Сын Нового Времени

И в небе твоем грязной силою отражались смерть и слово. Уже давно не шла та «великая война», в которой по сути никогда не было ничего великого и правильного. Сложнее всего пришлось старикам – тем, у кого в конце концов не оставалось надежды. Было сложно рано или поздно потерять веру и, проклиная, продавать свой «дух огня» за новую жизнь, за новое рабство. У их детей надежды и духа не было с рождения.
В мире его утопии было невозможно спать. На Коноху словно навечно опустилась ночь – беспросветная, безнадежная, беспричинная. Мир застывал на глазах – без солнца, но в бесконечном жаре, как при кипящей духоте в воздухе. Небо застилало черным огнем Аматерацу. Даже не поднимая глаз, мир знал – Учиха всегда смотрит.
Иногда небо просто убивало. Лишало жизни по тем или иным причинам: либо шиноби был слаб, либо бесполезен, либо слишком строптив. Мало кто решался сопротивляться системе. Мало кто решался поднимать глаза к черному солнцу. Иногда правящий клан убивал, считая наглостью и вызовом взгляды «глаза в глаза». Глаза в небо.
Птицы никогда не улетали. Половина вселенной была словно накрыта черным как ночь шаром, и выйти за приделы или хотя бы дотронуться - было невозможно. Многие пытались. Именно в череде бесполезных попыток и погибла большая часть сильнейшего предыдущего поколения. Узумаки Наруто был последним, кто попытался. Первым и единственным, кто покинул замкнутый сектор. Но он не вернулся, и не вернулась надежда. Коноха провалилась в рабство, мир поглотил дикий ужас, словно над людьми больше не существовало ни неба, ни солнца, ни космоса. Словно деревня провалилась под земную кору, и была погребена там навечно, окруженная огнем и ненавистью…
Все, чем жило новое поколение – это боль и легенды. Историю писали победители. И тех, кто мог поведать о реальных событиях, с каждым днем становилось все меньше. Да и те – молчали.
Пустота всегда губительна. Чернеющую глушь окружала гробовая тишина, не было звуков, не было даже ветра. Еще более печально становилось от вида выжженной травы. И редкие камни былых могильных плит никак не догорали и не исчезали полностью. Огонь не потухал тут никогда. Почти выжженное кладбище было единственным местом, в котором чувствовалась та, старая жизнь. Саске любил находиться в этом месте. Здесь было проще ненавидеть черное пламя и чувствовать себя потомком действительно великого рода. В свои шестнадцать лет он был переполнен ненавистью. И многие жители деревни не любили его, говорили, что имя, подобранное его отцом, обрекало мальчишку и всех, кто был рядом, лишь на боль и бесконечную жажду. Узумаки Саске жаждал мести. Казалось, в этом мире настала кульминация несправедливости. В сердце ребенка не было света. Света не было уже ни в одном сердце, но не каждый взращивал в себе черноту. Он ненавидел все вокруг, более всего – свое имя и человека, в честь которого его назвали.
Саске сильно рисковал, приходя на это кладбище каждый день. Ежедневно на Коноху с неба проливался огненный дождь. Черные огненные капли убивали все живое на этой земле, уничтожали, даже не оставляя пепла от случайной жертвы. Так клан Учиха не давал забывать о себе и о силе своей воли. Люди никогда не отходили от своих домов или рабочих зданий дальше, чем на двадцать метров. Каждый шаг был огромным риском. Жизнь становилась невозможной, но умирать было все же страшнее. Наполненные злостью и безысходностью, люди существовали и умирали с мыслью о том, что кто-то за пределами этого ужаса наслаждается своим бесконечным могуществом.
Сеске никогда не боялся дождя, словно бросая вызов, словно поджидая смерти. Никогда не прятался и никуда не спешил. Но небо хранило его… Стоило мальчишке переступить порог дома, вернуться с прогулки в любое время суток, как за его спиной, уже за закрытой дверью, на мир обрушивался смертельный ливень. Небо давало ему шанс жить, возможность не быть убитым.
Ребенка Оранжевого Лиса ждало большое будущее, в котором был виноват не он. Но у каждого есть выбор – так всегда учил старик Неджи Хьюга, погибший во время осады черного шара. Саске вырос в кругу сильнейших учителей, он видел все их смерти, видел отчаянье в глазах тех, кто не имел права отчаиваться. Именно это порождало его ненависть, именно это придавало ему сил.
Теперь только бесполезный и вечно пьяный Шикомару оставался с ним, он должен был приглядывать за ребенком – обещал отцу. Но на деле вышло наоборот, за самим Шикомару порой приходилось приглядывать как за ребенком или умалишенным. В те нередкие минуты, когда последний из клана Нара напивался до безрассудия, Саске просил его рассказать все, рассказать правду. Молодой блондин, почти точная копия старшего Узумаки, каждый раз слушал эти истории, и каждый раз его сердце наполнялось еще большей ненавистью. А Шикомару рассказывал и каждый раз ронял слезы, а казалось ведь, что они давно уже были выплаканы все. Но ленивый старик наутро никогда не помнил о своих рассказах. И он не знал, что так часто, почти регулярно, нарушал обещание и последнюю волю Наруто. Узумаки старший так хотел, чтобы его сын просто не знал, просто жил… Пытался жить.
Каждый новый день всегда приносил старые страхи, и разочарования никогда не заканчивались. Саске никогда не заводил друзей. Опыт его отца давал достаточные основания не доверять ни одному ублюдку. Блондин никогда даже не здоровался ни с синеволосой Инузука, ни с высокомерным Яманака... В Конохе оставалось все меньше людей, готовых обрекать своих детей на такое несветлое будущее. Его поколения уже практически не существовало, их было всего семеро, и трое из них никогда не выходили на улицы. Долбанная шизофриничка Тен-Тен никогда не выпускала из дому своих двух дочерей, которых назвала мужскими именами. Ли и Гай были единственными людьми, которых Саске жалел больше, чем себя. На самом деле он никогда не думал, что хоть кто-то из живущих в проклятом секторе, заслуживал другой жизни. Иногда он оправдывал действия клана Учиха, за что сгоряча еще больше себя ненавидел. Он словно действительно чувствовал связь… Такую необъяснимую связь с вечно наблюдающим черным небом.
Иногда Саске снились жуткие сны, в которых он находился вне черного шара Аматерацу. Ему снилось, словно он – хозяин этого огня, словно от его воли зависит жизнь всего живого. Он находился как бы сверху, над этим невыносимым пеклом. Он видел внизу, сквозь огонь, своих малочисленных близких и знакомых: старейшину Шезунэ, пьяницу Шикомару, там были все те люди, которые сражались вместе с его отцом и продолжали жить. На самом деле это было несправедливо – когда они продолжали жить и не бороться, в то время, когда его отца уже не было. И Саске не пытался снять проклятие с деревни. Он смотрел и злился, ненавидел все вокруг, чем лишь подогревал мощь черного пламени. И на измученную землю лился дождь с неиссякаемой и неуемной силой. И прямо в спящем своем сознании он слышал тихую ухмылку: «Ты совсем не похож на него, мой Саске»…
Узумаки просыпался в поту, его на долю секунды снова посещало непонимание. И он ненавидел судьбу за то, кем была его мать и кем были они – оба.
Он снова стоял на тлеющем кладбище. И не мог понять, не мог разобрать в себе сложнейший пазл. И загадкой являлся лишь он сам и его сущность. Он хотел всего лишь понять, кем являлся на самом деле и какова его судьба. Он был готов к ответам, не смотря ни на что. Готов был сделать любой, даже необдуманный выбор. Выбрать между белым и черным стало бы для Саске просто – он бы кинул монетку.
Вчерашний сон был вызван очередным рассказом Шикомару. В последнее время Саске все чаще снились эти сны. Возможно, с ним говорил отец. А, возможно, подсознание просто выдавало свое окончательное решение.
Он ненавидел. Стоял на этом кладбище и глазами выискивал горящую могилу, одну из многих таких же. Его мать была шлюхой. Глупейшей женщиной, и только так Саске воспринимал ее после рассказов пьяного ветерана. Такой как Сакура Харуно не было места рядом с ее отцом. Саске просто не мог понять такого недостойного выбора. И во всех своих бедах, во всем своем зле, во всей своей ненависти юный Узумаки винил лишь ее одну.
Шикомару всегда начинал свой рассказ с троих людей: Сакура Харуно, Саске Учиха и Наруто Узумаки. Они были легендой, они обладали невозможной силой и бесконечной волей. Все, кроме Сакуры. Было бездушно так ненавидеть свою мать, учитывая, что они даже не были знакомы. Когда Мировая Война шиноби утихла, когда казалось, что не будет потерь и не будет боли, когда казалось, что свет победил тьму, когда Пятеро Каге объявили о том, что можно продолжать жить… Тогда Сакура Харуно стала женщиной клана Узумаки.
Саске не поверил ни оному слову Шикомару о том, что эти двое могли быть счастливы вместе. Немногие знали, что ей снились страшные сны. Но после войны тяжелые ночи должны были быть у всех. Невозможно убить или вдеть смерть и выспаться одновременно. Сакуре снились ужасные вещи, словно демон приходил к ней во снах и бесконечно насиловал, в кровь, в слезы. Но днем мать и отец бывали счастливы. А потом на свет появился он. В клане Узумаки стало на одного больше. Во время родов Сакура умерла. А сына назвали Саске, никак иначе. Дружба умирает последней – Наруто продолжал так думать. На следующий день мир затянулся черной пеленой. С тех пор Коноха была окружена огнем, а Наруто каждую ночь снились черные глаза его единственного сына. Шикомару ронял слезы и рассказывал, как в редкие минуты отчаянья Наруто ненавидел своего ребенка.
Саске и правда никогда не чувствовал любви. Хотя для Наруто он оставался единственным смыслом жизни, но ребенок чаще воспринимался как солдат, которого надо успеть научить всему. В пять лет Саске впервые увидел смерть. Отец взял его с собой, когда организовывал очередную осаду Аматерацу. Детство кончилось, когда черное пламя поглотило без остатка дядюшку Сая. Хотя, возможно, детство никогда не начиналось.
Отец никогда не прощался с Саске, уходя на миссии. Наруто жил скрытой жизнью, неясной целью – просто уходил. И все знали, что лишь он один продолжает бороться. Всю свою сознательную жизнь Саске провел с Шикомару и Чоуджи. Они так и не женились, не завели семью. У Шикомару была когда-то давно внебрачная дочь, да и та сгинула в случайной песчаной буре. В конце концов судьба сложилась так, что любить было просто некого. Никто уже и не умел, не помнил это чувство.
Это рождало лишь ненависть. Жизнь дарила лишь боль и злость, и ради чего-то другого существовать просто не было смысла.
«Я знал, что ты нуждаешься во мне. Ведь я снюсь тебе отчасти потому, что ты этого желаешь».
Над пламенем ощущения свободы и вечности настолько сладки…
«Я всю твою жизнь жду минуты, когда ты будешь готов. Принять себя и меня..»
Голоса демонов так сладки и убедительны. Лишь им можно верить. Сила в словах заставляет бояться.
«Ты можешь делать все, что пожелаешь. У тебя уже есть все, чего ты только можешь захотеть».
Ты ощущаешь телом ту силу, которую голос может дать. Ощущаешь власть, которую может даровать лишь истинный отец. Ощущаешь надежность.
«Тебе нужно лишь протянуть руку. Ты можешь быть выше всего этого. Ты можешь решить судьбу сотен людей. Можешь управлять. Убить или освободить».
Слова из вне словно те, что звучали всегда в глубине собственного сознания. Каждый день он сам мысленно играл с жизнями, представлял, как играет.
Трое в одном. Сильнейшая смесь с губительнейшим, худшим из всех возможных, содержанием. Молодое. Зеленое и прогнившее яблоко…
На месте бывшего кладбища догорали каменные плиты. Вокруг, на сотни километров, нигде не существовало жизни. В черном огне был заключен единственный источник тепла и света. У нового поколения никогда не было другой надежды. Дух огня навсегда воспылал черным...