуры, чтобы она, лёжа в кровати и задыхаясь от собственного кашля, тешила себя тем, что её стратегия по прощанию с близкими увенчалась успехом, стоит согласиться на такие условия. В конце концов, Сакура не сможет запрещать ему делать что-либо после своей смерти. Протянув руку к её лицу, он вновь прикоснулся к подбородку и поднял его вверх. Странное у неё представление о мире после своего ухода, точно как и о том, что будут чувствовать другие на похоронах. Складывалось впечатление, что Сакура и вовсе не хотела, чтобы кто-либо стоял у её могилы и оплакивал её.

— Да...

Это сорвалось с языка прежде, чем Саске успел передумать или отыскать здравый смысл во всём этом.

— Спасибо, — еле улыбнувшись, ответила она. — Когда-то давно мой отец нашёл этот камень в старой пещере и так и не смог определить, что же это за порода. Сказал, что она такая же необычная и уникальная, какой он видит меня, и, сделав кулон, отдал его мне, — вдумчиво продолжила Сакура. — Мне нравится думать, что в этом камне есть частичка, хм... моей души. Когда будешь носить его, думай, что это моё сердце, хорошо?

— Конечно, — слегка насупив брови, промолвил Саске; ничего иного ответить он не мог.


— Ты болела, — чуть встряхнув головой, словно прогонял эти воспоминания, ответил Саске. — Чахоткой. Спустя полтора года после нашего знакомства ты умерла.

Хрупкое тело внезапно ощутимо напряглось: она замерла, подобно мраморной статуе в зимнем саду. Саске молча наблюдал за возможными переменами в этой неподвижной позе, за тем, как она часто сглатывала, скорее всего, образовавшийся в горле ком. Когда-нибудь Сакура узнает, что скончалась, поэтому он не видел смысла скрывать от неё этот факт. Чем быстрее она приспособится к мысли, что её воскресили, тем лучше для неё, ведь в ближайшем будущем у Сакуры, особенно если оградить её от этой информации, определённо может возникнуть желание навестить родителей, а это станет фатальной ошибкой. Мистер Харуно с женой, разумеется, после столь драматичных событий, переехали в Италию сразу после похорон, не оставив никакой контактной информации. Они не были чрезвычайно невежливыми с Учихами, да и с Саске, но и не излучали какого-либо тепла и сострадания, даже зная, что он любил их дочь. Возможно, Харуно считал, что их привязанность отобрала у других возможность прожить вместе с Сакурой её последний год. Это, конечно, было просто логичное заключение, и Саске не винил её родителей в таком поведении. Если бы не его пылкое желание найти способ вернуть Сакуру, то он бы так же смирился, свалив вину на какого-нибудь врача, и продолжил бы жить, как описывала она: женился бы на первой предложенной отцом девушке, обзавёлся бы детьми и сколотил бы состояние на нелюбимой работе.

Желание быть с ней и стало тем самым стимулом, который заставил Саске перерыть половину Европы в поисках способа вернуть её к жизни. Как он тогда и предполагал: после смерти Сакура не могла указывать ему что делать, а оставленный ею кулон только больше разжигал стремление к подобным действиям. И вот, по прошествии пары лет тщательных исследований и усердных, до этого провальных попыток, он осуществил свою мечту — вернул свою возлюбленную. Оставалось понять, насколько эта девушка отличалась от той, в которую он был влюблён, и сохранились ли у неё эти взаимные чувства. Если всё окажется правдой, то он уже знал, куда они отправятся, а если нет, тогда придётся узнавать друг друга заново. Конечно, в таком случае есть вероятность, что он Сакуре не будет более интересным.

Неожиданно она отстранилась от него, обнимая себя за плечи заметно побледневшими руками.

— Я... получается, я какое-то чудище? — неровным голосом спросила Сакура.

— Нет.

Нахмурив брови, Саске напряг плечи, сгорбившись. Первое заключение с её стороны было совершенно неожиданным. Безусловно, он видел, откуда возникла подобная идея: самый известный способ воскрешения человека — это чёрная магия. В обществе современных аристократов проводили спиритические сеансы в качестве развлечения; в начале своих поисков Саске даже удосужился посетить несколько таких сборищ чрезвычайно впечатлительных стариков и весьма талантливых актрис, которые очень редко знали толк в том, о чём рассказывали за круглым столом. Обычно все эти представления были ради публики и денег. Признаться, Саске действительно наткнулся на метод воскрешения чёрной магией, но сделка с дьяволом его не привлекала: в чём смысл воскрешать любимую девушку, если вместо неё на том свете окажешься ты? Именно поэтому алхимия заинтересовала юношу больше других сфер сверхъестественного: равноценный обмен, проведённый в правильных условиях и при следовании чётким инструкциям, гарантировал успех. Конечно, подобные достижения, как создание гомункула или философского камня, в алхимии были, как недавно подметил Орочимару, чуть ли не мифом. Но вот же она — стоит перед ним в недоумении, живая, а ещё заметно расстроенная.

— Воскрешение человека — это неестественно... Ты не должен был этого делать!

— Я не совершил ничего противозаконного, — спокойно ответил Саске. — Я собрал нужную плату, и взамен мне вернули тебя. Принцип торговли, если упростить.

— Но я... я не натуральная, — медленно поворачиваясь, прошептала Сакура. — Я не человек, а если это так, то ты создал монстра.

— А ты ощущала себя чудовищем до того, как услышала о воскрешении пару минут назад? — встретив её наполненный печалью и тенью боли взор, спросил он.

Сложив руки на груди, она опустила голову, не ответив. Для него эта девушка ничем не отличалась от той, которая завещала ему кулон с красным камнем перед смертью. Да, некоторые черты характера казались смазанными, нераскрытыми, местами даже противоположными, но он был готов смириться с этими изъянами, ведь главное в другом: если эта Сакура его любила, то остальные проблемы не стоили ничего, и они вместе всё преодолеют, лишь бы их связь оказалась несломленной. И на мгновение, когда Сакура вспомнила, что они должны были пожениться, в его груди вспыхнула искра надежды на то, что этот досконально продуманный план увенчался успехом. Эти размышления были пропитаны эгоизмом, но Саске не задумывался над этичностью своих поступков, ведь для него главным было вернуть себе то, что так несправедливо забрала судьба. Разумеется, всё зависело только от Сакуры, а судя по беседе, она явно запуталась в себе и в ситуации.

Присев на край стула, он протянул ей правую руку ладонью вверх, точно намекая, чтобы она подошла поближе и прикоснулась к нему. Розовые пряди рассыпались по спине и плечах, а голова Сакуры была слегка опущенной, будто она находилась в лёгком замешательстве и, совершенно растерявшись, не могла сообразить, что же ей с собой делать. В этом и было одно из резко бросающихся в глаза отличий: та Сакура всегда знала, что предпринять, и, даже будучи на грани смерти, она распланировала жизни других, точно как и свою кончину. Пусть многое осталось всего лишь её фантазиями, но подобная растерянность никогда не просматривалась в той Сакуре. Но Саске понимал: алхимия создала не стопроцентную копию, а значит, нужно быть терпеливым к её новому характеру. Для начала он обязан убедить Сакуру в том, что она человек, а не проклятое чёрной магией существо. Это его главная задача и долг.

— Прикоснись к моей руке, — спокойно промолвил он, беспрерывно изучая её взглядом. — Я докажу тебе, что ты не чудовище, а такой же человек, как я.

Чуть прикусив нижнюю губу, она мельком окинула его жест взглядом, но послушно подошла к столу, протянув дрожащие пальцы к его ладони. Прикоснувшись кончиками, Сакура еле слышно шмыгнула носом, молча дожидаясь его ответных действий. Заметно угрюмое и опечаленное выражение лица сменилось на сосредоточенное, будто она пыталась увидеть в его ладони какую-то вспышку магии — точно, как ребёнок. Но он не собирался показывать никаких фокусов или предлагать Сакуре почитать ту книгу по алхимии. Саске молча дожидался момента, когда её осенит: их тела в одинаковой манере излучали тепло, сердца бились в унисон, да и тот факт, что она выглядела как обычная девушка, доказывал, что так оно и есть — она совершенно нормальный человек. Остальные нюансы, в виде камня у неё в груди и цепочки вдоль позвоночника, Сакуре знать не обязательно, ибо в его глазах они абсолютно ничего не меняют. После нескольких минут тишины она медленно провела указательным пальцем вдоль линии жизни на его ладони.

— Я же как тяжесть... тяжесть в твоих руках, — вдумчиво сказала она. — Ты возился со мной, когда я болела; занимался похоронами, хоть это и не были твои заботы, и даже сейчас... бросил всё, а ради чего?..

— Я сам избрал этот путь.

— Ты ведь понимаешь, что я — не она...

— Больше, чем ты себе можешь представить, — честно ответил Саске.

Проводя хрупкими пальцами по его ладони, Сакура пыталась не думать о мотивах этого юноши. За время его разговора она успешно подавляла в себе очередную волну странных воспоминаний: её руки прикасались к каменным перилам на балконе; на рукаве её ночной рубашки виднелись пятна крови. Она чувствовала, грусть и душевную боль, а также то, что любила его, точно по умолчанию, будто эти эмоции всегда были частью её сущности. Близость к Саске и правда, слетающая с его губ, странным образом влияла на её сознание, подбрасывая слишком определённые сцены из их прошлого. Вероятно, правильным решением было бы проигнорировать это манящее притяжение душ и, попрощавшись с Саске Учихой, попытаться начать новую жизнь, раз уж он каким-то чудом сумел подарить ей такую возможность.

Но это явно не то решение, которое она мысленно приняла. В какой-то миг Сакуре показалось, что она полюбила бы этого молодого человека, даже если бы не знала об их связи и просто случайно повстречала его на улице. Это было настолько очевидно и это чувство пронзило сердце, как только она открыла глаза: теперь было почти невозможно различить былые эмоции от новых, которые она испытывала по отношению к Саске. Конечно, она неполноценный человек, но глядя на то, как он далеко зашёл, чтобы вернуть её, и на то, что, будучи осведомлённым о её совершенно неестественной натуре, Саске продолжал любить её, Сакура не могла игнорировать следующий вывод: возможно, всего лишь возможно, чтобы ощутить себя настоящей, ей стоит принять любовь и заботу от другого человека. Ведь в самом-то деле, что ещё ей нужно, если в этом мире уже есть тот, кому она настолько небезразлична, что он не только вернул ей жизнь, но и принимал такой, какая она есть? Отвергать подобную преданность и любовь — как минимум глупое решение, учитывая, что она неоспоримо любит Саске. Собравшись с духом, Сакура произнесла:

— Пообещай, что мы больше не расстанемся, что ты не бросишь меня, если я вдруг не оправдаю твои надежды.

— Обещаю.

Сдвинувшись с места, она обняла его, ощущая на талии крепкие и сильные руки. Если судьба позволила им встретиться ещё раз, если сама природа разрешила ей переродиться с любовью к этому человеку, то кто она такая, чтобы отталкивать эти инстинкты? Несомненно, самое лучшее, что она может сделать — это попытаться осчастливить Саске Учиху, ведь если подумать, то он из-за неё добился нереального: он возродил человека.