Свидание с предателем

Серый огонь взбунтовавшихся глаз,
Зрачки режут воздух точно клинки,
И на него неподвижно глядят
Мертвенным взглядом своим фонари.

Быстро уходит, была не была,
Он ли, не он, как такое понять?
Лишь незаметно за ним проследив,
Можно былого в нём угадать.

Да, не узнать невозможно его,
Вмиг нырнуть в мрачный, как сажа, квартал,
И ухватить впопыхах за плечо,
Рукой, что трясётся: Дейдара, узнал?

И дрожь по телу – как от ножа,
Дёрнется бешено – только сильней,
Крепче ещё его тело прижать,
Так, чтоб от этого стал он нежней.

И утонув вмиг в бордовых тонах,
Крикнет подрывник коронное: «Кац!»,
Только вот пальцы как надо не сжав,
Значит, согласен, в который раз?

И вновь бесстыже чьи-то глаза
Будут смотреть из тёмных щелей,
И по руке поползёт рука
Белой змеёй, и так уснёт в ней.

Медленной лаской язык пробежит
По гладким дорожкам точёных скул,
А за углом вдруг забрезжит
Подвыпивших стражников смешанный гул.

Слово страшное есть "нукенин",
Даже детей вырывает из снов,
За голову каждого щедро платить
Любой правитель всегда готов.

И застонав в приоткрытый рот,
Итачи резко сужает круг,
Кистью взмахнув, словно крылом,
Дейдару ловит сплетением рук.

Но, пережив мимолётный шок,
Тот быстро кормит свою ладонь,
И над людьми, словно грозный рок,
Алым цветком взлетает огонь.

Красных теней нет в одеждах его,
Только лишь чёрные - просто дань
Славному прошлому, где живёт
Гибельных алых соцветий печаль.

Вырвавшись вдруг из сладостных пут,
Не обернувшись, Дейдара идёт,
И понимает Итачи: "В бордель",
И понимает, что снова придёт.

Слово убийцы - железный закон,
Но вот молчанье - ещё важней,
И, улыбаясь, Учиха бредёт
В сладко уснувший уже мир людей.

Трупов разорванных бахрома
Ярким узором свисает с крыш,
А на земле - фигурка одна,
Птичка из глины, Дейдары фетиш.

И вспоминает Итачи опять
Привкус солёных от страха губ
И блеск искристый холодных глаз,
Прикосновения тёплых рук.

Подслеповато щурит глаза
Он, заплетая вновь пряди в хвост,
Прячет усмешку на тонких губах
И выпрямляется – в полный рост.

Вновь Кисаме не расскажет о том,
Что он увидел и как страдал,
И повернувшись к Итачи, свинцом
Наполнит свой голос: «Итачи-сан…»

А на красивом бездушном лице
Не отразится и проблеска чувств,
И в ту секунду мечник поймёт:
Напарник его как обычно пуст.

И облаков кровавая мгла
На чёрном небе плаща зацветёт,
Нет, не поймёт Кисаме никогда,
Как сердце Учихи, сгорая, поёт.