Продавец счастья (Глава 5, Эпилог)

Одна, без денег, без телефона, Сакура выбежала на улицу. Та приняла девушку в свои холодные снежные объятья.
«Даже пальто не взяла. Ну и ладно. Черт бы с ним, с этим пальто!» - руки инстинктивно пробежались по тонкой ткани, прикрывающей озябшее тело.
И снова, как когда-то в далеком детстве, Сакура бежала, сама не зная, куда. И снова поток огней, ярких вывесок и фонарных столбов. А люди? А что люди? Они куда-то спешат, высоко подняв воротники, ежатся от пронизывающего ветра. Какое им дело до какой-то девчонки, которая куда-то бежит? Правильно, совершенно никакого. Лишь иногда на неё падали удивленные и сочувствующие взгляды прохожих. Но она их не замечала, она вообще ничего не замечала, иногда поскальзываясь и падая, но снова вставая и продолжая бежать. Только теперь ей не хотелось ни есть, ни спать, ни чего-то ещё. Сакуре хотелось только того, чтобы ничего никогда больше не хотеть. Не хотеть, не желать, а все потому, что все её мысли сводились только к одному: Итачи.

Порой, в толпе ей казалось, что она видит длинные черные, словно смоль, волосы, холодную улыбку, насмешливые угли глаз, бледную кожу. Сакура пыталась ухватиться, но это оказывались совершенно другие люди. Не он. Не Учиха. Да и зачем? Зачем он будет возвращаться? Все вопросы летели в пустоту. Девушка знала, что он не вернется, но все равно хотела его увидеть, хотя бы издали. Она, несмотря на красный сигнал светофора, выбежала на проезжую часть, и её оглушили визги тормозов. Кто-то ей что-то кричал, но она не слушала.
Она была готова принять Итачи таким, какой он был. Она поверила, что не бывает абсолютного зла или добра. Она осознала, что в мире миллионы разных оттенков, но они в момент слились в одно – нечто серо-коричневое, грязное, отвратительное.
Идти было некуда. С Учихами все кончено, ключей от их с Йоко квартиры у неё не было, а адресов подруг и друзей она не знала. Да и зачем ей это? Лучше упасть, уснуть и замерзнуть где-нибудь в подворотне, как бродяга.
На миг Сакура представила, что будет, когда её найдут в каком-нибудь сугробе.
«Ну найдут, и что? Да ничего. Сообщат на работу. Все пожалеют, скажут парочку хороших слов на моей могиле. И забудут через пару месяцев. Вот так».
И, возможно, все было бы почти так, если бы её не схватила чья-то рука и не затащила в какой-то проулок.
Сакура с каким-то пьяным удивлением посмотрела на столь невежливого человека. Перед ней стояла девушка, чьи белокурые пряди завитками лежали на дорогой шубе. Голубые глаза и мстительная ухмылка.
- Року? – не веря своим глазам, выдохнула Сакура, покачиваясь от ранее выпитого спиртного.
Глаза блондинки сощурились, а ухмылка стала ещё шире.
- Да, Харуно, это я.
- Что тебе от меня нужно? – розоволосая девушка говорила расплывчато, порой несвязно.
Холеная ручка, облаченная в перчатку, проникла под шубку и достала пистолет с глушителем. А её хозяйка широко улыбнулась, держа стальной предмет.
- Знаешь, милочка. Твое появление разрушило нашу идиллию с Итачи. Я была для него хорошей партией, но ты все испортила. Я не ожидала, что такой человек, как Учиха, мог бы влюбиться, словно мальчишка, в такую оборванку, вроде тебя. Новая версия старой сказки «Принц и нищенка», - сказав это, Року рассмеялась, но через несколько секунд, взяв себя в руки, продолжила серьезным холодным голосом, справленным едкой иронией: – Убив тебя, я отомщу за то унижение, которое молча снесла. Отомщу и тебе, Харуно, и Итачи. Кстати, этот пистолет ЕГО и на нем ЕГО отпечатки пальцев. Вот такая вот ирония. Ну все, хватит трепаться. Прощай, неудачница…
Взгляд жестоких глаз цвета летнего неба пересекся с холодным и безжизненным взглядом зеленых огоньков весны, в которых не было страха, а была лишь боль и разочарование.
Щелкнул затвор. Пистолет смотрел ей прямо в сердце.
«Мама, прости… я была плохой дочерью. Но мы с тобой скоро встретимся и никогда больше не расстанемся. И ты, Итачи… я буду любить тебя даже там. Прощай».
Тишь пустынного закутка почти не нарушил тихий щелчок, а затем звук отъезжающей машины. Никто ничего не видел, кроме вездесущей зимы, чье снежное покрывало окрасилось бордовыми каплями.

Учиха Итачи уже несколько часов колесил на своем Лексусе по улицам Токио. Он ушел, как уходил много раз. Но почему-то сейчас он чувствовал себя опустошенным и разбитым.
«Подумаешь, девчонка. У меня будет ещё сотня таких же, – он старался ободрить себя, но не мог. А внутренний голос упорно нашептывал: - Нет, не будет. Таких, как она, больше нет. Я сорвал этот цветок, насладился им, а потом выбросил на холод. Я - чудовище. И хуже всего то, что я понимаю, что не могу без неё. Не могу представить мою жизнь без её смеха, без этого немого укора изумрудных глаз».
Все внутри сжалось и запросилось наружу. Если он представлял себе, что кто-то другой будет её целовать, обнимать, гладить розовые локоны и смотреть в её глаза, то его руки сжимались в кулаки, а в глазах появлялись искорки бешенства.
Он не мог этого позволить, но быть с ней рядом, каждый день подвергая любимого человека опасности, риску и страху за его жизнь, он так же не мог.
«Какая жизнь ожидает Сакуру рядом со мной? Жизнь пленницы, которая и шагу не сможет ступить без охраны. Которой, как моей матери, придется сидеть дома. Но она не сможет. Врач, она будет сбегать в какую-нибудь больницу и помогать пациентам. А вдруг опять мафиозные разборки? Опять кровь и постоянная угроза жизни? А что, если я её потеряю? Нет! Так будет лучше. Без меня ей будет лучше».
В машине стало душно. Молодой мужчина припарковался возле какой-то церквушки и вышел из Лексуса. Как бы он ни старался, Сакура постоянно маячила в его глазах. Он внимательно разглядывал толпу прохожих, в которой мелькали то зеленые глаза, то волосы цвета лепестков дикой вишни. На миг ему показалось, что он слышит звонкий смех.
Учиха тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения. Проходящим мимо людям казалось, что молодой человек заснул, прислонившись спиной к двери машины. Но это подобие сна прервал голос священника, который можно было услышать даже на улице.

- Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и всякое познание, и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто.
И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Любовь никогда не перестает…

Все внутри когда-то холодного и жестокого человека перевернулось.
«Всему верит, всего надеется, все переносит, - как будто молитву, произнес про себя Итачи. – Сакура и есть любовь. А я растоптал, разорвал и выбросил… Нет! Все будет иначе. Так, как должно быть!»
Молодой брюнет, словно глотнув воздуха после долгого погружения, метнулся в машину, трясущимися руками заводя мотор. Через минуту никто и подумать не мог, что возле этой хиленькой церквушки когда-то останавливался сам Учиха Итачи.
Через двадцать минут он был уже в том самом номере. Его взгляд упал сначала на смятую кровать, затем на валяющуюся простынь. Медленно наклонившись, он поднял с пола записку, что этим утром сам же и писал.
- Я дебил! Умалишенный дурак! – голос срывался и пропадал.
Уже развернувшись к выходу, Итачи заметил разбросанные на постели деньги и забытое пальто.
Никто ему ничего не мог толком сказать. Ну вышла, ну куда-то убежала. Это все, чего он добился от служащих отеля. Шипя разные ругательства, он сел в машину и принялся колесить по близлежащим улицам.

«Одна, неодетая, без денег и телефона. Господи, лишь бы с ней ничего не случилось!» - эта мысль не давала ему покоя. Сколько правил дорожного движения он нарушил, не знал никто.
В момент выстрела рука Року дрогнула. Но девушка не стала дожидаться полиции и, бросив пистолет на снег, уехала, оставляя розоволосую полусидеть-полулежать, прислонившись к каменной стене.
Сквозная рана зияла на рубашке. Кровь алым пятном расползалась по белоснежной ткани и струйками стекала на снег. Блондинка промахнулась. Пару сантиметров ниже – и Сакура была бы уже мертва. Хотя, может быть, это было бы и лучше, вернее сказать, гуманнее. Сейчас же из ярко-зеленых бездонных глаз медленно, капля за каплей, уходила жизнь.
Хрипя, молодая женщина сплюнула сгусток крови, который сразу окрасил её губы страшным цветом - цветом и жизни, и смерти.
«Как холодно. И спать так хочется. Странно, я думала, это будет быстро, а получилось не очень. А умирать-то, оказывается, страшно. Как же хочется ещё пожить, пусть лишь несколько мгновений. Как хочется снова увидеть твое лицо, Итачи. Интересно, а он будет плакать? Нет, наверное, нет», – Сакуре казалось, что ещё секунда, и она уйдет, уйдет туда, откуда не возвращаются. Изумруды начинали тускнуть, а веки - закрываться. И все бы кончилось здесь и сейчас, если бы вдруг она не услышала тихое пение, доносившееся недалеко от закоулка, где она находилась.

- Все мы разные на лица: этот беден, тот богат.
Кто-то верит в небылицы, кто-то пишет – тем и рад.
Но на миг остановитесь и прислушайтесь к словам:
Покупайте, люди, счастье – я недорого отдам.

Хрипловатый старческий голос и звук шаманки. Девушка помнила эту песню. Посиневшие губы начали вторить доносившемуся голосу. Глаза распахнулись и увидели того самого дедушку, которого когда-то запечатлел детский взгляд. И вот как будто и не было морозной зимы, снега, окрашенного алой кровью. Все было иначе: вокруг кружились лепестки цветущей вишни, подбрасываемые легким теплым ветерком. Маленькая зеленая травка, только что проклюнувшаяся из земли. И солнечные лучи, распространявшие тепло по озябшему телу.

- Никому не приносили в жизни счастья никогда
Даже горы золотые и роскошные дома.
Ничего совсем не значит даже то, что полон дом.
Покупайте, люди, счастье – те, кто счастьем обделен.

Добрые сощуренные глаза. Теплый голос. И уже не так страшно и холодно.
- Я уже там? Я уже умерла? – Сакура немного приподняла уголки губ, отчего бледное лицо озарила вымученная улыбка.
Старик присел возле неё, все ещё крутя железную ручку.
- Нет, милая, ты ещё здесь.
Девушка бросила недоверчивый взгляд из-под полуопущенных век.
- А почему все так… необычно? – на миг она усомнилась в реальности происходящего.
Старик пожал плечами, так же тепло улыбаясь.
- Все так, как должно быть. Каждый проходит тот путь, который ему суждено пройти. И этого не изменить. Твой путь ещё не окончен. Но тебе осталось совсем немного до того, чтобы достичь своей цели.
- И какой же? – розоволосая почему-то не задумывалась над тем, как она может разговаривать в таком состоянии. Да и не хотелось задумываться.
- Ну как какой? Той самой, о которой ты мне рассказывала ещё маленькой. Про любовь, про счастье, про семью.
- Не обманывайте меня, дедушка, – голос наполнился тоской и безысходной грустью. – Тот, кого я люблю, ушел, бросил, оставил. Теперь у меня нет никакой цели.
Седовласый мужчина посмотрел на неё с небольшим укором.
- Запомни, доченька, не все, что кажется белым – белое, а черное на самом деле не всегда черное. Бывает, что все путается. Белое - черное, черное – белое. Так и Он запутался. Потерялся в этих красках, и теперь все перед ним серое.
Сакура покачала головой, закрывая глаза.
- Вряд ли. Итачи всегда знает, чего хочет. Он добился того, к чему стремился, и теперь все кончено. Он сам мне так сказал, ну, точнее, написал.
Спрыгнувшая со старческого плеча обезьянка тихо игралась с розовым локоном, что отливал серебром в солнечном свете.
- Поверь мне. В этом сером мире, что сейчас окружает твоего любимого, ты – единственный лучик, который он попытается сохранить.
Девушка что-то хмыкнула, пытаясь поверить этим словам. Внутри она бескрайне желала, чтобы это оказалось правдой.
Всё затихло. Старик больше ничего не говорил, он только прикоснулся к тому месту, где была рана, все еще крутя ручку шарманки.

Итачи с силой сжал руль своей машины. Черные волосы выбились из хвоста, разлетевшись тонкими ниточками по широким плечам.
«Сакура, миленькая, ну где же ты? Где?» - мысли пчелиным роем кружились в его голове.
Всё. Надежда в черных глазах начала умирать. Брюнет вышел из машины и со злобой ударил кулаком по капоту, отчего тот прогнулся, оставляя заметную вмятину. Прислонившись к холодному металлу лбом, он до крови закусил губу от своего бессилия.
«Прямо как Сакура. Она тоже так всегда делала, когда я ей говорил всякие мерзости. Учиха! Ты не должен сдаваться! Иди, беги, лети, несись – все, что угодно, только найди!» - Итачи обвел взглядом какую-то улочку, на которой стоял его автомобиль, да, впрочем, и он сам.
Но бежать было некуда. Да и где искать в многомиллионном мегаполисе девушку? От отчаяния сильные руки вцепились в волосы.
«Кто меня за язык тянул? Такое наговорить, написать, а потом ещё и бросить. Что же делать? Что?» - казалось, что молодой мужчина сошел с ума. И, возможно, он действительно бы сошел, вот только…

- Никому не приносили в жизни счастья никогда
Даже горы золотые и роскошные дома.
Ничего совсем не значит даже то, что полон дом.
Покупайте, люди, счастье – те, кто счастьем обделен.

Музыка, такая необычная, словно какой-то магнит, притягивала к себе Итачи. Заставляя помимо воли делать шаг за шагом к её источнику. Голос, такой тихий, но в то же время пробирающий до костей, но не холодом, а теплом. Он не знал, куда и зачем идет, но не идти не мог.
«Поворот, угол, налево, направо», – мысленно он пытался запомнить дорогу. Музыка становилась все громче, а голос - отчетливей.
«Подворотня какая-то», - подозрительно звякнуло подсознание. Его взгляд прощупывал каждую ямку у себя под ногами. Но внезапно музыка исчезла, исчез тихий голос.
«Но как? Он точно доносился отсюда», – и через мгновение глаза набрели на кого-то, облокотившегося на стенку.
Дикий страх перекосил красивое бледное лицо. И только одно слово сорвалось с его губ.
- Сакура!
Холодное тело девушки никак не отреагировало на его прикосновения, кровь испачкала сильные руки. Он не мог услышать, бьется ли сердце или нет. Все потеряло для этого человека смысл.
«Я оставил. Я не смог. Я не уберег. Я не успел», – руки судорожно прижали холодное тело Харуно к груди, а глаза наткнулись на пистолет, сиротливо валявшийся в снегу.
«Мой. Это мой. Року!»
- Сакура, не уходи. Прошу! – прошение, молитва, стенание – все смешалось в одно, как художник смешивает в палитре краски. <p>
Сакура, казалось, заснула. Но вдруг услышала голос, но слов не разобрала. Она открыла глаза, однако рядом никого не было.
«Старик? Куда он подевался?»
И опять голос.
- Сакура, не уходи! – девушка дернулась. Она узнала этот бархатистый тембр.
- Тебе пора, милая. Обрети, наконец, то, что так давно искала, – дедушка появился на миг сзади, а потом исчез. Все исчезло: трава, вишня, солнце. Опять холод и кровь.
- Итачи… - посиневшие губы пролепетали имя человека, которого розоволосая так хотела увидеть, которого так ждала.
«Нет. Это не он. Учиха Итачи не может плакать. Или может?» - мысли снова заполнили распухшую от боли и холода голову.
Да, это был он. Хоть и не похожий на себя: ни холодного взгляда, ни насмешливой улыбки, ни высокомерного голоса. Перед Сакурой находился совсем другой Учиха Итачи. Холод сменился радостью, насмешка – искренней улыбкой, высокомерие – неподдельной заботой. Ах, да, ещё слезы. Слезы страха и радости. Даже самые сильные из нас плачут.
Сильные руки в момент подхватили раненную девушку. Стараясь не сделать больно, Итачи почти мгновенно оказался со своей ношей в машине. Визг колес, и через несколько минут – лучшая больница города, а может и страны.
Медперсонал отгородил Сакуру от брюнета и повез в операционную. До мужчины долетали отрывки разговора врачей: «Большая кровопотеря… переливание… хирург… срочно…»
Но до него долетели еле слышные в шуме больницы слова:
- Я люблю… и ждала… тебя
Итачи сел на кожаный диван, стоящий в коридоре. Он готов был отдать все на свете, включая свою жизнь, чтобы Сакура, его Сакура, жила.
- Я тоже ждал тебя всю жизнь. Люблю… - прошептал Учиха в пустоту. <p>

Эпилог

Врач вышла из операционной. На вид ей не дашь и двадцати пяти.
- Операция прошла успешно. Состояние вашего сына стабилизировалось, – тихий усталый голос вызвал смех, радость, надежду в сердцах людей.
- Доктор Харуно! Вы ангел! - наперебой говорили родственники только что прооперированного мальчика.
Порок сердца. Трудный случай. Но Харуно Сакура, один из лучших кардиологов города, взялась за него. Сумела спасти и дать надежду.
После того как родственники разошлись, а смена кончилась, красивая розоволосая девушка стояла около окна и, смотря в даль изумрудными глазами, напевала:

- У подножья небоскреба, возле красочных витрин,
Появился вдруг шарманщик, обезьянка вместе с ним.
Он запел под скрип шарманки песню странную свою:
Покупайте, люди, счастье – я недорого возьму…

- Милая, я так скучал. Как ты?
Сакура откинулась назад, уперевшись в крепкую мужскую грудь, и улыбнулась молодому брюнету.
- Итачи, когда ты рядом, мне всегда хорошо.
Поцелуй сказал все за них. Сегодня в пустом отделении бились в унисон два сердца.
И только на пустых улочках порой слышалась шарманка, и порой кто-то видел старика, на плече которого сидела обезьянка.