Шаги. Глава 2.

Глава 2.
Наруто Узумаки

«Первая заповедь шиноби – быть холодным, как лезвие куная.»
Неизвестный автор.

Сырость и зловоние грязных улочек бьет в нос. Хотя нет, кажется это чья-то нога. Но вонь от этого меньше не становится.
Они поймали меня сразу же после того, как я, сдав собранные по улочкам и мусорным бакам бутылки, шел домой. Грязный, воняющий нечистотами, но счастливый от того, что завтра смогу исполнить свою давнюю мечту – впервые в жизни пообедать не в столовой для бездомных, а в том уютном ресторанчике неподалеку от резиденции Хокаге. Скрытый Лист – приличная и опрятная деревня, поэтому отыскивать пустые бутылки с каждым днем становилось все тяжелее. Но в тот день я сумел-таки заработать пять монет – сумму, достаточную для покупки маленькой порции яичной лапши без мяса.
Шестилетний сирота с тупой улыбкой на лице и крепко зажатыми блестящими кругляшами в кулаке. Хах… Это было неизбежно.
Повернув в знакомый переулок, который вел прямо на общежитие, я невольно споткнулся и, тихо ругнувшись сквозь зубы, упал прямо в большую жирно-черную лужу. Отвратно-пахнущая жижа брызнула на одежду и лицо. Неприятно, нечего сказать, но не смертельно. Не для меня.
Я быстро вскочил на ноги, в кратчайшие сроки помянув и лужу и всех её родственников до десятого колена, когда рядом послышался противный смешок. Резко повернулся в сторону звука, но ничего не увидел. Хотя нет, кое-что все же промелькнуло перед моими глазами – кажется нападавший носил синие сандалии…
Удар отбросил меня к прислоненному к кирпичной стене мусорному баку. Тело отозвалось резкой болью, и я против воли зашипел сквозь зубы. За неделю до этого очередная шпана умудрилась сломать мне ребра, поэтому едва сросшиеся кости отчаянно сопротивлялись подобным нагрузкам.
- Кто это тут у нас? – прогнусавил противный голос, обладатель которого незамедлительно вздернул меня за шкирку, как беспомощного котенка. Подождать, пока пелена боли перед глазами исчезнет, затем – ударить по яйцам и бежать. Классическая схема, успех которой обычно составляет около пятидесяти процентов. – Неужели сам демон решил почтить нас своим присутствием?
От этого волосатого типа с уродливой бородавкой на мясистом носу крепко и основательно несло алкоголем. Так, теперь уж – процентов сорок. Бутылочка сакэ, как правило, повышает болевой порог.
- Я ведь вам говорил – он всегда ходит этой дорогой, - ехидно прошипел знакомый мальчишеский голос Тайдо Кисараги – одного из тех, кто в качестве тренировки по физической подготовке ломает мне кости.
- Да-да, - задумчиво протянул бомжеватого вида мужик, взвешивая меня в своей руке, как кусок мяса на рынке. Гул в голове постепенно сошел на нет, и я готовился, искал удобную позицию, чтобы как можно тоне пнуть этого урода. – Отлично, парень, лови.
Мужчина сунул руку в карман потертой куртки и выудил оттуда тусклую монетку, которая тут же перекочевала в ладонь Тайдо. Морда этого подонка, старшего меня на три года, растянулась в ухмылке и в следующую секунду Кисараги с чувством выполненного долга смылся.
Что было дальше, я помню слишком размыто. Были удары, слезы, снова удары, обвинения в смерти жены и вновь удары. Я не сопротивлялся, так как этот малый оказался бывшим чунином, и шансов против него у меня абсолютно не было. Классическая схема номер два – свернуться в позе эмбриона и ждать.
Ждать пока бивший меня ублюдок не устанет.
Или пока я сам не потеряю сознание.
Или…
Мне было шесть, и я по-прежнему ждал. С самого рождения жизнь приучала меня быть самостоятельным и одиноким. Но, будучи слишком маленьким, я еще лелеял надежду на что-то… внезапно объявившихся родственников, доброго учителя или верных друзей. По закону жанра они все должны были появиться в том самом переулке, чтобы прогнать злого дядю и воспитать во мне характер, чувство справедливости, любовь к близким и степенную ненависть к врагам. Абстрактным близким и еще более абстрактным врагам.
Но вот жалобно хрустнули не выдержавшие ребра, а за ними – правая рука, крепко прижатая к груди. Из горящих огнем легких вырвался кашель, и сандалии бившего меня мужчины оросила кровь. После этого он взбесился еще больше и начал просто топтать меня, грозя элементарно размазать по асфальту в прямом смысле этих слов.
Было больно. Было страшно. Но больше всего было обидно.
За погнутые и отшвырнутые в сторону мои честно заработанные пять монет.
За порванную и измазанную в дерьме куртку, которую, по планам попечительского совета Листа, я должен был носить до восьми лет.
Кто-то хватает меня за волосы и швыряет в ближайшую кучу мусора. Потом в этих руках со сбитыми костяшками и разводами крови появляется какая-та труба. И снова удары.
Скорлупа отчужденности и наносного безразличия лопается, и в мой разум хлынула река того, чего я не могу себе позволить. Жалость к себе, грусть, отчаяние… Становится невыносимо больно не только от перебитых костей и смятых в фарш органов, но и от осознания собственной никчемности.
Я ждал, скрючившись в вонючем переулке, скуля от каждого удара металлической трубы. Я ждал, истошно вопя и давясь собственной кровью.
Но никто не пришел.
Кажется, я падал. Или же наоборот воспарял к небесам. Какая разница?
Помню, что в какой-то момент избиения я просто-напросто потерял сознания и оказался в окружении пульсирующей тьмы. Все вокруг меня дышало и дрожало как живое существо. Каждая вспышка боли в полумертвом теле отдавалась жалобным гулом в этой теплой и мягкой черноте, что заботливо пригрела меня.
«Не стоит ждать». – эта мысль вспыхнула в моем гаснущем сознании, распоров тьму. В глаза ударил ослепительно-яркий свет и…
В следующее мгновение я рухнул на какой—то мокрый пол. Синяки и переломы отозвались ноющей болью, едва не лишившей меня сознания. Тихое, но отчетливое журчание воды вокруг меня о том, что произошло нечто необычное.
- Ты ведь не хочешь ждать?
Глухой рокот нечеловеческого многоголосого рыка вернул меня с небес на землю. Резко подняв голову, от чего шейные позвонки едва не рассыпались на мелкие осколки, я вперился взглядом туда, откуда раздался жуткий рык.
В пяти метрах от меня возвышалась невероятных размеров решетка, с которой не могли бы поспорить даже ворота деревни. В тусклом свете странного гигантского помещения не мог разглядеть ничего дальше толстых как вековой дуб прутьев.
- Кто это? – прохрипел я, сделав тщетную попытку сесть. Тело не слушалось, а вода вокруг меня медленно, но верно окрашивалась в насыщенно-красный цвет. – Где…я?
- Отвечай на мой вопрос, сопляк! – рявкнуло нечто и внезапно всего меня охватил немыслимый по силе гнев. Я лежу в луже собственной крови, еле умудряюсь дышать своими легкими, пробитыми осколками ребер, а какая-та мразь еще и смеет орать на меня?
- Говори, ничтожество! – распалялся мой невидимый собеседник за своей решеткой. – Если ты хочешь выжить, отвечай!
- Пошел… к демонам… - выплюнул я, зажмурив глаза и изо всех сил сжав челюсти. От жалости – к презрению… от грусти – к ненависти… от отчаяния – к гневу. В тот момент, когда эти преобразования произошли в моей голове, весь тот ужасающий поток чувств, в котором я почти захлебывался, словно врезался в плотину. Я почувствовал, как мои руки перестают дрожать, а к мыслям возвращается ясность. Капля за каплей, сквозь выстроенный мною барьер просачивалось лишь то, что питало меня тогда, на грани смерти, захлебывающегося от собственной крови в каком-то сыром зале, где неизвестный подонок глумится надо мной…
Презрение к тем, кто плюет мне в лицо и шепчется за спиной, называя демоном. Эти бесхребетные твари, которые не смогли защитить себя во время нападения Девятихвостого, боятся меня, как символа их вечного позора и бесконечной слабости.
Ненависть к Кисараги и другим малолетним сволочам, отбиравшим мои последние деньги, рвавшим и топтавшим те крохи гордости и силы, которые я выскребал из себя! Тем, кому все в мире дается даром! Почему же я должен давиться объедками, дохнуть от холода и прогрызать себе путь, как какой-то червь!
И гнев… Гнев на демона, что сидит внутри меня, а точнее передо мной, запертый в своей темнице. Изрезанный иероглифами пол, в который я уперся лицом, содержал избыточное количество информации, касавшейся объекта и субъекта заточения… Гнев на людей, наплевавших на меня, сделавших бездомного сироту козлом отпущения.
Мне казалось, что тогда, умирая в застенках собственного сознания, я мог ненавидеть весь мир. Ярость пульсировала во мне, клокоча по венам, растекаясь раскаленным железом по всему телу.
Она требовала выхода.
- НЕНАВИЖУ!!! – заорал я во всю мощь легких, не обращая внимания на брызнувшую из горла кровь, забыв про истерзанное тело. Как-то интуитивно я потянулся к тому древнему чудовищу, которое ревело и рычало за ставшей внезапно близкой решеткой. Едва моя рука коснулась холодных темных прутьев, с другой стороны в нее ударила исполинская лапа, покрытая красным как кровь мехом. Я, продолжая кричать, и уже почти потеряв разум от разрывающего мою душу гнева, прикоснулся к ней.
Внезапно мир дрогнул, будто кто-то со всей силы долбанул по гигантскому гонгу. Лапа Кьюби подернулась красной дымкой, и в следующий момент нечеловеческая сила демона рванула меня вперед, затаскивая прямо вовнутрь черной неизвестности.
Я помню, как не только мое тело, но и разум оказались зажаты в мощные тиски, а чья-то огромная зловонная пасть сомкнулась над моей головой. Все погрузилось во мрак, призванный распылить по ветру самые храбрые сердца и сломать самых отчаянных безумцев. Но ярость, бушевавшая во мне, продолжала гореть лесным пожаром, неукротимая и неумолимая, как и сама первозданная стихия.
В какой-то момент до меня дошел звук мерных ударов, прерываемых невероятно громким воплем. Я ощущал, как мой гнев бьется в унисон вместе с тем пространством, где я оказался, а ненависть растет и множится.
Отчаянный последний вопль Кьюби выдернул меня из океана боли и сладкого как патока наслаждения от клокочущей силы. Сильный толчок куда-то в район груди вышвырнул меня из темницы Девятихвостого, и уже через секунду мое тело врезалось в противоположную стену зала. Кладка из неизвестного материала пошла трещинами, но в следующее мгновение заросла, оставив в месте, куда я врезался, только неглубокую вмятину.
Ураган чувств, захлестнувший меня, постепенно начал стихать, возвращая мне ясность ума. Встряхнув головой, я посмотрел в сторону решетки, ожидая увидеть разъяренного моей выходкой Биджу. Но…
Клетка была пуста. Освещаемая тусклым светом, лившимся из ниоткуда, громадное пространство внутри клетки оказалось пусто. Не веря своим глазам я одним резким рывком спрыгнул на пол и быстро кинулся к небольшой бумажной печати, выполнявшей роль замка. Аккуратно выведенные иероглифы печати не были повреждены или стерты. Прутья стояли на своих местах, нетронутые и не погнутые колоссальной силой демона. Но где же тогда…
- Аррргх…
Из воды, плававшей внутри клети, поднялся и лопнул крупный пузырь. Вслед за ним, булькая и смешиваясь, начал всплывать сплошной поток пузырей. Некоторые, особо крупные, умудрялись повиснуть в воздухе на несколько секунд, но затем неизбежно исчезали. Каждый лопнувший пузырь сопровождался гневным рыком не громче шепота, но вместе тысяча голосов превратились в оглушительный рев.
Я заворожено наблюдал, как оставшаяся на поверхности пена приобретает алый оттенок, а свет вокруг чуть меркнет. Гнев, придававший мне силы, выгорел, оставив лишь опустошенную оболочку и помутненный шоком от происходящего разум. Наконец, кроваво-красная масса зашипела и, издав жуткий рев, взметнулась ввысь, к самому потолку. Пена, плотнея и приобретая все более насыщенный оттенок, сложилась в гигантскую звериную фигуру. На том месте, где должна была быть голова, прошла четкая черная черта, которая, раскрывшись, оказалась усеянной похожими на мечи острейшими зубами.
- Человек… - прорычал появившийся из ниоткуда Кьюби, приближаясь к самым прутьям. Открывшиеся провалы глаз, горевшие потусторонним адским пламенем, смотрели с нескрываемой ненавистью и… удивлением? – Ничтожная букашка…
- Что… - выдавил из себя я, делая шаг назад. – Какого?..
- Не жди, - перебил меня древний монстр, наклоняя свою исполинскую морду на уровень моих глаз. – Эти шрамы и знаки подтверждают твое право на жизнь, мальчишка.
Дрожащей рукой ощупал свое лицо. Так и есть – кровь, капавшая на пол, когда я был вжат в стену, текла из трех свежих рубцов, пересекавших мое лицо. Взгляд в пол, и я едва устоял на ногах. Все мое лицо покрывала целая вязь незнакомых мне черных завитушек и крючков.
- Твой гнев – твоя сила и опора, человек, - продолжил демон, отступая обратно в сгустившуюся тьму клетки. Я был слишком поражен всем произошедшим,, чтобы связно задать мучившие меня вопросы. Да что юлить – я едва стоял на дрожащих как осиновый лист ногах! – Сегодня с его помощью ты обрел силу, но печать смерти предусмотрела и это…
Глухое рычание, как мне показалось, до боли напоминало ехидную усмешку.
- Копи свой гнев, - теперь я мог видеть только горящие огнем глаза и оскаленную в жуткой ухмылке пасть. – закали его, как кузнец изготавливает меч. И в тот день, когда ты будешь готов, зайди в мою темницу второй раз. Тогда мы решим, кому будет принадлежать твоя невероятная ярость и моя сила.
Я слушал, повернувшись спиной к Девятихвостому. Вот значит как – даже тогда, когда я сумел вырвать свою жизнь из пасти дьявола, её отнимают у меня?
Голос Биджу набатом содрогал мой разум до самого момента, как я заствил свое тело очнуться.
- Я буду ждать тебя, мой драгоценный тюремщик… Тебя и твоей восхитительной ярости…