Сильных духом подчиняет любовь

Налитые точно свинцом веки давили на глаза своей тяжестью. Под головой находилось что-то мягкое, удобное и тёплое. Сакура напрягла мышцы в руках и бёдрах, чувствуя, как по телу расходилось такое малознакомое ей чувство усталости, конечно, определённого типа: её организм, видимо, отдыхал и набирался сил не первый день. Кости казались каменными, такими, что поднимать руки даже не хотелось; шея и затылок приятно онемели, но это ощущение мало-помалу проходило, с каждой секундой покидая её измученное тело. Где-то на фоне послышался тихий детский плач, из-за чего Сакура инстинктивно нахмурила брови, недовольная. Она сделала глубокий вдох, поворачивая голову вправо, прикасаясь щекой к холодной наволочке. Приоткрыв веки, она увидела ослепляющий яркий белый свет, что заставило Сакуру мгновенно закрыть глаза, морща курносый нос. Она зажмурилась, испытав вспышку боли в висках, и повторила попытку. На этот раз Сакура вытерпела режущий веки свет, позволяя слезам скатываться вниз, попадать в уши или на шею. Она облизала сухие губы и сонно осмотрелась.

Это была определённо больничная палата стандартной комплектации: мягкое кресло, небольшой шкаф в углу; широкое окно, что было закрыто, но не зашторено; рядом с её кроватью был стул, а по обе стороны изголовья — тумбочки. На одной из них стояла лампа и лежала парочка журналов, судя по картинкам и заголовкам на обложке, о здоровом питании. Ближе к двери находился ещё один деревянный стул, а на нём лежала аккуратно сложенная стопка чистой одежды. Сакура нахмурила брови, потупив взор, проверяя свою одежду. Кто-то переодел её в белую ночную рубашку. На левом запястье была плоская бумажная бирка, как браслет. Харуно подняла тяжёлую руку ближе к лицу и удивлённо прочла: «Центральная Больница Конохагакуре», после чего следовала краткая информация о ней в виде длинного кода её карты в госпитале, группы крови и фамилии. Сжав пальцами переносицу, Сакура попыталась вспомнить, что именно произошло и как она тут оказалась.

Первыми картинками, что возникли в её покрытой туманом памяти, были лица Наруто и Саске-куна. От этих имён по спине Сакуры прошла дрожь, наполняя тело холодом и тошнотным чувством. Сердце сразу же начало гулко биться в груди, а дыхание участилось. Она помнила сцену в долине, в кратере, который образовался после сражения её друзей. Сакура помнила, как кинулась к ним, помнила, что Саске был ещё жив, но не в сознании, а Наруто… Волосы на оголённых руках встали дыбом, и не от холода в палате. Её как будто кто-то ударил кулаком в живот, из-за чего хотелось изрыгнуть пищу, которой в организме на данный момент, к счастью, не было. Сакура машинально подвинула колени к груди, часто моргая, чтобы прогнать противные слёзы. Она не хотела об этом даже думать, ведь какая-то жизненная наивность тихо шептала на задворках разума, что это вполне могло ей присниться. Сакура могла пережить громадный стресс, что довело до потери сознания, а во время глубокого сна ей на почве пережитого приснилось что Наруто… что он умер, погиб от руки Саске-куна.

Сглотнув ставший поперёк горла ком, она резко выпрямила ноги, отбросив с себя тёплое одеяло. Тело ныло и болело, и Сакура ощущала, что её запасы чакры ещё не возобновились до желаемого уровня, но эти мелочи сейчас были определённо не в приоритете. Она была обязана узнать, что случилось. Одно дело, если её уставший разум играл с ней в злые шутки, подбрасывая такие душераздирающие сцены гибели её лучшего друга. Другое — если это правда. Для того, чтобы узнать всё, что необходимо, Сакура должна была найти Какаши-сенсея. Только он мог подтвердить или опровергнуть эту историю, ведь он был там, когда Саске-кун сказал… Повернувшись, Сакура села на край кровати, сутулясь и придерживаясь дрожащими пальцами за уголок шаткой тумбочки. Мягкие тапочки были наполовину спрятанными под кроватью. Она кое-как обулась, сцепив зубы от едкой боли в мышцах, и попыталась встать на ноги.

— Сакура-сан, что вы делаете?! — дверь в палату резко открылась, и послышались шаги. — Вам нельзя вставать!

— Мне нужно поговорить с Какаши-сенсеем! — отрубила та, обречённо присев на край матраса. — Это срочно, я должна…

— Пожалуйста, ложитесь обратно, — настойчиво надавив на дрожащие плечи Сакуры, промолвила медсестра. — Вам нужно отдыхать, набираться сил после войны. И не волнуйтесь ни о чём.

— Ты не понимаешь…

— Я всё понимаю, поверьте, — успокаивающе твердила Нами. — Я сейчас же вышлю кого-нибудь к нему, чтобы Рокудайме-сама незамедлительно пришёл навестить вас.

— Року… дайме?

Несколько раз моргнув, Сакура в замешательстве подняла взор на медсестру. Та лишь поспешила уложить её обратно в кровать, пока буйная пациентка не возобновила протесты. Поправив одеяло, которое было натянуто настолько тесно, что смирительная рубашка казалась цветочками, Нами сложила руки за спиной, неуверенно, но мило улыбнувшись в ответ на недоумевающее выражение лица Сакуры. Сколько же дней прошло после официального завершения войны? Когда это Какаши-сенсей успел стать новым Хокаге, и неужели это значит, что она проспала инаугурацию — такое важное событие для обоих наставников? Ведь Цунаде-сама должна была публично уступить место новому Хокаге. Рой мыслей, что гудел в голове Сакуры, начинал вызывать в ней ощущение растерянности, лёгкого смущения и полнейшего, всепоглощающего замешательства. Она нуждалась в конструктивных объяснениях, да и не столько на тему нового Хокаге, как в чётких ответах на вопросы о том, где Саске-кун и Наруто и в каком они состоянии.

— Это пока не официально, но все в деревне знают, что Хатаке Какаши — следующий Хокаге.

Когда Сакура не ответила, Нами мельком взглянула на дверь, будто проверяла, не пора ли ей покинуть эту пациентку и поспешить к остальным. Опустив голову, Сакура сделала вид, что не заметила этого, прекрасно осознавая, что со стороны её поведение могло казаться немного неуравновешенным. Сделав глубокий вдох, она попыталась успокоить свой разум и сердце, что так и норовило вырваться из груди. Сейчас Нами ей всё расскажет, не увиливая от ответов, иначе Сакура за себя не отвечала: она была готова сбежать, чтобы поговорить с Хатаке или Цунаде-самой и, конечно же, чтобы повидаться с Наруто и Саске-куном.

— Сколько дней прошло с завершения войны? — спокойно спросила она.

— Один.

— Как?! — дёрнув головой, что оказалось плохой идеей, спросила Сакура, игнорируя спазм боли в шее. — Такое чувство, что я лежу здесь уже не пару суток как минимум…

— Вас доставили вчера утром, — ответила Нами. — Фактически сегодня вечером будет ровно два дня с момента завершения великой войны. Я прошу меня простить, но мне нужно проверить остальных пациентов — сами понимаете… сейчас в больницах нелёгкое время.

— Конечно, иди и… прости меня за эту сцену… — смущённо ответила Сакура.

— Я загляну через полчаса с обедом, Сакура-сан, а вы отсюда ни шагу, — направляясь к двери, приказала та и поспешно вышла.

Протерев веки холодными пальцами, Сакура сделала очередной глубокий вдох-выдох, чтобы успокоить нервы и побыстрее начать трезво мыслить. День. Прошёл всего один день, за часы которого могло случиться слишком много всего, и Сакура хотела знать, что именно. Ей было необходимо увидеться с Саске-куном, с Наруто и убедиться, что с ними всё в порядке. Эти дуралеи ответят за ту драку! И, конечно, самое главное, в чём она намеревалась разобраться: подводила её память или же нет. Что из фактов в голове правда, а что — страшный сон.


Шум воды, напором бьющей ему в покрытую порезами и гематомами спину, прерывал голоса стоящих в паре метров сотрудников тюрьмы Конохи. Струя холодной жидкости своей силой весьма неприятно омывала нагое тело Саске, который, стоя лицом к кирпичной стене и положив на неё руки, молча терпел данное издевательство. Ноги от усталости после битв и пешего путешествия в Коноху подкашивались, но он принципиально не показывал слабость, держась до последнего, тем более теперь, когда по его бледной коже распространялся узор различных сдерживающих его силы печатей. Он был перед этими низкосортными шиноби уязвим без доступа к чакре и своему Кеккей Генкай, ничем не отличаясь от обычного жителя деревни, что означало одно: его гордыня была последним, что у него осталось, тем, что не могло дать трещину. Учиха Саске не будет сломлен, даже, как было официально заявлено, добровольно сдавшись Хокаге и властям. Он, может, по всем пунктам и нукенин до коры головного мозга, но всё же его фамилия и новоприобретённая сила не пустой звук.

Разумеется, весь мир считал иначе.

Напор воды ослабел, а через секунду и вовсе пропал. Саске открыл глаза, несколько раз моргнув, чтобы прогнать с ресниц мелкие капли. Он дышал ровно, немного наклонив голову вниз, прислушиваясь к действиям и голосам тюремщиков за спиной. Их было шестеро: непримечательные в способностях, отобранные исключительно для того, чтобы следить за порядком в коридорах и разносить еду в назначенное время суток. Они не были воинами, да и откуда Конохе взять достойных шиноби сразу после войны? Все, кто умел более-менее нормально держать кунай и использовать несколько дзюцу, были отобраны для сражений, что закончились буквально позавчера. Те, кто выжил, сейчас находились либо в больницах Конохи, либо дома, с семьями, но уж точно не в месте, кишащем мелкими преступниками. Однако не глядя на бестолковых надзорных, которых Саске мог в добром здравии разбить и без чакры, он не собирался этого делать. Сцепив зубы, Учиха медленно повернулся лицом к шиноби, апатично осматривая зал. Те поспешно отводили глаза, не желая случайно встретиться с необычным для них Риннеганом, может, опасаясь неизведанной силы или каких-то суеверий.

На очереди к водным процедурам, которые, видимо, были обязательными, стояло ещё пятеро человек. Один из надзирателей осмотрел небольшие стопки со свежевыстиранными наборами одежды грязного серого цвета, очевидно, отыскав там бирку с именем «Учиха», и, подняв его со стола, бросил Саске. Тот ловко поймал свою одежду, передвигаясь к дальнему надзорному, рядом с которым заканчивал одеваться ещё один мелкий воришка. Все здешние заключённые были простыми жителями или бродягами, в кои-то веке совершившими необдуманный поступок, например, затеяв пьяную драку в таверне или осмелившись украсть продукты на рынке. Саске не сомневался, что он в этом месте не задержится, ведь он точно белая ворона со своим списком преступлений. Да и Каге каждой страны будут стремиться порешить его, сомнений нет. Значит, очень скоро Саске покинет деревню, в которую никогда не собирался возвращаться, или же умрёт в ней.

— Учиха? — рыкнул охранник у выхода. — Подойди-ка сюда.

Накинув на мокрое тело водолазку, Саске поправил ткань, скрывая покрытый ранами торс и спину, и неспешно направился в сторону прохода. Тюремщик обхватил его левое плечо толстыми пальцами, дёрнув в сторону, куда было нужно идти. Учиха лишь смерил его холодным взглядом, промолчав. Они передвигались вдоль длинного коридора; иногда встречалась открытая дверь пустой камеры, в других же сидели заключённые, нечасто звеня цепями или вполголоса разговаривая друг с другом. Вскоре Саске провели в тёмную комнату. Охранник щёлкнул включателем, и загорелась яркая лампа на потолке, освещая покрытые плесенью и трещинами стены вымытого оливкового оттенка. В помещении был железный стул и шаткая парта, за которой сидел не кто иной, как сам Ибики Морино. Это лицо, покрытое старыми шрамами, любой шиноби Конохи должен был знать, что уж говорить об отступниках, которые боялись этого человека, как самого Ками-саму. Учиху толкнули к уготовленному для него месту, а затем тюремщик молча покинул комнату, закрыв за собой дверь. Повисла тишина. Саске сел, откинувшись на спинку стула, и встретил взор собеседника.

— В последний раз я тебя видел ещё, кажись, во время проведения Чунин Шикен, — после недолгой паузы промолвил Морино. — Тебе было лет двенадцать. Сейчас ты уже чуть ли не мужчина, мозгов должно быть больше, впрочем, как и грехов за душой, не считаешь, Учиха Саске?

Он не ответил. Не было резона что-то объяснять, подтверждать или опровергать. Саске знал, что этим людям о нём известно почти всё, ведь для чего ещё существует «Книга Бинго», в которую его имя было давно внесено, и, судя по всему, там оно и останется. Морино вряд ли пришёл в этот свинарник, чтобы беседовать о прошлом. Он начальник отдела допросов и пыток АНБУ, а значит, эта встреча не чаепитие. Возможно, прежде чем назначить день суда или просто казнить Саске, АНБУ решили вытянуть из него любую полезную информацию. Как ни крути, а именно он помог победить Мадару и Кагую Ооцуцуки. Стоит ли вспоминать, что без него мир до сих пор был бы под воздействием Муген Цукуёми. Саске прекрасно осознавал, что может быть полезным АНБУ, чтобы заполнить своими разъяснениями некоторые пробелы в истории. Его слова запишут анонимно в каком-то древнем свитке, а затем запечатают и передадут по наследству будущим поколениям как источник мудрых знаний на случай очередного конфликта.

— Ты знаешь, почему мы здесь? — спросил Ибики более резко, когда Саске не ответил.

— Догадываюсь.

— Навряд ли, — не сменив сурового выражения лица, отчеканил Морино. — Входите.

Дверь в комнату со скрипом открылась, и за спиной послышались шаги. Через пару секунд рядом с Саске остановился человек: Хатаке Какаши выглядел более опрятным, чем день назад на дне кратера. Он сменил рваную, испачканную кровью и грязью одежду на новую, точно как и обновил знаменитую маску, скрывающую его лицо, и даже жилет. Единственным отличием от облика Хатаке, который Саске помнил с детства, было то, что он больше не прикрывал повязкой свой глаз: теперь у него не было Шарингана, дарованного Обито Учихой. Какаши осмотрел Саске с ног до головы, задержав взор на скрытых под тканью водолазки ранах, которые, наверное, опять начали немного кровоточить, и сказал:

— Выглядишь неплохо, Саске.

— Чего вы от меня хотите? — спокойно спросил тот, ведь только Хатаке был достойным собеседником, от которого Учиха мог добиться честных ответов; ну и ещё — он ему на данный момент доверял порядком больше, чем другим шиноби в послевоенном мире.

Какаши сделал шаг ближе к парте, присев на угол и скрестив на груди руки. Он выглядел заметно уставшим, с тёмными кругами под глазами и бледной натянутой кожей, будто с момента прибытия в Коноху не сомкнул глаз ни на час. Годайме Хокаге пока ещё не возложила свои обязательства ему на плечи, но это должно было случиться в скором времени. Наверное, у Хатаке было предостаточно причин для бессонницы и без своего нового титула, на который совсем недавно метили они с Наруто, за который и сражались насмерть. Теперь же данная респектабельная должность интересовала Учиху меньше всего, ведь была постоянным напоминанием того, что он сделал и чего не собирался делать. Вспомнив Узумаки, он машинально потупил взор, испытав неприятный спазм в груди.

— Я пришёл спросить тебя, пока это ещё возможно сделать в суматохе, — ответил Какаши, и в его голосе была слышна серьёзность. — Послезавтра состоятся похороны всех, кто погиб на войне. Наруто будет посмертно присвоено звание «Героя Пяти Наций», будут и другие почести…

Сердце Учихи начало биться чуть быстрее. Он всё так же неподвижно сидел на железном стуле, вслушиваясь в монолог Хатаке. Эти слова были будто иглами, что вонзались в нервы Саске, задевая своей надоедливой болью то, что он так умело игнорировал уже не первый день. Но осознание всё же присутствовало где-то на задворках его мыслей: он это сделал — убил Узумаки. Казалось, что ему после достижения желаемого должно было полегчать, но что-то в сердце ровно не лежало. Нет, Саске не сожалел о содеянном, но и не гордился собой за такой поступок. Разговоры на эту тему его не обременяли, хоть пока и не приветствовались. Учихе не нравилось чувство, которое вызывали в душе воспоминания о Наруто: будто извивающийся червяк в яблоке, который медленно превращал вкусный плод в трухлявый и гнилой. Он был готов выдержать любые психологические пытки Морино, выслушать все поучительные беседы Какаши, свой приговор, который ему в лицо обязательно прорычит Райкаге, и даже очередное глупое признание в любви от Сакуры, но не это: не разговор об усоратонкачи, о «Герое Пяти Наций» — насколько глупо бы это ни звучало — по имени Наруто Узумаки.

— К чему я веду, — прочистив горло, продолжил Хатаке. — Ты хочешь присутствовать на похоронах или нет?


В который раз обречённо выдохнув, Сакура перевела взгляд с лоскута сумеречного неба на какую-то деталь в интерьере своей палаты, собственно, даже не замечая этого предмета. Она устала отдыхать, если такое и вовсе было возможным. Один день в больничной кровати казался ей бесконечно долгим, вечным, и Сакура уже не могла дождаться того момента, когда её выпишут и отправят домой, где её ждали удобная кровать и домашняя еда. Самым досадным было то, что с момента её пробуждения к ней в палату, кроме дежурной медсестры, никто не заходил. Ни её родители, ни Шизуне-сан или Цунаде-сама; даже Ино на горизонте не появлялась, что уж говорить о Какаши-сенсее, которого пообещали позвать. Сакура чахла, как цветок без воды, от длительного бездействия, изоляции и скучных журналов. Она больше не могла сидеть в этих четырёх стенах.

Взглянув на запертую дверь, за которой поспешно носились сотрудники больницы, Харуно задумалась. У неё не было сменной одежды, чтобы незаметно выбраться из здания, да и в ночной рубашке особо не выпрыгнуть из окна. На стуле лежала та самая стопка, на вид набор пижамы, который Сакура видела утром. Она совершенно позабыла о нём, всё дожидаясь вестей от друзей или медсестры. Но почему-то никто не спешил сообщать ей о том, как обстоят дела в Конохе и мире. Сакура выровняла спину, игнорируя то, как неприятно натянулись уставшие мышцы. Её чакра восстанавливалась стабильно, правда, все запасы, которые Сакура последние три года тщательно копила, были исчерпаны, как старые заброшенные колодцы. Потребуется не один год, чтобы заполнить эти резервы, но Сакура не жалела о том, что смогла помочь многим пережить войну с помощью силы своего Бьякуго. В этом же задача медика на поле битвы.

Подняв руку ко лбу, она провела кончиками пальцев по коже, не испытывая знакомое ощущение выступа, как небольшой ромбообразной пуговицы. Нет, нельзя слепо полагаться на других. Схватив второй рукой край одеяла, Сакура резко стянула его, отбросив в сторону. Бездействием она ничего не добьётся. Прикоснувшись босыми ступнями к холодному полу, Сакура кое-как встала с кровати, придерживаясь рукой за спинку стоящего рядом стула. Она ненавидела себя за то, что не могла подавить в теле дрожь, вызванную истощением после войны. Цунаде-сама приказала бы ей лечь и отдохнуть, но её тут не было, а значит, Сакура, осознавая то, что в какой-то мере делала себе ещё хуже, добьётся того, к чему стремилась, невзирая на последствия.

Она хотела выйти хоть на пять минут, чтобы не сидеть в этом вакууме, не слушать отдалённые разговоры людей, их крики и шаги в коридоре. Было невыносимо вот так проводить свободные часы: хоть бы принесли ей какую интересную книгу или журнал с судоку. Оттолкнувшись от кровати, Сакура направилась в сторону двери, стиснув зубы до скрежета, чтобы сдержать в себе боль и дрожь. Прошло около двух минут, прежде чем она смогла преодолеть эту небольшую дистанцию. Запыхавшись, Сакура схватила стопку с одеждой, повернувшись и бросив её на кровать, а затем поторопилась обратно. Она, присев на мягкий матрас, осмотрела вещи, переводя частое дыхание. Сакура не хотела этого признавать, но она чувствовала себя словно столетняя старуха, ограниченная собственным телом и его возможностями.

Вздохнув, она убедилась, что в наборе были водолазка и штаны, а затем, схватив край ночной рубашки, уже хотела поднять его, как услышала тихий щелчок дверной ручки. Повернувшись, она увидела в проходе Хатаке Какаши. Тот поспешно и с запоздалым стуком вошёл в палату, прикрыв за собой дверь, будто опасался, что его кто-то заметит. Чёрные глаза быстро изучили обстановку, и он сказал:

— Мне кажется, тебе был прописан постельный режим, а ты, я погляжу, решила принарядиться в пижаму и… сбежать.

— Я не!.. — Сакура резко схватила край одеяла и накрыла им ноги, точно инстинктивно, хоть и знала, что причин так поступать не было. — Какаши-сенсей, где вас черти носили целый день?!

— То тут, то там… Мне сообщили, что ты очнулась ещё в обед, но пришлось разобраться с более важными делами, уж прости, — присев на стул у двери, ответил он. — Как ты себя чувствуешь?

— Как будто меня перемололи в мясорубке, а потом приложили подорожник и сказали, что всё заживёт, — хмыкнула Сакура, мельком изучив не менее уставшего Хатаке. — Как там Наруто и Саске-кун?

— А ты…

Он резко поднял голову, встретив её взор, будто пытался убедиться в том, что всё правильно расслышал. В глазах Какаши-сенсея промелькнула какая-то тень, и это заставило Сакуру напрячь мышцы в теле, словно она подсознательно готовилась к атаке врага или же к неприятной новости. «А ты…» — что? Неужели она чего-то не знала? Было бы неудивительно, учитывая, что её целый день держали взаперти. После тени в черноте его глаз показалась печаль, и это ещё больше насторожило Сакуру. Да что же произошло? Почему она узнаёт обо всём последней, шаннаро! Вздохнув, она сжала похолодевшими пальцами край одеяла, которым прикрывала ноги, медленно поджав их под себя, и как можно спокойнее промолвила:

— Какаши-сенсей, вы можете мне объяснить, что происходит? Почему ко мне никого не пускают? Даже мои родители не приходили навестить, а это как минимум странно. Да и вопли Наруто доносились бы сюда за километр. С ним всё в порядке? Я просто не понимаю…

— Сакура…

— Да? — сглотнув, спросила она, вопросительно изогнув брови.

— Наруто мёртв. Ты разве не помнишь?..

Мир застыл на неопределённый промежуток времени. Моргнув, она ощутила, как по щеке скатилась горячая слеза, прячась под изгибом подбородка. Она старалась держать глаза открытыми, не сводить с Какаши-сенсея взгляд, но наполнившая веки солёная жидкость вынуждала делать то, чего Сакура не собиралась: молча плакать, слепо таращась в одну точку. Она ещё несколько раз моргнула, игнорируя слёзы, и сделала судорожный вдох, ощущая, как по телу прошёлся озноб, задевая каждый нерв и клеточку. Машинально согнув плечи, она даже не заметила, как опустила голову, переваривая новую, но в то же время старую информацию. Она ведь проснулась с этой идеей, списав всё на страшный сон. Но, оказывается, смерть Наруто ей не приснилась, а значит, причина его гибели — тоже: это сделал Саске-кун. Именно он порешил их лучшего друга. От таких мыслей в груди что-то кольнуло, как жало осы, позволяя токсичной правде расползаться по венам; Сакура нагнулась ещё ниже, скрывая лицо за пеленой волос. Она не знала, сколько времени прошло, но в какой-то момент ей на спину легла тёплая ладонь.

— Сакура, — как-то мягко промолвил Хатаке, поглаживая её, точно успокаивая. — Не надо себя винить, ты ничего не могла сделать.

Делая очередной судорожный вдох, она мотнула головой и медленно выровняла спину, подняв на Какаши-сенсея заплаканные глаза. Тот сидел рядом на кровати, сочувствующе изучая её влажные от слёз щёки и вздыбленные волосы. Подняв дрожащую руку к лицу, Сакура убрала прилипшие прядки резким движением, делая вдох прохладного, пропитанного запахом медикаментов воздуха, держа голову ровно, почти гордо. Она боялась что-то сказать, ведь её голос мог в любой момент дрогнуть, треснуть, как кусочек тонкого льда, и тогда эта мимолётная потеря самоконтроля превратится в настоящие рыдания, а этого Сакура не могла себе позволить на глазах у постороннего, даже если это Какаши-сенсей — человек, который и вовсе не относился к этой категории. Сглотнув вставший поперёк горла ком, она нашла в себе голос и прошептала:

— Я хочу увидеть его… Это возможно?

— Тело Наруто в морге, — ответил Хатаке. — Я поговорю с директором больницы, мы сходим туда утром, хорошо?

— Какаши-сенсей… — кивнув, продолжила шёпотом Сакура. — А что будет с… <i>ним</i>?

Объяснения не требовались: она хотела знать, какая судьба ждала Саске-куна. Смерть Наруто стала ему вечным приговором, клеймом нукенина, которое вряд ли смогут снять с Учихи и за десятки лет безупречного хорошего поведения и честной работы на благо родной деревни. Он не отмоется от дурной славы, точно как и не смоет с рук кровь лучшего друга. Сакура понимала это и знала законы своей страны. Вдобавок другие деревни могут потребовать для Саске-куна самого радикального наказания, коим являлась смертная казнь. Моргнув, Харуно попыталась вспомнить хоть какие-то аргументы в пользу Саске-куна, но каша в голове не позволяла пока мыслить столь чётко и ясно. Наверное, именно этим занимался Какаши-сенсей весь день: он искал способы помочь Учихе, ведь так? Они не могут отвернуться от него, и этому была одна причина: Наруто бы так не поступил. Встретив взгляд Хатаке, Сакура нервно сглотнула очередной ком.

— Саске… пока что проведёт некоторое время в изолированной камере, больше ради своей безопасности, чем для того, чтобы обезопасить от него деревню. После похорон и моей инаугурации его будут судить, и Каге вынесут приговор, — сообщил Какаши-сенсей. — Я думаю, что тебе ещё представится возможность с ним… попрощаться, Сакура.

— К-как? — насупив в замешательстве брови, спросила она.

— Саске выразил желание присутствовать послезавтра на похоронах Наруто. Я согласился организовать для него эту вылазку, потому что вряд ли он ещё когда-нибудь… покинет свою камеру. В лучшем стечении обстоятельств ему грозит пожизненное заключение, и ты его больше никогда не увидишь.