Отголоски.

Не­нависть не от­ра­зит­ся на те­ле шра­мами. Она спря­тана в глу­бину соз­на­ния и там кро­вото­чит ре­жущей болью. Ее не­воз­можно вы­лечить, но мож­но за­быть.
Сте­рев из па­мяти все до ос­но­вания, на­конец, - ус­по­кой­ся. Ник­то не поз­во­лит на­чать все за­ново, но ты смо­жешь хо­тя бы про­дол­жить с чис­то­го лис­та.
Ник­то не зас­та­вит те­бя сми­рить­ся, ты сам это вы­берешь.
Днев­ное, теп­лое сол­нце све­тит пря­мо в за­тылок. Гре­ет тем­ные во­лосы че­рез стек­ло, то­го и гля­ди схва­тишь сол­нечный удар. Впро­чем, го­лова мут­ная вов­се не от это­го, прос­то с каж­дым днем все боль­ше не хо­чет­ся спать.
Смысл жиз­ни нас­толь­ко ясен, что его чет­кость ре­жет не­ок­репшую при­об­ре­тен­ную па­мять. Все, что нуж­но знать для за­даний - это на­выки за­щиты и убий­ства. Прош­лое - в прош­лом, бу­дущее - как пла­та за то, че­го не пом­нишь. Сто­ит ли пла­тить за те гре­хи, о ко­торых не зна­ешь?
Зав­тра но­вое за­дание и но­вые «на­пар­ни­ки». Те, кто мо­жет из­ба­вить от не­об­хо­димос­ти вса­живать кин­жал про­тив­ни­ку пря­мо в сер­дце. Или те, кто вы­нудит это сде­лать.
За­чем нуж­ны все эти офи­ци­аль­ные но­вые «зна­комс­тва», Сас­ке не знал. Но не пе­речил. Он во­об­ще при­вык при­нимать все, что с ним про­ис­хо­дит, как дол­жное.
Се­год­ня их двое. Ка­каши от­че­го-то нер­вни­ча­ет, обод­ря­юще сжи­мая пле­чо свет­ло­воло­сого пар­ня, си­дяще­го нап­ро­тив Учи­хи. Се­год­ня в этой ком­на­те осо­бен­но ти­хо.
Сас­ке все рав­но. Все име­на и ли­ца пос­те­пен­но сли­вались в один об­щий во­дово­рот, из ко­торо­го слож­но ух­ва­тить да­же од­но сло­во. Это прос­то фор­маль­ность, па­мять от­торга­ет лю­бую ме­лочь, ос­тавляя лишь реф­лексы: пры­жок - удар - смерть.
Сас­ке пе­рево­дит взгляд на де­вуш­ку, ко­торая уп­ря­мо пы­та­ет­ся изоб­ра­зить из се­бя це­ните­ля по­тер­то­го ди­ван­но­го под­ло­кот­ни­ка, не под­ни­ма­ет глаз. Не­уже­ли так слож­но?
Что из­брать се­год­ня. Улыб­нуть­ся, ус­мехнуть­ся? Доб­ро­душие, вы­зов, през­ре­ние, рав­но­душие? Учи­ха не знал, как он смот­рел на них рань­ше и смот­рел ли во­об­ще. Но знал, что ни­ког­да не уга­дыва­ет с эмо­ци­ей. Все, кто си­дел пе­ред ним до это­го - мор­щи­лись, вы­ражая этим выс­шую сте­пень не­со­от­ветс­твия сво­им же ожи­дани­ям.
Сас­ке не пом­нит, как имен­но он дол­жен смот­реть.
- Зна­комь­ся. Это Са­кура.
Ро­зово­лосая все-та­ки под­ни­ма­ет взгляд. И всмат­ри­ва­ет­ся. С на­деж­дой и болью. И скры­той злостью.
Учи­ха кри­вит гу­бы в улыб­ке, но она при­выч­но уже гас­нет под на­пором неп­ри­нятия. Буд­то это ак­си­ома для не­го - не улы­бать­ся.
Впро­чем, это не важ­но. Сас­ке про­пус­ка­ет ми­мо ушей это "Са­кура". И ки­ва­ет.
- Это На­руто.
И это имя - ми­мо ушей.
Гне­тущая ат­мосфе­ра ощу­ща­ет­ся поч­ти фи­зичес­ки и уж точ­но яр­ко­под­созна­тель­но. Это слов­но на­ходить­ся в од­ной ком­на­те с те­ми, кто зна­ет о те­бе неч­то зло­вещее. С те­ми, кто зна­ет о те­бе боль­ше, чем ты сам. Ско­рее все­го, в дан­ной си­ту­ации так оно и есть.
Учи­ха ки­ва­ет, те­перь уже со­вер­шенно не пы­та­ясь улы­бать­ся. Поч­ти ув­ле­чен­но раз­гля­дыва­ет свет­лую ше­велю­ру, ров­ные шра­мы на ще­ках и го­лубые гла­за. На­до же - и он то­же пос­мотрел в от­вет.
Срав­ни­вать при­ходит­ся каж­дую ми­нуту. Что­бы хоть как-то выс­тро­ить не­ров­ный ряд мыс­ленных ас­со­ци­аций. У это­го На­руто ку­да боль­ше бо­ли во взгля­де, чем у Са­куры. И ку­да боль­ше... ра­дос­ти.
Сас­ке ки­ва­ет сно­ва. И по­нима­ет, что прос­то обя­зан что-то ска­зать. Ина­че всех их раз­да­вит тем, о чем пом­нят толь­ко эти трое.
- Во сколь­ко зав­тра сбор?
- В де­вять.
- И вы, ко­неч­но же, опоз­да­ете?
Ка­каши мол­чит, а за­тем фаль­ши­во улы­ба­ет­ся, прик­ры­вая на миг единс­твен­но уце­лев­ший, ве­ро­ят­но, в бо­ях глаз.
- Очень мо­жет быть.
Са­кура от­во­рачи­ва­ет­ся, На­руто по­да­ет­ся впе­ред. Но его ос­та­нав­ли­ва­ет все та же за­бот­ли­вая креп­кая ру­ка на пле­че.
На сле­ду­ющий день, ров­но в де­вять - все в сбо­ре. Ник­то не опоз­дал, и это ка­жет­ся неп­ра­виль­ным.
Но Сас­ке при­вык не ду­мать о пра­виль­нос­ти, он при­вык ду­мать о том, что нуж­но сде­лать. Се­год­ня - пой­мать бег­ло­го, не­сог­ласно­го с сис­те­мой. Пос­ле вой­ны та­ких все мень­ше, но ра­но или поз­дно кто-то все рав­но ре­ша­ет, что во­лен в сво­ем вы­боре. Ре­ша­ет, что он прав. Что он мо­жет су­дить и пле­вать на ге­ро­ев, сов­сем не­дав­но сто­яв­ших нас­мерть на этой са­мой зем­ле. Меж этих де­ревь­ев.
Сас­ке обя­зан быть в те­ни. Он свер­ху наб­лю­да­ет за тем, как ка­кой-то не­ок­репший умом па­цан кри­чит что-то о сво­ем от­це, ко­торый до­верил­ся Ко­нохе и был убит. Сас­ке ду­ма­ет о том, что, на­вер­ное, мно­гие бы­ли уби­ты. Раз уж бы­ла вой­на. Раз­ве это по­вод пле­вать на собс­твен­ную жизнь?
Си­ту­ация ухуд­ша­ет­ся, на­каля­ет­ся. И Учи­ха по­нима­ет: это­го юно­шу не пе­ре­убе­дить. А зна­чит - при­дет­ся уби­вать.
На­руто пы­та­ет­ся. Он де­ла­ет нес­коль­ко ша­гов впе­ред, маль­чиш­ка - нес­коль­ко на­зад. К че­му все эти раз­го­воры.
Есть ука­зание. Да что там ука­зание - при­каз. Унич­то­жить, ес­ли нель­зя вер­нуть. На по­пыт­ку - семь ми­нут.
Шес­тая на ис­хо­де. Пять­де­сят во­семь, пять­де­сят де­вять, шесть­де­сят. По­ра.
Сас­ке спры­гива­ет вниз, ак­ку­рат меж­ду блон­ди­ном и па­цаном.
- Ты не от­ка­зыва­ешь­ся от сво­их на­мере­ний?
- Нет! И ва­ши глу­пые кра­сивые сло­ва ни­чего не из­ме­нят!
Сме­ло. Глу­по. Учи­ха не со­бира­ет­ся тра­тить свой сло­вар­ный за­пас на то­го, кто нес­коль­ко ча­сов на­зад убил пя­терых ох­ранни­ков на вос­точной гра­нице ле­са.
Все мис­сии по­хожи, как две кап­ли во­ды. Про­тив­ник не хо­чет сда­вать­ся, у Ко­нохи нет столь­ко тю­рем, что­бы вмес­тить всех бег­ле­цов и там уже на­учить их уму-ра­зуму. Ко­нохе ну­жен мир, ра­ди ко­торо­го она са­ма чуть не бы­ла раз­ру­шена и сож­же­на до тла. И те­перь она ярос­тно от­ста­ива­ет свое пра­во на гар­мо­нию, вы­палы­вая сор­ня­ки.
Пусть все ос­таль­ные ду­ма­ют, что уж те­перь-то вез­де яр­ко све­тит сол­нышко, ще­бечут птич­ки и сме­ют­ся де­ти. Сас­ке ви­дит, как уми­ра­ют "от­го­лос­ки сму­ты". Но его это не пу­га­ет. Он не зна­ет, что бы­ло "до". Ему ка­жет­ся, что все так и дол­жно быть. При­нимать мир та­ким, ка­кой он есть - удел мла­ден­цев, ед­ва на­учив­ши­еся раз­ли­чать скло­нен­ные над ним ли­ца.
Еще па­ра се­кунд, и все бы за­кон­чи­лось, как и в пре­дыду­щие ра­зы. Толь­ко этот бег­лый па­цан вдруг ши­роко рас­па­хива­ет гла­за и поч­ти вос­хи­щен­но вы­дыха­ет:
- Ты... Сас­ке? Учи­ха Сас­ке? Тот, ко­торый...
Его нас­ти­га­ет «прес­сом» быс­трее, чем он ус­пе­ва­ет до­гово­рить пос­ледний слог. Пе­чати скла­дыва­ют­ся мгно­вен­но, ес­ли они от­то­чены до со­вер­шенс­тва мно­гочис­ленны­ми тре­ниров­ка­ми. Толь­ко си­ла этой тех­ни­ки не слиш­ком ве­лика, сти­хия, ее пи­та­ющая, для Сас­ке слов­но чу­жая.
Но ник­то не го­ворит ему, ка­кая - его.
Толь­ко иног­да паль­цы са­ми скла­дыва­ют­ся в нуж­ные пе­чати, а в го­лове про­носят­ся нуж­ные сло­ва, при­душен­ные ту­маном, бе­лесым и гус­тым, не раз­гля­деть все чер­точки.
Ему го­ворят - не нуж­но. Ему го­ворят - вспом­нишь, и те­бя при­дет­ся убить.
Маль­чиш­ка обез­дви­жен. На вре­мя. Учи­хе ос­та­ет­ся толь­ко за­вер­шить на­чатое, сжи­мая в ла­дони ру­ко­ять тан­то. Кин­жал ос­та­новит слиш­ком го­рячее сер­дце, а Сас­ке про­живет еще один день, ни­чего не пом­ня о сво­ем прош­лом.
- Стой!
За ру­ку, чуть вы­ше лок­тя, хва­та­ют так рез­ко, что сто­ит боль­шо­го тру­да ос­та­новить собс­твен­ные реф­лексы.
- Что?
На­руто не ве­рит во все про­ис­хо­дящее. Каж­дый вздох ка­жет­ся неп­ра­виль­ным. Ведь они сра­жались за мир. Ведь он сра­жал­ся за спа­сение.
А не за но­вую не­нависть.
Вче­ра, в за­литой све­том ком­на­те - зна­комое ли­цо, гла­за, го­лос. Но во всем этом не уга­дыва­лось че­го-то до бо­ли при­выч­но­го, до бо­ли нуж­но­го, до бо­ли же­лан­но­го. В той ком­на­те на миг по­дума­лось, что он вер­нул обо­лоч­ку без ду­ши. И те­перь ее на­пич­ка­ют всем, чем пос­чи­та­ют нуж­ным. И за­гонят в бе­тон­ные сте­ны но­вых жиз­ненных ра­мок.
И се­год­ня На­руто по­нима­ет: так оно и есть.
- Его не­зачем уби­вать. Да­вай прос­то от­ве­дем его в Ко­ноху.
- Но он от­ка­зал­ся, у не­го был вы­бор. Я за­дал воп­рос, он от­ве­тил. Те­перь его нуж­но убить.
- С ка­ких пор... с ка­ких пор ты стал та­ким пос­лушным?!
Сас­ке смот­рит в по­тем­невшие от яр­ких эмо­ций гла­за нап­ро­тив, ко­сит­ся на при­тих­шую по­зади Са­куру. И по­нима­ет.
- Яс­но. Зна­чит, мы бы­ли зна­комы рань­ше. Ты из­ви­ни, но сей­час не до срав­не­ний. Мне нуж­но вы­пол­нить мою ра­боту, вот и все.
- Я не хо­чу, что­бы ты был убий­цей! Я во­об­ще не хо­чу боль­ше ни­каких смер­тей!
- Ка­кой же ты тог­да ши­ноби. Ес­ли вой­на за­кон­чи­лась - это не зна­чит, что те­перь нас­та­нет веч­ный мир.
Гла­за в гла­за. Сло­ва ри­коше­том друг от дру­га. Эта по­ляр­ность не на­рушит­ся, ви­димо, ни­какой за­чис­ткой па­мяти, ни­какой от­чужден­ностью или го­ряч­ностью. Ни­чем.
Толь­ко не нуж­но в спо­рах за­бывать о ба­наль­ной ос­то­рож­ности. О том, что не сто­ит ос­тавлять жи­вого про­тив­ни­ка за спи­ной. И о том, что сла­бень­кий "пресс" раз­ве­ет­ся очень быс­тро.
На­руто ед­ва ус­пе­ва­ет вдох­нуть, оша­лелым взгля­дом сколь­знув ку­да-то Сас­ке за спи­ну. А сам Учи­ха ед­ва ус­пе­ва­ет дер­нуть­ся им­пуль­сом чуть в сто­рону, ко­рот­кий по­сыл "обер­нуть­ся", ко­торый за­кон­чить уже не судь­ба.
Пар­нишка не про­мах. Дро­жащи­ми паль­ца­ми сов­местив две сти­хии, про­дыря­вить со спи­ны лег­кое зас­тывшей в фор­ме копья гли­ной. И пус­тить в све­жую ра­ну при­цель­ный за­ряд мол­нии, ко­торый при­нима­ет­ся дер­нувшим­ся от бо­ли те­лом, как неч­то род­ное. Пар­нишка не про­мах. Но он все еще бо­ит­ся то­го, что де­ла­ет. Хо­чешь жить - убе­гай. И он бе­жит, прочь, по ус­лужли­вым вет­кам, гряз­ны­ми ку­лач­ка­ми сма­хивая не­весть от­ку­да взяв­ши­еся на ще­ках сле­зы. Не каж­дый день при­ходит­ся уби­вать сво­его ку­мира.
А ку­мир си­лит­ся сде­лать хо­тя бы один глу­бокий вдох, ко­торый сей­час жиз­ненно ну­жен пов­режден­но­му те­лу. Нап­расные по­туги. Хри­пы при­носят лишь ко­рот­кое и от­ры­вис­тое заг­ла­тыва­ние воз­ду­ха. Черт возь­ми, на­вер­ня­ка, рань­ше бы­ло ку­да слож­нее вы­вес­ти из строя.
Рань­ше, рань­ше.
- Сас­ке!
То ли крик слиш­ком за­поз­да­лый, то ли вре­мя тя­нет­ся слиш­ком мед­ленно. Од­на­ко Учи­ха го­тов пок­лясть­ся, что точ­но уже ви­дел та­кую про­валь­ную па­нику в этих гла­зах. Со­вер­шенно точ­но хо­тя бы раз уже бы­ло так боль­но, что ни­каких сил не ос­та­валось на прит­ворс­тво. Со­вер­шенно точ­но эти ру­ки хо­тя бы раз так­же от­ча­ян­но под­хва­тыва­ли без­воль­ное те­ло, а иди­от этот орал так­же, слов­но это спо­соб­но что-то из­ме­нить. Луч­ше бы Са­куру поз­вал, а то она зас­ты­ла не­уме­лым и уны­лым ме­диком воз­ле со­сед­не­го де­рева.
Соз­на­ние не гас­нет, а плы­вет ку­да-то. Хо­чет­ся зак­рыть уши ру­ками, не­понят­ный гул на­рас­та­ет, пор­тит, глу­шит, ду­шит, вы­зыва­ет тош­но­ту и не ме­нее тош­нотвор­ное бес­си­лие.
А за­тем го­лова буд­то пус­те­ет, за­пол­ня­ясь мер­ца­ющим зво­ном, в гла­зах от­ра­жа­ясь уз­на­вани­ем. На ко­рот­кий миг. Сно­ва. Гла­за в гла­за. И слов­но по­нима­ешь что-то важ­ное, но не ус­пе­ва­ешь выс­ка­зать. Толь­ко пы­та­ешь­ся вы­дох­нуть что-то и па­да­ешь, уты­ка­ясь лбом в чу­жое пле­чо.
- Сас­ке! Сас­ке! Са­кура, по­моги!
Все гас­нет. И в этой кро­меш­ной ть­ме прос­ту­па­ют зна­комые си­лу­эты. Они ни­чего не го­ворят, не на­зыва­ют имен, не улы­ба­ют­ся. Прос­то ки­ва­ют и гас­нут то­же.
Мо­жет быть, дви­жение впе­ред, мо­жет быть, вверх. Глуп тот, кто каж­дый раз про­сит для те­бя но­вый пос­ледний шанс. Или не так уж и глуп, раз каж­дый раз его по­луча­ет.
Ды­шать все еще боль­но. Учи­ха от­кры­ва­ет гла­за, фо­куси­руя зре­ние на се­ром, оза­рен­ном ноч­ны­ми бли­ками по­тол­ке, и ос­то­рож­но взды­ха­ет. Вро­де неп­ло­хо.
- Как ты?
- Жить бу­ду.
По­чему-то это сов­сем не­уди­витель­но. То, что он здесь. Под­ни­ма­ет­ся с на­сижен­но­го мес­та и скло­ня­ет­ся над кро­ватью. Мол­чит не­лепо, и Сас­ке чуть прик­ры­ва­ет гла­за, нас­лажда­ясь воз­можностью от­но­ситель­но сво­бод­ных вдо­хов и вы­дохов.
И по­нима­ет, что все в ито­ге сво­дит­ся в од­но­му. К то­му, что все хо­тят жить.
- Это я ви­новат.
Приз­на­ние не­лепо, но зву­чит так ис­крен­не, что Сас­ке хо­чет­ся толь­ко од­но­го - ус­мехнуть­ся. Он не зна­ет по­чему, толь­ко хмы­ка­ет ти­хонь­ко. Ош­метки пла­ва­ющей где-то в под­созна­нии па­мяти сно­ва не­чита­емы, ос­та­ют­ся лег­ким на­летом на нас­то­ящем.
- Да, это ты ви­новат, не­чего бы­ло ме­ня ос­та­нав­ли­вать.
- Нет, ос­та­новить нуж­но бы­ло.
На­руто неп­ро­из­воль­но шмы­га­ет но­сом, нег­ромко вро­де бы, но в этой зве­нящей ти­шине лю­бой ше­пот со­шел бы за крик. Толь­ко вмес­то то­го, что­бы рас­те­рян­но по­чесать за­тылок и не­лепо улыб­нуть­ся, Узу­маки скло­ня­ет­ся ни­же и уты­ка­ет­ся лбом Сас­ке в ви­сок. Что­бы про­шеп­тать со всей зна­чимостью:
- Я ис­пу­гал­ся до чер­ти­ков. Сно­ва, сно­ва и сно­ва. Я сов­сем не это­го хо­тел. Я все ис­прав­лю.
Учи­ха мол­чит. И смот­рит, как мер­ца­ют за ок­ном нич­тожные звез­ды на бес­край­нем по­лот­не не­ба.
Ду­ма­ет о том, как рань­ше бы­ло прос­то. Ду­ма­ет о том, что па­мять пус­ка­ет свои кор­ни слиш­ком глу­боко. Ее нель­зя уда­лить, не выр­вав с мя­сом.
Ду­ма­ет о том, что это ды­хание слиш­ком зна­комо. А сло­ва слиш­ком гром­кие. И обе­щания не­выпол­ни­мые.
Ду­ма­ет о том, что прос­то хо­тел жить.
И еще, всмат­ри­ва­ясь в тем­ную даль, тя­нущу­юся прочь от этой де­рев­ни, ку­да-то впе­ред, вглубь, навс­тре­чу го­ризон­ту, ду­ма­ет о том, что, на­вер­ное, нуж­но уй­ти из Ко­нохи.
По­ка не поз­дно.