Сон. Глава 3.

Место, в котором Изуна спрятал Мадару и спрятался сам, представляло из себя мирный, тихий, а главное, безлюдный уголок. Километрах в десяти – не расстояние для шиноби – находилась молодая деревенька, куда младший Учиха бегал закупать продукты, но никакой тропы до неё никто не протаптывал; жители не стремились ходить в свои невысокие покрытые лесом горы, а лес в ответ тоже не проявлял дружелюбия. Туман по утрам оплетал деревья своим ледяным дыханием, и шумевшее в серой мгле не пуганное ранее людьми зверьё сеяло среди гражданских слухи о потревоженных ками.
Сам же дом был старым, но крепким. Такие дома строили с расчётом, что в любое время попавший в беду «свой» сможет переждать беду. Два этажа: внизу располагались одной комнатой кухня и комнатка с очагом и неожиданно современным диваном, наверху – ванная и спальня. За счёт невысоких потолков и удачного расположения комнат дом выглядел очень компактно, хотя Хаширама долго удивлялся расположению ванной на втором этаже. Так же Изуна немного всё осовременил, притащив на кухню небольшой, но новый холодильник, барахлящую электрическую плитку на случай проблем с газом и, собственно, отладил газ и откопал неизвестно где генератор для света и нагрева воды. Сенджу не менее длительное время проторчал возле него, так как такие технические штуки были в новинку. Мадара тоже оживился и с радостным любопытством изъявил готовность разобрать не только генератор, но и холодильник с плиткой, но Изуна тогда мрачно погрозил им веником, и Хаширама с теплотой ощутил себя нашкодившим десятилетним сорванцом, которым никогда не был.
Правда, дел ещё оставалось много, а у младшего Учиха было мало возможностей ими заниматься, потому что он боялся оставлять Мадару одного. Поэтому в первый день Хаширама латал крышу и, не спускаясь, очищал водосток от нападавших за много лет листьев; на второй – убирался на крохотном чердаке, так как старший Учиха совал нос в скопившиеся там слои пыли, и был послан за новой порцией продуктов в деревню, на третьей…
Поручение второго дня оказалось полезным и для самого Хаширамы, так как он понятия не имел, насколько задержится, а Тобираму стоило предупредить. Иначе брат непременно начнёт поиски пропавшего главы клана.
Это было бы чревато проблемами. К тому же, нужно отдать соответствующие распоряжения по поводу селения и управления кланом, переложив полномочия тому же Тобираме; Изуна сделал точно так же, когда уходил, официальным и секретным от посторонних документов отдав бразды правления верному Хикаку.
Старший Сенджу не рассчитывал найти в деревеньке птичник, но хотя бы почтовое отделение, из которого его письмо отвезут в город и оттуда уже отправят. Ему повезло – с небольшой наценкой за срочность гонец-всадник повёз его послание в центр в тот же день, чтобы всего лишь ко второму вечеру с отправки оно оказалось в руках Тобирамы.

А второй стороной жизни являлся старший Учиха. Хашираме понадобилось куда больше времени, чтобы к нему – к нему такому – привыкнуть: целых две недели, - когда как сам Мадара потратил всего несколько дней на принятие нового жильца.
Мужчина представлял из себя странную смесь идеального некапризного ребёнка не шиноби примерно лет шести и ряда чисто взрослых навыков, как знание иероглифов и понимания взрослых вещей, от которых, тем не менее, он старался держаться подальше – от смерти, от крови, от упоминания войн. Добавить к этому некоторые совсем уж детские страхи, любовь к близким контактам и не обременённое заботами выражение лица – вот примерно и получался Учиха Мадара.
Правда, точный психопортрет требовал куда большего времени и опыта, которым не обладал Сенджу. Например, память у Мадары определённо сохранилась, но была выборочной. Все сражения и плохие моменты блокировались; но и брата, и Хашираму Учиха помнил. Но в какой-то момент Хашираме в затылок дохнуло холодком от понимания, что Мадара, скорее всего, ориентируется на то время у реки, когда они были только друзьями.
Жуть.

Хаширама поджал ноги и осторожно перевернулся на другой бок. Поспешность в этом деле могла привести к падению с узкого дивана на болезненно твёрдый пол. В окна заглядывали лучи солнца, но ещё же рано… очень рано…
Спать, спать, спать…
Но спустя несколько жалких минут над головой послышался топот: Мадара просыпался первым, так как ложился рано – Изуна устроил брату относительно здоровый образ жизни. Но ведь ещё слишком рано…
Открыв глаза и высунув ноги за пределы дивана, на котором не умещалась либо голова, либо ступни, Сенджу зевнул, потянулся и с удивлением обнаружил, что свет из окна уже лишился рассветной дымчатости и падал совсем иначе.
Кажется, прошло куда больше, чем пара минут.
Хаширама сел, зевнул. Топот повторился. Ну как ребёнок, не иначе, только ещё громче, так как старший Учиха весил ровно столько, сколько может весить здоровый взрослый мужчина шиноби, в чьём теле стальной мускулатуры больше, чем мягких тканей – около восьмидесяти кило. При этом Сенджу точно знал, что Мадара умеет ходить тихо, как лёгкая кошка, но, впав в детство, и не думал пользоваться этим ценным навыком.
Зная, что или он сам поднимется или старший Учиха прибежит шумно его будить, мужчина неохотно спустил ноги на холодный пол и потопал наверх. Мадара сидел на футоне брата: спали они в одной комнате, но на разных постелях. Изуна тщательно расчёсывал волосы старшего Учиха гребнем, и тот в благодарность что-то рассеянно мурлыкал. От этой картины веяло семейной теплотой, и Хаширама почувствовал себя лишним.
Но Мадара заметил его и сказал:
- Ты смешной, лохматый.
И потянул к нему руки. Сенджу подошёл, сел на колени напротив и осторожно обнял старшего Учиха, стараясь держаться невидимых границ, которые Изуна устанавливал, но не озвучивал. Последнее время у Хаширамы получалось всё лучше или же младший Учиха привык к тому, что Мадара искренне льнёт к человеческому теплу.
Старший Учиха ласково и не совсем внятно что-то мурлыкнул ему на ухо, потёрся носом и, отстранившись, развернул к себе спиной и взял у Изуны расчёску. Хаширама вздохнул, понимая, что пока Мадара не приведёт его волосы в должный вид, завтрака ему не видать.
А должным видом может оказаться конструкция любой сложности.
- Посидишь с Хаширамой, хорошо? – на всякий случай спросил младший Учиха, уточняя, можно ли ему уйти.
Мадара угукнул, уже увлекшись распутыванием прядей на голове Сенджу. Не имея возможности повернуть голову, мужчина услышал, как Изуна вышел и, скорее всего, пошёл или в ванную, или на кухню, чтобы приготовить брату завтрак.

Хаширама стал медитировать в тот момент, когда потерял счёт косичкам. Вряд ли Учиха плёл их ровно и по какой-то системе, но прядки брал тонюсенькие, а волосы Хаширама на свою беду длинные отрастил. Мадара мурлыкал, иногда обнимал его, утыкаясь в затылок, не давал поворачиваться и рассказывал очень длинную, но мало понятную историю, которую определённо придумывал на ходу.
Внизу Изуна некоторое время гремел посудой, потом всё стихло. Видимо, младший Учиха не хотел отвлекать брата.
В конце концов, голод пересилил, и старший Учиха бросил своё занятие, взял Хашираму за руку и повёл вниз. Изуна колдовал над яичницей. Мадара плюхнулся на стул, а его брат вежливо скользнул взглядом по Хашираме и отвернулся. Но и не видя его лица, Сенджу готов был поклясться, что тот готов рассмеяться.
Да что такого с ним старший Учиха сотворил?
- Так смешно? – фыркнул Хаширама.
- Вам идёт, - не оборачиваясь.
- Спасибо.
- Как девица на выданье.
- Я не на выданье! – возмутился Сенджу, и поздновато понял, что это в фразе не главное. Покраснел вдруг до ушей, так как Изуна глянул внимательно и остро, но так мягко, как раньше не смотрел.
Как будто немного всё же принял его присутствие.
Сохраняя достоинство, Хаширама пригладил косички – младший Учиха тихо хихикнул, думая, что это незаметно – и чинно опустился рядом с Мадарой. Тот дёрнул его за рукав.
- А что значит девица на выданье? – спросил он, как будто не знал и не помнил.
Хотя кто ж его знает.
- Девушка, готовящаяся выйти замуж, - рассеянно отозвался Сенджу, следя за раскладывающим яичницу по тарелкам Изуной. Вот уж кто девица: тощий, руки худые, изящные, хоть и в мозолях, хвостик аккуратный на голове. Разгулявшееся воображение вдруг одело младшего Учиха сначала в юкату, потом – в женское кимоно. Красивое, белое с журавлями по подолу и красным парчовым оби.
Такое мама носила – не всегда, но Хаширама помнил её такой.
- Что такое? – вырвал его из размышлений голос Изуны. Нормального, не в кимоно. Сенджу моргнул, сбрасывая наваждение.
- Ничего.
- Вы на меня пялились.
- Нет.
- Да.
- Нет.
- Но ты же не девушка! – заявил Мадара, вяло ковыряющийся в завтраке, зато с энтузиазмом выяснявший детали глупой шутки брата.
- Не девушка, - буркнул Хаширама, порадовавшись спасению от допроса. – И замуж не выхожу.
Старший Учиха пристально на него посмотрел. На мгновение Сенджу померещился взрослый взгляд, надежда забрезжила впереди неверным огоньком, но Мадара громко заявил:
- А зря!
Хаширама подавился своей порцией. Изуна задумчиво хмыкнул и попросил брата не отвлекаться от еды.

После завтрака младший Учиха куда-то засобирался: обулся, замотал края бридж тканью до самых сандалий и закинул на спину дорожную сумку.
- Куда собрался? – небрежно спросил Хаширама.
- Дела. Давно уже надо было, но разве его, - Изуна кивнул на Мадару, - оставишь?
Сенджу пожал плечами и подождал, надеясь, что Учиха сам расскажет, что у него за дела или, хотя бы, как скоро вернётся, но вместо этого юноша накинул на плечи плащ и потрепал брата по волосам, как старший младшего.
- Последишь тут за Хаширамой? – лукаво произнёс Изуна.
- Ты куда? – тихо.
- Секрет, - шёпотом. – Сходи с ним погулять.
Последнее относилось не только к Мадаре или даже совсем не к нему. Старший Учиха задумался, боясь отпускать от себя брата. В деревню Изуна обычно гонял клона или ходил сам, оставляя клона с Мадарой.
Тут был другой случай.
Мадара что-то шепнул на ухо Изуне, и юноша вышел – отпустили. Хаширама бочком выскользнул следом и перехватил за плечо младшего Учиха через пару шагов.
- Куда собрался? – строже.
- Ваше ли дело? – он сбросил ладонь с плача и поморщился. – К вечеру вернусь.
И пошёл прочь.

Сначала они действительно отправились гулять – погода стояла тёплая, к полудню даже слишком. Учиха собирал листья, веточки, какие-то травинки и, умилившись и отбросив тяжко ворочавшиеся мысли, Хаширама вырастил для него небольшое деревце с мелкими белыми цветами. Мадара смотрел на это завороженно, а потом попросил ещё.
И ещё.
От внеплановых посадок новой рощи Сенджу спасла поляна поздней земляники. Учиха бухнулся на колени и потянул приторно-сладкие перезрелые ягоды сразу в рот, а Хаширама приметил место; наверняка Мадаре завтра захочется показать его брату. Оставив клона, мужчина разведал окрестности, на автомате отмечая возможные пути отхода от неведомой опасности – привычка, что с неё взять. Ему нужно было время обдумать своё положение, что в присутствии Учиха: что старшего, что младшего, - не удавалось.
Впрочем, у самого вышло не лучше. У ручья он сел на камень, пожевал травинку и уставился в воду. Ситуация не поддавалась анализу, а окружающий мир не давал сосредоточиться: вода красиво блестела и переливалась, и думалось о рыбалке, если ручеёк ниже по течению имеет притоки или сам сливается с речкой; солнце пекло макушку, путая мысли; лес был свеж и приветлив и призывал, разве что, поискать помимо земляники грибы.
Поэтому Хаширама вернулся к Мадаре. Наевшись, мужчина уснул, пригревшись и свернувшись клубком, прямо на траве и тихо посапывал клону в колено. Сенджу покачал головой, зевнул и, убрав клона, подхватил его на руки, чтобы отнести домой.
И чего Изуна так подозрительно зыркал? Даже если бы Хаширама хотел разнести сплетню – кто ж поверил бы?
Сенджу и сам себе не поверил бы.
Остаток дня прошёл в сонной и нетипичный для нового Мадары неге. Сон, обед, книги, ужин, и снова книги: то Учиха, поджав ноги, сидел рядом на диване и тихо смотрел на страницы через руку Хаширамы, то просил почитать вслух и закрывал глаза. Сенджу было удивительно спокойно от того, что мешки под глазами Мадары будто бы уменьшились.
Но ни к вечеру, ни к следующему утру Изуна не вернулся.

Мадара, как ни странно, волновался меньше. В конце концов, Изуна не сказал ему сроков – и правильно сделал. А секрет есть секрет, поэтому покой Учиха нарушали только кошмары. В самую первую ночь Хаширама понял свою ошибку, когда грохнулся-таки с дивана на пол от вопля ужаса на другом этаже. Метнулся туда, но ещё долго уговаривал Мадару не зажиматься в угол, а потом успокаивал у себя на руках долго-долго. Мадаре снилась кровь и война, кровь и смерть, кровь и те, кого он убил, и он трясся от этого, как в лихорадке.
Оставлять его на ночь одного определённо не следовало. Неловкость от сопящего под боком Мадары исчезла за пару ночей.
Но после четвёртой Сенджу занервничал всерьёз. Изуна как сквозь землю провалился: не предупредил о задержке, следов не оставил никаких. Хаширама ещё мог бы понять, если бы Учиха прихватил с собой Мадару – он мог считать Хашираму опасным и так сбежать. Но чтобы Изуна бросил брата...
Немыслимо!
Странно было и то, что Сенджу беспокоился именно за Изуну, а не за Мадару, на которого могло повлиять его отсутствие. Чужие люди, и Хаширама слышал, что до своего ранения младший Учиха был остро против мирного соглашения. Но сейчас что-то изменилось, щёлкнуло в голове из-за того, как Мадара ластился к ним обоим, и Сенджу приходилось сглатывать кислый вкус во рту, прогоняя образы раненого или мёртвого Изуны. Раненного он помнил – и тогда не испытывал никаких эмоций, мёртвого же... Это другое.
Белая кожа, холодная, синюшные губы, стеклянный взгляд вместо лукавых искр.
Это было не то, что Сенджу хотел когда-либо увидеть, но кошмарами он, видимо, от Мадары заразился. Старался не кричать, кусал ладонь в мясо, но хотелось напиться, когда увидел Изуну таким и хоронил его там, во сне, под плакучей ивой.
Саке не было. И Изуны не было.
Через неделю занервничал Мадара, робко и боязно спрашивая, где «братик», и младший Учиха всё же объявился.
Правда, Мадаре его встретить не довелось, так как юноша шумно завалился где-то часа полуночи. Хаширама услышал, старший Учиха – нет, и Сенджу не стал его будить. С кунаем спустился к двери, опасаясь воров или просто недругов, но обнаружил Изуну и вовремя подбежал к нему, так как Учиха покачнулся от усталости и обязательно упал бы. Пыльный, грязный, Изуна еле держался на ногах. Все глупые обвинения, которые вертелись на уме у Хаширамы, мигом оттуда испарились. Негнущимися пальцами Учиха пытался расстегнуть застёжку плаща, но Сенджу легонько стукнул его по руке и всё сделал сам – и плащ убрал, и руки из лямок сумки помог вытащить, после чего опустился на колени и стянул с него сандалии. Помимо грязи Хаширама в неясном полумраке – ему не пришло в голову включить верхний свет – заметил бляхи кровяных мозолей.
Но вряд ли Изуна был в состоянии что-то объяснить, раз уж даже о брате не осведомился. Учиха кое-как доковылял до кухни, а Сенджу, плеснув ему супу, шмыгнул на цыпочках наверх, чтобы наполнить ванну.
Убедившись, что вода достаточно горяча, Хаширама вернулся вниз. Изуна, махнув на приличия, жадно пил прямо из глубокой тарелки, словно оголодал, перепачкав отросшую щетину. С ней он казался смешным и почему-то младше. Шумно хлюпнув ртом, Учиха с тихим стуком поставил тарелку на стол, вытер рот рукой и повернул голову к Сенджу.
- Ванна, - коротко произнёс он.
Взгляд Изуны на мгновение расфокусировался, но, переварив информацию, парень всё же благодарно кивнул.
Пока нарочито медленно мыл посуду и вытирал со стола, мыслями Хаширама находился не здесь, хотя и не очень далеко. В ванной, наверху. Остро хотелось помочь, но мешали неловкость и возможность получить от Изуны в лоб. Вряд ли ему понравилось бы сверкать голой задницей перед Сенджу – любым Сенджу. Поэтому вместо того, чтобы мешать, мужчина вытер пол от грязи, проведал, как там Мадара, поправил ему одеяло и задумался над тем, возвращаться ли ему на диван сейчас или нет.
Но всё равно было неспокойно. От провала могла бы спасти замок на двери, но Изуна не закрылся. В ванну юноша ещё не забрался, но основной слой грязи отскрёб, частично разодрав мозоли, поэтому на полу виднелись капли крови.* С его плеч и волос стекала вода, причём с прядей – сероватая. Учиха задумчиво разглядывал свои скулы в зеркало и выглядел таким несчастным, из-за чего Хаширама не сомневался, что если соберётся сейчас бриться, то всю кожу себе порежет.
- Давай я, - неожиданно брякнул Сенджу.
Изуна обернулся, кажется, до этого не замечал. Взгляд у него был равнодушный.
- У тебя руки сейчас не слушаются, - добавил мужчина для собственной уверенности, вспомнив о сложностях с плащом и, восприняв молчание как согласие, подошёл ближе. Учиха тихо вздохнул и закрыл глаза.
Хаширама взбил в миске пену получше, осторожно и почему-то волнуясь нанёс её на подбородок и щёки юноши. Сенджу не доводилось делать этого кому-то… другому… в смысле, не себе. С бритвой он осторожничал и тихо радовался такому доверию: Изуна не шелохнулся даже тогда, когда лезвие скользнуло в опасной близости от горла.
Но Учиха всё же всё испортил, когда Сенджу уже смывал с него пену.
- Вы могли меня убить. Идиот.
- Зачем?
- Я Учиха.
- Ага, Учиха. Залезай в ванну.
Изуна рассеянно коснулся щёк, почесал у уха, но послушно подошёл к ванне. Тронул неуверенно воду, потом перешагнул бортик и сел, откинувшись назад. Хаширама нашёл наконец, что искал, закатал рукава и тихо расположился позади юноши.
- Я здесь, - предупредил на всякий случай Сенджу, нанося мыло на мокрую и лохматую, но всё ещё грязную макушку. Парень не ответил.
Чёрные волосы, забавно короткие и завивающиеся от воды сверху, путались в руках. Основную грязь Изуна и сам уже смыл, но не дочиста, а сейчас не сопротивлялся, расслабленно растянувшись в воде – рост позволял.
Руки сами собой спустились на худые плечи, и, не встретив сопротивления, Хаширама старательно размял каменные от напряжения и усталости мышцы. Пальцы скользили из-за мыла по гладкой коже, большими он пересчитал шейные позвонки. Тепло затапливало от рук всё его тело, волосы на загривке стали дыбом, живот тронула щекотка.
Но от массажа Изуна немного пришёл в себя: зевнул и очень спокойно сказал:
- Спасибо. Вон.
Сенджу фыркнул, скрывая появившееся смущение, и, смыв с рук пену, отправился перекочёвывать обратно на диван.

*В Японии часто мылись перед ванной, чтобы не грязнить воду; сами подумайте, какое удовольствие быть в грязной воде? Сама ванна, скорее, для расслабления.