Стеклянная стена Глава № 7. Отчаяние

Это был затяжной безысходный кошмар, полный страха, боли и отчаяния, чувства западни. Он тонул в нём, как в болоте. Иногда удавалось всплыть на поверхность и глотнуть прохладного воздуха, но потом трясина вновь смыкалась над головой. Ещё поначалу он мог открыть глаза и видел чужое лицо, смутно знакомое, чувствовал теплоту рук и холод льющейся в рот и по подбородку на грудь воды, однако шёл ко дну раньше, чем успевал понять, кто мог быть человек, которого он видит. А в толще мутной жижи память отказывала напрочь. Там не было прошлого или будущего, не было ответа на вопрос «кто я?», да и вопроса не было, и слов, из которых ему следовало бы состоять. Была только вязкая, мучительная боль.
Он не сразу понял, что открыл глаза, и тут же решил, что ослеп. Только спустя несколько секунд стал виден свет: слабый, невесть откуда... Перед глазами плыли пятна, но удалось разглядеть потолок, подоконник, стену, горизонтальную металлическую трубку впереди. Попытка повернуть голову даже немного удалась, и стала видна луна, но голову пронзила дикая боль. Вырвавшийся из груди непроизвольный стон сделал очевидным тот факт, что дышать тоже очень больно. А ещё было гадко жарко, и одновременно била зябкая дрожь. Что-то тёплое и мягкое аккуратно коснулось лица, потом подобралось к самому эпицентру невыносимой боли, и показалось, что стало немного легче.
- Тебе нельзя двигаться, просто лежи, - произнёс тихий, очень знакомый голос. Повернуть голову вторично оказалось ещё труднее, но в темноте стало видно лицо. Женское. С короткими, видимо светлыми волосами. Глаза печальные, взволнованные, но тёплые.
- Мы так волновались, Сай.
«Сай? Что-то знакомое... Да, точно, это моё имя. А она... она...»
- Сакура, - тихо сказал он, морщась от боли.
- Пить хочешь?
Сай честно задумался. Смысл слов доходил с трудом, надо было вспоминать слишком много всего.
- Да.
- Сейчас.
Что-то протиснулось под голову и стало аккуратно приподнимать её. Шея напряглась, стараясь помочь чужим усилиям. Было жутко неудобно. Губ коснулось что-то твёрдое и прохладное. Потекла вода. Снова, как тогда, в просветах кошмара, обливая подбородок и грудь, и было так страшно захлебнуться...
- Всё будет хорошо, Сай. Тсунаде-сама обещала, что ты поправишься. Да, на это уйдёт некоторое время, но ничего необратимого не произошло, - сказала Сакура, а потом добавила совсем тихо, еле слышно. - Только бы температура спала...
- Что случилось? Я помню драку, помню, я целился ему в сердце, помню удар... Что случилось в итоге?
- Ты его убил. Но он успел проломить тебе голову и сломать рёбра. Киба с Шино тоже справились, так что задание выполнено, не волнуйся. Впрочем, у Кибы нога сломана. Просто отдыхай.
Одна ладонь коснулась лба, другая - кисти его руки, видимо лежавшей поверх одеяла. Её пальцы обхватили его. Мягко, но крепко, и почему-то он потянулся к чужой руке, постарался сам взяться за неё. Сознание уже вновь уплывало куда-то, глаза закрывались, но в этом болоте осталась память о том, что есть, за что держаться.

Сакуре было грустно. Они были на многих заданиях, многое пережили и оказывались в самых разных ситуациях, но никогда ещё она не видела Сая таким измученным и слабым. Апатичный взгляд мутных, будто слепых глаз, напомнил ей день, когда она впервые увидела Тсунаде-сама. Пусть другие, тоже чёрные, глаза другого человека, но в них было то же непонимание и бессилие. Сакура вспомнила все обстоятельствах тех событий, и ей стало страшно за Сая, захотелось понять, что именно он переживает сейчас, на что напоролся, какая стена преградила ему путь, что точит его изнутри, и как можно его спасти. Когда-то давно эти чёрные глаза были пустыми и мёртвыми, но иначе, потому что в них не было боли, печали, страха - в них просто ничего не было. Правую кисть окутало зелёное сияние, а левая рука крепко держала влажную, липкую ладонь и белые, казавшиеся сейчас такими хрупкими, пальцы. За окном уже светало, скоро Ино подменит её...
- Сакура, не спи.
Её легонько трясли за плечо. Солнце поднялось уже достаточно высоко, было часов девять или десять утра.
- Прости, Ино, - улыбнулась Сакура, а потом замерла от внезапного ужаса и быстро наклонилась к Саю. Дыхание было слышно, хоть и с трудом, а на шее билась жилка. Куноичи вздохнула и выпрямилась.
- Ничего. Ты же давно не спишь: сначала было твоё дежурство, потом днём Тсунаде-сама поспать не могла дать, а ночью вот...
Она поставила на тумбочку стакан с нарциссом, затем подошла к окну и задёрнула полупрозрачные шторы. Свет стал не таким пронзительным и ярким, можно было перестать щуриться. Сакура покосилась на цветок и улыбнулась: это тоже навевало много разных и сложных воспоминаний для них обеих.
- Ладно, я пойду. Можешь сделать перевязку? У меня уже сил нет, я налажаю. Там явно надо будет ещё дообработать рану: лихорадка не прекращается.
- Да, легко! Не встреть по дороге Тсунаде-сама, а то опять не поспишь!
- Я очень тихо и окольными путями пойду. К тому же, она наверняка сейчас песочит Шизуне-семпай, ей не до меня. По крайней мере, надеюсь...
Сакура выползла в коридор, как полумёртвая. Глаза слипались, идти куда бы то ни было оказалось невыносимо лень. Она выглянула в окно, убедилась, что никого не видно, вылезла и, действительно, окольными путями направилась домой.
Ино заставляла себя улыбаться Сакуре, она вообще всегда заставляла себя улыбаться. Иногда это было легко, а иногда почти невозможно - но ей удавалось. Наверное, она слишком привыкла это делать.
Сейчас её никто не видел, и можно было перестать насиловать себя. Ино сидела и слизывала с губ слёзы - горькие слёзы страха и обиды. Да, ей было страшно за Сая, да, она боялась его потерять, но ещё девушка чувствовала себя обделённой, потому что все оказывались к нему ближе, чем она. Мало совместных заданий, мало совместных прогулок. Его первой девушкой умудрилась стать Хината - это вообще не лезло ни в какие ворота - ни Главные Конохские, ни Тройной Расёмон... Ино казалось, что он пострадал из-за разрыва с Хьюгой, ей хотелось так думать, чтобы можно было обвинить скромняшку в чём-то, вообще найти крайнего и растоптать его... Но Хината - это Хината, на неё рука не поднимется. И Яманака прекрасно знала, как переживает сама виновница любовного переполоха, так что сказать ей ещё что-то на этот счёт не повернётся даже такой бойкий язычок, как у дочери цветочника.
Ино взяла себя в руки, вытерла слёзы и поменяла бинты. Трудно было заставить руки не дрожать, страшно было, отдирая слишком сильно прилипшую к ране материю, разбудить болью. Но Сай спал крепко, и девушке всё время казалось, что он уже не проснётся, что с ним ни делай.
Было скучно сидеть так, молчать и смотреть. Говорить с собой тоже быстро надоело. Поэтому Ино даже обрадовалась, когда скрипнула дверь. Вошли суровая Тсунаде и напуганная до полусмерти Шизуне. Яманака встала и поклонилась.
- Ино, пошли, ты мне нужна. А ты, Шизуне, расхлёбывай теперь. Ты напортачила - ты и возись, не заставляй меня тратить время ценных людей, которое мне нужно на многое другое.
- Слушаюсь, Тсунаде-сама, - пролепетала Шизуне и села на стул.
- И если опять напортачишь!..
Ино в этот момент уже выходила из палаты и услышала панический вой Шизуне и звук от падения стула. Ёе взбесило, что всё так громко, а негодование от того, что её выставили вон из палаты вообще не поддавалось описанию. Единственное, что могло её хоть как-то успокоить: после того, как она заново обработала рану и подлечила её, температура несколько спала - ей удалось что-то сделать для Сая.

Мягкий красноватый вечерний свет, не требующий напряжения, иллюзия ясности мыслей, но всё та же дикая боль, мешающая дышать и сводящая с ума, и снова пересохшая глотка. Он повернул голову. Рядом обнаружилась Шизуне, сидевшая как-то робко и напуганно. Сай не был уверен, получится ли говорить, поэтому только облизнул языком губы. Она поняла сразу и поднесла к его губам стакан. Поднимать только голову было слишком тяжело, и он опёрся руками о постель.
- Может, не стоит? - обеспокоенно спросила Шизуне, но Сай только прикрыл глаза и слегка мотнул головой. Послышался обречённый вздох, и её руки аккуратно, но уверенно помогли ему сесть. Спине стало тяжелее, зато шею и плечи перестало так сильно ломить. Но отдышаться стиснутой бинтами грудью было трудно, после приложенных усилий руки дрожали, а перед глазами поплыли зелёные пятна. Немного придя в себя, он осторожно повернул голову и взглянул в окно. Тёплый вечерний свет, какая-то жизнь - там, за стеклом, желанная и недоступная. На Шизуне он боялся смотреть - было в её взгляде что-то совершенно невыносимое: то ли унылость, то ли жалость, то ли беспокойство, то ли всё вместе...
От окна его отвлёк стук в дверь. Поворачивать голову не хотелось, но пришлось - бойкий голос, позвавший его по имени, и шиканье Шизуне не оставляли выбора.
- Наруто?
- Ага! Ты как? - лыбясь, с руками за головой, прошествовал в комнату Джинчуурики. Жизнь из-за стекла ворвалась в палату, но всё равно осталась какой-то посторонней, внешней, не имеющей к Саю отношения на самом деле, а потому недоступной. Казалось, всё вокруг только делает вид, что является частью этого мира, а на самом деле, ни он сам, ни мир в это не верят, и правильно делают.
- Нормально, наверное.
- Ну иди сюда, давай, не стой там!
В палату вползла Хината, жавшаяся по стенам и отводившая глаза.
- Какаши-сенсей и Ямато-тайчо не пришли, у них дела какие-то, - извиняющимся и недовольным при этом тоном объяснил Наруто, будто обвинял их в этом.
- Это неважно. В смысле... ничего страшного.
Говорить было трудно, в основном потому, что было трудно дышать и вообще напрягать хоть что-то. Сай с трудом слышал собственный голос и подозревал, что Наруто не слышит его вообще. Тот, видимо, подтверждая это, сел на край кровати, очень близко, так что даже стало как-то неудобно.
- Прости, что так вышло.
- Ты-то тут при чём?
- Ну, я не знаю. Просто, если бы мы были все вместе...
- Наруто, прекрати пожалуйста. У меня нет сил с тобой спорить.
Наруто не нравилось всё: безысходная вялость, маслянистый блеск мутных глаз, слипшиеся волосы, неприятно розоватое лицо - пятнами, кусками, холодная, влажная и липкая, как у жабы, кожа руке, которой он коснулся по своей фамильярной привычке обращаться с людьми... Раздражало тяжёлое сбивчивое дыхание, до того, что хотелось самому дышать полной грудью, сильно, за двоих.
- Не унывай, Тсунаде-сама сказала, всё будет хорошо. Жалко, что ты некоторое время не сможешь быть с нами.
- Ничего. Так, может быть, даже лучше, - сказал Сай почти неслышно, надеясь, что Наруто этого не заметит вовсе. - Как там ваше задание?
- Да легкотняк! Доставили в полпинка, никто даже не сунулся. Скукотища была... Я бы хотел твоё задание, правда! Не потому, что... а просто...
- Да знаю я, ты такие дела любишь, - ответил Сай и прикрыл глаза, в надежде, что так внезапное головокружение быстрее пройдёт.
- Эй, Сай! Ксо, прости, не буду доставать тебя.
Он почувствовал, как Наруто встал с кровати, услышал тихие неразборчивые пререкания, шорох и негромкий, но настойчивый голос Джинчуурики: «Хината, давай, ты же хотела. В конце концов, мы ведь, в основном, за этим пришли». Высокий вздох, шаги, скрип двери.
- Сай-кун...
Сай осторожно открыл глаза. Кроме Хинаты никого не оказалось. Ему почему-то было жутко оставаться с ней наедине.
- Сай-кун... прости меня... пожалуйста...
- За что? - было уныло и скучно слушать всё это.
- Ну... если бы не я...
- Брось. Ты-то тут при чём? Ты же не виновата, что даймё меня невзлюбил, что сюда ломанулись эти нукенины, и всё такое...
- Просто... если бы... мне кажется, этого не случилось бы, если бы... Нет, я не хочу сказать, что ты плохо сражался! Просто... я, - она не выдержала и заплакала. Сай тяжело вздохнул, но прерывать не стал: чем меньше ей мешать, тем быстрее она уже выскажется и уйдёт. - Но я так плохо поступила с тобой... И даже толком не поблагодарила тебя за то, что ты сделал... Правда спасибо, Сай-кун... Прости меня, я сделала ещё хуже, чем было! Я очень виновата перед тобой...
- Я понял, Хината-сан, не продолжай. Ты ни в чём не виновата. Я был дураком, что повёлся и согласился, хотя знал, что это всё... не для меня. Да и вообще, вся эта жизнь не для меня... Забудь. Ты счастлива - и хорошо. Я сделал хоть что-то полезное... Живите там...
Хината испугалась настолько, что не знала, что ответить. Его слова звучали, как прощание перед смертью.
- Сай-кун, не говори так! Ведь ты поправишься и снова будешь с нами...
- Есть что-то во мне, что уже неисправимо. Не думай об этом, Хината-сан. Просто не думай.
Его тон дал ей понять, что разговор окончен, а наполовину закрывшиеся глаза свидетельствовали о том, что он очень устал за эти несколько минут.
- Прости, что побеспокоили... Мы ещё придём, обязательно! Не скучай пожалуйста, Сай-кун...
Он не видел, как она вышла. Было невыносимо грустно, обидно, пусто. Вся эта жизнь так манила из-за стекла, но к себе каким-то таинственным образом не пускала. Шаги туда, скрип двери, шаги оттуда, шелест одежды...
- Сай-кун, тебе плохо?
«Глупый вопрос... конечно... во всех смыслах...»
Обида стала сильнее, рвала сломанную и стиснутую бинтами грудь, напряжение стало скапливаться где-то во лбу, делая и без того мучительную головную боль совсем невыносимой. Пальцы отчаянно впились в одеяло, предметы стали как-то особенно расплываться, а потом что-то холодное потекло по щекам.
- Сай-кун!
Чужие руки внезапно обняли его, и Сай послушно наклонился вбок, погружаясь в тёплые и тесные объятия. Прохладные пальцы провели по лицу, осторожно прижали его голову к плечу. Что-то новое было в этом чувстве, захотелось расслабиться, отдаться, раствориться... Нечто, давно забытое, смутно проглядывавшее в Наруто, Сакуре, Хинате, теперь предстало перед ним так явно и открыто, что стало страшно и стыдно. Однако сил сдерживаться не было. Сай уткнулся в мягкое, немного пыльное и приятно пахнущее чем-то спокойным плечо Шизуне и зарыдал в голос, чувствуя, как с каждой секундой голова болит всё сильнее, а успевать дышать просто не получается. Снова поплыли зелёные пятна, плач сменился вымученными стонами, закружилась голова, навалились дурнота и какое-то бессилие, беспомощность. А потом он провалился в темноту, до последнего момента чувствуя бережные объятия и осторожные, удивительно ласковые поглаживания по голове.

Ино встретила серьёзного Наруто и печальную Хинату, прятавшуюся за него, в коридоре, и удивилась. Спрашивать ничего не хотелось, а им не хотелось отвечать, так что, обменявшись приветствиями, друзья спокойно разминулись. Услышав странные звуки неприятно знакомого голоса, она открыла дверь палаты, и увиденная сцена неприятно резанула по сердцу. Но Яманака быстро взяла себя в руки. Шизуне была грустна и напугана, но это был привычно. А вот у Сая такого лица она никогда не видела.
- Что случилось?
- Не знаю. Пришли Наруто и Хината, а потом у него началась истерика.
- Странно, -протянула Ино. Эти «Сай» и «истерика» у неё как-то не получалось связать вместе. Она помогла уложить уже вырубившегося парня обратно.
- Ксо, опять температура поднялась! Ведь уже стало лучше! - недовольно произнесла она.
Больше ни Наруто, ни Хинату, ни, до кучи, вообще никого из Какаши-хан, к нему не пускали. Зато иногда являлся Киба на костылях, зубасто улыбался и тёр байки. Сай слушал его вполуха, прикрыв глаза и реагируя почти автоматически. Собаковод старательно подбадривал его, выговаривался и уходил, а бывший АНБУ потом долго размышлял о природе его жизнелюбия и оптимизма, ничего придумать не мог и забивал до следующей встречи.

Основное время с ним сидела Шизуне, только на время сна подменяемая Сакурой или Ино. Последняя регулярно меняла нарцисс в стакане, который Сай заметил далеко не сразу, да и потом делал вид, что не видит его, не желая ломать и без того проломленную голову над тем, что бы это значило. С Сакурой, как ни странно, оказалось, легче всего: она добро улыбалась и тихим, но бодрым голосом рассказывала какую-то чушь, под которую было приятно засыпать, глядеть в окно или просто бездумно лежать. Ино молчала как-то напряжённо, явно не решаясь позволить своему пронзительному голосу потревожить траурную тишину палаты, а вообще она как-то неприятно напоминала Наруто. Шизуне смотрела своими жуткими женскими глазами и всё время брала его за руку или гладила по голове, будто искала любой, даже почти негодный предлог, чтобы коснуться его - это раздражало. Визит Наруто и Хинаты и то, что было потом, Сай почти не помнил, он понимал только, что они обещали прийти ещё и больше не появлялись. Это казалось омерзительно правильным и вызывало сложные чувства. С одной стороны, видеть их было неохота, а с другой, факт, что они не сдержали обещания, обижал, усугубляя внутреннюю пустоту. Поняв, что он всегда под присмотром, Сай очень старался держать себя в руках, но во сне он временами плакал, жутко смущая и расстраивая этим всех трёх учениц Тсунаде.
Через сутки с лишним после прихода Наруто и Хинаты с лихорадкой удалось справиться, так что ему остались только холод, полное бессилие и апатия. В какой-то момент зашла Тсунаде, громыхая своими гета и голосом, гаркнула на Шизуне, но уже беззлобно, а для порядку, покровительственно и жизнерадостно, как только она умеет, улыбнулась Саю, сказала что-то, во что было лень вдумываться, и ушла.
Тянулись длинные бестолковые дни, полные мыслей и отчаяния. Вставал он редко, всегда с чьей-то помощью. Ребра постепенно заживали, и дышать становилось легче, однако головная боль и головокружения не проходили. Поначалу его несколько раз стошнило, потом это стало происходить реже, хотя дурнота то и дело накатывала. Сперва его стыдили и угнетали собственная слабость и беспомощность, а потом стало на всё наплевать. Стеклянная стена сделалалсь такой толстой, что почти перестала быть прозрачной. Мир исчез, и что там думают, было совершенно безразлично.
Сай быстро понял, что ненавидит Наруто за то, что тот вызвал его к жизни, к которой боец Корня совершенно не был приспособлен и не мог быть годен. Выдрал из приятного небытия, заразил желанием жить и действовать, но не всё рассказал, не всему научил, бросил дело на полпути, занятый Саске и уверенный, что такой большой и умный парень, как Сай, справится сам. А он не справился, и всё застыло, заглохло. И теперь бывший АНБУ пытался вернуть себе потерянную безликость, и губы всё время шевелились, повторяя заветные слова: «У тебя нет имени, у тебя нет чувств, нет прошлого, нет будущего. Есть только задание. Ты никто. Ты не существуешь. Ты - одна из рук Данзо-сама». Но в это уже не верилось так, как раньше, особенно в последние слова, и он в отчаянии пытался заснуть, чтобы хоть ненадолго и вправду исчезнуть.

Шизуне, много раз огребя от Тсунаде, была совсем подавлена. Видеть Сая было больно. Хотелось сделать что-то, но что именно, оставалось непонятным. Когда он бредил и стонал во сне, она гладила его, прижимала к себе и чувствовала, как непроизвольно тянется к ней парнишка, расслабляясь в её руках. Вместе с лихорадкой, казалось, из него ушла вообще какая бы то ни было жизнь. Сай лежал белый, бесчувственный, неприступный и ко всему безразличный. Его лицо было совершенно спокойным, как когда он только вошёл в состав Какаши-хан, но в некогда пустых и бессмыленных глазах, где-то в самой чёрной глубине, теперь поселились печаль и боль. Он спокойно давал себя кормить, переодевать, мыть, отводить в туалет, держась за её плечо твёрдыми и неуклюжими отчего-то пальцами, но оставался в каком-то своём мире и не пускал туда никого, а единственной мимикой были гримасы боли. Сначала он не мог есть, а потом пришлось кормить его почти насильно, и соглашался он только потому, что, видимо, находил, что сопротивление потребует гораздо больше усилий. А напрягаться он не желал.
Самое ужасное было в том, что Шизуне всё сильнее понимала, как он прекрасен. Сай одновременно воплощал её давно забытые полудетские мечты и жажду бездетной женщины заботиться о ком-то. Иногда она хотела, чтобы так можно было возиться с ним вечно, чтоб он никогда не вышел из своей апатии, навсегда оставаясь её взрослым и беспомощным ребёнком, самым красивым и прелестным на свете. Когда Шизуне раздела его первый раз, её руки сильно дрожали, каждое прикосновение к его телу пронизывало странным волнением, его досягаемость заставляла сердце биться в бешеном темпе. Закончив мытьё, она вышла и прислонилась к стене. «Что происходит? Ведь... он же совсем мальчишка!» - убеждала она себя, и сама первая этому не верила: образ прекрасного белого юноши стоял перед внутренним взором и упорно заполонял сознание.
Из-за всего этого было всё больнее видеть Ино, раз за разом безуспешно пытающуюся оказаться поближе к нему, с каким-то отчаянным исступлением приносящую нарцисс за нарциссом, входящую без повода, смеющуюся громко, несущую чушь и уходящую быстро, чуть ли не хлопая дверью, потому что ей нечего делать. Почти всё делает Шизуне, если Сакура или Ино не должны её подменять. Но самым важным, ответственным и... интересным всё равно занимается только старшая ученица Тсунаде, куноичи из «Девятки Новичков» могут только посидеть ночью и дать ей выспаться - не более того.

Когда рана стала уже заживать, и боль поутихла, Сай обнаружил много нового. Напр1имер, что ему странно приятно внимание Шизуне. Полноценно удариться в солипсизм* не удалось, и теперь её нежность и забота были для его подтверждением его собственного существования. Ему понравилось расслабляться, когда она гладит его по щеке, закрывать глаза и наслаждаться мягкими прикосновениями. Мир сузился до него самого и проявлений её внимания, которые он был способен воспринимать. Это как-то притупило боль от одиночества, и Саю удалось стать спокойнее и внешне казаться равнодушнее. Иногда он немного опасался, что его безответность может привести к угасанию этих инициатив Шизуне, и задумывался, что ему следует делать в этом случае и стоит ли. Но пока этого не происходило, так что подобные размышления были ненужными и потому вялотекущими. Зато теперь можно было ничего не хотеть, ни к чему не стремиться, и стеклянная стена почти перестала мешать жить, превратившись в приятный защитный кокон, в котором душа могла спать, казалось, вечно.
Когда ему стало лучше, Шизуне начала водить его гулять по коридорам, а потом и во двор, чтобы тело не совсем расслаблялось и восстанавливалось быстрее. Сначала Сай опирался на куноичи, и она бережно обнимала его, а когда они возвращались, помогала ему лечь. Художник ничего не знал о своей жизни до Корня, потому что тамошние методы промывки мозгов, по сути, зомбирования, стёрли все воспоминания. Встретив Наруто, он был вынужден учиться и узнавать, что такое чувства, эмоции, привязанности заново, потому что ни одной сцены из старой, нормальной жизни, ничего, что могло бы подсказать, как это всё устроено, просто не осталось. Но рядом с Шизуне он часто задумывался, не на это ли похожа материнская любовь, и становилась как-то странно, но тепло. Сай понимал, что для шиноби это унизительно, но ощущать чужую помощь, заботу и защиту оказалось слишком приятно.
Он на самом деле привык к такому пустому, бессмысленному существованию, поэтому, когда однажды вечером пришла Тсунаде и сказала, что завтра с утра он может идти домой, Сай растерялся и расстроился. Ему не хотелось покидать безопасные, уже почти родные стены госпиталя, а мысль вернуться в свою комнату вообще пугала. Здесь ничто не волновало, приятная бесчувственность уже почти завладела им, но у него было гарантий, что это всё не сломается, когда жёсткая, правдивая реальность дивана, стола и окна снова окажется перед ним. Ночью он почти не спал, а утром, медленно одевшись и выйдя на улицу, ещё некоторое время стоял, беспомощно озираясь по сторонам и оглядываясь на здание госпиталя за спиной.
- Сай-кун, тебя проводить? - спросила подошедшая Шизуне. Он думал, что стоит ответить, как будет правильнее, и чего он хочет, и опомнился, только услышав внезапно собственный голос:
- Наверное, если можно, да...
Ещё несколько секунд он стоял, удивлённый, но Шизуне мягко взяла за руку.
___
*Солипсизм - от лат. solus - «единственный» и лат. ipse — «сам»; радикальная философская позиция, характеризующаяся признанием собственного индивидуального сознания в качестве единственно-несомненной реальности и отрицанием объективной реальности окружающего мира. Иногда этот термин употребляется в этическом смысле как крайний эгоцентризм.