Солнце впереди

Девушка в который раз прошлась по тёмной, обласканной дыханием ночи траве, бросив мимолётный взгляд на своё расплывающееся отражение в быстром ручье. Машинально отметила, что, подчёркивая излишнюю бледность лица, у неё отросли волосы, розовой пеной спускающиеся теперь чуть ниже плеч. Густо-малиновый цвет у корней переходил в нежный, почти блёклый — на кончиках. Сакура нервно закусила губу и сжала руки, теребившие плащ, вспомнив, почему её не заботили такие мелочи в последнее время: мысли были полностью заняты другим.
***
Пять дней назад.
Куноичи медленно шла по коридорам дворца Хокаге. Спешить не было никакого желания; да что там: не было даже сил хотеть попасть домой поскорее. Сегодня Цунаде отпустила её неожиданно рано, несмотря на то, что с утра день обещал быть долгим. В итоге, даже проработав полдня, Сакура чувствовала себя немногим лучше, чем после недели упорного труда.
Она уже подходила к большой двери, служившей и входом и выходом, как вдруг... Харуно резко повернула голову, так и не коснувшись деревянной поверхности. «Чакра! Медицинская. Такая сильная... Цунаде? Точно». Девушка развернулась и помчалась по петляющим коридорам дворца в сторону кабинета Хокаге.
«Чакры слишком много. И её поток не прекращается. Если сенсей его не остановит, это плохо кончится. Таким способом нельзя вылечить человека, можно лишь поддержать на короткое время в нём жизнь, но потом...» Сакура влетела в кабинет. На секунду остановилась, увидев лежащего на полу, укрытого голубым сиянием юношу. Длинные белоснежные волосы выбились из-под тяжёлой фарфоровой маски; израненный ниндзя хрипло дышал, пытаясь приподняться.
Куноичи метнулась к распластавшейся фигуре, оторвала руку Цунаде, источавшую резкий, жёсткий свет, от шеи парня и сдёрнула с него маску. Тут же раздался прерывистый неразборчивый шёпот. Сакура мягкими движениями поглаживала горло юноши, обволакивая его очень тонкими, почти невидимыми, нитями медицинской чакры. Когда голос ниндзя окончательно восстановился, Хокаге взяла девушку за руку:
— Спасибо, что пришла, без твоей помощи я бы убила вестника. А теперь ты можешь идти.
Харуно подняла на своего учителя непонимающий взгляд: та никогда ничего не делала, не просчитав в уме все варианты. Значит, она намеренно вливала в израненного парня свою чакру, — какой же важности должна быть информация, чтобы ради неё рисковать жизнью человека?!
— Тебе, правда, лучше уйти. Это не для твоих ушей. Я не хочу, чтобы в дальнейшем ты пострадала от...
— Он... придёт... через неделю... в Речную долину... убить. Он... Учиха Саске. Хокаге... вы меня услышали? — как только юноша смог заговорить, он, используя свой, пусть ещё совсем слабый, голос, постарался передать нечто, видимо, очень для него важное.
Сакура резко выпрямилась и уставилась в какую-то, только ей видимую, точку перед собой.
— Хокаге... вы услышали? — Цунаде быстро пережала пальцами сонные артерии парня, и он мгновенно потерял сознание.
Долгое время она молчала, рассеянно перебирая волосы юноши и даже не замечая этого. Тишина в кабинете становилась всё более напряженной, она давила своей искусственностью, действуя на нервы, но она продолжала держать комнату в своих объятиях, поддерживаемая неловкостью, смущением и горечью слишком свежих воспоминаний.
Харуно так и продолжала сидеть с плотно сжатыми губами: слова вестника задели какую-то струну в её душе, что пела теперь жалобно и надрывно, срывая своим звучанием спешно наброшенное покрывало повседневности с сердца, обращая к тщательно скрываемым внутри мечтам и надеждам.
Цунаде первой нарушила молчание, не выдержав напряжения:
— Сакура, — тщательно подбирая слова, начала она, — не кори меня за то, что я хотела сделать. Этот ниндзя — наш шпион. Несколько месяцев он сообщал нам планы наших врагов. Ценный воин, он навещал лагеря то одной, то другой сторон наших противников, выполняя их миссии. К сожалению, недавно его раскрыли, как видишь, ему сильно досталось, — Женщина на несколько секунд прижала пальцы к лучевой артерии на тонкой, покрытой багровыми полосами руке, удовлетворённо кивнула. Затем повернулась к девушке и строго взглянула в её рассеянные глаза, — Но он выживет и вернется к спокойной жизни, по крайней мере, на время. А информация действительно очень важна.
Ты моя ученица и вправе узнать всё. Моё доверие к тебе очень велико, но, прошу, не навреди себе.
До нас доходило множество ненадёжных слухов, но сейчас мы получили точное подтверждение: обе стороны пришли в движение, — Сакура чуть прикрыла рот ладонью; в обращенных на её учителя глазах плескались страх и толика отчаяния — чувства, которого не пристало испытывать ниндзя. Хокаге заметила гусиную кожу, покрывшую руки Харуно, — Не волнуйся, пока Конохе ничего не угрожает. Но никто не знает, как всё изменится: твой бывший сокомандник, Саске Учиха, собирается сразиться со своим братом через неделю в Речной Долине. Это далеко на востоке. У него там будет проходить миссия без напарника. Она не связана с шиноби, видимо, потребуются какие-то особые его таланты.
Саске узнал об этом и самонадеянно решил использовать свой шанс.
Руки девушки безвольно повисли вдоль согнутых колен, коснувшись жесткого ворсистого ковра.
То, чего они все так опасались, произошло. Он не избавился от своего желания, нет. Он вновь, наплевав на всех и вся, поддался черному обещанию. Убить Итачи. Даже если он выживет, его душе суждено вечно гореть в аду за этот грех.
— Что вы собираетесь предпринять?
— Ты правильно догадалась: просто так мы этого оставить не можем. Через несколько дней группа сильнейших шиноби деревни отправится к месту их встречи. После нашего разговора я даже включу в отряд и тебя.
Сакура резко подалась вперед:
— Зачем там шиноби? — она сделала ударение на первом слове.
— Они будут наблюдать за ходом сражения и смогут вмешаться, если возникнет такая необходимость.
— То есть, вы хотите сказать, что братья сцепятся насмерть, как дикие собаки, а мы будем ждать кто выиграет? — Харуно с жестокой усмешкой откинулась назад, — Это ваши методы?
— Сакура, хватит! Они оба невероятно сильны, мы не сможем так легко их остановить, если они не будут истощены.
— Да вы просто не хотите! — Куноичи буквально выплюнула эти слова. Резко поднявшись, она выбежала из кабинета, хлопнув дверью. Громко. И внезапно остановилась: «А имею ли я право осуждать Хокаге? Для нее важнее всего — жители Конохи. А кто Саске? Предатель, покинувший деревню, ниндзя, увеличивший силу нашего врага. Он — никто. На него нужно было давно объявить охоту».
Девушка приподняла голову и закрыла глаза, сжимая кулак. Это был один из способов убедить себя в чем-то. Не помогло. Не в этот раз. Когда мир исчезает, ты видишь лишь свою собственную тьму. А в ней... В ней все еще жило желание спасти его...
***
Помнишь, что было дальше?
Побежала к единственному человеку, с кем могла разделить внезапную тяжесть знания, страха, неуверенности и сомнения — самого отвратительного, самого мучительного чувства.
Наруто.
Знала, что обязательно поймет и поддержит, что найдёшь в его глазах то, чего так не хватало тебе самой — уверенности и... решимости.
Слабая.
Даже уговаривать не пришлось, правда? Он просто крепко взял тебя за руку и сказал, что пойдёт хоть на край земли. Лишь бы догнать, лишь бы спасти! Ведь это самая заветная мечта — вернуть его.
Счастливая дурочка.
Тогда была твердо уверена, что все получится, ведь добро побеждает зло, так? Не знала, что у карты добра черная рубашка, у карты зла — белая.
Наивная.
Втянула во все это и его.
А затем — только слабо запомнившийся густой, мутный, тягучий день. И ночь, в которую они нырнули, как в омут, — с головой, заменяя доводы рассудка одной лишь целью — сбежать!
Помнила, как сердце сжималось от ледяного ужаса. Не забыла еще, как скользили по скользким веткам взмокшие руки, перебрасывая необычайное послушное тело от ствола к стволу, от укрытия, к укрытию; как одуревший от постоянного страха мозг не выдерживал напряжения; как перед глазами стелилась серая пелена, но была цель — а значит, были и силы стремиться, скрываться, убегать. Потом свет, последний рывок и свобода. Память все еще вырисовывала тонкой кисточкой поразительно четкие контуры их двоих: упавших на покрытую утренней росой траву, дрожащих, тяжело дышащих, иногда вздрагивающих от боли в сводимых спазмом, непривычных к настолько сильным нагрузкам мышцах.
Они сбежали. Их не заметили, и они сбежали!

Поднимая голову к оранжевой бабочкой выпорхнувшему солнцу, вдыхала свежий, оживляющий аромат нового пути, нового начинания — теперь есть цель, даже надежда! Именно этого кружащего голову дурмана не хватал два года, прошедших в тренировках и учебе. Теперь казалось, что во всем, медленным песком через пальцы протекшем, не было ничего настоящего, реального, что надо было просто однажды начать двигаться вперед, чтобы ощутить вкус и ускользающий азарт яркой, подвижной в своем стремлении вперед жизни.

«Сакура, пойдем скорее!»
Девушка отстраненно взглянула на него, словно видела впервые. Кажется, она уже успела забыть о его существовании и теперь с некоторым замешательством взирала на протянутую открытую ладонь. Наруто. Руки непроизвольно сжались, царапая коротко остриженными ногтями мягкую ладонь. Если подумать, то она взяла его с собой только для того, чтобы пройти через испытания собой, побороть верность законам деревни ради цели, которую они оба ставили выше. А теперь... Может ли она эгоистично подвергать его опасности? Сакура бросила быстрый взгляд на лицо напарника. Спокойствие, даже умиротворение — он тоже был рад вырваться из серых оков ожидания, но и непоколебимую уверенность прочно принявшего решение — вот что она увидела.

«Он будет драться», — с внезапной ясностью осознала девушка. — «Он идет на бой».
С самого начала его целью было именно сражение со старшим Учихой — и всё чтобы доказать что-то Саске!
Сакура с досадой закусила губу: «Нельзя допустить битвы между братьями. Наруто не хочет подвергать друга опасности, но он не понимает... не понимает, что истинно важно! Саске предал родную деревню, чуть не прикончил сокомандника, убил своего учителя, в конце концов! Если на его душу ляжет еще и смерть родного брата, ей не будет спасения». Прикрытые веки расслабились, брови обрели свой обычный изгиб: «Даже если нам в этой жизни не быть вместе, я желаю ему счастливого перерождения.... Но вот Наруто; он не должен быть здесь в любом случае. Раз я его в это втянула, то мне и остановить».
Улыбнувшись и опершись о ладонь друга, вставая, девушка сделала незаметное движение. Правая рука, спрятанная за спиной, скользнула в мягкую сумку...
***
Сакура виновато оглянулась через плечо. В паре метров от неё у потухшего костра лежал Наруто.
Хороший медик, Харуно умело: быстро и почти не заметно для парня впрыснула тому сильнодействующее снотворное. Теперь точно её не догонит. «Он и так очень многое сделал для спасения Саске. Я же была бесполезна. Так что сейчас первой опасности должна подвергнуться я».
Тщательно застегнув на себе тёмный походный плащ и натянув капюшон, Сакура двинулась в полумрак деревьев: луна и звёзды необычайно яркие сегодня.
Долину пересекало множество мелких ручейков, которые, в конце концов, сливались в одну большую реку. От той отходило несколько рукавов, образующих почти правильную окружность. Из-за повышенной влажности эта местность была покрыта густым ковром деревьев. Воздух же был абсолютно чист. Наверное, из-за гор, чья цепь обнимала долину с востока. «Как будто край мира», — невольно подумалось девушке, — с этих гор наверняка и спускается солнце«. Это было бы очень красиво и даже романтично, если бы не цель, мысли о которой роем мерзких черных мух закрывали чудесный вид. Сакура встряхнула головой, отгоняя наваждение, и вновь решительно устремилась в колеблющуюся тьму, глубина которой и родила горы — прибежище солнца.

Лавирование между одинаковыми неровными серыми стволами. Кажется, бесконечное. Кроны настолько густы, что внизу воздух спёртый, неподвижный и как будто неживой. Зрение устало от однообразного серо-зеленого мелькания деревьев — приходится полагаться на другие чувства. картина перед глазами — как бессмысленный фон, на неё уже можно не обращать внимания. только нервные импульсы поступают в мозг, информируя его о происходящем вокруг. Этому легко научиться, просто доверяй своей интуиции. пока ничего тревожного, можно расслабиться.
ветер атласной лентой касается губ, ресниц, чуть играет недлинными волосами и уходит в оставшуюся за спиной серость. Это значит — впереди открытое пространство. Ещё несколько шагов и... лес неожиданно кончается. «Чуть не вышла из тени!»
Оказалось, лес взбегал по склону небольшого уступа. Слева еле обозначался крутой обрыв. Сакура поёжилась, вспомнив чащобную темень: начнись край ровной площадки чуть раньше, она бы наверняка сорвалась, не заметив.
За те несколько секунд, что находилась под сенью последних деревьев леса, девушка не ощутила ничего тревожного. Значит, пусто. Но надо быть настороже. Сакура резко распахнула глаза, вновь возвращая зрение. И застыла, приоткрыв рот. Она была не одна. Прямо на краю обрыва, свесив ноги, сидел он. Учиха Итачи.

Некоторое время потрясённая девушка пыталась справиться с волнением, одновременно прикидывая, заметил ли он её. Кажется, нет. Но главное, что поразило Сакуру — это то, что она ничего не почувствовала. Почему? Учиха — враг! Тогда что же?
Харуно всмотрелась в одинокую фигуру внимательнее и поняла. Итачи был в простой одежде, без оружия и просто наслаждался ароматным ночным ветром. Он прекрасно вписывался в картину, словно был сыном самой ночи. Тёмные волосы обрамляли тонкое лицо, не выделяя: спрятавшаяся за облаками луна наложила и на него лёгкий отпечаток темноты. Черты его лишь подчеркивались тенями, во множестве скользящими по лишённой всякого румянца тонкой коже лба, скул, губ, скрадывая, пряча, завораживая. Поза Учихи была сама небрежность: отставленные назад руки, слегка откинутая голова — спокойная, безопасная, умиротворяющая.
Вот почему она не почувствовала опасности: впервые за то время, что слышала об Итачи, Сакура взглянула на него как на простого человека.
***
Снова она рядом со мной. Я чувствую её пальцы, холодные, ласкающие пальцы у себя на щеках. Она обнимает меня сзади. Вот ё прикосновения всё ближе, ближе, тянутся к глазам. Они ей не нужны — и так состоят из неё, полны ею. Лишь оставляет на веках тяжёлый, вязкий след и теперь тянется к моим губам. Обманчиво-медленные, поглаживающие движения.
«Нет!» — я резко дергаю головой, она отступает. Она. Моя вечная спутница. Тьма. Всегда такая соблазнительная, тихо шуршащая кружевными юбками тьма. Перед её танцем невозможно устоять, размытые очертания силуэта, расплывающиеся взмахи изящной руки, ускользающая грация тонких пальцев навеки приковывают глаза несчастного, осмелившегося взглянуть в её очи.
Она есть мои глаза, мои воспоминания, но ещё не весь я подчинился ей. И не позволю этому случиться раньше срока.
Моё зрение — реки крови, спокойные, отмеченные печатью смерти лица, прощальный блеск глаз дорогих мне людей — я отказался от него, поэтому тьма уверенно держит руки в бархатных перчатках на моих глазах. Когда-нибудь она не захочет убрать мягкие пальцы, и я должен быть готов к этому.
Поэтому всё чаще и чаще в минуты уединения мои веки прикрыты — лучше привыкнуть сразу.
Мир вскоре исчезнет для меня. Провожу рукой по траве — мягкая. Наверное, ещё и красиво-голубая в свете луны. Ветер обдаёт лицо смесью необычных запахов и звуков.
Но это — лишь тень, малая часть цветущей вокруг меня ночи. Только всё это для меня уже потеряно. Растворилось, улетело, оставив лишь лёгкий свежий осадок.
Когда мир исчезает, ты видишь лишь свою собственную тьму.

Неожиданно пальцы, поглаживающие траву, натыкаются на что-то. гладкое, прохладное — лезвие. Поднимаю его к лицу; наверное, оно сейчас блестит тускло и безжизненно на лунном свету
Что это? Признак неповиновения? Попытка сбежать?
Я часто сомневался, чего никому не показывал, правильно ли поступил, добровольно отдавшись тьме. Разрушил жизни, мечты, не только свои, но и совершенно бесправно, — дорогих мне людей. За то, чтобы остальные проклинали и боялись меня.
Снова и снова провожу по лезвию пальцами — привлекает, завораживает, гипнотизирует. Забавно, когда все сомнения, страхи и надежды воплощаются в одной вещи. Как будто я ещё что-то могу изменить. И всё же рука до тонких порезов сжимает клинок. К этому тьма не прикасалась никогда. Оно для неё слишком прямое, ясное и откровенно смертоносное. Не её стиль. Тьма плавными, танцующими движениями скользит вокруг, пока, наконец, не приникает к губам в растворяющем поцелуе — девочка с серебристыми волосами.
А ещё она не любит кровь, её больше по нраву медленно тающая душа, поэтому теперь я слышу её легкие удаляющиеся шаги. Но она вернётся.

Тело мгновенно напрягается, адреналин особенно сильно будоражит кровь, ударяя её в щёки и пальцы рук: «Здесь кто-то есть!»
Мягкая пелена опала с ушей, инстинкты шиноби не могли врать.
Но незнакомец и так уже заметил, что раскрыт.
Он приближается. Шаги лёгкие. Походка... либо излишне худой юноша, либо девушка. Но что бы девушка делала в таком месте?
— Ты Учиха Итачи? — человек, лишённый зрения, обладает острым слухом. Голос пришельца дрожал. Немного — возможно, его обладатель этого и не замечал, но... Волнуется? Еле сдерживает желание убить?
— Гости должны представляться первыми, не находишь?
Итачи даже не открыл глаз — голос ничем не грозил, какую бы интонацию хозяин ни хотел ему придать.
Почему волшебные моменты в жизни обязательно что-то нарушает? Хотя... Нет, так сказать нельзя. Позади него, несомненно, стояла девушка. Однако её голос, довольно низкий и чуть хриплый ничуть не тревожил красок темноты. Наоборот, он ненавязчиво вкрадывался, вплетался в картину ночи, придавая той новое звучание, открывая неожиданные стороны, делая её объёмнее и живее.
Она сама тоже должна идеально сочетаться с темнотой. Пусть у неё будут черные, может, пепельные волосы или даже совсем светлые, льняные, вмещающие в себя свет луны и звезд. И глаза, тёмно-серые глаза. Девушка будет безумно походить на дочь самой ночи, оттеняемая и подчеркиваемая ею.
— Я — шиноби Конохи.
«Деревня Листа? Не самый лучший вариант».
Итачи резко распахнул глаза. Мягкое, неяркое лунное сияние больно резануло сетчатку.
«Проклятье! Я слишком долго держал их закрытыми». Вместо чёткой картинки перед глазами плавали неясные вытянутые белые пятна
Теперь придётся ждать, пока зрение восстановится.
— Зачем же ты раскрыла себя? У тебя был прекрасный шанс убить меня, — сражаться можно и вслепую, но не факт, что куноичи одна. Пока есть возможность, нужно занять её внимание разговором.
Он почувствовал, как ниндзя в нерешительности замерла:
— Просто поговорить
— Поговорить? — Итачи удивлённо приподнял бровь. не так часто, а точнее, почти никогда к нему не обращались с подобными предложениями.
— Да... О Саске.
Учиха помолчал, слегка нахмурившись, некоторое время.
— Ты знала его?
— Мы были в одной команде, — девушка потупила глаза.
«Они были друзьями». Дружба — крепчайшие узы на свете. Мой... друг и... она. Нельзя, не время сейчас предаваться подобным мыслям. За столько лет... столько появилось запретных тем.
— Почему же Саске ушёл, раз у него были такие друзья? — все чувства лучше скрыть за насмешкой. В голосе, в речи, в жизни.
Сакура в бессилии сжала кулаки. Она сама хотела бы знать, что толкнуло его на узкий, петляющий в темноте путь, готовый оборваться в любую минуту. И тогда только стальные клыки пропасти будут помнить о нём. Он может просто кануть в Лету. Забвение даже для самых близких людей.
— он выбрал не ту дорогу. Его обманули, подвергли соблазну.
Поэтому... Итачи-сан, поэтому я не хочу, чтобы вы сражались! Ведь душа Саске окончательно...
Слова ударили Учиху подобно пощечине. Но он ничем, ни словом, ни жестом не выдал досады.
«Все правильно... Смирись. Его душа достойна прощения. А тебе блуждать с Тьмой долгие века. Никто и не вспомнит о тебе...»
Но, несмотря на эти мысли, слова резко вырывались из самого сердца. Ему почему-то хотелось заткнуть, доказать этой наивной девушке, что она не права. Ещё один человек, один из многих, укоряющий, осуждающий, убивающий!..
— А ты знаешь, за чем он ушёл? За силой, чтобы убить меня!
Взгляд Харуно заметался. Она знала, она всё прекрасно знала, но никто ведь не запрещал ей надеяться!
Внезапно её глаза остановились на бедре Итачи, зацепившись за что-то опасно блеснувшее. С полуспущенного пояса отдельно от других свисал кунай. Его лезвие было отточено буквально до невидимой границы, а на рукояти темнела, обмотанная вокруг неё, тонкая ленточка.
«Что... это?» Несколько секунд Сакура раздумывала, а затем её прошиб холодный пот. «Для того чтобы, даже когда перед глазами только темнота, можно было найти этот нож и оттачивать его, делая всё острее и острее».
— Вы ведь с самого начала хотели убить Саске. Вы давно уже всё для себя решили, — обреченность вплелась в голос нитью, тёмная, застывшая. Даже слёзы, вызванные просто неизбежностью, замерли где-то в горле. Учиху Итачи, чья фигура казалась ещё темнее на фоне внезапно вспыхнувшей луны, удерживало какое-то кольцо, через контур которого он не мог преступить. Это было так ясно, что границы его клетки казались видимыми: даже яркий свет желтоватой небесной сферы не мог их уничтожить.
«Всё решил...» Рука Учихи непроизвольно потянулась к кунаю, словно он заметил взгляд девушки.
— На самом деле я мало что решал в своей жизни, — и снова на губах эта непонятная усмешка.
— Зачем-то же ты совершенствовал это оружие! — как будто наткнулась на невидимую стену.
День за днём, движение за движением, — как одержимый, — ближе и ближе к смерти. Можно ли вытащить из этого омута?
Итачи изменился в лице.
— Я всего лишь хотел избавить мир от человека, который уже исполнил главную партию-соло в своей жизни, и теперь никому не нужен, — излишне резко прозвучал ответ. Как будто защита стала сдавать. Но даже если так, чёрная стрела, управляющая его жизнью, вновь укажет путь, и ему придётся подчиниться. А раскручивают её всё те же руки в мягких перчатках.
— Ты говоришь о...
Ветер сорвал полушёпот с её губ, сокрыв его в глубине душ только их двоих.
Как-то даже ласково улыбнувшись, Итачи кивнул.
— Но ты же пришла ко мне за другим? Почему, по-твоему, я не должен сражаться с Саске?
«Всё равно дальше леса это не уйдёт. Тьма не захочет делить меня с кем-то ещё».
— Он же твой брат! Неужели тебя нисколько не волнует его судьба?
— Если ты помнишь, я уничтожил свой клан — свою семью. Я убил их, каждого, своими руками. И это была только тренировка — настоящие сражения для меня только начинаются, — Итачи произнёс последнее нарочито медленно, выделяя каждое слово. Но вместе с этим неприятная улыбка, появившаяся на его губах в начале разговора, исчезла, оставив после себя еле заметный, полный горечи изгиб. Это не укрылось от Сакуры.
— Я не верю тебе!
— Что? — такое он никогда не ожидал услышать. Неужели с таким трудом возводимая вокруг стена может разрушиться так просто?
— Я просто не верю, что люди так меняются. Человек, что сейчас передо мной, — никак не кровавый убийца... в душе.
Наверное, у тебя были свои причины. Но, подчинившись им, ты тоже потерял ведущую тебя нить. Она иногда бывает тонкой и лишь слабо мерцающей, но всегда ведёт вперёд, — глаза девушки заискрились и моляще-отчаянный взгляд обратился к тёмной фигуре. Отчего-то так захотелось его убедить...
«Потерял нить, значит. Скорее, оборвал. Странно, как будто эта девочка смогла на секунду в меня заглянуть. Но что тешить себя пустыми надеждами, — она не понимает, а лишь, как другие, — укоряет».
Итачи резко развернулся к девушке, не вставая, однако, при этом с края обрыва.
Он был зол. Эта неожиданная беседа увлекла его и вместе с тем проникла много глубже, чем он мог подумать. Зрение постепенно возвращалось, но вокруг по-прежнему был темнота. Через время он всё увидит.
— Почему ты постоянно говоришь о каком-то пути? Что это, по-твоему? Что заставляет нить светиться?
Ответ был очень спокоен, прост и... наивен.
— Солнце.
Усмешка.
— Солнце? Я больше слышал о путеводной звезде.
Сакура мягко покачала головой. Она уже давно стояла ближе, гораздо ближе к Итачи, чем того позволяла осторожность. Однако Харуно была не настолько глупа. Даже внешне занятая разговором, даже в такой расслабленной позе она была готова к любым неожиданностям.
Лёгкий ветерок всколыхнул густую траву у ног, приятно лаская кожу. Слишком тихо, слишком мирно и слишком нереально.
Но начатый изначально чтобы успеть собраться и взять себя в руки разговор постепенно увлекал. Удалось! Почти пальцами можно коснуться, ясно видно его душу, изнанку. Восхитительное, волнующее, но страшащее чувство.
— Звёзды ведь так обманчивы. Мерцают, исчезают, не оставляя и слабой надежды, не знаешь, ждать ли их отблеска на небе вновь.
— Равно как и солнце скрывается за тучами, — он уже видел неясный расплывчатый силуэт девушки. Скоро вернётся и цветоощущение.
— Но всё равно из-за облаков струится пусть и неяркий, приглушённый свет. И ты всегда знаешь, что солнце — взойдёт.
— Интересно. И как же получить такое солнце? Наверное, нужно сохранять, — он невесело усмехнулся, — кристальную чистоту души? Это справедливо...
— Вовсе нет. Солнце — это цель или человек. Порой даже воспоминания могут двигать вперёд.
Вот оно! Привыкшие к свету глаза; и взгляд незаметно пробежался по незнакомой ниндзя, задержавшись на лице.
«Нет, всё совсем не так...» Почти кричащего цвет волосы, яркая одежда, светлые, неспелого оттенка глаза. Нет, возможно, её и можно было назвать красивой, но слишком уж разнился её вид с образом, созданным Учихой.
«Совсем не подходит ночи. Выделяется так, как будто светится. Она не из моего мира, не из предначертанного мне. Она — другая...»
И вдруг Итачи улыбнулся. В темноте, лишь слабо разгоняемой рассеянным светом, невозможно было понять, были ли эта улыбка откровенной или наполненной злой иронией.
— А что насчёт Саске? Цель у него определённо есть, и причем такая яркая... — убить меня. Милое же солнце!
— Не сравнивай! Это не так! — он позволил себе немного удивления во взгляде. Похоже, для неё это действительно было важно. — Да, так и есть. Но оно, понимаешь,... испорченное и теперь фальшивое. Даже уже не солнце. Покрылось тьмой полностью, и, вместо того, чтобы освещать, только отравляет и губит!
— А правда есть что освещать? — скоро всё закончится, а пока он может развлечь себя таким образом. Слова не задевали его, даря лишь мимолётное любопытство.
— Конечно, — Сакура глубоко вздохнула, прикрыв глаза, и медленно заговорила: — Это и есть наша душа, — взмах рукой, — на востоке — горы — для спокойствия, на севере — равнины — для бесконечного движения вперёд, на западе, — лёгкий поворот головы, — быстрая вода — для забвения и глубокая — для воспоминаний, а на юге, — Сакура обернулась к лесу, из которого вышла, чуть прищурив глаза, — там... начало пути.
— Вот как, — Итачи скользнул взглядом вниз — равнина, пересечённая бесчисленными ручьями. движение и забвение... Размышляя над словам девушки, он и не заметил, как луна, играющая бликами на воде, пробралась в его сознание. Он слышал шум переворачиваемых течением камешков, чувствовал скольжение лепестков по глади, любовался сквозь толщу звёздами. И этот поток неожиданно начал смывать со старых воспоминаний пепел, кровь, открывая истинные чувства и причины. Итачи сжал руки на колючем песке обрыва, заново переживая давние события, и это разговор стал приобретать новый смысл...
— А у тебя, — с небольшим придыханием, заметив перемену в своём собеседнике, начала Сакура, — было солнце?..
Вопрос так и повис в воздухе. Молчание стало совсём уж неестественным, когда Учиха заговорил:
— Было... Теперь я понимаю. Но оно исчезло. Уже навсегда, — он сидел, наклонив голову, скрыв лицо волосами, и пронзительно-печальная улыбка его была подарена лишь ночному ветру. «Солнце? Нет, скорее, луна. Не зря она унаследовала от неё свои локоны. Луна. Грустно взирающая на их будущее, которого не было.»
— Что случилось? — проклятый голос подрагивал.
— А разве непонятно? Я его уничтожил, — Итачи больше не поворачивался. Поток шумел в ушах всё сильнее, и почти невозможно теперь было скрыть выражение на лице истинных чувств, которые принадлежали только ему.
Сакура отступила назад, задохнувшись. Такого она просто не могла принять. В мозгу не укладывалось: как можно убить любимого человека? Как можно убить... самого себя? Невольно вспомнился Саске. Вот его бы!.. И тут же их последняя встреча. Она бросилась на него. Ведь хотела убить... Как такое могло случиться?
И, уже просто чтобы заглушить собственные эмоции, она продолжила слишком громко: — Это правда?
Он лишь кивнул.
— Тогда... это было то, что заставило тебя уничтожить семью?
Уже не в силах сдерживать свои эмоции, Итачи прижал запястья к лицу, хватая себя за волосы.
Он просто вспомнил, вспомнил её ангельскую улыбку, светлую кожу, всегда видевшие его насквозь глаза. Вспомнил и то, как вонзил в её тело лезвие, как прижался губами в последний раз, как ушёл. И это было невыносимо!
Зачем сейчас будить эти чувства? Почему она смогла проникнуть так глубоко? Почему поняла?!
Когда он заговорил, его голос был похож на шипение змеи:
— Отличный психолог. Знаешь, как действовать. А какой ты ниндзя?
В мгновение Учиха вскочил, развернувшись, и его рука устремилась к бедру. К тому кунаю... Пальцы коснулись старой ленточки, и, вздрогнув, он позволил потоку приоткрыть ещё немного... Самого сокровенного...
Она всегда носила шёлковую ленту в волосах. Детская привычка. И со временем это стало чем-то от неё неотделимым, вот почему, прощаясь с ней навсегда, пропустил через пальцы это воспоминание и позже украсил им смертельное оружие. В этом была частичка неё... И в тот день, когда ему хватило бы мужества, именно она, закрыв его глаза, открыла бы новую дорогу.
Но прежде, сейчас, он уничтожит им свою последнюю, такую болезненную и дразнящую надежду.
Крепко сжав в руке оружие, доведённым до автоматизма движением оттолкнулся от земли, с точностью убийцы рассчитав расстояние, а заодно и время, отмеренное жертве.
«Не верю...». Нет. Надо забыть эти слова. «Не верю...». Сжал в тонкую полоску губы. Секунда — и всё будет кончено.
Сакура, на сотую долю мгновения застыв от неожиданности, рывком достала из ножен на талии короткий нож. К сожалению, натренированная годами, она уже всё вычислила и поняла: лезвие выйдет, опишет полукруг, но, прежде чем остановится, зафиксировавшись, твёрдой рукой, он уже будет здесь. Ей не хватит секунды, всего лишь секунды... ценою в жизнь. И всё же она не остановила движения.

Резкий удар сбил её с ног и она, буквально пролетев несколько метров, смогла вернуть себе равновесие у большого валуна. Луна прожекторной вспышкой высветила её, окровавленную, с подгибающимися ногами и... его, навалившегося на Сакуру всем телом. Внезапно она поняла, что Учиха тянет её вниз. Не успев даже осознать этого, она опустилась на колени, одновременно ожидая боли. Её не последовало.
И только усадив противника спиной к камню, она поняла всё. Жаркая кровь, ручьями обнимавшая её через тонкую кофту — плащ она скинула уже давно — не принадлежала её. Это была кровь Итачи. А он сидел, закрыв глаза и тяжело дыша. Внутри него рушилось всё: привычные рамки, границы. которые о сам прочертил — все таяло под затаённым в зелёных глазах солнцем. Оно не дало убить её.
Смущённая, растерянная, она так и сидела, прижав к губам руку. Она смотрела на его лицо — но не видела страдания. Он давно ждал этого?
Ответ пришёл быстро. Решительно рванув застёжку сумки, Сакура положила на лоб Итачи руку, а затем на секунду приблизилась к его лицу, чтобы прошептать на ухо: «Не сбежишь. Я не дам тебе сдаться!»