Страсть с привкусом крови 3 (Глава 1, 2, 3)

Глава 1

Не первые лучи солнца пригрели руки и ярче осветили свитки. Я настолько увлеклась записями, что пропустила рассвет? Всю ночь расшифровывала сказания Рико-Алса, и, черт возьми, похоже, мы гораздо ближе к зеркалам, чем думали. Шикамару не ошибался, рассчитывая расположение пещеры Озра в центральной горе территории Нато-Гаг, южной части Деревни Тумана. В момент битвы мы как раз приблизились к центральной точке, так что Исты буквально у нас под ногами.
Как же ты нужен сейчас, Нара. Твои толковые рассуждения и железная логика гораздо быстрее справились бы с задачей, чем я. Эти противники застали нас врасплох, иначе ни в коем случае не принудили б вдохнуть свой яд и вести бой в половину силы. Эти гады мертвы, но выгоды в том чуть-чуть: вы трое теперь лежите без сознания, а на медицинские техники тратить чакру я уже не в праве, ведь на замену атаковавшим могут прийти другие, дабы отобрать рукописи.
Самое интересное то, что мы не знаем, какова цель их нападения. Простое воровство? Как-то слишком сильны они для местных бандитов. А про смерть старика Рико-Алса и его писания знать они просто-напросто не могли. Секретная информация нашей операции, производимая умнейшими расшифровщиками и одним медиком в команде, была поведана исключительно доверительным лицам. Так что, пока придется смириться с нависшей задачей хотя бы до того времени, пока не проснется один из логиков.
Осадок бессонной ночи отдавал усталостью, я потерла глаза и затушила тлеющий, полумертвый костер. Эти записи не давали покоя. Расшифровка информации находилась где-то на поверхности, в чертежах рисунков, изгибистых иероглифах, где-то просто под носом.
Спустя два с половиной часа я добралась до сути. Элементарно, блин! Озра — это не пещера Нато-Гаг, а старое прозвание реки Озира, что течет в нескольких холмов этого места. Зеркала у нас под боком, а, вместо того чтобы упаковать их в заранее приготовленный по приказу Цунаде контейнер, я целую ночь занимаюсь непонятно чем.
Не дожидаясь пробуждения остальных членов команды, я отправилась к озеру, создав им укрытие из веток лиственницы. Около часа я шла вдоль течения и сама себе не поверила, когда обнаружила намеренно заваленную дыру в забытой скале. Мне потребовалось немного времени, чтобы расчистить себе путь и по указаниям свитков вытянуть в мой рост четыре запыленных зеркала старше, наверное, моей бабушки. Будущие хранители Конохи выглядели достаточно хрупкими и несчастными. Оставалось только аккуратно донести их до нашего лагеря и надеяться, что глава команды, Шикамару, не убьет меня за самодеятельность.
Способ передвижения предпочла приземленный, так как слишком уж боялась повредить такой важный атрибут для нашей деревни, а контейнер, конечно же, захватить не догадалась. В глубине леса ощущалось упокоение и прохлада. Лишний треск леса тоже не прошел мимо ушей, этот короткий звук показался неестественным в окружающий среде, будто вырезанные строки из другой композиции. Но, тем не менее я продолжила свой путь, не подавая виду своей настороженности и щепетильности. Причин на мое беспокойство больше не заметила, лишь подсказки неуверенной тревоги.
— Выходи! — остановившись, крикнула я в густоту колючих кустов.
Если за мной кто-то следит, то я, как проницательный ниндзя и верный товарищ, не имею права довести шпиона к лагерю моих ослабленных напарников.
— Я предпочитаю видеть лица тех, кого в дальнейшем убью, — тише добавила я, пытаясь зацепить гордость играющего в прятки. А вдруг такого нет, и мое волнение можно объяснить перенапряжением и беспокойством, связанным с важными предметами в моих руках?
— Ты стала внимательнее, — подметил кто-то низким спокойным голосом.
Значит, все же не ошиблась. Черт. Придется драться. Для битвы сил у меня достаточно.
Все еще удерживая зеркала подмышкой, я в несколько подходов откинула препятствующую обозрению листву и взглянула на говорившего незнакомца, который незнакомцем уже не казался вовсе. Обалдеть. Как же давно мы не виделись. Наверное, целую жизнь или даже вечность. Но в душе не играла радость встречи, ведь только Акацки мне тут не хватало. Почему он здесь? Он не мог знать о защитной иллюзии. Не мог!
— Какого хрена ты здесь делаешь, Итачи?
Ответа не было.
Прижавшись спиной к дереву, он стоял ко мне в профиль с выражением типичного спокойствия и эмоциональной сдержанности. Взгляд был устремлен на золотистый кинжал, которым вытачивали что-то похожее на зубочистку. Одна нога согнута. Вид полного умиротворения, будто это я потревожила его благоговейный покой, проходя мимо, а не он устроил за мной слежку.
— Подумай. Каковы причины того, что я здесь? — Он отвлекся от своего оружия и повернул голову, неосознанно сметая тонкую продолговатую косу с плеч.
Он не может знать о свойствах этих зеркал. Информация о смерти нашего видящего была полностью засекречена и спрятана в охраняемом сейфе архива Деревни Листа. Почему же тогда он ждал меня в этом месте?
— А разве в твоем понимании женщины обязаны думать? — язвительно ответила я, взволновано оглядев его вид: черные обтягивающие нарукавники и безрукавка; штаны с кожаным поясом, заправленные в высокие сапоги, и обмотанная бинтовой тканью рука в зоне плечевой мышцы. Глаза остановились на выточенной зубочистке, которой Учиха двойным стежком проколол себе кожу на ладони, словно добавил последний аксессуар. Мое лицо не скривилось удивлением, плевать на причуды этого типа. Моя цель — задание, ценой в Коноху.
— Откуда ты знаешь о зеркалах?
Ситуация жутко не нравилась.
— Скажем так… — он вложил в разговор кусочек паузы, — в муравейнике завелись крысы.
Крысы? Кто-то предал нас Акацки? И не только им, ведь теперь объясняется то нападение на нашу команду. Какая-то дрянь купилась парой монет и отдала копии рукописей? И не обычная дрянь, а та, что тепло пригрелась у ног Цунаде и пользуется ее неземным доверием. Черт, это… омерзительно слышать. Нас продали организации, которая в свое время чуть не уничтожила моих близких, дом, весь Лист. И теперь, в период многолетнего восстановления, эта мерзость ищет все способы защиты и опоры. А высокоуровневая, не различимая даже носителями шарингана иллюзия, способная спрятать город или даже страну — идеальный вариант их покоя. Ну уж нет. Эти зеркала или будут обставлять Коноху, или же раскрошатся в песок.
— Ладно. С крысами разберемся после. Уступим место мышам.
Мои насмешки явно не обошлись без внимания, ведь организацию Акацки многие считали уничтоженной из-за их полного исчезновения, потому прозвание «мышь» так идеально-оскорбительно подходит им, как и для Цунаде — пьяная старуха.
— Ты неисправима, — с проблеском еле заметной усмешкой ответил он. — Я готов предложить тебе два варианта выхода: ты уходишь — артефакт остается у меня, или ты умираешь — артефакт остается у меня.
— О, Ками! Какое великодушие! А с чего ты сам не выберешь тот единственный вариант и просто не выпотрошишь меня?
Он отвел взгляд на пронзенную заточенным сучком кожу, ранее поглаживаемой подушечкой большого пальца, и вытянул посторонний предмет зубами.
— Если кто-то и убьет бывшую моего брата, так это он сам.
Я чуть не подавилось слюной от такого заявления. А почему я не знала, что твоему братишке являюсь бывшей? К тому же, я искренне надеялась, что этот мерзавец уже давно гниет в могиле.
Смех так и просился выплеснуться ему в лицо, пришлось приложить усилия, чтобы подавить это веселое ощущение, но неодолимая улыбка все же взяла верх.
— По сути, ему я такая же бывшая, как и тебе. Спала с ним в равном количестве. Но я восприму это как комплимент: лучше быть бывшей брата, чем коноховской шлюшкой.
Итачи резко выдохнул, улыбнувшись правой частью рта, и, наверное, подобное зрелище откровенней всякой интимной близости, которая между нами когда-либо возникала. Все же я рада его видеть.
— Ты слишком открыто выражаешься. Куда же подевался страх, что возникал при каждой нашей встрече?
— Да брось… Не стоит указывать на мои старые глупости. Перед смертью человеку рекомендуется говорить что-нибудь хорошее, — хоть это и было сказано шутливым тоном, суть приговора была ясна. Но я не нуждалась идти до конца, мне всего лишь нужно было скрыться. С зеркалами, естественно.
— Что ж. Пусть так и будет. — Он выплюнул зубочистку и с приоткрытыми поблескивающими губами посмотрел на меня уже более опасным взглядом.
Прыжком и кувырком я отдалилась на просторную поляну и уложила свой важный груз на землю, после чего сложила печати и призвала своего любимчика — сюрикен в мой рост из твердой и мягкой стали, заточенный мастером оружейного дела, Тен-Тен. Стоило помнить, что все Учиха могут атаковать на расстоянии, способностью проникать в сознание, посему нужно было исключить надобность смотреть ему в глаза.
Запустив сюрикен, я снова использовала дзюцу вызова для призвания своего маленького невидимого помощника, чтобы действовал в моменты отвлекающего маневра. Схватив обратно оружие, которое, как и ожидалось, лишь срубило несколько деревьев, я создала клона и заодно в его дыме сделала подмену натуральных зеркал на фальшивые, где настоящие отдала клону.
Проблема осталась в том, что мой противник успел скрыться с поля зрения, а это означало, что нужно быть максимально внимательной и осторожной. Лишь услышала взмах крыльев, лишь успела обернуться, как стая черных птиц напала из ниоткуда, впиваясь клювами в части тела и отщипывая кусочки кожи. Эта техника Итачи была мне известна, но мои представления шокировало безмерное количество крылатых созданий. Боль по правилам рефлексов была омерзительной, но мне ли не привыкать.
Ловкостью рук с правильной последовательностью печатей я вызвала земляной смерч, и через секунду мое тело оказалось в густой песчаной воронке вертящихся почвенных глыб и кричащих воронов, формирующихся в мужскую фигуру. Стоило мне лишь оглядеть свои раны, как осознание об опасности клона пришло само собой. Разоблачение подделки вмиг перевело стрелки на подлинных Истов и фальшивую меня, которой я дала задание смыться.
Сюрикен-Крылатое-Лезвие вновь завертелся в воздухе, разрывая акацушную дрянь, как сгусток черного тумана, будто он не человек, а некий прозрачный фантом. И в тот же момент на меня в полную силу обрушилась техника Катона — я даже ощутила, как приближающийся жар и красные языки пламени тянут руки для объятий.
Уязвленная, но целая, я спряталась за широким деревом и позволила себе отдышаться. Призванная в последний момент земляная защита в очередной раз спасла мою дурную шкуру. Взрыв успел лишь коснуться любимых волос, и, если бы долго отращиваемый хвост, что заканчивался как раз у щиколоток, не был опутан металлическим плетением, то пришлось бы попрощаться со своей выразительной прической. Но, главное, что не с жизнью же.
— Оставь их, и я оставлю тебя, — предложил Итачи невероятно близко.
— Нет, — я ахнула, так как умение быть внезапным — опять застигло врасплох, и резко повернулась, как тяжелая рука влепила ошеломляюще сильную пощечину, отбрасывая меня на несколько метров. После приземления и вскрика я успела лишь прикоснуться к онемевшей щеке, как проклятый Учиха уложил меня на живот и, усевшись сверху, заломил руки за спину.
— Мне незачем тебя убивать, но ты сама сделала выбор, — в его голосе и точном звуке оголенного кинжала послышалось какое-то сожаление. Он всерьез собирался меня прирезать.
— Итачи.
— Да, — его медлительность отражала уважение.
— Когда у тебя есть доступ в сознание, ты превращаешься в мысли. Когда у меня есть доступ к почве, я превращаюсь… в грязь.
Техника полного слияния с землей. Растворение, деформация тела и пространственное перемещение. Я поистине горжусь этим умением, и было время, когда его использовал Орочимару, теперь же и я кое-что знаю о своей стихии. За пару секунд я успела сформировать себя поодаль от Итачи, что разоблачено сидел в грязной луже, и отвлечь его атакой ранее вызванным клоном. Пока он уходил от ударов и уничтожал ту Сакуру, я намотала на локоть розовый хвост и в воздушном круговороте зарядила по симпатичному лицу тяжелым наконечником, зачастую используемый мною в роли цепной булавы.
Вражеское тело покатилось по траве, ведь вложенной силы я действительно не пожалела. В мгновение схватив то, за что и идет этот бой, я прыгнула на встрявший в дереве сюрикен и решила использовать шанс на отступление. Знала: так легко не отстанет, но задача еще и состояла в том, чтобы отвести его подальше от лагеря моей обездвиженной команды.
Я развернулась на сто восемьдесят градусов и сделала первый прыжок своего бегства, как передо мной совершенно негаданно появилась новая фигура и всадила свой кулак не просто в живот, а, казалось, куда-то под ребра, касаясь позвоночника.
— Привет, Сакура, — что и услышала я от его наглой рожи, прежде чем улетела назад на поляну, выпуская зеркала и врезаясь в кривой ствол дерева с выпуклостью, решившей безошибочно отбить мне почки.
— С-саске, — выплеснулось с меня так же автоматически, как и кровавый кашель.

Глава 2

Нутро будто вывернули, пережевали и впихнули назад. Все настолько мерзко, тошнотворно и неузнаваемо. Железная боль просила проявить зародыши жалости к самой себе, но не так меня тренировала сильнейшая женщина Конохи. «Когда тебе паршиво, изолируй ощущения и, пока обдумываешь план, озадачь противника улыбкой».
— Давно не виделись, — с отблеском ехидства сказал он, созерцая меня со сброшенной высоты. — Лет шесть как будет.
— Ты решил устроить вечер выпускников, милый Саске? — Я выпрямилась, с усилиями изображая безболезненное состояние и довольно улыбнулась бело-кровавой улыбкой. Но если бы не было дерева для опоры, я развалилась бы на прохладной траве, с возможностью разве что встать на колени.
— Саске, когда ты начнешь думать?! — крикнул возмущенный Итачи с пойманными зеркалами, что во время моего падения норовили разбиться. Черт, теперь они у него. Проклятый Саске!
— Что-то ты не выглядишь слишком уверенным, — сделал он выводы из раскрасневшейся щеки брата и подбитой нижней губы. — Неужели она настолько сильна?
— Вы в одиночку не ходите? — иронично перебила я, убирая назад взлохмаченные волосы. — Вечно неразлучные братья? Вымирающий клан никак не сдохнет.
Даже с такого расстояния я заметила проблеск накаляющейся неудержимой злости в глазах Учихи, он явно не ожидал прямой наглости от глупой Сакуры, которую привык видеть.
— Что? Именно из-за таких, как ты, наш род почти уничтожен. — Он спрыгнул с ветви и медленным шагом, зная, что никуда не скроюсь, направился ко мне. Ситуация для него слишком проста, чтобы использовать цикуеми, потому и не контролировала свой взор.
В последний раз он выглядел довольно-таки ниже, теперь же по росту не уступал старшему брату. Выше, увереннее, серьезнее. Во взгляде пропали остатки ребячества, в лице — узнаваемые с детства легкие черты. Волосы более приглажены и длиннее, загорелая кожа, майка со знаком клана Учиха на груди, раскрытая красная куртка с закатанными рукавами, то ли тату, то ли рисунок на шее и медальон.
— Многие в деревне считают организацию Акацки вымершим видом. Как же они будут разочарованы.
Я мельком сфотографировала его глазами и поняла, что уколоть мне его удалось.
— Твоя деревня — грязный скот, как и ты сама. Не рассчитывай и в этот раз получить милосердие. — Он выдернул из-за пояса катану, собираясь меня прикончить.
О каком милосердии он говорит?
По щелчку пальцев сюрикен-Лезвие сорвалось в нашу сторону. Саске пришлось пригнуться, прежде чем моя рука обхватила центральный ободок оружия. Мне нужна была дистанция, и я со стоном рванула в сторону, но Учиха, похоже, не собирался мирно смотреть на все мои попытки выжить.
— … ная рука, — послышалось неполно название техники в шуме собственных шагов, что и заставило с опаской обернуться.
Это что еще такое? Рука-Катон? Отпрыгнуть в сторону я уже не успела: огненная кисть схватила меня за голень, до слез в глазах прожигая икроножную мышцу. Черт возьми, я раньше получала ожоги, но ни один из них не был таким по-дьявольски мучительным. Сложилось такое впечатление, что он содрал с моей ноги кожу и по очереди отрезал связки ржавой консервной банкой. Крики, один за другим, вырывались из глотки, а барахтанья в опавших листьях его, похоже, вообще забавляли. Жутко было настолько, что хотелось отрезать ногу и зашвырнуть ее в довольную физиономию твари.
Огонь отступил, а я так и продолжала лежать, ткнувшись носом в землю. Кончики травы щекотали ноздри, последовала волна жадного дыхания, жаркий пот в мгновение покрыл кожу. Рану даже страшно представить, но я обязана сражаться дальше: сократи он дистанцию между нами, я его не одолею. Хотя, про какое одоление шла речь? После внесения нового валета в игру, случилась автоматическая перетасовка целей, где я должна уничтожить зеркала и спастись самой. Ведь уйти целой с таким важным багажом они вряд ли разрешат.
— Отключи ее, и уходим, — распорядился Итачи, обнимая, небось, добытые мною зеркала.
— Нет, — выдохнула я в мелкие камешки, нащупывая сюрикен. — Не дамся.
Встать на ноги, еще и за короткое время, стоило мне усилий больше, чем весь ранее проведенный бой. Поврежденная голень превратилась в сплошную струну боли, нужно было время для излечения. Но откуда его было взять? Саске стоял поодаль и, судя по приготовленному оружию, намеревался окрасить листву подо мной в красные разводы.
Окунув Крылатое Лезвие в созданную еще с Итачи грязь, я одной рукой сложила печати. В голове блуждала лишь одна мысль: «Прошу, получись. Умоляю, получись!»
— Смоляной дождь! — крикнула я со всей той яростью, что во мне создало это чудовище с катаной, и пустила сюрикен в воздух.
Нестандартный писк вращения тяжелел — грязь густела смолой. Итачи, как умнейший из них двоих, скоро убрался в сторону, а Саске, похоже, хотел дальше позабавиться, доказав мне, что я ни на что не способна. Когда звук сюрикена приобрел ту музыку, которая выражала готовность смоляного вещества, я громко хлопнула в ладоши, бросив напоследок:
— Подавись, гадина.
Лезвие, как по команде, начало разбрызгивать холодную смолу, размером с ладонь, кляксами. Я же в то время легла на землю и, не упуская момента, принялась за ускоренное лечение ожога, не забывая о существовании второго противника. Краснота раны приемлемо угасла, я даже успела заняться теми незначительными участками кожи, где прикасались птицы Итачи.
Тягучие густые кляксы вцепились в грудь, руки, глаза, но не Саске, а его Сусано, и этот факт поставил штамп проигрыша на моих попытках спасения как себя самой, так и Конохи. Осталась одна идея и соответственное количество чакры для нее. Сквозь Сусано к Учихе не подберешься, тогда единственный шанс — вытолкнуть его за пределы идеальной защиты.
Удар в землю, и капли пота облегченно соскочили с кончика носа и подбородка. Это однозначно была моя последняя техника.
— Дзюцу земляного кулака.
Почва подо мной вмиг дала трещины, и силовая волна дугой перенаправилась на Саске, ударяя его из незащищенной зоны — земли. Черный и озелененный травой кулак вытолкнул его из Сусано, где тут же подлетел мой сюрикен с действующей техникой. Хорошо владея катаной, он смог ловко отбить само оружие, но не смоляные капли. Главной точкой атаки являлись его глаза, и они получились идеально обезврежены покровом густого черного раствора, который, благодаря своему составу, имеет привычку быстро затвердевать.
— Черт, — услышала я его ругательство, когда подбежала для обычного силового удара, но его катана вновь искусно вспорхнула в воздух и угрожающе направилась ко мне. — Думаешь, я тебя не вижу?
Я смогла увернуться вбок от лезвия, как тут же пришлось высоко подпрыгнуть, так как он атаковал снова. Металл крепко вонзился в кору дерева позади меня, и, используя его, как удобную почву, для прыжка, я направила свое колено в скулу этой самодовольной физиономии. Позволив лишь дотронуться кожи, меня вдруг подхватили под то же колено и в некрасивой позе грубо бросили на землю.
— О, Ками, — сдавленно вырвалось у меня: навалившийся сверху Саске выбил весь воздух из легких.
— Ты все еще думаешь, что я могу быть мягким и добродушным? Что сохраню тебе жизнь? — Его лицо так близко, похоже, глаза ему необходимы исключительно для техник.
— О чем ты говоришь? Ты даже в сексе не можешь быть мягок, — бросив взгляд на залитую смолу под бровями и приоткрытые губы, неудачно уколола я.
— Это замечание для меня или для тебя самой, Сакура? — после произношения моего имени он отчетливо облизнулся. — Мне казалось, что как раз отсутствие мягкости тебя заводит больше всего. Разве тебе не нравится, когда тебя силой ставят в позу, наматывают в кулак волосы, скорее кусают, чем целуют и жестко берут твое тело? Разве ты не желаешь, чтобы тебя одновременно натянули двое? Ощущать себя покоренной, обезволенной, полностью желанной… полностью заполненной и удовлетворенной? — с каждой фразой его таз проделывал движения полового слияния, что настроило меня на колею глубокого и жаркого забвения. — Разве не так?
Дьявол!
Его слова были излишне откровенны и остры, как та катана. Они касались запрещенных воспоминаний и закрытых под замок ощущений. Да, я признаю, что возникало пару ситуаций нашего интимного трио, а вы оба оказались лучшими искусителями и непревзойденными любовниками, но за эти шесть лет изменились как мои взгляды, так и отношение к вам.
— А если и так, тебя не смущает делиться с братцем своей партнершей по сексу?
— Бессмысленно развивать во мне ревность. Ты уже давно должна была понять, что такое свойство, как принципиальность, мне чуждо и незнакомо.
— Бедный Саске. Вначале донашивал одежду за своим старшим братом, а теперь и в постели приходится ложиться на помятое местечко.
— Это твои последние слова, сучка, — зло процедил он, обхватив мою голову, дабы скрутить мне шею, но тут же остановился, когда к его толстой шее я приставила холодные остряки моих наручий.
— Достаточно ли ты уверен в своей скорости, чтобы ставить жизнь на кон?
Мы словно по команде замерли, создавая паузу. Любое содрогание мышц послужило бы сигналом для мгновенного действия и дальнейшей смерти кого-то из нас.
— Рано или поздно я все равно сверну эту хрупкую шейку, — уверенно прошептал он, медленно протянув по ней подушечкой большого пальца.
Возмущение переполнило внутреннюю чашу, и, сорвав его медальон, который то и дело прикасался металлом к моему подбородку, я одним рывком перевернула тело на спину и тут же отпрянула. Мерзкий предатель все же успел достать мой живот подошвой сапога, что заставило полететь к основе дерева позади. Чуть правее, и распорола бы себе шею все еще торчащей из дерева катаной.
— Чем этот символ велик, раз красуется на груди «великого» Саске? — с сарказмом спросила я о медальоне, лишь чтобы поднять его на ноги. Ловушка готова.
— Это знак будущей страны, которая заслужит всемирное признание своей силой и независимостью. Но ты не доживешь до этого времени.
— Понятия не имею, о чем поет твой клюв. Но раз безделушка тебе так дорога, так и быть, я втопчу ее в твою могилу.
Я рванула на себя плетеные нити выпущенного вначале боя незаметного паука, прижимая тело Саске к стволу дерева и создавая прочное кольцо, завязала узел. Прикованный Учиха был неимоверно взбешен, и сей факт вызывал предвкушение.
Как правило, паутина легко замечалась, особенно Учиха, но она ничем не отличалась от изделий обычных пауков, потому никто из них не придал ей значение. Только прочностью она внушительно отличалась из-за необычной структуры — Алмазная Нить — как мы с Цунаде ее прозвали.
Сконцентрировав чакру на ступнях, я прошлась по коре чуть наклоненного ствола и присела над Саске, детально оглядывая замазанное, напряженное и безудержное лицо. Черт, это невероятно.
— Как же вы похожи, — вырвалось из меня.
— Особым умом ты никогда не отличалась, — искривленным ртом проговорил он, пытаясь вырваться.
— Сколько бы не барахталась мушка, из паутины ей все равно не выбраться, — насмехалась я, внутри осознавая, что мне придется его убить.
— У козочки прорезались рожки?
— Будь осторожен, ведь именно на них я насажу твои шарингановские глазки, — сарказм так и плескался.
— Сакура, я тебя уничтожу, — уверенно проговорил он, зловеще улыбнувшись. — Но, вначале, пожалуй, трахну.
Он повернул голову так, что будь он зрячий, сейчас увидел бы не только сгусток настороженности в моих глазах, но и всю рассеянность.
— Знаешь, Саске, — я перешла на шепот, приблизив губы к его уху, — я готова трахнуть твоего брата у тебя на глазах только ради того, чтобы увидеть всю ту зависть, ревность и презрение, что скрывается за такой мрачной, мерзкой и симпатичной оболочкой.
Мой язык сладко облизнул его мягкие губы, а пальцы пощекотали кожу по линиям тату на шее. Тяжелый выдох из того самого сексуального рта тоже не остался без внимания.
Разумеется, спать я ни с кем не собиралась, но, даже спустя столько времени, я знала, на какие точки стоит нажимать, чтобы вывести его из себя.
— Не думай играть со мной, Сакура, — голос прозвучал без доли вспыльчивости, что выражало признание меня, как соперника. — А ты так и будешь стоять?
В этот раз головы он не повернул, но кому был адресован вопрос, долго догадываться не пришлось.
Вмиг окинув взглядом окружение, я нашла ту самую вторую фигуру. Он стоял и, улыбаясь, наблюдал за нами, будто застал двух нашкодивших школьников. Стоит заметить, что сегодня я уже второй раз уловила на нем это прекрасное выражение лица.
— Не слишком ты выглядишь уверенным? Неужели она настолько сильна? — повторил он чужие слова, что заставило меня приподнять бровь. Они кололи друг друга… как типичные братья.
— Итачи, я тебе потом выпишу, — сдержанно сжав губы, выпалил Саске. — Разорви эту нить, металл не берет.
То есть он добрался до оружия и был бы уже свободен, если бы не прочная нить паука?
Я не особо стала прислушиваться к семейным разговорам, глазами тем временем выискивая зеркала, ведь их последний хранитель появился без багажа.
Видимо, Итачи в свое время не зря называли гением: он отчетливо проследил за моим взглядом и, когда я бросилась на поиски, снова выпустил Катон, а после усугубил его, подключив Аматерасу. Вот как бороться с черным пламенем — я понятия не имела. Знала лишь, что оно уничтожает абсолютно все. Кроме моего страха.
В последний момент я успела спрятаться за огромной каменной глыбой, и, заметив, что пламя ухватилось за мои волосы и спину, атакующий решил уже с более тонким использованием перенаправить технику на Алмазную Нить. Сорвав с себя жилет, я бросила его гореть под камнем, а сама же добралась до сюрикена и, пропилив им железное покрытие, отрезала окончание своих (черт, как жалко же) шикарных волос. Пламя было ликвидировано, и надежда на спасение продвинулась на несколько ступеней выше. Вот тут я и увидела их. Прижатых к старому пню и даже не скрытых листвой или материалом природы. Могущественные иллюзионисты.
Времени для раздумий не оставалось, подобрав отсоединенные от моей шевелюры пылающие волосы, я бросилась бежать, по пути выбрасывая их на зеркала. Стекло зашевелилось черным орнаментом. Мне не простят враги, не простят товарищи, не прощу сама себе. Ведь я уничтожала реликвию, артефакт, цель своей миссии.
— Прости, Коноха. Прости, Цунаде.
— Моя ошибка в том, что я тебя недооценивал.
Я затормозила так, что из-под моих подошв поднялась пыль. Он стоял в трех шагах от меня, глаза были закрыты, из левого тянулись кровяные потоки — я читала об этом — цена Аматерасу. Резкий взмах век, красный блеск мангекю, и сознание уже прощалась с жизнью. Я зажмурила глаза, ибо знала, что не пощадят, да и не нужна была мне их жалкая пощада. Я воин и всегда готова достойно встретить смерть. Прости, Лист, я сделала все, что смогла. Надеюсь, ты позаботишься о Нем, Цунаде.
Прошло то ли пару минут, то ли целые сутки, но ожидаемый конец, видимо, отменили. Я осторожно раскрыла глаза и посмотрела на Итачи, его взгляд с мангекю уходил подле меня, прямо на зеркала. Угасающий Аматерасу на них вогнал меня в полную растерянность и агонию. Он умел уничтожать эту тяжелую технику? Такое разве возможно? Остатком сил воли пришлось отогнать такую роскошь, как удивление и беспамятство. Я не могла позволить, чтобы техника защитной иллюзии досталась Акацки, я не могла позволить им снова встать на ноги.
Настроившись уничтожить зеркала обычным физическим ударом, я смогла разве что дернуться на шаг, как меня тут же рванули назад за хвост. Я вскрикнула больше от неожиданности, чем от боли, и злостно посмотрела на Итачи, успевшего обмотать кисть и запястье руки моими волосами.
— Далеко собралась?
— В преисподнюю, сразу после вас, — на границе нервного срыва огрызнулась я, набросившись на Учиху, и, учитывая кровоточивость уже и правого глаза, уязвленное место не пришлось долго выискивать.
Он был слишком занят тушением Аматерасу, чтобы полноценно вступить со мной в бой, и потому с небольшими препятствиями, царапая ему лицо, я добралась до одного из глаз и вдавила в него подушечку большого пальца.
Разрываясь от ненависти, Итачи повалил меня на траву, вдавил тяжелое колено в грудную клетку и прочно зафиксировал запястья у земли. Одну руку я успела вырвать из оков и даже опять царапнула острый подбородок, как ее снова определили к первой. Я из последних сил дрыгала ногами и пыталась вырваться, ведь беспомощность — синоним проигрыша, но враг на этот раз серьезно решил покончить со мной. После того как не обнаружил кинжала в ножнах, он поднял над моим лицом камень диаметром с кунай.
Картина послужила приговором, и я вмиг остудила пыл. Наблюдая за ним, у меня в голове не крутилась мысль «Ками, я умру» или «Я все же провалила миссию». Лучи и тени обеденного солнца на его лице создали собственную градацию и гармонию; порыв ветра взлохматил волосы; раздувающиеся ноздри и сжатые губы отображали неистовство; напряженные мышцы на шее и скулах выдавали нетерпение, и время будто остановилось, чтобы дать разглядеть великолепие нависшего и готового убить меня мужчины.
— Смертоносный красавец, — одними губами прошептала я, тем самым прощаясь, и тут же стыдливо замолчала, заметив, как он прочитал это.
— Не убивай ее, Итачи! Она моя! — крикнул Саске, сдирая остатки смолы и вытирая лицо. Изображение с ним я подцепила лишь одним глазом и, не теряя больше времени, сделала рывок к повернувшейся в три четверти голове Итачи и укусила его за ухо своим заточенным для дзюцу вызова клыком.
Надорванный хрящик хрустнул во рту, а когда Учиха отпрянул, то и вовсе превратился в кусок отрезанной плоти. Схватившись за раненое ухо, мой враг ослабил хватку и привстал на коленях. Пользуясь моментом, я выбралась из-под него с ощущением, будто мне такое позволили. Не выпрямляясь во весь рост, я громко выдохнула и взглянула на того, кто минуту назад сидел сверху, вооружившись булыжником. Его ровные брови сошлись на глаза, выражающие ничто иное, как нетерпимость и жажду мести.
Пусть моя усталость и выдавалась дикой дрожью в ногах, и имелось неутолимое желание упасть и заснуть недели на две, но я гордо подняла голову и на глазах Итачи прожевала кусочек хрящика с таким видом, будто у меня во рту лучшие лакомства феодала. А для полного эффекта, даже губы облизала с наслаждением, вытирая с них несколько капель крови.
— С салатом было бы вкуснее, — как бы оценила я, лишь после понимая, насколько далеко зашла своей выходкой, когда окружение поплыло, и рассмотреть можно было лишь его глаза. Глаза с мангекю-шаринганом.

Глава 3

Нежданная пустая чернота окутала все живое во мне: сознание, ощущения, мысли. Я будто падала в бесконечность и небытие. Невыносимо долго и психологически убийственно. Не чувствуя тела и живого потока в нем. Ощущение нескончаемой войны не за жизнь, а за душу обвивало крепкими жгутами напряжения и тяжести.
Когда в черный добавились новые краски и свет, я смогла оглянуться. Та же знакомая поляна, только с деревянным столом посредине, к которому руками и ногами в форме звезды было привязано мое тело то ли лозой, то ли толстой проволокой. Из-за отсутствия цвета мало чего различалось, разве что небо, которое залили раздражительно-красным.
— Ты ведь понимаешь, где сейчас находишься? — У стола будто телепортом появился Итачи и, не наклоняя головы, посмотрел на меня. — «Когда у меня есть доступ к сознанию, я превращаюсь в мысли». Так ты говорила?
Нет. Только не гендзюцу. Я в теоретических знаниях не очень с ним знакома, а тут тяжелейшая форма техники иллюзий — цикуеми. Многие говорили, что смерть, по сравнению с ним, может показаться легким отдыхом, потому как здесь одна секунда готова превратиться в мучительное столетие. Мне оставалось беспомощно гадать, что приготовил для меня Итачи, и проклинать саму себя за оплошность.
— Я не боюсь тебя, — просочился мой хриплый голос. Я боялась лишь смерти, точнее бросить то, что меня удерживало в настоящем мире.
— Этим ты мне и нравишься, — шепот прозвучал шуршащим эхом со всех сторон, и по его затишью мое тело, не распарывая прутьев, мгновенно перевернулось со спины на живот. Блузка на ней добровольно разошлась в стороны, что и заставило меня максимум насторожиться, ведь голая и уязвимая спина — это уязвимая зона. Я не могла ее видеть — он мог рассмотреть любой шрам и родинку, я не могла ее коснуться — он мог ее расцарапать, изрезать, снять кожу.
Заботливо убрав волосы и остатки одежды в сторону, он теплыми пальцами прикоснулся к шее, спускаясь по линии позвоночника. Я импульсивно вздрогнула и покрылась мурашками, было такое ощущение, что он желает сделать яркий контраст ощущений. После нежности облить ледяной водой, например.
Горячая ладонь легла на правую лопатку, приятно потирая кожу. Дальше по изгибу, скользнула на бок, в область ребер. Касания почти принуждали меня расслабиться, но сознание не могло выработать доверие к экспериментам сего человека. И только я позволила себе такой промах, как острая боль пореза потянулась по коже, подобно расходящемуся шву тонкой ткани. Спонтанность буквально вырвала из моей глотки крик с последующими сжатыми стонами от новых, более щадящих, поверхностных ранений.
Волосинки на коже заметно встали дыбом, я не знала, чего ожидать от своего специфичного палача, и натянутое ожидание пугало больше, чем сама боль. Рефлексы недоброжелательно возмутились от прикосновения холодного лезвия, оно рисовало гибкие линии и различные узоры, лишь царапая кожу, но я шумно выдыхала при каждом продвижении на сантиметр. Опасение нового пореза вливало свой алкоголь в далеко не приятные предвкушения.
Нужно было выбираться из иллюзии, но я понятия не имела как. Я видела единственный выход освобождения, но относила его к ряду паранойи. Пробуждение лишь с позволения тюремного владельца.
Прогулка холодного метала по спине сопровождалась нежными прикосновениями его кисти, что вызывало противоречивые нестандартные чувства полной безопасности и вершинной настороженности. Когда он начал искусно мять плечи, то я почти не заметила появление новой ссадины на правом предплечье, все было настолько странно и… неправильно. Я уловила себя на мысли, что от его действий получаю наслаждение. Это рушило мои правила и устои. Меня нельзя было провоцировать, потому что после трехгодовалого периода без секса я способна возбудиться даже от дружеского рукопожатия.
Широкая кисть поплыла дальше, вниз, под обтягивающие штаны, по ягодицам, к чувствительной зоне меж ног. Настолько быстро он углубил палец, что вместо возражений поплыли предательские стоны годами ожидаемого экстаза вместе с его сладким именем:
— Итачи, ты что… — договорить вопрос мне не дал новый хлыст боли в области ребер. Я закричала и, закатив глаза, закусила губу, когда он снова начал двигать пальцами внутри меня. Мне подумалось, что с такими успехами я вскоре буду умолять о своем полном четвертовании, ведь мучения от его рук были слишком уж приятными.
Одежда ниже пояса убралась так же аккуратно, как и предыдущая. Не могла поверить, что подобное со мной и Учиха происходило вновь. Я всегда считала произошедшее в далеком прошлом, но никак не в предстоящем.
Его пальцы настойчиво раздвигали меня изнутри, постепенно увеличивая свое количество до того момента, пока я не была, казалось, натянута до предела. Спина гудела от кровоточивых повреждений, а теперь и там, внизу, тянулась густая боль, и я призналась сама себе, что это самое прекрасное ощущение, которое было испытано мною за последнее время.
Действия, будто по заданному плану, быстро сменялись другими. Вытащив пальцы, он размазал мою же жидкость по ранам, по причине чего я сцепила зубы и изогнулась, пытаясь избежать касаний. Горячий, буквально обжигающий язык прошелся следом, и я неожиданно вскрикнула громче, чем все разы взятые. Поток вулканического возбуждения взорвался и наслаждением потек по жилам, образуя затвердевшую магму в них.
На несколько секунд мое тело онемело, будто организм самостоятельно решил сохранить все данные о незнакомом состоянии, чтобы в дальнейшем изучить и обследовать. И этого времени моему извращенному Учихе хватило для того, чтобы забраться сверху и раздвинуть мои внутренние стенки своим твердым, налитым желанием, членом. Все глубже и глубже он пробирался жадно и нетерпимо, будто подобное ожидал уже несчетное количество времени. Я же застонала от выжигающего блаженства: я такое, похоже, ожидала всю жизнь.
Итачи. На языке крутилось его имя каждый раз, когда с губ срывались стоны. Он не идеальный любовник, как думала раньше, а искусное божество сладкого плотского наслаждения. Волна за волной накрывала меня, как одинокий поплавок океана, пытаясь утопить, опустить на дно, заставить подавиться и захлебнуться изнурительным удовольствием. Полукольцо из его руки обняло и стиснуло шею, призывая голову податься назад. Шумное дыхание облизнуло висок:
— Пусть это клеймо будет полноценным обменом, — предложил он и беспощадно вцепился в край уха.
Мои глаза зажмурились, когда жуткие ощущения рвущегося уха сжали в объятья, и я даже немного улыбнулась, услышав его хруст на зубах Учихи. Он действительно псих.
В следующие два часа он проделывал со мной похожие трюки, уже перевернув на спину. Желание увечить мое немощное тело вливало свои оттенки в богатую палитру страсти, а я извивалась, кричала, мучилась, страдала, но больше всего хотела. Казалось, я всегда стою на грани наслаждения, на пороге оргазма, только ступить в новый вид состояния мне не было дозволенно. И я нескончаемо варилась в жаре крови и безумии дивного сумасшедшего мира, который казался магическим запретным заклинанием.