Связка ключей. 2.2.1 Умалчивая.

Примечание: Символика паутины совпадает с символикой ткани: когда-то считалось, что паутина плелась как ткань. Как и веретено служит символ хрупкости, мимолетности человеческой жизни. Паутина также может быть символ человеческой бренности.



Микото в тот вечер застала сына перед зеркалом. Если бы на открытых участках тела юноши не было ссадин, а местами серьезных ранений, женщина посчитала б, что младший сын тешил свое самолюбие рассматриванием себя любимого. Но на самом деле ниндзя пытался таким образом увидеть повреждения на спине и продезинфицировать возможные источники заражения. Даже если больно, он должен проделать сию процедуру. Хоть что-то за столько времени, по мнению госпожи Учихи, не выветрилось из Саске.
Многие годы главу клана не удивляло увечье сыновей, они – шиноби, а значит, их тела тоже могут сломаться, словно кунай, ведь если оружие – инструмент в руках ниндзя, то люди под властью случая и политики. Кому как не жене Фугаку знать об этом лучше всего.
– Давай я, – предложила женщина, поставив сумки с продуктами на пол, ужин может подождать.
Куноичи взяла из рук сына мазь и, немного выдавив на пальцы, начала легонько втирать её, попытавшись не причинить лишних страданий юноше: его болевой порог слишком низкий, а потому каждое лечение раны было подобно пытке.
Шиноби никак не решался начать разговор: он боялся поднимать тему, где ему придется лгать. Скрывать настоящего себя перед матерью ниндзя давалось сложнее всего. Она так легко читала его в детстве, и пикапер был уверен: свое мастерство Микото не растеряла. Долгое время юноша подозревал, что мама не повелась на его игру – просто решила оставить без комментариев.
– Разве ты не должна сказать, какой я плохой сын? – полушепотом начал младший из сыновей Фугаку, посчитав, что образ Саске-дурачок не смог бы выдержать такой длительной тишины. – И разочаровал тебя, – Учиха попытался повернуть голову к пока молчавшему собеседнику, но резкая боль, появившаяся в тот момент, вернула его в исходное положение. – Поставить Итачи в пример и заставить тренироваться усердней.
Микото прекратила растирать мазь и подошла к аптечке, лежавшей неподалеку. Достав оттуда бинт, куноичи намеривалась перевязать самые глубокие ранения.
– Зачем мне говорить такие жестокие слова? – поинтересовалась женщина, избавляясь от старых марлей. Во многих местах отчетливо было видно пятна крови, значит, некоторые из ранений еще могут легко открыться. – Ты – это ты. И несправедливо просить тебя быть кем-то другим.
Жена Фугаку вела себя спокойно, словно не замечала, как сильно был изранен сын, более того, она не пыталась выяснить, откуда появились увечья, просто делала то, что могло помочь её ребенку. Конечно, женщина могла сказать: «Береги себя», но это он знал и без лишнего сотрясания воздуха, а если попал в такое положение, другого выхода не было.
На самом деле Микото не строила великих теорий заговоров, но на протяжении долгих лет отказывалась верить во все, что говорили о Саске за пределами дома. В конце концов, лучше матери никто не знает своего ребенка, а потому она не упрекала ниндзя.
– Раны заживают, но стоит сходить в госпиталь, чтобы проверить, все ли хорошо.
Шиноби не видел лица говорящей, но был уверен, сейчас она улыбается. К сожалению, обладатель шарингана давно выучил мамины маски и понимал, что скрывается под милым выражением лица. Этот навык глава Учиха не раз использовала на советниках, обводя их вокруг пальца, заставляя недооценивать женщину.
– Угу, – кивнул генин, и отражение в зеркале последовало его примеру.

На следующий вечер.

Микото едва не уронила нож, когда на кухню зашел младший сын. Сегодня утром женщина отослала его в больницу проверить, нет ли осложнений. Но когда ребенок – для главы клана он навсегда останется малышом – вернулся потрепанным, словно после очередной драки, куноичи посчитала, что Саске умудрился подарить розы медсестре, у которой был ну очень ревнивый парень. Когда-то такое уже случалось.
– Сакура, – коротко ответил генин, сев за стол. – Она неправильно поняла мои намерения, – решив не скрывать правду от матери, сразу же сознался юноша. Кто как не мама знает: Харуно просто так не бьет, её пинок нужно заслужить, точнее, хорошенько насолить дочери Четвертого.
– В который раз, Саске, – вздохнула жена бывшего главы клана, вытерев руки о кухонное полотенце. Кажется, сегодня она тоже воспользуется своими знаниями в оказании первой помощи.
– Но я ведь ничего не сделал, – оправдывался шиноби, положив голову на стол.
Да хоть сотню раз говори, что он хотел помочь ей с малышней, никто не поверит такому Саске. Потому, притворившись умирающим принцем, Учиха пытался оттянуть свое путешествие в госпиталь. Медики сразу поймут, что потрудился над ним профессионал, а не уличные бандиты. Так ученица Цунаде без обследования заметила нечистое. Это можно было понять по серьезному взгляду Харуно, с которым она говорила о его навыках, а если за дело возьмутся основательно, наверняка не избежать длинных объяснений, а они уже, естественно, перерастут в подозрения.
– Наверное, с двенадцати, – подумала вслух Микото, принося в комнату вчерашнюю аптечку.
– Что с двенадцати? – убито поинтересовался юноша скорее из желания привлечь внимание к своей персоне, нежели из любопытства.
– Ты перестал ладить с Сакурой-чан, – попутно доставая баночку с дезинфекционным средством, ответила куноичи. – Тогда ты в первый раз получил от нее за распускание рук, а может, тогда… – глава клана на несколько секунд умолкла, таким образом попытавшись отвлечь сына от самобичевания. – Кажется, подарил розу другой девочке… Скорее всего.
– Не помню, – все так же отстраненно ответил Саске, отворачиваясь от матери, ведь обычно так начинается длинный разговор о прекрасной Сакуре и ужасном младшем наследнике Фугаку, потерявшем доверие столь прекрасной особы.
– На самом деле это неважно, – улыбнулась Микото, взяв ладонь сына: свежие царапки на косточках свидетельствовали о недавнем появлении, день-два назад. – Вы еще совсем молодые, успеете десятки раз поссориться и помириться.
– Не буду я с ней мириться. Зачем мне друг, для которого я лишь груша для битья, – надувшись, Учиха повернул голову к собеседнице. Он совсем забыл, что так ей хорошо будут видны новые царапины на лице и шее – сегодняшние отметины.
Женщина лишь улыбнулась. Если бы её сынишка говорил правду, то вряд ли бы на шее продолжала висеть цепочка со знаком клана – Саске не мог забыть, кто её подарил. Слишком много связывало сей предмет младшего брата Итачи с маленькой девочкой, в раннем возрасте потерявшей семью.
– Может жечь, – предупредила Микото, обрабатывая рану.
Саске кивнул, отмечая про себя, как легко мама вела непринужденный разговор, оставляя собеседника с чувством удовлетворения. Наверняка она использовала это качество в управлении кланом.
Во второй раз за неделю ужин в главном доме Учиха подали с опозданием.