Смерть для Сакуры. Чужая жизнь

Экран старенького, но любимого ноутбука Сакуры потух и громко загудел. Работать без электричества, которое почему-то пропало из полицейского отделения часа эдак в пять утра, он не захотел. А потом — раз! — и выключился. Но Харуно не обратила внимание.
Все ее мысли оказались заняты этой, так загадочно умершей, девочкой. Хиноку Соку. Сакура в пятый раз стала прокручивать в голове все, что узнала за последние шесть с половиной часов. Где-то в ее голове уже появилась разгадка, но пока уворачивалась, и девушка все никак не могла схватить ее за хвост. Интуиция трубила в иерихонские трубы, что имя убийцы у нее уже есть. Лишь только нужно напрячься и написать его. Вывести буква за буквой четким, но немного угловатым почерком.
Детектив так увлеклась своими мыслями, что забыла и про остывший кофе, и про тлеющую сигарету, и про то, что совсем не спала. Это дело стало для нее настоящим вызовом, нужно перебороть не только убийцу, а ее собственную жизнь, её проблемы, чтобы пойти вперед. И если к мыслям о Саске совсем не хотелось возвращаться, ибо все что касалось отношений было для девушки сложным и непонятным, то найти убийцу она вполне могла.
Она прикусила губы задумавшись. Нужно просто все еще раз вспомнить, и вот оно, случится прозрение. Она уже знает убийцу, уже знакома с ним, но нужно повторить все еще раз. А потом еще и еще, если не поможет.
Хиноку Соку было двадцать три года, и она ни в чем не нуждалась. Имела большую квартиру в престижном районе Токио, имела машину, и у нее, конечно, были связи. Связи ее отца, премьер-министра.
Она была, несомненно, любимой дочерью. Она была солнцем, сокровищем, смыслом жизни для отца. И Хиноку это знала совершенно точно. Знала и пользовалась.
Сакура в уме вновь пролистала фотографии с социальных страниц жертвы. Много селфи и роскоши. Квартира, дорогие игрушки, машина. Путешествия и обучение в элитном учреждении. Просто мечта.
Но Хиноку не была разбалованной девчонкой. Она была умной и четко знала, чего хочет от жизни. И как этого достичь. В каждой фотографии, в каждой подписи к очередному селфи — умысел. Она ничего не делала просто так. Много писала о политике, поддерживала отца, поддерживала социальные перемены, спонсировала гражданские проекты. И даже демонстрируя новое платье — всегда благодарила за него малоизвестных дизайнеров. Поддерживала старт-ап.
Наверное, можно сказать, что она была достойной дочерью своего отца.
Но, Сакура поморщилась, разве можно отбрасывать идею того, что ее убили, чтобы навредить самому премьер-министру? Это же так правдоподобно и логично получается! Но нет. Харуно готова поклясться, что это тут ни при чём.
«Уверена, что деятельность Соку тоже не имеет никакого значения. Она была хорошим политиком и стратегом, знала, что и как делать и с кем связываться. В отличии от меня, — Сакура хмыкнула. — Беременность Хиноку — вот что самое главное».
Но в соцсетях жертвы не было никого, кто мог бы подходить на место любовника. Ни одного намека, ни одной двусмысленной подписи, и ни одной фотографии, где бы она была с молодыми людьми.
«Что ж, она и правда учитывала все факторы и погрешности, — Харуно схватила остывший кофе и стала расхаживать по кабинету, чтобы случайно не уснуть, непредусмотрительно закрыв глаза. — Все, кроме одного, из-за чего и умерла».

Хиноку улыбнулась, войдя в его кабинет. Она уже давно не робкая девчонка, немного покраснела, когда ощутила его взгляд на себе. Он всегда оценивал ее, проверял точеность и плавность ее изгибов, уместность наряда, сдержанность макияжа.
Он говорит, что так оберегает ее.
Но Хиноку знает, она попала в тиски, в ловушку с бархатными стенами, где надзиратель контролирует все. Даже ее дыхание.
И ей это нравится.
— Ты сегодня позже обычного, — в его хриплом голосе — укор.
— Трудно приходить сюда, держа все в секрете.
Он хмыкнул. Да, такие секреты действительно хранить труднее всего. Но он в этом мастер. А еще в том, как играть на две стороны, подкидывая кости шавкам тут и там. Он интриган и жестокий стратег, живущий ради воплощения своих желаний.
А для нее? Кто он для нее?
Хиноку, как и в прошлые разы, покраснела еще сильнее, когда подошла к нему. Ее тонкие пальцы стали расстёгивать блузку.
Он любит, когда она раздевается сама. И не закрывает двери его кабинета, чтобы этот порочный секс был еще более жарким…

— Это любовник, — Сакура остановилась на этой версии и как бы окончательно утвердила ее, проговорив в слух. Солнечный свет уже проник в кабинет, развеяв мрак ночного следствия. Харуно открыла окно, чтобы вдохнуть свежесть летнего утра.
«Но в том списке знакомых, который подготовили для меня Темари с Наруто, будет трудно что-то найти. Несколько недель уйдет только на то, чтобы определить круг подозреваемых и взять у них ДНК. Не говоря уже про поиск мотива».
Сакура опять тяжело вздохнула и подошла к стенду с фотографиями и схемами. Детали. Есть много деталей, которые она не видит. Но они точно есть. Вот на этих вот снимках.
Убийца запланировал это убийство и хорошо подготовился. Он точно знал, что она впустит его в квартиру, он знал, как туда прийти и уйти не замеченным, знал, как потом убрать квартиру и даже как подготовить ее тело, чтобы эта смерть стала эстетичной. Очень расчетливо и дерзко.
Значит Хиноку связалась с кем-то опасным. И что-то узнала? Или просто надоела любовнику?

Хиноку нравится, когда он сверху. Нравится, когда он доминирует, приказывает и не дает и капли свободы. Это дико возбуждает.
И каждый раз приходится напоминать, что она вступила в слишком опасную игру, чтобы стать безрассудной, влюбленной дурой.
Но Хиноку ей стала, хоть и отказывается признаться в этом.
Ей уже удалось приручить его. Как собаку, большого и грозного бульдога. Но этого мало, чтобы достичь того, что запланировано. Он должен сделать ее равной себе, узаконить их отношения, и тогда можно будет узнать более ценные сведения, чем слухи и обрывки разговоров.
Дело серьезное.
Но он все еще не доверяет. И Хиноку это злит. Злит настолько, что время от времени, когда она самоотверженно стонет под ним, ей хочется задушить его голыми руками.
Или хотя бы выцарапать глаз. Хоть один.

«Как бы то ни было, Харуно, сейчас нужно понять кто это. Ты точно знаешь, просто пошурши мозгами, и ответ придет. С мотивом можно разобраться позже».
Сакура закурила, неуклюже придерживая сигарету загипсованной рукой, и посмотрела на план дома Хиноку Соку. Два входа и выхода. Камеры около подъездов и в лифтах. Единственная аварийная лестница и этажи без видеонаблюдения.
— Значит, он ходил к ней по лестнице? И не попал ни разу в камеры? Такого быть не может, — она потушила сигарету и прикрыла на секунду глаза, пытаясь сосредоточиться. — Но в тот день зафиксировали только местных.
«В тот день», — гулко разнеслось по кабинету. Сакура повторила еще раз и прислушалась. Что-то в этом есть.
— В тот день! Ну конечно! — Она обрадовавшись стукнула себя по лбу загипсованной рукой. — Твою мать!
Сакура, потирая больное место, кинулась к ноутбуку. Свет, хвала Ками-сама, появился, и теперь можно пересмотреть все записи, проверить каждую минуту. Он точно должен быть там! Даже в капюшоне или маскарадном костюме, но Харуно его заметит, почувствует, кто настоящий убийца.
Она, покусывая нижнюю губу, завороженно всматривается в экран. Время — час до смерти Хиноку. Теперь — два, три, пять, семь. Никого, все камеры пусты. Но вот, семь часов двадцать восемь минут до смерти, и на записи появляется мужчина, низко опустивший голову, с большим портфелем, набитым под завязку.
Сакура сразу поняла — это он! И, приглядевшись, она изумленно уставилась в знакомый силуэт.
— Это же…

Он постучал в двери ее квартиры ровно в десять вечера. Хиноку ждала этой встречи и боялась ее одновременно. И трижды порывалась позвонить и отменить свидание, но не могла представить, что все уже можно остановить.
Все зашло слишком далеко. Она утратила контроль над своими чувствами, над своей жизнью и над этим тщательно выверенным планом. Который вдруг осыпался осколками к ее красивым ногам.
Она уже предчувствует свой проигрыш, но не в силах остановиться. Она жаждет ощутить его в себе в последний раз, жаждет быть разоблаченной и униженной.
Она просто хочет закончить все это.
Они долго разговаривали в тот вечер. Он всматривался в ее лицо, играл длинными, шёлковыми волосами, водил руками по совершенным изгибам ее тела.
А потом взял ее в последний раз, грубо и жестоко.
И она задохнулась, ведь он хотел быть в ней, везде, в каждой клетке ее тела, в теплоте ее лона, и во влажности рта, в сердце и в мыслях. Везде.
До последней ее конвульсии.