Оковы. Глава 15.

«Но не всё так просто».

Быть собой - это, если честно, не то, чего хотелось бы по-настоящему, вдруг решила Сакура. Конечно, одного слова или желания ничтожно мало, чтобы перевернуть весь свой мир с ног на голову, а чтобы хоть в чём-то измениться, нужно нечто большее, нежели огонь в глазах. Эта истина показалась в такой степени простой, что девушка несколько удивилась: можно ли было упустить её из виду вчера?
- И как это - собой? - Харуно фыркнула. В голове будто прозвенел гонг, предвестие эхом пробежало по телу. Тем не менее, проснувшись утром, розововолосая не ощутила никаких превращений ни внутри, ни вокруг. И, признаться, она, скорее всего, не ждала ничего особенного, но... разочарование всё равно окатило леденящей неприятной волной.
Быть собой - но вот стоит ли?
Секундная стрелка на часах выбивала чёткий временной ритм, сердце вторило ей, а Сакура безнадёжно смотрела в потолок, рассчитывая там найти ответ. Немножко страшно вырваться из собственноручно созданных оков. И, может, в груди присутствовала капелька стеснения, которая разливалась сродни солёному морю: щипалась, смывала уверенность, да и вряд ли Харуно нашла бы в себе сейчас какие-нибудь силы просто-напросто встать и снять с себя деланную маску.
Но достаточно, правда.
Воздух, подобный урагану, вырвался из лёгких. Вместе с ним немного улеглись и мысли, мечущиеся в голове. Измениться - легко?
- И как мне быть? - девушка озадаченно поморгала, с неясной настороженностью оглядывая белый медицинский халат. Работа не могла ждать ни в коем случае, но розововолосая, наверное, не была ещё готова даже приблизиться к палате Саске, и это виделось чем-то абсолютно стихийным и подсознательным. - Ну и ну, - но оградиться от него она, вопреки всему, тоже, кажется, не в состоянии.
Нет, если бы сумасшедшие ход мыслей, поведение и жертвенность происходили не с ней, то Харуно, вероятно, обязательно бы посмеялась: нелогичность и бессмысленность некоторых своих действий иногда без церемоний вводили в ступор, а аккурат здесь и проистекали взрывные казусы.
Было чуток страшно... быть в собственной шкуре перед кем-то. И пусть трусость никогда не считалась залогом успеха для шиноби и не являлась бронёй, которую, в общем, и так легко разнести вдрызг без всяких на то усилий, но Сакура признавала: в плане чувств она (спустя безответные годы) трусиха невероятная.
Вот только у шиноби не может быть щита.
Любой шиноби - щит сам по себе.
- Что-то не так, Сакура?
Лицо розововолосой исказилось раздражением, однако Шизуне, повернувшаяся спиной, ничего не заметила, продолжая раскладывать документы по полкам. Дело в том, что всё именно так, поджав побелевшие губы, поняла Харуно, и вот это ей совершенно не нравится. Она на самом деле ждала чего-то необычного, толчок немного измениться, но этот день проходил до смешного неторопливо и заурядно: буря внутри ушла вместе со всеми ощущениями, полный ноль паники или беспокойства, «быть собой» сместилось на второй план, покуда рядом не появится Ино; всё было идеально, но совсем не так.
Угодить самой себе - тоже сложно.
- Всё хорошо. Как у тебя дела?
- Совет не даёт мне покоя, по правде говоря, - Шизуне уныло и вымучено улыбнулась. Она аккуратно поставила стопку документов на стол и легко смахнула невидимый пот со лба. На сером изнеможённом лице из-под глаз выглядывали тёмные круги, и розововолосая испытала прилив стыда: вчера она жаловалась Ино на работу, позабыв, что есть и те, кому гораздо тяжелее. - Они постоянно решают и обсуждают. Но, сразу предупреждаю, ничего конкретного сказать не могу. Сама понимаешь, власти...
Женщина неловко засмеялась. Сакура дёрнулась, как от удара плетью, выходя из полусонной вялости, которую навлёк безыскусный до этого момента разговор, и сникла под тёмным пронзительным взором. Ясность - а в это слово Шизуне прячет лишь одно значение, самое важное значение! - могла стать глотком воды в обезвоженном мире. Могла, чёрт подери, ведь с заключением старейшин решалось безусловно всё: будут ли чувства, оставшиеся для нукенина, продолжать кошками царапать душу или наконец уйдут; станут ли мысли, сбивающиеся в кучу, и дальше приводить в волнение; как сложится жизнь, хрустящая льдом, - всё, что считалось важным для Харуно, лежало на кону из-за этого глупого совета.
Шизуне молчала, смотрела на младшую подругу критическим испытующим взглядом и, может быть, не до конца поняла, насколько жёсткими оказались её слова, но внезапно подумала, насколько же ей жалко, что секундная стрелка не может пойти в обратном направлении. Это чудо, возможно, решило бы все проблемы, свалившиеся на их суматошные головы.
Совет не говорил ей ничего - вот истина, которую боялась сказать Шизуне. Она не знает судьбы Саске, не знает будущего Конохи, а мысли, граничащие с тревожной интуицией, пребывали в полном неведении - совет старейшин сократился до двух главных людей деревни, а им просто так верить было нельзя. Ни в коем случае.
Цунаде им не верила.
Пустые руки и пустая голова наводили чувство вины, и Шизуне всем сердцем пожалела, что повернула обыкновенный разговор в сторону второй своей работы. Это оказалось неправильным с самого начала, но Сакура была сломанная - и это приводило в неописуемую ярость. Хотелось ударить её, дать пощёчину, наказать, накричать - сжавшаяся всего лишь из-за взгляда, розововолосая представляла собой плачевное зрелище. Но, может статься, Шизуне тоже...
Но нельзя же вот так просто умыть руки! Вздохнув с едва сдерживаемой дрожью, главный врач провела ладонью по бледному лицу и бегло посмотрела в небольшое зеркало, сиротливо покосившееся на стене: даже она, та, которая обязана быть одной из самых сильных и уверенных, выглядела такой затравленной и больной, что тени, пролегшие под глазами, больше походили на результат какой-то неудавшейся драки на кулаках.
Не то чтобы она понимала многое, нет, возможно, Шизуне не понимала ничего и малость больше, но оставлять всё с лёгким сердцем было попросту - и только, наверное, для неё - невообразимо. Ответственность, свисшая с плеч, решительно держала на ногах, не позволяя сломаться и безмятежно уйти, но причиняла немыслимую тревогу. И даже сейчас, когда стоило бы отвести взгляд и отправиться работать, больше не тормоша девочку понапрасну будоражащими, нелепыми и неполными словами, женщина ощутила себя огромным камнем, который не может сдвинуться с места.
А осознание навалилось, на пару мгновений забив лёгкие чем-то топким и беспросветным.
Сакура потрясла головой, словно это могло что-нибудь прояснить, но только больше запуталась в обуреваемых сомнениях. Желает ли она хоть немного узнать о его судьбе? Или, в виду пока не совсем имеющихся изменений, ей должно быть всё равно? Она не отвечала очень долго, а Шизуне отчего-то терпеливо ждала ответ; её смольные глаза смотрели теперь как-то иначе, и Сакура чувствовала себя не в своей тарелке.
Но то, что говорили глаза Шизуне, прочитать было невозможно.
- И всё-таки, - девушка замялась, подбирая слова и разгребая завалы мыслей внутри. Это важно, нет-нет, это очень-очень важно, но хочет ли она знать? Слово «скажешь» застряло в горле огромной костью. Сакура подавилась, закашлялась, а дверь в кабинет распахнулась. Светловолосая медсестра, тихо извинившись, подложила на стол несколько новых историй и вышла.
Тишина по обыкновению заглотнула всё вокруг, и розововолосая разрешила себе больше не беспокоиться. Возможно, незнание - то, что ей необходимо, точно бы сам воздух в лёгких. Не стоит забивать голову всякой мелочью, а секретные сведения держать в голове не сильно и надо. До этого момента Харуно прекрасно жила без них, не так ли? Она судорожно выдохнула, справедливо решив, что несостоявшийся разговор окончен, так и не начавшись.
Солнце пробиралась в кабинет острыми полосками света, а облака сегодня выглядели такими низкими и басистыми, что, казалось, сейчас протиснутся в окно. День был хорошим: туман, в конце концов, начал расходиться, и воздух чуть-чуть освободился и стал желаннее; контура всей деревни приняли более ясные формы, а Коноха воспрянула. Сегодня утром Сакура встретила старушку, которой нередко помогал учитель Какаши. Она была не такой, какой запомнилась когда-то давно, но скорбно опущенные потрескавшиеся губы на морщинистом лице шли вразрез звучному и бойкому голосу.
Сакура помнила это странное чувство: ритмично бьющееся сердце надолго пропустило удар, а голова налилась свинцом. Вместе с отголосками прошлого смешно набежали слёзы, но быстро прошли. Со старушкой они не встретились глазами.
Шизуне всё смотрела, смотрела, смотрела, и с каждой проходящей секундой, кажущейся законченной вечностью, взор её становился тяжелее, серьёзнее, строже и... резко стал обвиняющим.
- Ты не можешь его избегать, я права? - здесь не было вопроса, а голос Шизуне показался похожим на хруст сухих листьев, которые кто-то топчет ногами. Он застал врасплох, и Сакура, испугавшись, неосознанно и резко вскочила со стула, ошарашено уставилась на медика. - Если бы могла, давно бы отказалась заходить к нему в палату. Ты отлично знаешь, что поставить тебе замену проще простого.
Слова, сказанные с невероятной категоричностью и жёсткостью, попали точно в цель, туда, куда и стремились. Харуно сглотнула. Шизуне права.
И это было чертовски обидно.
Искать идиотские оправдания нет смысла, прочитала Сакура в омуте чужих острых зрачков. «Да я и не стану», - в глубине души упрямство напыщенно огрызнулось, а девушка уже открыла рот, стремясь сказать хотя бы что-нибудь не в своё оправдание, но чтобы заполнить омерзительное безмолвие, однако Шизуне лишь отрицательно мотнула головой.
Слова её так и застыли в воздухе, неколебимые и садящие, а Харуно закусила губы и сложила на коленях руки, сцепив белые пальцы в крепчайший замок. Быть собой - даже сейчас это показалось совсем не к месту, и Сакура сильно захотела спать. Проснётся - и всё вернулось на круги своя, а Шизуне не сказала то, что сказала, да и Саске не появился бы, ни в коем случае не появился бы. Просто плохой сон - с кем не бывает, правильно же?
- Нет, не могу, - сухо ответила она.
Брюнетка перевела дыхание:
- И как собираешься поступать дальше? Не всё ве...
- Я знаю.
Сон - само по себе слишком просто, не для её колоритной жизни. В общем-то, потворств и так вполне достаточно, и разве ли не здорово разогнать обыкновенную скуку и заурядность существования толикой расшатанных нервов и душевных порывов?
- Послушай меня, - Шизуне осеклась, пожевала щёку, отвела, в конце концов, сверлящий взгляд. Именно последнее заставило Сакуру неподдельно расслабиться, и розововолосая не без удовлетворения почувствовала, как глотку выпускают из объятий жёсткие тиски, а в кабинете стало в разы просторнее, чем было пару секунд назад. Время на часах неутомимо приближалось к вечеру, а Харуно уже знала, что дрожь в подреберье вызвана странным предвкушением и более понятным волнением.
- Незачем припираться к стенке, если не хочешь. И ни к чему не приведут попытки пересилить и обыграть себя, понимаешь?
- Наполовину, по-честному.
- Значит, как-нибудь, но поймёшь, - звонко поставила точку Шизуне. Она обняла себя руками и, сощурившись, посмотрела в окно. Солнечные лучи, прокравшиеся сквозь занавеску, хлестнули её чуть порозовевшие щёки. - Просто запомни, что всё в твоих руках.
Сакура усмехнулась.
- Своего рода «будь собой»?
- Можно сказать и так, - кивнула брюнетка и вновь окинула е ё пронизывающим насквозь взглядом. - Думаю, да. Это я и имела в виду.
В кабинете стоял стол, три шкафа, зеркало - и ничего, что бы его украшало. Всё здание больницы насытилось нездоровым духом, стены привычно белели и отталкивали, и лишь повязка шиноби, небрежно брошенная на край стола, казалась пятном другого цвета; коленкоровые занавески Шизуне наполовину задёрнула.
В её словах проскользнуло нечто, вызвавшее неистовый поток мыслей. «Я верю, что мне и впрямь следует измениться, и я точно знаю, что это сложно...» - Сакура слегка, почти машинально вновь потрясла головой. С каждым днём минувшее всё тяжелее давило на сердце, и это раздражало. Не так страшно, если бы то была просто злость оттого, что какие-то поступки её неверные, голословные, но Харуно не могла не заметить, что к этому примешивается сожаление: «Зря я сделала так тогда». Она беспокойно вскочила со стула, снова села.
Всё было не так. Шизуне, попрощавшись, вышла из кабинета. Сакура распахнула окно, посмотрела на угрюмеющее небо, сделала глубокий вдох, и в нос ей ударил аромат памяти вместе с дымом. Скучившиеся над Конохой облака стали по-летнему прозрачными.
- Спасибо, - собственный голос был безмятежен, словно доносился из другого мира, и Харуно, услышав его и не узнав, почувствовала дрожь.
Стрелки часов передвигались вниз, к шести часам, а полы медицинского халата, когда розововолосая поставила на полку закончившиеся документы, взметнулись и задели чистые листы бумаги, отложенные в сторону; с тихим шорохом листы соскользнули на пол.
Окинув их взглядом и прижимая к груди несколько историй, Сакура закрыла кабинет на ключ. Делать из работы трагедию более чем глупо, а сейчас она держала всё в своих руках, и этот факт успокаивал смятённую бурю внутри. Оставалось проверить его на деле и быть собой.
Кто ей запретит?
Вокруг мир казался до трепета преобразившимся - и Харуно мысленно оценила это, чувствуя, как настоящие боязнь, замешательство и душевная боль погружаются куда-то вглубь, а после и вовсе будто смываются мягкой тёплой водой. Коридор стал на пару тонов светлее, больные - не такими уж и больными, а из-за окна выглядывала вечерняя деревня. Парочка домашних огоньков в полупрозрачном тумане были похожи на жёлтые звёзды; наверху небо виделось иссиня-чёрным, и этот цвет мазнул по прошлому жёсткой кистью.
Впрочем, не имеет значения.
Она решила пойти от обратного, то есть от самого конца коридора: после появления Саске розововолосая вечно откладывала палату с Учиха в кровати на самый-самый последний момент, чтобы после не приходить к другим пациентам в расстроенных чувствах - почему-то девушка была от всего сердца и беспросветно уверена, каким будет её состояние, когда она выйдет из палаты под номером двести сорок два. На этот раз всё должно было быть по-другому, и потому Харуно с радостью вернулась к обыкновенной и удобной традиции.
Господин Камидзу практически выздоровел, но ухитрился получить простуду, сидя на сквозняке; Иши всё ещё жаловался на боль в руке, а его сестра-близнец Нами с недовольством косила глаза на брата, пряча под одеялом ногу с гипсом; вдова Хикару с готовностью приняла обезболивающее, которое чудом и вовремя очутились в медицинском халате Сакуры. Время шло неспешно; розововолосой казалось, что, сделав шаг в очередную палату, она выходила уже через целую и незаметную вечность. Вечность за вечностью тянулись гораздо дольше, если считать по стрелкам часов, может быть, немного сбивались, останавливались, но не спешили, и Харуно даже не заметила, как ввалилась в палату Саске.
Её взгляд скользнул по палате плавно, вот только организм сработал моментально и предательски: нервы с размаху натянулись болезненными струнами, но медик лишь раздражённо отмахнулась, а после нахмурилась, уставившись на пациента. Сердце глухо забилось в ушах, а ладони вспотели. Учиха точно бы не менялся.
Никогда.
Он был зол, и это Сакура поняла сразу. Воздух, как обычно, отяжелел, вонзаясь и впитываясь в тело, колени её изменнически начали подворачиваться, и потому девушка в один миг отыскала себе лучшую и ближайшую опору: дверь закрылась очень кстати, спина почувствовала твёрдую надёжную древесину, и Харуно сделала громкий глубокий вдох. Обидно, что выдох получился свистящим и трудным, но тишина разлетелась в мелкие клочья, и так было нужно. Спустя столько времени куноичи впервые видела Саске без повязки, и ощущение, будто они впервые друг друга встретили (и то лишь с одной, её, стороны), не покидало головы.
Это было похоже... на что-то особенное, никем неизведанное и до жути пытливое, острыми иголками лезущее под кожу. Влюбляться заново было попросту невозможно, но - Сакура умудрилась сделать и это, только кинув взор на знакомые черты, вобрав их в свою память полностью и навсегда. Быть собой - это оказалось самым глупым, что она могла совершить вообще, потому что маска и здравомыслие остались там, в магазине у Ино, дома или в кабинете; это было бессмысленным и отчаянным.
- Сакура?
Голос Саске добрался до неё не сразу, настолько паника овладела телом. Он прозвучал несколько надорвано и сдержанно, и розововолосая, облегчённо почувствовав силу в ногах, сразу поняла и мысленно согласилась: никаких разговоров.
«Харуно, ты кретинка. Он слепой, слепой, слепой», - она сделала шаг навстречу и поняла, что вновь забыла вздохнуть. Глаза Учиха остались такими же мёрклыми, мутными, почти что дремучими, глухими - и ведь на мгновения выпускаешь из памяти, что они ничего не видят. Но Саске как будто наблюдал, и он слышал, и он чувствовал - от этого делалось совсем тяжело и угнетающе. Сакура физически ощутила и отчётливо услышала, как поспешно удирает стрелка часов в кабинете - раз, два, три, четыре...
- Эм... - девушка облизнула сухие губы. - Я быстро.
...Пять.
Он был зол, и приблизиться к нему было страшно. Медик, недовольно покривив лицом, с усилием осадила себя и уже - по крайней мере, уверенно - устроилась на краю постели. С напряжением в руках она перебирала истории болезней, бегая пальцем по строчкам с размашистым почерком - и пыталась не сглотнуть ком в горле, опасаясь, что взор слепых тёмных глаз раздавит её окончательно.
Учиха даже не моргал.
Это, наверное, и было самым пугающим.
Он кивнул как-то неопределённо, криво мотнув головой и всё так же смотря в пространство-лицо Сакуры. Сегодня что-то совершенно и абсолютно точно... не так: Харуно явственно видела его необъяснимую злобу и ненависть, но они не сосредотачивались на ком-то - скорее, возможно, больше были устремлены к самому себе - и не так давили, как случалось раньше.
Отчего-то в этот момент она увидела его невероятное сходство с Наруто и укорила свои мысли за вольность. Ситуация была другая, человек был другой и всё было иным, но розововолосая внезапно почувствовала себя немножечко сильнее, а на сердце свалилась такая смутная и необъяснимая лёгкость, что на выдохе губы девушки поймали улыбку.
Харуно положила ногу на ногу.
- Итак, как ты себя чувствуешь? - она щёлкнула ручкой по листу, всмотрелась в знакомые черты. Не сказать, что Саске уж очень вырос и изменился - три прошедших года так и оставили в её памяти бледное лицо хладнокровного мальчика, держащего в своей душе нечто столь сокровенное и незыблемое, что единственно одиночество стало его товарищем. Сейчас она видела его же, и было до смешного грустно.
Брюнет закрыл глаза и повёл плечом. «Играет в молчанку или опять игнорирует?» - куноичи, закусив щёку, подчеркнула слово «удовлетворительно». В горле стало до горечи сухо, а губы неприятно слипались друг с другом.
Чёрт возьми.
- Значит, всё хорошо? - и тут же исправилась:
- Ну, я имею в виду, кроме гла... - Сакура осеклась, когда Саске чересчур резко поднял голову, - аз.
«И вот чем я занимаюсь? - часы в голове пробили пять минут, десять, тридцать, час и вечность. - Не жалуется он - так шагай давай, чёрт тебя подери, шевели ногами, не просиживай тут, не уродуй эту мирную атмосферу», - зачем она такое ему сказала?
- Ох, прости, - Харуно прикусила язык и вскочила на ноги, убеждая себя сдвинуться с места. Истории, которые до этого лежали у неё на коленях, разлетелись во все стороны, и розововолосая, охнув и протяжно застонав, бросилась собирать их. Боже, ей хотелось уйти отсюда, снова и немедленно, без оглядки и без каких-либо сомнений, хотелось оказаться как можно дальше, а после этого просто спрятаться и забиться в забытый всеми угол, чтобы не ощущать на своём затылке слепой взгляд. А если бы он видел? Тогда что бы она делала и чего бы желала?
По спине её прошёл озноб, и в который раз стало нечем дышать - окон в этой палате не было, а дверь закрылась, и теперь мерещилось: она не откроется никогда. Медик прижала к груди стопку листьев и конвульсивно передёрнула плечами, как бы стряхивая с них щекочущие нервы чувства. Спину жгло, пронизывало насквозь, а ведь Учиха и не пытался смотреть на неё. Он всего лишь снял повязку, успокоила себя розововолосая, он слепой, с чего ты такая безумная?
В голове вертелись слова Ино и Шизуне, разбивая вдребезги все остальные идеи, а в ушах умопомрачительно звенело: волнение охватило её, как ветер охватывает листву, закружило, влилось внутрь, и Сакуре показалось, - на миг, маленький и ничтожный миг! - что, безусловно, всё в её руках. Это успокаивало и беспокоило одновременно, но почему-то розововолосая именно сейчас поняла, что же ей делать. Она обещала самой себе, что никогда больше не убежит, и обещала, что вчерашний день - последний побег от обстоятельств и эмоций.
И вот нужно остановиться. Стоп. Конец, финал, точка. Значит, быть собой и держать всё в своих руках - то, от чего отныне ни в коем случае нельзя ускользать.
- Спасибо, - фыркнула под нос куноичи и, наконец-таки, собралась с беснующимися мыслями. Этого, верно, хватит сполна, чтобы стать самой собой хотя бы наполовину. Главное - быть храбрым шиноби.
Сакура прижалась губами к губам Саске.
Нет, решила Харуно, быть собой - это самое глупое, что она могла совершить вообще, потому что маска и здравомыслие остались там, в магазине у Ино, дома или в кабинете...
Это было бессмысленным и отчаянным.