Счастье?

Мадара толкнул её к шершавой стене ещё на лестнице; тёмной, холодной лестнице, ведущей в его логовище под крышей одной из высоток Аме, таких лестниц в этой деревни тысячи, если не сотни. Хьюга сбросила сумку, чтобы не мешалась; вжимаемое в камень, тело горело, а сама она шарила по стене в поисках двери. Так как Учиха делал тоже самое, их ладони то и дело сталкивались.
Куртку она обронила уже «дома». До не разложенного футона – восемь метров через некий холл, это долго, особенно если идти вслепую, вцепившись в другого человека и не находя в себе сил оторваться от жёстких губ.
Будто бы он дал ей отстраниться.
Мужчина задыхался от восторга и тугого, как пружина, возбуждения. Во рту скопилась густая вязкая слюна, его захлестнул весьма далёкий от пищевого голод, хотя, возможно, это ощущение было чем-то и сродни ему. Запахи разряженного воздуха, дождевых капель и мягкой женской кожи сводили с ума; повалив Хинату на матрас, Мадара трясущимися от непонятного волнения завернул тёмную ткань её футболки до груди, обнажив гладкий живот с тёмной впадинкой пупка, и стал вылизывать его широкими мазками.
Сладко. Хотя он ненавидел сладости.
Учиха прикрыл глаза от удовольствия. Хьюга судорожно всхлипнула, запустила тоненькие пальчики ему в волосы, выгибаясь навстречу. Поддерживая её за поясницу, Мадара поднялся выше, задирая майку уже до плеч. Девушка дёрнулась, выворачиваясь из его рук.
Мужчина хотел недовольно нахмуриться, но, увидев, что Хината села для того, чтобы снять уже поднадоевшую футболку вместе с бельём, он тоже потянул водолазку наверх и после отбросил в сторону. Дышать стало чуть легче.
Учиха притянул полуобнажённую девушку к себе на колени, давая скрестить ноги у себя за спиной. Вздрагивая от прикосновений прохладных ладоней к полыхающей коже, он с нажимом провёл ладонями по изогнутой пояснице, погладил бока, коснулся тяжёлой груди и, облизнув в пересохшие губы, сжал одно мягкой полушарие в ладони. Хьюга шумно выдохнула, боясь поднять на него взгляд; она вообще осторожничала, боясь растревожить не до конца зажившие раны под слоем бинтов.
Мадара было плевать. Даже боль органично вплелась бы в каскад его обострённых ощущений.
Бриджи Хинаты мешались.
Ничего, снять их с неё будет в любом случае проще, опрокинув обратно на спину. Что он, собственно, и сделал.
И какой только женщине первой пришло в голову носить штаны, а не юбки? Ну, зато их можно было снимать вместе с бельём.
Хината наконец осмелела, а наготы своей не стеснялась уже давно. Девушка раскрывалась, когда Учиха покрывал внутреннюю сторону её бёдер поцелуями. С готовностью обнимала, отчаянно хватаясь за плечи, и вторила его губам своими. Не с первой попытки справившись с тугим ремнём, Хьюга погрузила руку вовнутрь его брюк. У Мадары вырвался гулкий сдавленный стон: сочащаяся смазкой головка была болезненно чувствительной. Сдерживаться он больше мог, да и робкие ласки Хинаты только подхлёстывали.
Хотелось забыться и ни о чём не думать.
Уверенность в том, что Хьюга хочет того же, приятно играла на его самолюбии.

Хината не знала, от чего проснулась. По-хорошему, ей следовало спать ещё много часов и дать телу, уставшему от ненасытного Мадары, положенный отдых. Не то завтра она физически не сможет встать.
Но заснуть вновь на новом месте вот так просто не получалось. Хотя, какое там новое – тысячу раз она уже ночевала в этой постели. Шевелиться не хотелось – она и не собиралась. На коже всё ещё танцевали остаточные искры жара от мозолистых пальцев: Хьюга не помнила, чтобы Учиха хоть раз до этого был нежным, а тут она будто утонула в мягком море его щемящей, непривычной чуткости, которая поначалу странно сочеталась со сбивчивой торопливостью.
Впрочем, Хината поняла, что он хотел сказать. Жестами ему было проще, а язык тела был ближе и понятней. Ничего противоестественного в этом не было – Мадара был более искренним, чем возможно при использовании грубой человеческой речи и словесных рамок.
Девушка, еле касаясь, провела ладонью по перевязке. Марлевая ткань была чуть влажной от не успевшего высохнуть пота, однако раны, вроде, не вскрылись. Во всяком случае, крови она не ощутила, да и дыхание мужчины было ровным и глубоким.
Хьюга, осторожно, чтобы не разбудить, повернулась, чтобы из чистого любопытства взглянуть на его лицо.
Взглянула.
Покраснела до корней волос и кончиков ушей.
И, зажмурившись, уткнулась в горячий бой. Хината была уверена, что она этого всего не заслужила, но приятная тяжесть руки, покоящейся у неё на лопатках, никуда не делась. Это была реальность, а не сон.
Всё же для нукенина с многолетним стажем улыбка Мадары была слишком счастливой.