Проигравшие: Мёртвая

Третий нож с её руки вонзился в глазницу противника. Мужчина покачнулся, взгляд его другого глаза замер и остекленел. Через секунду уже тело – ведь сердце остановилось – грузно упало на мокрую от дождя землю.
Тен-Тен подошла к нему, аккуратно выдернула кунай из его глаза и вытерла металл от крови. Затем тихо вздохнула, опустилась возле него на колени и, оторвав полосу ткани от низа его просторной рубахи, бережно перевязала изуродованную глазницу, после чего провела по веку другого глаза пальцами.
Мёртвым всё равно.
Мёртвых надо уважать.
У этого мёртвого могла быть семья, дети, любимая, друзья, мечта, но Такахеши – одной, без любви и живого сердца – нужно было на что-то жить. К сожалению, Коноха научила её только убивать.
Девушка взяла его за руку.
- Прости меня, если сможешь, - тихо, искренне; Тен-Тен готова была оплакивать каждую смерть этого грешного и грязного мира, но на это бы не хватило её слёз. – Когда-то и я умру, или меня убьют, и мы встретимся с тобой.
Такахеши избегала заказных убийств, не важно, что цена была на них в разы выше; лежавший у её ног мужчина был простым, но слишком настойчивым охранником торгового каравана из страны Ветра – они везли красное золото с юго-восточных рудников и несколько редких свитков, которые в итоге украла Тен-Тен.
Было трудно найти сухой валежник в такую сырость, было трудно сложить быстро достаточно большой костёр, чтобы на него уместилось тело. Тучи темнели и прижимались к земле, но Такахеши чувствовала, что дождя сегодня не будет.
Втаскивая погибшего от её руки мужчину на дровницу, Тен-Тен пожалела, что он отказался называть ей своё имя. Нет, он не был обязан – но девушка всё равно жалела.
Самым сложным оказалось поджечь дерево. Такахеши не владела техниками огня, и порой это доставляло ей лишние трудности. Впрочем, когда от дров пошёл густой дым – они сохли – Тен-Тен не жалела ни капли потраченных усилий.
К сожалению, она не смогла увидеть, как огонь поглотит тело и вознесёт его прах и душу к небесам вместе с дымом, так как такой костёр был почти сигнальным и привлёк бы лишнее внимание. Оставленный рядом протектор и странное ожерелье с шеи погибшего шиноби подскажут нашедшим его, кто был погребён здесь.
Такахеши уходила всё дальше. Ни капли крови на одежде, оружие вымыто в ручье – чистая. Спустя пять часов она отдала свитки в условленном месте и получила свои деньги вместе со странным взглядом неприметного «серого» человека, который и передал ей оплату. Кажется, он её знал.
Её многие знали.
Убивает быстро, убивает безболезненно, не убивает вовсе...
Каждый убитый враг – похоронен.
Потому её и знают. А ещё – немножко уважают, а среди наёмников оно, это уважение, почти на вес золота, второе после умения. Тен-Тен одна из тех, кто завоевал её не кровью и криками умирающих.
Денег было немного, на нормальную гостиницу не хватит, да и не дойдёт она ни до одной. И тогда она отправилась на юг.
Ей нужно было увидеть глаза цвета сегодняшнего неба. У её Неджи были такие глаза, хоть он и не принадлежал ей ни секунды своей жизни.

Тен-Тен умерла много лет назад. Тёмной шумной ночью, вокруг были люди, свои и враги, родные и чужие, и человек, чёрная ненависть к которому наполняла сердце Такахеши и по сей день. Полетели пики и одна из них пронзила сердце её сероглазой души. Неджи не знал, что он её душа, зато знала сама Тен-Тен – и умерла с ним.
Тихо-тихо, никто, кроме Хинаты, не заметил; да и она не сразу это поняла.
Такахеши даже не плакала, когда его держал на руках Ли – мёртвые не плачут.
Мёртвые не ходят, не дышат, не убивают других, не воют по ночам, ненавидя себя за свою продолжающуюся жизнь, не едят, не пьют, не напиваются; мёртвые не делают ничего из того, что делала после смерти Неджи Тен-Тен, и всё же она была мертва. Девушка просто это знала, а кому лучше знать, как не ей.
Дождь не догнал её, а Такахеши бы не отказалась: вода смыла бы часть с грязи с уже сальных волос. Ноги сами вели к единственной нити, связывающей её с осколками её души. Тен-Тен уже изрезала себе о стекло все руки, но их переливы, напоминающие о прошлом и не сбывшемся будущем, манили слишком сильно.
Когда она дошла до места, уже стемнело, а тучи совсем отстали; девушка успела соскучиться по ним. Сходу открыв дверь, Тен-Тен нашла взглядом Хинату, потонула в её глазах – глазах её клана, глазах Неджи – и, сделав то ли два, то ли десять шагов, почти упала ей в руки, не замечая ничего вокруг. Хината обняла, вжала в своё плечо. Её тихий голос доносился откуда-то издалека, а Такахеши тихо вдыхала запах ткани её одежды.
- Устала, милая, да? – спросила Хьюга шёпотом, распутывая гульки и распуская её волосы по плечам.
Тен-Тен слабо кивнула; вряд ли бы ещё кто-то, кроме Хинаты, это заметил. Тело было тяжёлым, руки-ноги ныли, в голове низко гудело.
Хината что-то кому-то сказала в сторону, погладила её по спине и, дав полежать-постоять спокойно, стала тихонько тормошить:
- Тен, пойдём, отдохнёшь... – Хьюга поднялась и потянула её наверх. – Пойдём, Тен, пойдём.
У Хинаты был такой же голос, как и несколько лет назад, лишь стал чуть глубже, серьёзней, взрослее.
Тен-Тен ощущала руку Хинаты на своей талии, пока та вела её по ступенькам наверх. В ванной свет был ярче, чем в коридоре, и Такахеши вздрогнула от него и лизнувшей кожу прохлады: Хьюга ловко и почти привычно справлялась с застёжками на её кофте.
Девушка позволила мыслям унестись далеко, в уценённое прошлое. Там было так прекрасно, так солнечно, так ярко... Там был Неджи. Сначала строгий, не умеющий улыбаться и не такой красивый, как обожаемый всеми и любимый некоторыми Учиха Саске, после – научившийся ухмыляться сдержанно в предвкушении своих побед, их побед. Затем Неджи вдруг совсем вырос, и Тен-Тен выросла – и Неджи затмил ей других.
Такахеши не нужно было, чтобы он её любил, ведь у Неджи и так было много забот.
Такахеши было достаточно, что он не любит кого-то ещё.
А потом он раз – и умер, и Тен-Тен горько плакала, что не любила его правильно, а надо было, что он не любил её, что он ушёл от неё так рано и так скоро...
Такахеши вздрогнула, так как по её плечам потекла вода, а под ногами вдруг оказался кафель душа. Девушка открыла глаза. Хината намыливала мочалку и была одета в какое-то белое хлопковое платье, в котором Тен-Тен не сразу узнала нижнее кимоно. Хьюга закатала рукава и принялась старательно тереть натруженные руки Такахеши, скованные напряжением шею и плечи, продрогшие ноги; для этого Хинате пришлось сесть на корточки.
- Ты скучаешь по нему? – бесцветно спросила Тен-Тен, опустив взгляд на тёмную макушку.
Жаль, что Хината пошла в мать, а не в отца – тогда у неё были бы тёмно-каштановые волосы Неджи.
- Тен-Тен, смирись... – мягко и тихо.
Поднявшись, Хьюга принялась намыливать её волосы. Край хлопка её одежды вымок. Такахеши покорно дождалась, пока Хината закончит с её волосами, сморгнула воду или слёзы с ресниц и покачала головой.
- Я не могу...
- Надо, - Хьюга посмотрела укоризненно, но с сожалением. – Надо, понимаешь? Смирись, вернись домой...
- Я... – Тен-Тен судорожно выдохнула, - не могу я... Там он... везде, в каждой улице... Я не могу-у-у...
Такахеши качнулась беспомощно вперёд и уткнулась обратно в плечо сестры своей души, Хината вздрогнул и крепко обняла.
У Тен-Тен дрожали плечи, пока она рыдала безутешно, цеплялась за Хинату, а Хьюга гладила её по волосам и вздрагивающим мокрым лопаткам, не отталкивая и не осуждая. И врала – говорила, что всё будет хорошо.
Ничего и никогда уже не будет хорошо.

- Спи, Тен, - ласково, так могла бы говорить любящая мать.
Тен-Тен уже успокоилась, так как слёзы тут не помогут. У Хинаты был мягкий футон, тёплое тяжёлое одеяло и уютная комната, хоть и небольшая. В таких комнатах обычно сладко спать, и Такахеши знала, что не заметит, как уснёт.
- А ты где будешь? – еле слышно, так как ей не было на самом деле интересно.
Раз Хьюга предложила свою постель, значит, ей есть, где спать и переодеться из вымокшей одежды. Да и Тен-Тен было уже не впервой спать в её постели.
- Не беспокойся, - мягко.
Хината погладила её по волосам, посмотрела в глаза – Такахеши отчаянно вгляделась в глубину серого Бьякугана – и поцеловала в лоб. Затем поднялась с колен и тихо вышла.
Тихо притворила дверь в комнату.
Тен-Тен закрыла глаза, повернулась на бок и понадеялась завтра не проснуться. Такахеши страстно желала этого каждый вечер, как желала жизни Неджи и собственного вечного забвения, но её желания, как правило, не сбывались.
Неджи был мёртв.
Память хранила его и её боль, обручив посмертно.
Утро начиналось на этом свете с биения её сердца.
Измотанная бесцельными скитаниями Тен-Тен быстро уснула.