Ну мы же биджу... Глава 43. То время. Часть 4.

Несмотря на то, что главы кланов всё же в итоге объявили официально о мире, возник ряд организационных вопросов - в частности, где конкретно подписывать договор, ведь как Учиха отказывались идти в стан Сенджу, так и наоборот, а Хаширама и вовсе витал в каких-то там своих мечтах об общем селении.
В итоге нашлось странное, но отчего-то устраивающее всех решение: пока двое посланников-добровольцев отправились к феодалу, селение начали строить уже сейчас. От клана Учиха и Сенджу полетели к домам письма, некоторые люди вернулись пока что и сами. Однако и Хаширама, и Мадара оставались на месте: старший Сенджу носился и то мешался, то помогал со стройкой, а глава Учиха не мог никуда идти, так как Изуна ещё явно не был готов к долгим переходам.
Шио и Курама тоже остались в лагере. Оба Ёко положительно влияли на отношения между кланами: бегая из лагеря в лагерь, прогуливаясь под руку, как влюблённые, среди деревьев, они показывали, что контакт возможен.
Ведь раз Сенджу приняли Кураму, а Учиха – Шио, а Ёко так любили друг друга, так что ж мешало кланам принять и друг друга тоже? На словах всё проще, чем на деле, однако напряжение постепенно уходило в никуда. Конечно, ниндзя осторожничали и оставляли часовых, но не находилось никого, кто затеял бы драку.
Даже Мадара старался просто не пересекаться с Тобирамой. Впрочем, у него были и другие заботы.
Его мучило чувство вины. Мужчина ненавидел себя за то, что согласился на глаза. Да, с собственных глаз словно снялась мутная пелена, он видел каждую пылинку вокруг, но цена… Это не стоило слепоты Изуны. Они оба думали, что младший Учиха покинет это мир, и зрение его тела ему не понадобится, но так…
Что за жизнь в беспросветном мраке?
Младший Учиха успокаивающе шутил, что теперь видит через брата, а всерьёз говорил, что рад просто быть живым. Но Мадару это не устраивало: он мучился и терзался свершённым.

- Раз, два, три… - отсчитывала Шио шаги. Тренировка с Изуной напоминала ей странный танец, так как они шли совсем близко, шли в ногу и держались за руки.
Младший Учиха родился заново практически в буквальном смысле. Ему предстояло научиться заново ходить, заново есть – к слову, это у него получалось лучше ходьбы – и заново ориентироваться в пространстве.
Об оружии пока речи не шло.
Изуна в целом пока слишком нервничал. Он боялся оступиться, упасть, врезаться во что-нибудь, и не без основательно. Но Ёко, отобрав у него сандалии, заставляла Учиха тренироваться. Лес подходил идеально, так как имелось множество препятствий, которые Изуне предстояло научиться распознавать.
И неплохо у него выходило, неплохо… Страх уходил, когда как ноги учились чувствовать землю и её неровности: там трава, значит, никто не ходит и лучше туда не ступать, здесь выпуклость, быть может, корень дерева, а потому стоит прощупать дальше.
Заметив, что тревога на лице Изуны сменилась сосредоточенностью, Ёко отпустила его руки. Девушка держалась в шаге от него, не давая стукаться о препятствия, на которые он всё же натыкался, но и не помогала сильно, потому что ничего в этом не смыслила – боги дали ей видящие глаза и не спешили отнимать их обратно.
- Кажется, у меня начинает получаться…
- Не увлекайся, тебе ещё нельзя так много ходить, - буркнула Шио, которая единственная знала, что Учиха так быстро поправляется ещё и из-за действия мази. Когда та закончится, в ход пойдут иные методы, но ещё не сейчас.
Курама тоже не в курсе. Сказать ему? Но как-то всё не к слову, не упомянешь просто так разговоры… Если вдуматься, впервые у неё секреты от брата. Ёко предпочитала думать, что это не секрет, а так, мелочи, которые она всё никак не может рассказать. Все заняты, все носятся, Курама вон тоже рвётся подзатыльников главе Сенджу за ненормальную планировку улиц или же слишком большой размах при постройке домов.
Младший Учиха смог преодолеть более-менее без приключений метров десять; наткнулся всего на один куст. Но деревья уже обходил уверенно.
Потом он устал, и Шио за руку отвела его в шатёр. Что-то ей подсказывало, что пусть от их тренировочного уголка до постели он мог бы проделать и самостоятельно – ходили раз десять уже туда-сюда, но Изуна не спешил вырывать ладонь. Юноша вообще сильно переменился после произошедшего.
А ещё он был слеп. Для Ёко это оказалось неожиданным ударом. Когда спрашивала, девушка рассчитывала на любой ответ, кроме как:
- А я теперь слепой. Ну, вот так вот вышло.
Очень тихий и спокойный ответ вверг кицунэ сначала в ужас, а позже придал энтузиазма поставить Изуну на ноги. Учиха не противился, не желая быть обузой клану.
Больше они об этом не заговаривали. У Мадары появились всё же дела, как и остальных, и никто больше не мог составить младшему Учиха компанию. Так что Изуна был рад Ёко, которая даже познакомила слепца со своим братом.
Усадив парня на футон, девушка бережно сняла с его плеч ткань – он носил лёгкие юкаты, чтобы не зажимать рану и дать ей проветриваться – и принялась за бинты. На них ещё оставались капли крови, говорящие о том, что кровотечение до сих пор не остановилось, но то были крохи по сравнению с неминуемой гибелью.
Рана выглядела лучше. Воспаление ушло вместе с краснотой, от кожи не тянуло жаром, и через пару недель уже надо будет вынимать тончайшие нити швов. Изуна лёг на здоровый бок и запрокинул руку. Ёко открыла баночку с красноватой густой мазью и нанесла её на след, который позже станет безобразным шрамом. Девушка не сомневалась, что красный пигмент от ликориса, но никогда раньше не слышала о целительных свойствах этого растения.
- Что там? – спросил Учиха.
- Прекрасно. Скоро швы снимать будем.
Изуна улыбнулся. Шио улыбнулась в ответ тоже до того, как вспомнила, что он не увидит, а как осознала – осеклась и отвернулась.
Не видит же. Не обидится.
А ей больно было смотреть на мёртвую повязку вместо ясных глаз.
- Как это… тебя этот… - «этот», так она называла Тобираму при Изуне, - по глазам задел, да? Сильно повредил?
Ёко спрашивала без особой надежды на ответ. Мадара на вопрос о глаза брата сначала попытался её убить, в следующую секунду – в ярости снёс могучее дерево. Тем вечером Шио видела его пьяным; Кано пытался довести его до палатки, а Мадара навзрыд плакал. Остальные Учиха с недавних пор почему-то шугались от собственного главы клана, и девушка не могла понять тому причины.
Тогда кицунэ списала всё на алкоголь. Когда в животе то или иное количество саке или чего покрепче, и не такое делают. Слёзы в целом вещь безобидная, а Мадаре, кажется, было за них остро стыдно даже в процессе.
Но плачущий глава Учиха скверно вписывался в мироздание Ёко.
- Нет, это не Тобирама
«Тогда что?!» - но Шио не спросила этого.
- Я тебе расскажу, - вдруг сказал Изуна. Юноша протянул руку, ища её ладонь, и девушка подставила в нужное место в воздухе запястье. С координацией движения у него было всё в порядке, поэтому парень легко поднёс её пальцы к повязке. Будучи не слишком уверенной, что верно поняла намёк, девушка с величайшей осторожностью коснулась повязки и чуть-чуть надавила.
Пальцы провалились в мягкое. Шио окаменела.
Под повязкой ничего не было, кроме, возможно, тонких и ненужных век. Глазные яблоки Изуны отсутствовали.
И Изуна рассказал кицунэ всё.

Курама надеялся найти сестру в лагере Учиха. Но, кажется, зря, тем более что на него косились с неодобрением. Вряд ли Шио стала б прятаться от него – зачем? – поэтому, встревожившись, лис устремился в лес. Мужчина рассчитывал на долгие поиски, но Шио нашлась совсем недалеко от лагеря. Девушка, скорчившись, спряталась в корнях дерева; от посторонних глаз её ещё и скрывал кустарник.
Подойдя ближе, старший заметил, что плечи Шио трясутся. Мужчина бросился к ней, выдернул с холодной земли и прижал к себе.
- Что ты… Что с тобой такое?.. – забормотал Курама, не ожидая услышать ответа. Сестра казалась ему маленькой и беззащитной.
Ёко дрожала в сухих рыданиях. Её впервые так напугали люди, и она не контролировала эту смесь отвращения и восхищения любовью Изуны к брату – он же не биджу, у них же всё должно быть совсем не так. Тёплые руки брата успокаивали совсем немного, так как Шио засомневалась, что когда-нибудь сможет принести такую жертву ему.
- Шио, ответь, ну же…
- Он… он… глаза… - она всхлипнула. – Глаза, Изуна отдал собственные глаза!
- О чём ты говоришь?!
Но младшая Ёко уже было не в состоянии произнести хотя бы пару связанных слов. Девушка обняла брата за шею; она за что-то просила прощения, за то, что ещё не сделала. Курама покачал головой, недовольный тем, что проклятие Учиха попыталось завладеть его сестрой, и поднял её на руки. Маленькая, её хотелось унести и спрятать.
- Сегодня ночуешь со мной, - произнёс Курама и поднял сестру на руки.
Шио ведь даже ещё не до конца взрослая.

Хаширама вытачивал из деревянного бруска фигурку. Кунай славно ходил по древесной мякоти, но получалось скверно. Это Сенджу не расстраивало – главное процесс, а не цель. Тобирама мрачно поглядывал на жизнерадостного брата: казалось, теперь его вообще ничто не способно было расстроить. Зачем-то старший Сенджу хотел посоветоваться с Курамой на счёт того, как безопасней расположить дома под скалой. Заверения брата о том, что лучше знают строители, которые пока не наняты, а потом рано там строить, не действовали.
Но Хашираме пришлось изменить свои планы – Курама вернулся не один. Его сестра жалась к руке старшего Ёко и немного дрожала. Старший Сенджу вскочил, а Тобирама уставился на то, как Шио цепляется за рукав Курамы; мужчина принёс её на руках.
- Ты знал о глаза Учиха? – мрачно спросил Ёко, глядя в глаза Хашираме.
Тот кивнул.
- Да, знаю. Частично, - с напускным равнодушием. – Как узнал – запретил все попытки добыть их глаза. Это проклятье, а не дар. Но в чём де…
- Вот и она узнала, - ладонью Курама заставил сестру уткнулся ему в грудь и спрятать лицо от света и людей. – Сегодня будет спать со мной.
Это был не вопрос, разрешение Хашираме мужчине не требовалось. Бережно прижимая сестру к себе, Ёко отнёс её к своей постели и уложил спать. Девушка уже немного успокоилась и затихла, но всё же он не хотел оставлять её одну. Курама вытер слёзы с щёк Шио и, повозившись с завязками, распустил её волосы на ночь.
Шмыгнув носом, младшая Ёко открыла глаза. Судя по взгляду, ей самое время закопаться в одеяло и крепко проспать там до утра без снов.
- Я… я… прости…
- Тише-тише, - Курама редко видел её такой разбитой. – Тебе надо поспать.
- Я не смогу… не смогу, понимаешь…
Стоит ли сейчас расспрашивать её подробней?
Разумеется, нет. Пусть спит, и спит крепко, долго, и рядом. Старший Ёко сбросил обувь, накидку и забрался под одеяло. Вдвоём на одной постели было тесновато, но это мелочи. Мужчина упрятал сестру так, что из-под одеяла было видно только тёмную макушку. Уткнувшись в неё, Курама спрятал Шио в своих руках и закрыл глаза.

Младшая Ёко проснулась быстро и мягко: просто открыла глаза и поняла, что сон ушёл. Пальцы перекинутой через чужое широкое плечо руки запутались в волосах брата. Не выпутывая их, Шио села.
Курама ещё крепко спал. Девушка наклонилась и прижалась лбом к краю родовых татуировок на его щеке; ей они нравились, забавные, как усики животного. Его сон стал спокойней, и правильно – ночь ещё. Кицунэ осторожно выпутала пальцы из его шевелюры, выбралась из-под одеяла и, поискав свою обувь и нацепив её на себя, тихонько вышла на воздух.
Ёко не ошиблась – на небе сияло царство звёзд. Костёр почти догорел, только уголья остались. Шио хотелось огня, поэтому надо бы подкинуть дров. Сидящего у костровища человека она намеревалась игнорировать.
Тобирама поднял голову. Парень не сразу заметил девушку, потому что слишком углубился в свои мысли. Ему не спалось: ещё час назад он бросил попытки отключиться и, выбравшись из неудобной постели и душного шатра, разместился здесь.
Всю свою жизнь он осуждал мечту брата, и сделал всё – намеренно или нет, чтобы она не исполнилась. Младший Сенджу считал это просто детской глупостью, и пару раз даже говорил это вслух. Скорее всего, он не раз обижал Хашираму.
А теперь брат сиял от радости, а вокруг скопилось слишком много любящих братьев. Курама окончательно выбил его из колеи. В конце концов, Шио не была ребёнком, чтобы с ней… вот так… ну…
Заботились?
Или он завидует, так как никогда не получал подобного от семьи?
Но сам отталкивал же…
Щека уже давно не болела. Шио уверенно делала вид, что его не существует, и подносила дров в костёр. Тобирама молча следил, замечая, что ветки она кидает без всякой системы.
- Не зажжёшь, - произнёс Сенджу вполне очевидную вещь, но только через секунду понял, что сказал это вслух.
- Заткнись, - без злобы.
Ёко просто хотела, чтобы он молчал. Руками она свалила ещё кучу деревяшек в общую.
- Не зажжёшь, - сухо повторил Тобирама.
На этот раз ему не ответили. Сложив печать концентрации, Шио топнула ногой по земле, и столб огня взвился до небес. Правда, сразу же утих, зато дрова занялись сразу же и без лишней возни с мелкими веточками.
Ах да, она же тоже Ёко. Огонь для них обоих явно не проблема.
Девушка села максимально близко к пламени. Складывалось ощущение, что не будь тут Тобирамы, Шио сунула бы руки в раскалённые угли. Сенджу не удивился только потому, что уже не впервые это видел.
Ему стоит уйти?
Ещё чего. У него было парочка вопросов.
- Ты ударила меня из-за Изуны?
Ёко вздрогнула и открыла глаза от его голоса. В принципе, если человек не уходит сразу, то стоит ожидать, что он заговорит.
Неприязни к Тобираме девушка не ощущала. Да, он почти убил Изуну, однако сам младший Учиха отчего-то не злился, а она не имела права не только мстить, но и просто на лишние отрицательные эмоции без позволения Изуны.
Да и глупо ненавидеть незнакомца.
- Да. Из-за него.
- И что ты сидишь?
- Хочешь подраться?
Пауза. Сенджу не долго размышлял – тишина и треск костра не настраивали даже на лёгкий спарринг.
- Нет.
- И я нет, - Шио повернула к нему голову; в её глазах плясали отблески костра. – Изуна не хочет тебе мстить. А чуть не убил ты его, а не меня.
- Была война, - сказал Тобирама и сразу же почувствовал себя глупо. «Была война» - он уже признал мир? Смирился с тем, что его братья умерли, не достигнув пятнадцати лет?
Но такая ситуация была с обеих сторон, и Сенджу это прекрасно знал. Больше ему не понравилось то, что собственные слова звучали как оправдание.
Отвратительно.
Изуна сейчас слепой, как крот, и беспомощный из-за темноты. Родной брат причинил ему больше страданий: Учиха перешёптывались, слухи перекинулись на лагерь Сенджу и, пожалуй, Шио последней узнала о том, что Мадара отнял у младшего Учиха глаза ради силы.
- Если ты думаешь о том, что мне кажется, - вдруг с ненавистью процедила Ёко, - то я ткну тебя лицом в костёр.
- О чём ты?
- У тебя всё на лице написано.
На лицо Шио отпечатался звериный оскал. Тобираме показалось, что радужка её глаз окрасилась красным, а зрачок сузился, но, скорее всего, то была игра теней.
Сенджу молчал и не шевелился. Ёко, потеряв терпение, подалась вперёд, схватила его за водолазку на плечах и дёрнула на себя. Рука Тобирамы уже лежала на ноже, и он доверял своим рукам; они успеют вонзить в неё кунай до того, как девушка по-настоящему атакует.
- Я знаю, что ты думаешь, что Мадара чудовище, вырвавший глаза у своего брата. Я знаю, ты думаешь, что Изуна сопротивлялся, - зашипела Шио ему в лицо, близко-близко. – Я знаю, что об этом шепчутся оба лагеря: я не слышала раньше, так как слышать не желала. А ещё я знаю, что ты глупец, верящий глупым слухам. А сказать тебе правду?
Тобирама смотрел прямо ей в глаза. В темноте было не разобрать их цвета, но на мгновение ему показалось, что их блеск больно ярок для сухих глаз.
- Правда в том, Сенджу, что Изуна всё сделал добровольно. Изуна с радостью стал слепцом, потому что добр, потому что любил, и если б ты не привёл его к краю жизни, то он всё равно рано или поздно это сделал – ты только поспособствовал тому, что Мадара согласился. Я видела, как Мадара себя ненавидит, я видела, как Изуна улыбается тому, что его брат будет видеть всегда – ты нет. Ты глупый, слепой и бессердечный, ведь даже то, от чего у твоего брата светятся глаза, ты не можешь поддержать.
Рука Сенджу дрогнула, и он порезал палец об острое лезвие. Тобирама не думал, что натянутость их отношений с Хаширамой так… заметна.
- А я плакала, я плакала настолько долго, что потом спала так, словно потеряла сознание. Я плакала, потому что не уверена до конца, что, при случае, смогу отдать своему брата руку, ногу или те же проклятые глаза. Разве что жизнь!
Последней фразой Шио пригвоздила его к земле, поэтому Сенджу всего лишь качнулся назад, как болванчик, когда девушка резко толкнула его в плечи и снова села. В тайне он был рад – он не мог выдерживать больше этого взгляда.
Ёко устало уткнулась в собственные колени. Стыд снова вгрызся в душу, да и признаться в таком постороннему…
- И что на меня нашло… - пробормотала она.
- Так бывает.
Кицунэ подняла голову. Ей казалось, что слова звучали тише. Тобирама смотрел пустым взглядом на огонь.
- Здесь у всех умирают дети? – негромко спросила Шио. От её вспышки гнева дрова прогорели быстро, и теперь свет вновь тянулся только от горячего угля.
- Да.
- У тебя?
- Братья, двое. Как смогу жить рядом с теми, кто убил их? Жить, не пытаясь убить или отомстить. Всё это селение – глупая затея.
Девушка вздохнула.
- Быть может так же, как будут жить Учиха с убийцами их детей?
Тобирама не сказал ничего, отвернулся. И так уже слишком много выложил ей. С другой стороны, об этом не думали разве что оба Ёко да тонувший в своих мечтах Хаширама.
- В каких богов ты веришь? – услышал Сенджу уже знакомый голос Шио.
- Ни в каких. Боги берегли бы детей. И вообще не допустили бы всего этого, - раздражённо выплюнул парень в сторону.
Почему-то Тобирама ожидал ответа или просто каких-то слов. Поэтому не получив ничего спустя пару минут, парень всё же посмотрел в сторону Ёко. Не зажимаясь и вытянув одну ногу вперёд, девушка неторопливо и аккуратно растирала между ладоней уголёк и внимательно поймала его взгляд.
- Я верю в богиню Солнца. Мои родители умерли в войне, но мы с братом живы, так как она сберегла тех, кто заботился о нас. Ты тоже можешь верить в неё.
- Ты проповедник что ли?
- Кто это? – она удивилась.
Сенджу подал плечами.
- Распространяют всякие верования. В наших землях нет таких.
- Никогда не слышала. Сядь на колени.
Утверждение, не просьба. Тобирама не знал, что заставило его послушаться. Возможно, сыграло свою роль то, что близился третий прожитый век Ёко, а Сенджу ждал своего двадцатого дня рождения – но сам он не мог знать об этом. Просто поддался власти огня, ночи, снов своих спящих соклановцев и проснувшихся ками.*
- Что с твоим лицом?
- Лет в двенадцать взяли в плен, это отметки рынка работорговцев. Не сводятся, и забывать не хочу.
Впервые на своей памяти Тобирама говорил об этом спокойно. Возможно, правы те, кто говорят, что не близким людям открыться легче.
Шио чиркнула по его лбу. На белой коже осталась угольная полоска.
- Что ты делаешь?
- Амулет. Замолчи, мешаешь, я плохо помню, как надо.
Полоса на лбу. Полосы на щеках: по две на каждую, вертикальные. Под нижней губой. Лицо Тобирамы превратилось в маску. На ум сами приходили нужные слова, и Шио тихо шептала на своём языке: раз этот человек не может попросить за себя сам или ему не у кого…
Несчастный человек.
Один при живом брате, один при целых трёх богах света, неба и ветра.
Хотя Ёко не была уверена, что делает это из жалости.
С открытыми глазами он бы этого не выдержал. Прикрикнул бы, спросил бы – зачем, в чём подвох? Ушёл бы. Впервые правильным казалось отключить голову и довериться человеку, которому есть за что тебя убить.
Тонкий выбор между разумом и интуицией. Чутьё Тобирамы мягко тянулось за горячими пальцами и странным незнакомым говором.
Когда он открыл глаза, Шио уже рядом не было. Ушла к брату или в лагерь Учиха – неважно, Сенджу не собирался проверять. От угля чуть стягивало лицо. Надо бы поискать флягу, пока его никто не увидел в таком виде.
Приближался рассвет.

Посланники от феодала вернулись ровно тогда, когда они принялись за возведение каменных зданий. Их изначально планировалось не много
Печать феодала стояла на официальном документе. Теперь никто не будет считать врагами Учиха и Сенджу, кроме, разве что, их самих.
Тишину не нарушало ничего: Шио могла шептать Изуне, которого придерживала за руку, о происходящем предельно тихо. Курама держался рядом с ней, но в рядах Сенджу; брат и сестра оделись, как члены кланов, с которыми они сражались несколько месяцев.
Одинаковые одежды Учиха: тёмные балахоны с моно клана. Одинаковые одежды Сенджу: светлые хакама и косодэ. Как два моря, состоящих из людей – и капли тёмной и светлой воды встретились посередине. Мадара и Хаширама уже поставили свои печати на договоре, его свернули и запечатали, чтобы никто не смел рушить бумагу и союз двух кланов.
А теперь главы Учиха и Сенджу, глядя друг другу в глаза, жали руки возле двух знамён. Хаширама сиял и думал о сгоревших на поле боя флагах – скоро они будут не нужны, скоро будет воздвигнуто селение. И под его счастливым взглядом Мадара тоже невольно поднял уголки губ, ведь мужчина догадывался, что Сенджу не терпится потащить его на скалу.
На их скалу.
Мир настал. Строящееся селение, жителями которой были пока лишь Учиха и Сенджу, назвали Конохагакуре.

Стройка развернулась глобальная. К общей казне относились с недоверием, но среди в клане Учиха Мадара очень красочно огрызался на всех недоверчивых, а у Сенджу за всем следил Тобирама и в подобных вопросах ему верили. Часть денег уходила в налог феодалу, а часть – на Коноху.
Были наняты рабочие, которые первым делом снесли половину построенных Хаширамой домов из-за того, что им требовался фундамент и место для канализационных труб, а после на освободившемся под высокой отвесной скалой пространстве бодро возвели сетку лесов. Материала хватало: древесину даже покупать не нужно было, всё росло вокруг, а селению как раз требовалось немало свободного места. В утешение главе Сенджу всё же позволили помогать под чутким надзором остальных рабочих: с его помощью куда легче и быстрее производились доски и прочие материалы. Другие шиноби тоже были заняты: Учиха в основном ползали с замерами, впервые используя шаринган не для войны, а среди Сенджу нашлось много людей с полезной чакрой земли. Остальные просто были сильнее многих гражданских – а потому каждому нашлось дело. Тобирама просиживал дни над бумагами: младший Сенджу оказался поразительно подкован юридически и агрессивно огрызался на все прилетающие из столицы письма, доблестно сражаясь за каждую монету налогов, которыми их стремились обложить. Единственного чиновника встретили приветливо, налили разбавленного саке и демонстративно провели общую тренировку.
Больше никаких бюрократов они не видели.
А Коноха росла с поразительной быстротой. Уж скоро были готовы дома – нормальные дома: и крепкие, и с тонкими бумажными стенами, и для кланов, и для простого люда, так как рабочие вдруг изъявили желание остаться и робко обратились с этими просьбами к Хашираме, так как Мадару побаивались. И им позволили, так как шиноби умели воевать, а не жить мирно – им требовался хороший пример.
Появились улицы. Из соседних деревушек притекали самые смелые люди – торговцы, и как-то сами собой выросли магазинчики. Смешно выглядели шиноби, с непривычки осторожно в них заходящие: странно не драться за еду и экономить, а просто пойти и купить.
На месте леса вырос город – странный город, непонятный пока даже для жителей, город шиноби-наёмников, к которому только начинали присматриваться другие кланы. Всего через полгода стройки в Конохе уже можно было жить.**

Шио морщилась, глядя на донышко баночки. Мазь для Изуны кончалась, а значит, пора искать свежий огненный ликорис – тем больше, тем лучше. Рана его почти не беспокоила, но рекомендациям эльфов Ёко предпочитала безоговорочно следовать.
Курама бессовестно дрых и помогать ей в данный момент определённо не собирался. Как-то так вышло, что они оказались на территории клана Учиха: младшая кицунэ просила место поближе к Изуне, а старший Ёко не особо страдал от дальности клана Сенджу. У него не возникло сильных привязанностей там, хотя Курама мог назвать Хашираму своим другом.
Их домик был совсем маленьким: две комнаты, санузел, кухня. Курама внезапно ударился в рисование, углём перенося на бумагу всё, что видел. Получалось у него так себе и, дай ему волю, старший Ёко бы без особой жалости выбрасывал всё, но Шио бережно развешивала их по своей спальне, опасаясь, что если брата не отпустить, то бумага заполонит все стены. Впрочем, это создавало уют.
Окна обеих спален выходили в сад – Хаширама не поскупился на растения по всей Конохе, чтобы та соответствовала своему названию. Сейчас с пылинками в комнате игрались солнечные лучи, проникающие через открытое окно – ласковое лето любило землю и её обитателей. Курама поджал получше ноги: кровать сестры, которую он предпочёл для дневного сна, была коротка для него.
И стукнуть бы его по голове, чтобы, оттаскивая Хашираму от карт и прочих азартных игр, сам не надирался!
Но не маленький, сам разберётся. Шио поднялась с пола: прочей мебели пока не было, и девушка не была уверена, что хочет её здесь иметь, - и убрала мазь к свиткам-передатчикам, которые она не трогала с тех пор, как дрожащей рукой записала то, что узнала от Изуны о Мангекью шарингане. Тайник находился под полом, одна из досок легко поднималась; зазор был не заметен.
Где же ей всё-таки искать ликорис? Ёко даже не знала, где растут эти цветы. Это же не дома, где расстилались целые поля красного огня. Может, тут всё иначе, а если так же – то где брать поля, когда вокруг один только лес?
Но перестать помогать Изуне она не собиралась. Накинув на брата лёгкий плед и прикрыв окно, девушка взяла свой ключ, подумывая запереть дверь снаружи. Кураму она этим не запирала, дом открывался изнутри тем же ключом, и у брата он имелся.
В саду Шио вздохнула. Ну что ж…
Можно начать с леса на западе. А потом на востоке. А потом…
Там видно будет.

Изуна мог бы сказать, что он счастлив, несмотря на то, что для клана он превратился в призрак. Сначала было тяжело, но месяцы обучения жизни с повязкой на глазах открыли ему мудрость: так отсеялись те, кому было на него всё равно. Остались брат, дядя Кано, приходивший поиграть Кагами и его заботливая мать и Шио со своим братом. Не то, чтобы он общался с Курамой, но не получал от него жалости – за что был благодарен.
Мог бы.
Но Мадара изводил себя чувством вины. Младшему Учиха потребовалось несколько месяцев убеждений, чтобы брат перестал к нему относиться, как к статуэтке из тонкого фарфора. Но убедить, что слепота открыла ему новые грани жизни, не вышло.***
Но это же оказалось так ново и прекрасно! Да, он слепой и не стал бы врать, что совсем не горюет от этого, но слух обострился, обоняние улавливало то, что раньше не давало почувствовать зрение. Мысленно Изуне нравилось раскладываться ароматы на уровни, и с людьми получалось особенно интересно: самым первым чаще шёл запах от рук или волос, а последним – запах кожи, который он различал только у брата и Шио, так как близко контактировал с обоими. С Ёко он сделал интересное открытие – сажа и что-то от животного. Учиха так и не понял, что это значит, а спрашивать было неловко.
Осязание тоже изменилось. Теперь оно в большей степени заменяло ему зрение, поэтому первое, что сделал Изуна в новом доме – перетрогал все поверхности. Близкие люди позволяли так смотреть на них: брат вздрагивал и старался не кривить лицо, а младшая Ёко смеялась, когда он трогал её хвостики. Мир фактур оказался куда разнообразней, чем он мог бы представить с открытыми глазами.
В селении было просто ориентироваться. Кажется, что сложно запомнить расположение всех улиц и нужных домов, но только не тогда, когда это жизненная необходимость. Да и домов меньше, чем деревьев в лесу. На прохожих иногда натыкался, но их не так уж и много пока что имелось в селении.
Впрочем, была ещё техника виденья ногами: разулся и распускаешь от себя чакру на определённый радиус. После нескольких тренировок это оказалось не так уж сложно, а энергия, как сенсор, обнаруживала большинство препятствий. Но чакры всё же тратилось много, и Учиха использовал это только для того, чтобы что-то найти.
Или кого-то, как сейчас. Скука мучила, изводила, друг у него всё ещё был один; но Шио не оказалось дома, а её брат, дыхнув запахом вчерашнего саке, понятия не имел, куда пропала младшая Ёко.
А заняться Изуне было всё равно нечем.
Времени он не считал – только шаги. Десять вперёд, поворот. Чакра мягко и ровно утекала сквозь ступни. Жаркое дневное тепло уходило из воздуха, но кожу ещё грели солнечные лучи. Скорее всего, час-два до заката и тени удлиняются.
Учиха боялся через несколько лет забыть, как выглядит закат.
Шио он нашёл на окраине Конохи. Кто-то шустрый поставил у самой опушки леса скамейку – вот там она и тихо сидела.
Обычно девушка замечала его первой, но не сейчас. Изуне пришлось подойти вплотную и позвать; а он не мог даже положить руку ей на плечо, так как не видел, где оно.
- Изуна? Ты… Ох, убери, всю чакру истратил, - обеспокоено.
Ёко проследила за тем, как юноша садится рядом. Честно говоря, когда поиски обернулись неудачей, она растерялась, а потому и сидела здесь. Конечно, можно было поискать вдали от селения, но цветы нельзя срывать – а как водить далеко часто Изуну?
- Ты искал меня? – виновато спросила Шио.
- Ага, - он улыбнулся. – Не беспокойся, мне всё равно нечего делать.
Ёко усмехнулась – теперь это заменяло ответную улыбку, потому что младший Учиха мог услышать это.
- И я кое-что искала… - выдохнула она.
- А что?
- Цветы, - в сторону. – Восхитительный огненный ликорис. Ты знаешь, что это за цветы?.. Их лепестки алые, но не как кровь, а как поздний закат, и они свободно расположены, не скованные, куда расти, а тычинки тянутся в воздух, как маленький фейерверк…
Изуна молчал: вспомнил фейерверки, которые видел всего раза два в жизни, вспомнил восходы и закаты, чью красоту оценил слишком поздно. Повязка вдруг развязалась – Учиха, задумавшись, не заметил, как она ослабла. Но Ёко успела удержать её, и аккуратно перевязала узел.
- Не туго?
- Нет.
- Прости.
- Всё хорошо, - юноша даже улыбнулся. – Сейчас закат, да?
- Откуда ты знаешь? – удивлённо.
Парень только головой покачал. Всё равно не сможет описать словами этот сложный мир ощущений и звуков. Пальцы Шио ласково скользили в его волосах, но Изуна, узнав её, уже понял, насколько большое значение она придаёт жестам и касаниям в общении, но в то же время именно по этой причине глупо их переоценивать. Учиха знал, что её брат такой же: он обнимал сестру и касался её рук.
В стране Огня двоих Ёко определённо не воспринимали бы как брата и сестру. Быть может, в их краях другие обычаи?
- Ты откуда? – тихо спросил Изуна, надеясь отчего-то на доверие.
- С севера.
- Ты говорила.
- Но ты тогда меня не понял.
Юноша задумался, Шио убрала руки и вздохнула.
- Совсем с севера? – задумчиво произнёс Учиха. – В смысле, не из страны Земли или Молнии?
- Нет, - честно. – Куда дальше на север, - пауза. – Я не хочу тебе лгать.
Изуна незаметно закусил губу: не дурак, понял, что она имеет в виду. Несомненно, у байстрюка могут быть тысячи причин, чтобы скрывать свою родину от всего мира, и теперь ему давался выбор – продолжить расспросы и поставить и Ёко, и себя не только в неловкое, но и тошнотворно-неприятное, полное лжи и подозрений положение, или же перевести тему и больше не расспрашивать о том, как она жила раньше.
Будь младший Учиха ещё способен видеть и сражаться, он бы подумал о безопасности клана и постарался бы вытянуть из Шио всё, пользуясь тем, что они стали ближе за месяцы.
Отвратительно поступил бы, в общем.
- Иногда стоит взглянуть на вещи иначе, - сказал Изуна, оставляя тему.
- В смысле?
- Я не могу сказать, что несчастлив, - Ёко задумалась было, но Учиха не дал ей много времени на размышления, вспомнив, зачем изначально искал подругу. – А ещё у меня новость есть. Пока ещё никто не знает.
Кицунэ моргнула, отсела немного от юноши, приходя в себя и отгоняя прочь лёгкое, как туман, чувство вины.
- И что же? – с любопытством и позволяя увлечь себя в относительно бытовые дни.
- Хаширама-сан задумал устроить праздник, - Изуна улыбнулся, почти искренне радуясь предстоящему событию. – В честь мира, и чтобы кланы провели хоть вечер более расслабленно… саке и всё такое.
Шио хихикнула, мысленно заметив, что упустила момент, когда младший Учиха стал добавлять уважительный суффикс к имени главы Сенджу.
- И кто знает?
- А никто, - шкодливо. – Только брат знает и жалуется мне на Хашираму. Через неделю примерно хочет всё организовать, а Мадара спорит с ним и говорит что рано, - юноша грустно усмехнулся, вспомнив о собственных спорах со старшим Учиха. – Мне теперь стыдно.
- О чём ты?.. – осторожно.
Ёко всё же не была уверена, что имеет право лезть в чужую семью.
- Я не верил в дружбу Мадары и Хаширамы Сенджу, - он покачал головой. – Спорил, кричал на брата за мысли о мире….
Изуна не закончил фразу; девушка, к счастью, не просила его продолжать. Учиха никогда и никому не признается, сколько в тех злых словах брату было жгучей зависти, ревности и обиды: у Мадары был и есть друг, когда ни у кого не было, у старшего брата появился в жизни кто-то ещё помимо него, Изуны...
Ребячество и только.
Шио откинулась на спинку скамейки и запрокинула голову. Закат в селении уже скоро закончится: лучи солнца стекали вниз по скале над деревней. Хотя почему деревня? Хаширама вот мечтал о целом городе.
У скамьи уже сгустились сумерки, так как лес начинался совсем рядом и уже не пускал сюда свет. Падающие на скалу тени длинные, простой и странно ровный камень вспыхнул алым золотом, загорелся ярко.
Минуточку…
- Что там за скалой?
- М?
Девушка резко подалась вперёд, оттолкнувшись от спинки.
- Что за скалой? То есть, не за, а наверху, на обрыве? – выпалила Шио. По коже побежали мурашки от лихорадочного возбуждения.
- Не знаю. Я ни разу туда не ходил, тропа плохая пока и… а?
Изуна точно знал, что залился сейчас краской. Каким бы шиноби он ни был, на женщин время он не тратил и успешно избежал влюблённостей. А Ёко так бесцеремонна: обхватила на радостях за шею и поцеловала звонко-звонко в щёку.
- Спасибо! – выпалила она. – Ты же дойдёшь сам?
- А… да… - растерянно, но понимая, что девушке зачем-то очень нужно сейчас куда-то бежать.
Стал бы он её задерживать?
Кицунэ вскочила, боясь потерять настрой, а вместе с ним удачу, и, крикнув Изуне: «Встретимся на празднике!» - убежала. Шио не знала до конца дороги, но скалу не потерять даже в темноте. Новый взгляд на вещи…
Какой молодец Изуна! Ей всего лишь нужно было посмотреть на окружающий мир под другим углом, чтобы понять, где ещё не искала.

Тобирама устал от брата. Хаширама слишком много говорил: о селении, о Мадаре, снова о селении, а сегодня и вовсе умудрился прийти пьяным. Младший Сенджу не сомневался, что, загляни он к Ёко, то обнаружил бы там дышащего перегаром Кураму.
Но парень и не знал, где живут Шио и её брат. Где-то на территории клана Учиха – и этого хватало, ведь Тобирама не заходил туда. Слишком много страхов появилось, начиная от обоснованной осторожности к Учиха и заканчивая паническим страхом перед слепым юношей, ведь Изуна не только здоровался, но и не ненавидел его.
Сенджу не мог этого понять. На месте младшего Учиха, он точно ненавидел бы, ведь Тобирама не столько ранил, сколько почти убил и приблизил до настоящего момента миг пожизненного мрака и белой повязки на глазах.
И не переживал бы Тобирама на счёт этого никак, если бы не острое желание переговорить с Шио. Теряясь, он не знал, что мог бы сказать, но это была ощутимая необходимость: понять, разъяснить то, что было в ту ночь.
Не просто же так кожа помнит касания тёплых пальцев?
Свежий воздух прочистил голову. Возвращаться в дом к духоте и храпящему брату не было никакого желания. Квартал Сенджу – хотя слишком маленькая ещё Коноха, чтобы половины, которые занимали кланы, называть кварталами, как будто в большом городе - уже спал, во всяком случае, создавалась такая видимость: по привычке никто не шумел после заката, осторожно поглядывая в темноту и учась не спать с ножом под подушкой.
Улицы Тобирама уже знал наизусть, тем более что он контролировал появление половины из них. Хаширама понасадил везде деревьев, так как ему было по-глупому совестно перед вырубленным лесом, однако тут уж вряд ли кто-то имел возражения. В селении сразу стало легче дышаться и появился до странности спокойный уют.
Даже насекомые возвращались – вон, стрекочут у воды. Речка уходила далеко за пределы их нынешних границ и не являлась единственным источником воды в округе; горячие ключи били прямо из-под земли и идея бань уже постепенно формировалась в голове у жителей. Тобирама не был ни за, ни против.
Лёгкий топот заставил обернуться. Между домами мелькнула тень, и Сенджу, не задумываясь, направился туда, взявшись за кунай; выглянул, увидел худую спину и два хвостика, узнал. Шио бежала, не скрываясь и торопясь, по тёмным улицам, направляясь к возвышающейся над селением скале.
Тобирама тихо направился следом. Отбросив все нерациональные причины своих действий, он нашёл всё же одну, которая его устроила. Ни Шио, ни Курама не являлись Учиха или Сенджу, следовательно, юридически договор о мире их не касается. Поэтому если младшая Ёко будет шпионить для Мадары по его же приказу, то потом никто ничего не докажет и вообще – она не Учиха и мы тут ни при чём. Правда, тогда схема должна работать и в обе стороны, но эти не методы Хаширамы.
И не стал бы Курама делать что-то против близкой с братьями Учиха сестры.
А младшая Ёко не оборачивалась и не замечала за собой слежки. Что она делала на территории клана Сенджу в сумерках – тот ещё вопрос, но девушка забралась на дерево, с него прыгнула на новенькую покатую крышу и побежала поверху уже тише, словно не хотела тревожить жителей домов. Кажется, её цель находилась дальше. Тобирама предпочёл идти за ней низами и отмахивался от сонной расслабленности и желания выбросить нож.
Тропинка на скалу была практически незаметна стороннему глазу. Младший Сенджу, для чего – точнее, для встреч с кем – Хаширама её здесь вырубил, используя полузабытые за мокутоном техники земли. Узким зигзагом, что, разумеется, было более чем достаточно для шиноби, она вилась левее основного полотна, а Шио ещё и перепрыгивала через «уровни», уверенно держась руками-ногами и чакрой за скалу. Понимая, как восхитительно его будет видно сверху, Тобирама убрал кунай в сумку и остался внизу. Никакого смысла идти следом не было. Мысленно Сенджу дал себе обещание направиться искать девушку, если она не вернётся до полной темноты – в крайнем случае, и у него «алиби» есть: беспокоился, думал, что могло что-то случиться. Собственным оправданиям Тобирама уже почти не верил.
Вдруг что-то слетело прямо в его руки – лёгкое и неуместное на каменной стене. Поймав, парень вгляделся. На его ладони лежала тонкая завязка для волос; что именно для волос он понял по паре волосков, оставшихся на верёвочке.
Ясно, кто потерял…
Бережно спрятав завязку в карман брюк, младший Сенджу вернулся к домам.

Ждать он умел, но шея уже болела от частого задирания головы к темнеющему небу, а завязка нагрелась от тепла его ладони. Не теребить её в руке не получалось, и Тобирама злился – больше на себя. Сенджу привык находить объяснения своим поступкам.
Чтобы сказал брат?
Наверное, посмеялся бы – тепло и добро. И сказал бы: «Отото****, тебе всего двадцать, не будь таким занудой».
Но Тобирама не считал это занудством. Война воспитала так, что рассчитывать ты должен только на собственные ум и логику; ведомые интуицией, мечтами и эмоциями составляли редкие исключения и обладали либо невероятным везением, либо невероятной силой. Вот что преобладало в случае старшего брата, Сенджу так и не решил.
А вот у Мадары – чудо, явившееся вместе с живым Изуной на руках. Забавно, но Тобирама не заметил какой-то особой близости между Мадарой и младшей Ёко.
Тихие шаги Тобирама расслышал лишь потому, что ждал их уже больше часа. На этот раз Шио не бежала, шла спокойно, держа в руках пышный букет, кажется, лилий, чей цвет было не разобрать в темноте. В девушке было нечто новое, на что Тобирама засмотрелся до того, как осознал – распущенные волосы мягко вились на концах и один раз выше, плавным изгибом в середине, храня след постоянной причёски.
Завязка, которую Сенджу стиснул в ладони, обожгла кожу. Ёко на секунду остановилась, зарываясь носом в цветы и счастливо и ярко улыбаясь. Тобирама сглотнул, вглядываясь в зыбкие тени от её ресниц.
И, не выдержав, бесшумно шагнул назад в тень проулка. Было ясно, что Шио через закоулок не пойдёт – так и случилось. Отвернувшись, чтобы не смотреть ей в след, Сенджу прижался спиной к стене и тихо прислонился затылком.
В висках стучал пульс, губы пересохли. Тобирама болезненно зажмурился; ему показалось, что засечки на лице заныли. Шаги постепенно удалялись, но только когда они полностью стихли, Сенджу решился покинуть своё укрытие.

*Не путать ками с богами. Ками – это, скорее, духи – деревьев, листьев, камней, ручьёв, домов, чего угодно. А боги – это боги, что тут объяснять.
**Я понимаю, что реальные сроки любой стройки дольше. Но, во-первых, думаю, мокутон сильно сокращает всё же сроки, сила помогавших шиноби – тоже, а во-вторых – на данном этапе повествования Коноха в несколько раз меньше, чем во времени канона, так как пока что нет других кланов.
***Напоминаю, что ему потребовалось на смирение и такой настрой полгода. Это много, думаю, для шиноби даже очень много, учитывая, что они вышколены переносить стрессы и прочие лишения.
****Опять-таки без перевода, так как всю тонкость обращения «младший братик» на русском не передашь.