Ночи

Хината была мила и деликатна. Если она не спала в три часа ночи, то терпеливо ждала, пока Мадара поднимется сам и пойдёт разыскивать привычный источник живого тепла. В большинстве случаев Хьюга оказывалась на кухне.
Учиха зевнул, щурясь на свет в проходе. Больше всего ему хотелось обратно в тёплую постель, так как хотел он этого или нет, а нервы с приближением срока, слегка сдавали, а врач Хинаты – мутный тип с аккуратно подстриженными усами – вызывал недоверие и ревность. Поэтому нервная система застучала ему изнутри по голове, выдавая железобетонные аргументы: ты хочешь спать, Хьюга тебя не будила, и ты уже задолбался вылезать в дождь на улицу посреди ночи.
Ну, Мадара уже приучил себя не слушать весь этот бред. Ему не так уж и сложно, и балованная Хината становилась чудесно-милой, как в ранние дни их отношений.
К тому же, девушка не одна – в ней ещё двое. И они тоже хотят есть.
Хьюга поболтала ложкой в пустой баночке из-под йогурта, добывая остатки от стенок. Перед ней были наполовину опустошённая миска с невкусной кислой вишней: Мадара не позарился на эти ягоды, - и хвостик сушёной рыбы, хорошо идущей под тёплое саке и на запах которой Хината изредка раньше ворчала.
- Хочешь чего? – лениво.
- Спать иди, - мирно.
- Не дури.
Хината обиженно наморщила нос.
А что, он виноват что ли, что Хьюга даже в положении стеснялась каждой своей просьбы? Впрочем, сейчас девушка была, скорее, очень задумчивой. Меланхолично облизав ложку, Хината уставилась в стену над раковиной.
Созерцала она её долго и глубокомысленно.
- Хочу ананас, - наконец сказала она. – И полочку.
Мужчина моргнул и потёр глаза, но причинно-следственные связи в цепочку не выстроились.
- Не понял.
- Хочу прибить полочку. Над раковиной, там место пустое - Хината указала направление. – Гвоздей купи.
«И молоток», - сонно подумалось Мадаре, который не смог вспомнить о наличие в доме хоть каких-то инструментов вообще. По мелким поручениям веселее было гонять Зецу, особенно когда его чёрная половина начинала обтекать от усталости, но человек-растение уже несколько месяцев как находился далеко.
Видеть подобное хищное существо рядом со своими детьми Учиха не хотел.
Хината зевнула и ушла спать. Возможно, её желание было мимолётным и не обязательным для исполнения. Но ананас - это вкусно, а полочка – иногда полезно.
Поэтому Мадара накинул плащ и отправился грабить, разумеется, не работающий в три часа ночи хозяйственный магазин.

***

В Аме чуть хромала инфраструктура, поэтому одежды для беременных здесь отродясь не водилось. И в целом, никто не был этим озабочен.
Хината накупила себе несколько туник-платьев: небесно-голубое, сиреневое, синее… Все по колено с резинкой под слегка отяжелевшей грудью, мягкой ткани, мягко же облегали живот, спадая к ногам. Правда, Хьюга носила их только дома и под них надевала ещё и штаны – не свои, так как они давили и тёрли. Зато вот подвёрнутые до нужной длины штаны Мадары были идеальны из-за того, насколько свободны.
И в его одежде девушке становилось уютней.
Хината смущённо улыбнулась себе в зеркале, так как почти себя не узнавала. Правда, покрасоваться не перед кем, ну так что ж – для себя и удобства.
Учиха подозрительно давно ушёл курить. Хьюга коротко вздохнула, зная, что если он застрял на крыше, то это надолго, и лучше его вообще там не трогать. По сезону полили привычные жителям Аме ливни, поэтому моменты без осадков ценились высоко.
Но сгущался вечер, а её волнение с недавних пор потеряло рациональность. Хината просто волновалась: от того, что любила, и от того, что он был где-то не рядом. Девушка спокойно могла отпустить его в загул за пределы селения махать мечом, сражаться от души и решать свои дела, к которым не хотела иметь отношения, но порой не находила себе места, стоило ему отойти на лишние пару минут.
Ступни утонули в дурацких пушистых тапочках, не нравившихся никому, но тёплых, и Хьюга открыла входную дверь. Мадара мрачно уставился на неё снизу вверх; мужчина сидел прямо на полу и дымил в сторону уходящей в темноту узкой лестницы. Их жилище остро отличалось от остальных входом и местоположением.
- Ой, я думала ты…
- Там ливень. И темно.
А Хината и не слышала дождя.
Учиха спешно потушил сигарету. Дым потянуло в сторону небольшого окошка, и девушка рефлекторно зажала нос и рот рукавом. Помимо всего прочего сигаретный дым вызывал у неё тошноту, и это не было связано с беременностью.
Просто запахи трубочного табака и сигаретной стружки, оказывается, отличались разительно. Первый – горький, благородный, второй – какой-то мусорный и едкий. Хьюга ненавидела его: в волосах Мадары и немного в его одежде, в коридоре перед их дверью и даже от небрежно валяющейся на столе пачке.
Но спрашивать мужчину о такой замене не стоило. К никотину он привык: слез, если захотел бы, вот только желания такого не было. Однако возможность неспешно раскурить трубку дома и медленно выпускать дымные кольца исчезла. Тащить же трубку в этот закуток Учиха считал кощунственным; на удобном языке одной из возвышавшихся над селением гротескных статуй ещё ладно, но сейчас – нет.
Почему-то вставать с пола Мадара не спешил. Его волосы были чуть влажными. Кажется, он всё же пытался расположиться на улице. Запах постепенно выветривался, поэтому Хьюга отняла руку от лица. На людей, вроде Мадары, нельзя смотреть с жалость. Но у него был донельзя обиженный вид – так порой бывает с самыми сильными, когда какая-то любимая мелочь оказывается запретной или искажённой, и ничего сделать нельзя.
Поэтому Хината накинула подол платья-туники ему на голову и вспыхнула, не понимая, зачем это сделала.
Мадара сначала замер, не спеша почему-то стряхивать ткань с головы. Спустя полминуты его руки сомкнулись вокруг коленей Хинаты, и мужчина потёрся щекой о низ круглого живота через ткань штанов. Хьюга вновь залилась краской. Учиха стянул резинку с живота до пояса и ткнулся в кожу холодным носом, отчего по коже девушки побежали мурашки.
Мужчина довольно заворчал, когда Хината тоже обняла его, положив руки на голову и прижав к себе. Пускай было душно и толком дышать нечем, зато под губами, когда он несколько раз поцеловал большой живот, было мягко и тепло, а от девушки пахло чем-то сладким и дурманящим. Мадара догадывался, что после родов это пропадёт, вот почему тихо наслаждался подобным сейчас.
И пускай он стоит на коленях на каменном полу перед женщиной. Его женщина, его будущие дети – значит можно.
Ей было то ли щекотно, то ли приятно от лёгких, странно-нежных, но жгучих, как и весь Мадара, поцелуев в живот. Скорее всего, одновременно. Но Хината не выдержала и пары минут, кое-как выдавив нетвёрдую просьбу перестать.
Иначе бы в обморок упала от смущения и игристого ощущения влюблённости в человека, которого уже давно знает. А ей сейчас нельзя.
И ночь уже.