Нож. Бездна глубины.

Тело Гаары нашли в мусорном баке.

Оно было синим и распухшим от побоев.

На прошлой неделе ему исполнилось двенадцать.

Это дело гремело на весь Токио: убит сын мэра. Дотошные мамочки-куропатки целую неделю не выпускали своих чад поздно вечером гулять, во многих школах объявили карантин.

До Наруто, который чудом выжил, никому дела не было. Не было дела и до того, что неизвестные люди в масках забивали Гаару прямо на глазах у парня. Не было дела и до того, что Удзумаки исполосовали всё лицо ножом.

Всем было насрать. Наруто ведь не сын мэра.

- Я нашел его в мусорном баке.

Это было первым, что произнёс блондин, когда очнулся в больнице. Полиция осаждала палату несчастного несколько дней подряд, но Наруто рассказал всё, что знал ещё в первый час допроса.

Окружили неизвестные во время прогулки. Действительно, с кем не бывает. Ёбнули по голове, потерял сознание, очнулся в каком-то сарае. Первое, что увидел, когда очнулся — Гаару месили целой толпой, но он уже вроде бы не двигался. Потому что его кожа и одежда по цвету сливались с волосами. Красными.

При попытке к бегству вырубил двоих, за это почикали лицо. Второй раз очнулся уже в мусорке. Гаара был в соседней. Ну, как вам такая сказка на ночь, господа полицейские?

А потом были четыре пластические операции, несколько месяцев сеансов психотерапии, нервные срывы и кошмары. Удзумаки оставил себе на память ровно шесть шрамов: по три ровные полоски на каждой щеке.

Голос в голове впервые раздался, когда Наруто увидел в зеркале своё зажившее лицо. Как у ёбаного Франкенштейна, всё сшитое из лоскутов. До первой операции была еще неделя.

«Ты должен найти их и убить» - сказал голос. И это был голос не Наруто.

На этом всё стихло и появилось вновь лишь спустя восемь месяцев.

В день, когда убили дядю Наруто, Джираю.

Вообще-то Джирая был не родным дядей Наруто, а всего лишь старым другом родителей Удзумаки. Но Наруто любил мужчину как отца. Думал, что сирота, пока дядя не появился и не рассказал всё. И что родителей не стало, когда блондин ещё в пелёнки срался, и как в детдом его сбагрили. «Се ля ви», или как там еще можно назвать этот пиздец.

И в тот день, когда из груди старика вынули шесть пуль, голос появился снова.

Наруто не особо понял, что он там говорил, запомнил лишь имя — Курама.

А потом парень очнулся прикованным наручниками к больничной кровати.

Отпиздил патологоанатома и медбрата, говорят. Выломал руки одному и перебил колени второму, говорят. Такие дела.

Затупил тогда, всё рассказал как есть. Так что не удивительно, что через полчаса за Наруто приехали санитары.

Знаете, сидеть в психушке не очень весело. А в одиночке и подавно. Да и не нужна была Удзумаки эта блядская терапия — он был в порядке. И таблетки не нужны были, и уколы.

Нет, правда, он успокоился. И даже подружился с голосом в своей голове. Привык уже, что сам себе друг и приятель. Враг и предатель.

- Иди нахуй.

Саске перестал водить рукой перед лицом блондина.

- Ты завис, - констатация.

- Не лечи меня, Учиха, я в норме, - усмешка настолько вялая, что едва ли достойна называться усмешкой. Так, усмешечка маленькая.

- Мне-то не пизди.

- Да, хули, сам всё знаешь.

Саске знал, да. Он забрал Удзумаки из дурки почти ровно три месяца спустя. Три ёбаных месяца пиздежа и притворства. Три ёбаных месяца ёбаной демонстрации ёбаной нормальности. И ведь все поверили. Махали ручками на прощание медсёстры. Махали ручками на прощание все эти «Гитлеры», «Наполеоны», «Иисусы», высунувшись из окон.

Выкуси, Курама-или-как-там-тебя-иди-нахуй-короче. Никакое это не раздвоение личности.

И Наруто правда успокаивал себя этим. Подумаешь, иногда случаются неконтролируемые вспышки ярости. Подумаешь, не помнит что делал во время них. Подумаешь, блять, ага.

Просто когда глаза застилает туман — красный, как волосы Гаары — как-то сами собой опускаются эти моральные-руки-или-как-там-правильно.

Когда глаза застилает туман — красный, как грудь Джираи — хочется просто побыстрее съебать из всего этого кошмара.

Лишь бы только не видеть, как чей-то ботинок мощным пинком превращает нос Гаары в кашу. Лишь бы не видеть тело дяди, похожее на решето.

- Дядя, а где мои родители?

- Прости, Наруто, они умерли. Но обещаю, я найду того, кто их убил.

Отсоси, дядя. Тебя нашли раньше.

Маленький был еще для этих всех разборок. Не дорос еще, чтобы драться с бандитами, мафией и прочей хуйнёй.

Да и мозгов хватало только на нудные думы о несправедливости жизни.

В помойке начал, в помойке и закончит — так про него говорили. Только Саске — весь такой из благополучной семьи — не смотрел с отвращением.

- И чё ты затих?

Саске поднимает взгляд, смотрит прямо и мрачно.

- Думаю, надо съездить.

- Куда? - Наруто с трудом выбирается из этого бессмысленного залипания в пространство.

- По ебалу тебе, - Учиха ёрзает на стуле.

В больнице непривычно тихо. Немного давит белизна стен — в свете ламп она кажется болезненной.

Суйгецу под капельницей, его жизни ничего не угрожает.

Кулаки сжимаются как-то сами собой, в голове уже составлен план мести. Чужим голосом.

- Вы — герой, - восторженно оповещает медсестра. Саске сидит рядом молча.

Нет, блять, всё не так. Всё, сука, нихуя не так. И кулаки сжимаются еще крепче.

Да хрен с ним, что всё списали на самооборону. Нет ничего геройского в убийстве.

- Нет ничего геройского в убийстве, мать вашу, - голос сдавленный и глухой. Напоминает рык загнанного в угол зверя.

Саске сидит рядом молча. Медсестра давится очередным восхищенным клекотом и уходит.

И что-то давит в груди, щемит, не даёт вдохнуть. Возможно, это чувство вины. Возможно, это осознание того, что он отнял жизнь у человека. Пусть маньяка, пусть извращенца и душегуба.

Но кто ты, чтобы судить? Эй, Наруто, ты что, ёбаный Господь Бог? Нет? Ну, так какого хера тогда, а?

Это всё Курама — так он себя оправдывал. Это всё страх — так он себя убеждал. Это всё ебаный пиздец — к такому выводу он пришел в итоге.

Что тогда, что сейчас. Непонимание происходящего, понимание произошедшего. И пусть в новостях говорят про Удзумаки что н герой. Спаситель. Защитник слабых и обездоленных. Всего лишь потому, что убил какого-то человека.

Всего лишь.

Всего, блядь, лишь.

Всего, блядь, лишь, сука, убил человека, нахуй.

И хочется просто рычать, или выть, или долбить стену кулаком до разбитого кулака или разбитой стены. Но Саске сидит молча рядом, а значит и ты должен молчать.

Потому что никому не нужны эти твои истерики и пиздострадания. Нахуй не сдалось всем твоё чувство вины, потому что никто не считает тебя виноватым. Кроме тебя самого.

Потому что плохих людей можно убивать. Потому что когда ты убиваешь маньяка самосуд принимают за самооборону. Потому что он перестаёт считаться человеком, если убил кого-то, а тот, кто убил его начинает считаться героем. Уёбищные порядки и законы этого уёбищного мира.

- Ты ведь тоже сделаешь это, да? - так тихо, что сам себя едва услышал.

- Сделаешь ведь, - почти громко и почти утвердительно.

- ...да? - слабая надежда на отрицательный ответ.

Ты ведь убьёшь Итачи, да, Саске? Ты ведь убьёшь всех, кто встанет на твоём пути, да? Тебя ведь не ебёт всё это так сильно, как меня, да?

- Да.

И блондин лишь вздыхает в ответ, ерошит волосы, опять вздыхает, подбирая слова и причины, которых, как на зло, ни одной не приходит в голову.

- И ты убьёшь.

Удзумаки поднимает взгляд. Глаза покрасневшие и больные, совершенно не-нарутовские.

- Потому, что те уёбки живы, а твой дядя и Гаара нет. Это, по-твоему, нормально? Нормально, что они буду продолжать дышать, пусть даже и в тюрьме, в то время когда тех, кого ты любил, жрут черви? Если ты не хочешь убивать, то пусть это сделает Курама.

Наруто давится свежим воздухом. Машет руками, топает ногами, истерично хрипит и брызжет слюной.

И можно было бы, наверное, толкнуть пафосную речь о том, что мол « я не стану убивать, потому что я не такой, как они, ко-ко-ко». А смысл, блять?

И только спустя семь лет дошло до него, наконец. Что всё это хуйня. Что можно потом внукам рассказывать, как по малолетке прирезал маньяка и они понесут эту историю сверстникам, словно сокровище, которым неимоверно гордятся.

Хотя, может тут сработало то самое «время лечит». И чувство вины осело куда-то на дно дна за это время. А может это всё из-за влияния этого придурка Саске, который уже родился убогим сухарём с атрофированными чувствами любви и уважения к ближним.

Кто знает, как так вышло. Кто знает, как всё будет теперь.

- И чё, и чё? - возвышенно-пафосная рожа Саске бесит, чем всё «ёбаноевсё» вселенной вместе взятое.

- Я согласился.

Наруто подавился и стукнул стаканом по столу. Охуеть.

Охуеть.

- Охуеть, придурок, как у тебя ума-то хватило?

- Мне нужны деньги, ты знаешь.

Блядский Саске с его блядским спокойствием и блядскими мотивами. Сидит тут весь такой из себя, вы только посмотрите. Семь лет ебучей тишины и тут на тебе — подружку он решил завести. И ладно бы какую обычную, но нет же, ему именно подыхающую подавай.

- Ты нахуя согласился, дятел? И что потом? Ты уже встречался с ней? Скажи хотя бы, как её зовут.

Пафосный-уёбок-мать-его-за-ногу лишь качает в ответ своей тупой головой. Но взгляд его поменялся.

И взгляд Наруто поменялся тоже. Наверное. Нет, ну инфа сотка, что поменялся. По крайней мере Удзумаки на это надеялся.

Потому что долбиться в стену несколько лет, а потом заметить выход за поворотом и не поменяться при этом в лице невозможно, блять.

- Ну, вот и началось, - умиротворённое бормотание.

«Не может начаться то, что не заканчивалось» - ехидное бормотание в голове.

Чужим голосом.