Танцы под луной
Категория: Юмор
Название: Танцы под луной
Автор: O.Kiro
Фэндом: Naruto / Наруто
Дисклеймер: всё принадлежит Кисимото.
Жанр(ы): Юмор, AU, Songfic, Стёб
Персонажи: Ирука Умино, Какаши Хатаке, Гай Майто, Генма Ширануи, Ибики Морино, Анко Митараши, Асума Сарутоби, Куренай Юхи, Хирузен Сарутоби (Третий Хокаге)
Пэйринг: Ирука/Какаши, Асума/Куренай
Рейтинг: G
Предупреждение(я): OOC
Размер: Драббл
Размещение: только в виде ссылки, уже размещён на фб
Содержание: Как скромному учителю завоевать звезду всего поселения? Главное, не слушать ничьих советов и остерегаться таинственных подарков незнакомцев.
Автор: O.Kiro
Фэндом: Naruto / Наруто
Дисклеймер: всё принадлежит Кисимото.
Жанр(ы): Юмор, AU, Songfic, Стёб
Персонажи: Ирука Умино, Какаши Хатаке, Гай Майто, Генма Ширануи, Ибики Морино, Анко Митараши, Асума Сарутоби, Куренай Юхи, Хирузен Сарутоби (Третий Хокаге)
Пэйринг: Ирука/Какаши, Асума/Куренай
Рейтинг: G
Предупреждение(я): OOC
Размер: Драббл
Размещение: только в виде ссылки, уже размещён на фб
Содержание: Как скромному учителю завоевать звезду всего поселения? Главное, не слушать ничьих советов и остерегаться таинственных подарков незнакомцев.
Морино вот уже третий час слушал нытьё Ируки. Не то, чтобы он специально искал встречи или они состояли в дружеских отношениях с сэнсэем, просто вышло так, что оба оказались в одно и то же время в одном и том же пабе, а Умино, будучи не совсем в трезвом состоянии, искал кому бы на уши упасть. Ну и нашёл. И упал. Буквально. Плюхнулся на стул рядом, равновесие не удержал, накренился и прямиком на ширинку мастеру пыток и приземлился, тут же вызывая сдавленные смешки в стиле: «Ну что вы, Ирука-сэнсэй, хоть бы людей постыдились и до дома обождали», однако один грозный взгляд сделал своё дело и окружающие мигом утихли.
Ибики в душе не соотносил почему именно на его тяжёлую долю выпала всем пыткам пытка, когда в зале и без него было полно любителей потрещать на мирские темы, но, судя по всему, этого не знал даже сам Умино. Что ж, деваться было некуда, все пути отступления оказались перекрыты, стратегия терпела фиаско под напором очередной пиалочки крепчайшего сакэ за чужой счёт. В целом, ситуация была бы вполне терпимой, если бы только учитель не налакался до синих огурцов и не завёл шарманку, о которой было известно доброй половине шиноби кроме одного небезызвестного гения, далее единственного своего видимого глаза не смотревшего априори.
— Может напрямик ему сказать? — не выдержал напряжения мужчина.
— Ты что предлагаешь? Пойти и прямо предложить потрахаться? Это же Какаши! За ним пол Конохи бегает, а остальная половина на карачках ползёт следом на собственных слюнях, — сокрушался Ирука.
Морино покивал неопределённо, сакэ подлил и сделал вид, что крайне увлечён и сосредоточен на беседе, хотя дай ему волю — он бы прямиком сейчас да пилюльку с ядом выпил с удовольствием, лишь бы больше не слышать ничего о Копирующем, который у него за этот вечер успел засесть в печёнке благодаря тому же вездесущему чунину.
— Вот ходит он весь такой, — мечтательно сощурился сэнсэй, — сексуальный туда-сюда, отчёты сдаёт, задницей виляет, соблазняет, а мне — страдай! — опять вздох.
«Хоть напал бы кто сейчас», — подумал Ибики и покосился в сторону двери, а потом воззрился на окно с надеждой. Эта зараза, дохнущая последней, не соизволила оправдаться. Пришлось мучиться дальше, пытаясь не особо сосредотачиваться на описаниях возвышенных чувств Умино к треклятому Хатаке. Воистину, об этом знали уже все, кому не лень, да вот только сам джонин даже и не догадывался, а Ирука, по натуре бойкий и стыдом не шибко обременённый, если дело не касалось его учеников, отчего-то не спешил уведомлять об этом Какаши.
В итоге, право тащить невменяемую тушку домой выпало всё тому же пыточнику. Принести-то он принёс, у входа свалил, дверь с обратной стороны закрыл и умчался оттуда, словно в пятую точку ужаленный, боясь, как бы сэнсэй не очнулся раньше времени и разглагольствования свои не продолжил.
На утро Ирука очень пожалел, что вчера не удержался да напился в слюни. А виной всему кто? Правильно. Хатаке, мать его, Какаши — объект воздыхания и восхищения, а так же зависти и коленопреклонения, один из сильнейших шиноби Конохи, да чего уж там, самый сильный сразу после Хокаге. Вот эта его сила и привлекала всех, кого не попадя, заставляя бедного учителя страдать от неразделённой любви. Единственное ему, как бальзам на душу, был факт того, что сам Копирующий ни с кем отношений никогда не заводил и явно не собирался, но оно же и обрубало на корню все стремления сэнсэя к большому и чистому… К сексу. Уж как он хотел джонина — слов нет, ни в сказке сказать, ни пером описать, но и тут крылась одна проблемка. Говорили, что Какаши всем активам актив, загнуть его никому не удавалось ни разу, а уж как хотелось сделать это Ируке… Повздыхав над своим горем, он всё же с пола по стеночке поднялся и отправился приводить свою физиономию в некое подобие благопристойности, ибо работу никто не отменял.
Явившись спозаранку в штаб, как самый целомудренный и ответственный работник, первым, Умино с ходу наткнулся на лежащую на его столе коробочку голубо-серебристую с таким же бантиком. В подобные обычно кольца кладут и руку с сердцем предлагают. Не почуяв от подарка опасности или зловредной ауры, он рискнул бантик снять и картонную крышечку приподнять. На белом атласе покоилась брошь восьмиконечная, напоминающая своим видом звезду, в центре с овальным алым камнем, а на обратной стороне скрипичный ключ выгравирован. Ирука взял брошь пальцами, повертел, к глазам поднёс — ничего особенного, никакой посторонней энергии или чакры, вложенной в украшение, не наблюдалось. Он пожал плечами, вернул дар на место и отложил в сторону, не придав этому значения. Если бы даритель хотел быть обнаруженным, он бы какой-то намёк на себя оставил, а коли нет, то ещё не вечер, найдётся таинственный почитатель. К слову, этот поклонник сэнсэя ни капли не волновал, равно как его наличие или отсутствие, в сердце — и нижнем сердце тоже — навсегда засел лишь один человек.
Вскоре и остальные работники начали подтягиваться: разминали мышцы на ходу, зевали, перекидывались лениво фразами, словно сонные мухи, и занимали свои места. Раньше всех за миссией явился пышущий энергией и жизнелюбием Майто и, будто специально, прямиком к Ируке и приклеился, глядя на бумажки с заданиями, словно кот на сметану.
— Что ж вы, братцы, — голосил Гай так, что даже самые ленивые мигом проснулись, — такие кислые. Посмотрите, какое чудесное утро! Где же ваша сила юности!
— Во вчерашнем дне, — буркнул штабной с дальнего угла, но на него не обратили внимания.
Пока Умино перебирал бумажки в поиске предназначенной специально для Гая, тот вовсю «заряжал» окружающих позитивом, в народе же — бесил, но кто хоть слово ему скажет, у штабных с джонинами всё очень сложно: их уважают и слушаются, как старших по званию, а некоторые даже побаиваются. Хотя последнее к Майто никак не относилось, уж больно дружелюбным был, тут скорее все страшились, как бы он в своих объятиях не придушил, и старательно избегали подобного контакта. Наконец Ирука нашёл искомый документ с надписью «Разведывательная миссия» и выдал Гаю на руки, получив от того крепкое рукопожатие и ослепляющую улыбку. В прямом смысле, так как смотреть на белоснежные зубы без слёз было невозможно, всё равно, что на солнце пялиться в ясную погоду.
До полудня работа протекала своим чередом: приходили чунины, генины с руководителями, даже заскочила парочка джонинов — все брали свои миссии и удалялись без лишней канители. Но вот из коридора донёсся гул, топот и краткие переругивания, а затем в дверь ввалился отряд Гая, неся своего командира под белы рученьки, и мигом уложили его на диван в углу, предназначенный для ночных сменщиков. Один из отряда, оглянулся, прикрикнул на кого-то и ему тут же всучили в руки нашатырь, который мгновенно перекочевал под нос полубессознательного мужчины.
— Что случилось? — недоумевали окружающие. — На вас напали? Может в госпиталь?
— Да какой там госпиталь, — махнул рукой один из сокомандников Майто и полез другой в нагрудный карман, попутно продолжая речь. — Мы такое сейчас видели, что никакая медицина не поможет.
— Так что же такого произошло? Конохе грозит опасность?
Говорящий вытянул флягу из жакета, открыл, одним махом отхлебнул добрую часть, передал другому и только после судорожно вдохнул.
— Вышли мы значит из леса, смотрим — на поляне в кустах затаилась тройка шпионов из деревни Звука, ну мы распределились, уже собирались напасть и скрутить их, да тут это, музыка из неоткуда и… — он явно не знал, как описать произошедшее. — Командир-то, вышел вперёд и как запоёт!
— Запоёт?! — шокировано.
— Запоёт!
Штабные так и осели кто где, начали переглядываться настороженно, а затем недоверчиво воззрились на повествующего. Кто-то из новичков прыснул со смеху:
— Да ладно вам, шутки шутить, что на самом деле было?
— Вот как было, так и говорю, — фляга вернулась к своему владельцу, тот её опрокинул — ни капли не осталось, вздохнул. — Гай давай головой влево-вправо, пальцами щёлкает, ногами ритм отбивает и поёт: «Война, что в ней хорошего, совершенно ничего!», а потом… Потом… — и осел он рядом с Майто.
— А потом суп с котом, — покачал головой второй из отряда, видимо обладающий более крепкой нервной системой. — Так мы тоже, как заколдованные, против своей воли следом за ним пошли, и тоже в ладоши хлопали, пританцовывали и подпевали, всё о войне, — он нахмурился, вспоминая, и продекларировал: — «Войну! я презираю, потому что она означает разрушение невинных жизней. Война! означает слёзы в тысячах глаз матерей, когда их сыновья отправляются на сражение и теряют свои жизни».
— Задушевненько, — протянул ещё не пришедший в себя полностью Гай.
— Это ещё не всё, — невесть как нашедший заначку работников штаба джонин уже открыл непочатую бутылку и примеривался для глотка. — Те шпионы навстречу нам вышли: в глазах — ужас, руки дрожат, а сами идут и поют, черти, поют!
Тут выпивка понадобилась и остальным. В полном молчании по очереди каждый отхлебнул, главным образом Ирука, ему, не опохмелившемуся, было особенно гадко с утра, и алкоголь сейчас оказался, как нельзя кстати, ведь стоило представить танцующего Гая — там недолго и самому в обморок шлёпнуться, да и мысли начали проясняться.
— Чертовщина какая-то, — подумал вслух Умино.
— Вот-вот! — согласились с его мнением. — Ну мы там все танцевали друг напротив друга и хором так: «Война! Лишь разбивает сердца. Война! Друг только для гробовщика». Пока песню не допели — уйти не могли, а те шпионы бежали, как подкошенные, так перепугались.
— Может это дзюцу какое-то? Раз шпионы из Звука пришли?
— Не думаю, — наконец очухался Майто. — Они сами были поражены похлеще нашего. Тут что-то другое, — он задумчиво потёр подбородок. — Что-то сильное и неизученное.
— Надо бы Хокаге доложить, — покивал Ирука.
— Не получится, — вдохнул Гай, — мы ж к нему сначала, — услышал тактичное покашливание сбоку, — ну бойцы меня к нему, а там нет никого, стража говорит, что Хокаге занят и никого не принимает даже если на деревню снова девятихвостый нападёт.
— Дела-а-а…
Пока все думали, из раскрытого нараспашку окна с улицы отдалённо донеслась музыка, постепенно приближаясь. Охваченные предвкушением и нехорошим предчувствием шиноби тут же метнулись к окну и повысовывали головы наружу. С другого конца улицы по направлению к штабу двигалась самая настоящая процессия во главе с… Ирука прищурился, стараясь различить кто ж там топлес выплясывает впереди планеты всей, и не сразу признал без банданы и сенбона мастера акупунктуры Ширануи.
Генма, размахивая своей повязкой над головой, в окружении толпы девиц напополам с парнями, такими же полуобнажёнными, как и он сам, вышагивал, ритмично двигая бёдрами в такт музыке, изгибался и извивался похлеще, чем стриптизёрша на пилоне, при этом проникновенно напевая:
— У меня такой мальчик в трусах, и я не боюсь показать его.
Всё тот же новичок истерично икнул и отошёл назад, давая остальным больше пространства. Шиноби же едва не вывалились из окна, когда Генма запрыгнул на ближайшую скамейку, облизнул пару пальцев и провёл ими по телу от шеи до самой ширинки.
— Я секси, и я знаю, это! — закричал джонин, балансируя на тонкой спинке, и остальные внизу подхватили его движения.
— О чём я и говорил, — схватился за сердце Гай, которого тут же оттащили откачивать обратно.
Забрали его очень даже вовремя, потому что в этот момент Ширануи лёгким движением сорвал с себя тренировочные брюки, открывая присутствующим облегающие трусы расцветки «вырви глаз» с банановым принтом.
— Давай-давай-давай-давай, е-е-е, е-е-е! Покрути задницей, чувак! Покрути немного, чувак! — напевал, потрясая внушительной филейной частью Генма.
— Официально заявляю, в этой жизни я видел всё, — хихикнул кто-то сбоку.
А Ирука подумал, что неплохо бы выпить ещё. Он вырвался из плотной стены шиноби в помещение и прикусил нижнюю губу. Если так будет продолжаться, то вскоре город сойдёт с ума, надо срочно узнать, что это за дзюцу такое.
— А может и не дзюцу, — насторожился Гай, видимо поняв всё по его лицу. — Это может быть ещё и артефакт.
— Артефакт? — тут же заинтересовался Умино. — Но разве их все не уничтожили?
— Не уничтожили, — джонин выглядел растерянным. — Их в специальные шкатулки заперли и спрятали на всякий случай, а народу сказали, что избавились.
Тут-то у Ируки и ёкнуло что-то внутри. Он бочком, не привлекая к себе внимания — да и что там привлечь, когда снаружи такое шоу, — двинулся к своему столу, коробочку перехватил и в задний карман засунул. Подождав ещё немного, чунин едва ли не бегом вышел из штаба, направляясь в архив, что-то подсказывало, что скрипичный ключ на броши не просто для красоты. Но почему артефакт прислали именно ему? Вопрос.
Как он и предполагал, музыкальное сумасшествие постепенно охватывало деревню. Перебираясь из одного крыла здания в другое, чунин краем глаза в окна-то поглядывал, а увиденное совсем не радовало — песни-пляски охватили всех там находящихся — и даже придало ускорения до сверхзвуковой скорости. Ворвавшись в архив, отчего-то никем не охраняемый, Ирука сразу кинулся в самую дальнюю секцию с множеством замков и печатей, которые человеку знающему взломать, что раз плюнуть. Наконец искомые бумаги оказались в руках и он с головой погрузился в чтение. На руках у него действительно оказался артефакт, да ещё какой! С подвыподвертом и перевыподвертом.
«Артефакт проклинает первого коснувшегося и будет раскрывать истинную сущность всех, кого коснётся проклятый, пока его тайна не станет явной», — гласил зловещий документ, а Умино пожалел, что бутылку с собой из штаба не захватил. Присел, продолжил чтение: «Изначальное прикосновение любого человека должно быть осуществлено непосредственно напрямик к носителю проклятия», — дальше идут перечисления-примеры: руки, ноги, голова и так далее, и тому подобное-хуёбное, Ирука вслух выругался сквозь зубы и напряг зрение. «Далее оно распространяется подобно вирусу через любые контакты остальных инфицированных: тактильные или путём передачи предметов, задевания одежды», — остальной перечень читать не было смысла, итак понятно, что зараза передаётся едва ли не воздушно-капельным. Теперь условия. «Проклятие проникает в заражённого и, когда попадает в необходимые для его созревания условия, выуживает тайную суть, заставляя путём песни и танца раскрыться перед окружающими, и любой, находящийся в пределах трёх метров, независимо от своей воли, будет участвовать в этом процессе». Внутренний Ирука отчаянно захныкал, а сам сэнсэй приложился лбом о столешницу. Вот это он попал, вот это все влипли. По крайней мере теперь понятно, что произошло с Гаем после того, как он пожал ему руку. Хоть тот и бывалый джонин, но в душе крайне миролюбив и совершенно против войны, что отразилось в стычке с шпионами звука. Необходимые, ёпт, условия. А вот Генма, в жизни собранный и крайне сдержанный, будто блюдёт целибат, устроил настоящую вакханалию. Ну что ж, Ирука давно знал, что этот прохвост не так прост, в своё время даже пошутил на тему сенбона и скрытого желания подержать что-то во рту да пососать. Ага, пошутил, челюсть вон до сих пор ныла в дождю.
И тут Ирука вспомнил, что в штабной они по кругу все с бутылки одной пили, и по спине пробежался холодок. Он вновь уткнулся в злосчастный свиток, сверля тот глазами, словно это могло помочь избавиться от проклятия, но, как назло, попадались лишь малоинтересные факты, например, что артефакт поражает исключительно взрослых и половозрелых, детей и подростков это безумие не задевает. Ну и то хорошо, решил Умино, ибо, зная своих учеников, вполне мог представить какой атас те бы исполнили. Развернув рукопись до самого конца, он внизу заметил мелкий шрифт, такой, что и лупа бы сломалась в попытке увеличить, но правильно применённая техника и тут пришлась впору. Финальная строка, издеваясь, ознаменовала: «Проклятие будет снято тогда и только в том случае, когда носитель артефакта раскроет самую страшную свою тайну посредством музыкального номера».
Мысль о харакири внезапно показалась крайне привлекательной, а кунай так и манил к себе поближе, желательно горлом на остриё. Сэнсэй приложил ладонь к лицу с размаху и сжал зубы так, что сделай это чуточку сильнее — они раскрошились бы. Значит, чтобы всё закончилось, он должен перед Какаши сознаться: спеть о любви своей неземной, на танец белый, ну, то есть голубой пригласить. Так и представил себе, как на колено станет, пальцы Копирующего — длинные и тонкие — в свою руку возьмёт и голосом своим, на высоких нотах напоминающем скольжение вилки по стеклу, балладу целую изольёт, а вдогонку ещё и перепихнуться предложит, да с условием, что Хатаке — снизу. Что ж, после такого всему селению пришлось бы по кусочку чунина на память. Вот нельзя же так с людьми-то поступать! Знал бы он, кто эту чёртову коробочку ему на стол подкинул — уже бы вздёрнул за припекающую весь организм точку на самом видном месте в Конохе.
Пока мозг лихорадочно искал способ устранения проблемы, исключая вариант в лучших традициях индийского кино, Ирука попытался выползти из штаба как можно незаметнее, чтобы держаться подальше от других шиноби. Ничего путного, кроме как пойти к Хокаге, да изложить свою оплошность на духу, на ум не приходило. А в деревне тем временем царил настоящий хаос, правда зависит от того, как на это посмотреть.
Здраво решив, что по крышам пробираться к пункту назначения — совсем не вариант, ибо там может случайно зацепить, Умино выбрал дальний путь и прыгнул на ветку дерева. Кто ж знал, что на одной из лавочек, расположенных вдоль аллеи соберётся компания. Ирука издали услышал звуки и отскочил немного дальше, но достаточно для того, чтобы мог различить происходящее. На скамье в самое середине, в окружении нескольких людей восседал Намиаши Райдо с гитарой. Сэнсэй в жизни б не догадался, что тот умеет играть, или, быть может, это артефакт выявлял скрытые таланты.
— Комбат-батяня, батяня-комбат, — проникновенно затянул мечник, — ты сердце не прятал за спины ребят…
«Ну да, что ещё может спеть этот трудоголик», — мысленно вздохнул чунин и продолжил свой путь, старательно огибая компанию шиноби, которые стащили свои повязки с символом листа и, склонившись едва не к самым коленям, покачивали головами и били себя ладонями по груди. «Огонь, батарея, огонь, батальон!» — эхом донеслось ему во след.
Однако, как бы не хотелось, но нужно было пересечь площадь, чтобы добраться до места расположения Хокаге. Скрепя сердце и поджав то, что поджималось исключительно на миссиях ранга «А», сэнсэй настороженно ступил на землю. Его окружили: с одной стороны разворачивались действия целой группы домохозяек со швабрами и мётлами, распевающих о трудностях быта, с другой же… Тут-то Ирука чуть не приземлился на свой магнит для приключений от шока. Местные куноичи во главе с Анко шествовали, вскидывая головы и поводя бёдрами, с феминистскими мотивами:
— Были времена, когда все говорили, что за каждым, — начала Митараши и её тут же подхватила Куренай, — великим мужчиной должна стоять великая женщина.
Чунин уже прикинул, какое бы дзюцу использовать, чтобы под землю провалиться, когда увидел абсолютно ошарашенного Асуму, глядящего на свою возлюбленную с непередаваемым выражением лица. Злорадствовать, конечно, не хорошо, но ведь предупреждали младшего Сарутоби, что Юхи со своими тараканами. А так бедный настолько удивился, что аж сигарету выронил изо рта.
— Сёстры делают это для себя! — хором запела прекрасная половина боевой единицы Конохи.
Напоследок пожалев несчастного, в уме правда, но всё же, Ирука короткими перебежками принялся пересекать местность. Он был почти у нужного здания, когда мимо задницей вперёд, с притопами и передёргиванием плечами промчался некто, на бешеной скорости неразличимый, напевая: «Хоп, мусорок, не шей мне срок», а следом за ним, размахивая руками и щёлкая пальцами в такт, летел отряд АНБУ. Умино вздрогнул, к стенке прижался, желая с ней слиться целиком, и даже зажмурился. Вроде пронесло. В один прыжок он ввалился в дверь штаба и кинулся, сломя голову, к покоям Хокаге. Постовых на месте не оказалось, а комната была пуста. Обыск здания показал — Третьего нигде нет, а те, кто остались, вовсю обсуждали кто-что, естественно, выражая свои мысли через песни.
Ситуация приобрела крайне неприятный запашок. Ирука подумал, что может, ну его, все споют, лица свои истинные покажут, и проклятие изживёт само себя, но чутьё ниндзя подсказывало, что не так-то всё просто, как хотелось бы. А солнце уже клонилось к горизонту, уж слишком много времени заняло изучение артефакта и попытки проскользнуть в нужное место без того, чтобы быть вовлечённым в чьё-то разоблачающее выступление. Да ещё и нужно было избегать Какаши, ведь чунин и представить себе боялся, что случится, наткнись он на гения. Видимо закат — время закона подлости, иначе дальнейшие события назвать было нельзя.
Словно по чьему-то злому умыслу, добрая половина всего селения собралась аккурат на площади напротив здания, где находился Ирука. Тот бы и носа наружу не показал, если бы следом за мелодичным мотивом не раздался подозрительно знакомый голос. Чунин провёл пальцами от самого лба по лицу до шеи, сжал посильнее, ясны очи моляще к потолку возвёл. Ну не бывает таких подстав!
— Мы приходим сюда каждую ночь, когда луна большая и яркая — это сверхъестественное наслаждение, все танцуют в лунном свете.
Ирука в открытую застонал, плюхнулся на подоконник, глаза протёр, ибо ушам своим уже не доверял. Но нет, всё верно, в центре круга, образованного жителями деревни, отплясывал никто иной, как сам Хатаке. Народ высыпал на улицу, словно крысы из своих нор, — видимо проклятие набирало силу, — и двинулся вслед за дудочником. А Какаши, оказывается, тот ещё кутила.
— Танцуя в лунном свете, — тянул своим непередаваемым голосом Копирующий, — все чувствуют тепло и веселье — это необычайное наслаждение, все танцуют в лунном свете.
«Я на себя в лунном свете разве что руки наложу», — истерично выдало подсознание чунина. Надежда на возможность выбраться из этого ада таяла с каждой секундой, а люди всё прибывали и прибывали. Облепили Хатаке со всех сторон, пара девиц и вовсе на нём повисла, вызывая у бедного Умино приступ дичайшей ревности, а тому хоть бы хны. «Подлец!» — вынес вердикт обделённый внутренний голос. Ирука даже оскорбился, что вот им досталось немного Какаши, а ему ни грамма. Приняв решение срочно улепётывать отсюда так далеко, как глаза глядят, а то, того и гляди, и его затянет в пучину всеобщего праздника, он собрался улизнуть через крышу, но не тут-то было. Толпа дружно закричала следом за джонином: «Оле-оле!», и кто-то запустил фейерверки в воздух, да прямиком напротив Ируки, ослепляя. Не успев сориентироваться, он так и повалился вниз, и, вполне вероятно, мог бы приземлиться крайне неудачно, если б почти у самой земли его за плечи не подхватили, а потом вместе кубарем в обнимку не пролетели ещё пару метров в сторону от основной массы танцующих, выпадая из зоны поражения.
Ирука не хотел открывать глаза от слова «совсем», так как понимал кто именно успел смягчить его падение. А понимал он это по одной простой причине. Тело начало двигаться само по себе, в голове зазвучала музыка, да и не только в голове, а конкретно вот тут и сейчас окружила чунина и его спасителя. Сэнсэй закусил нижнюю губу, сжал едва ли не до крови, но слова вырвались против его воли:
— Иди сюда, детка, — на первой же фразе захотелось откусить себе язык. Ирука вскочил на ноги, схватил Какаши за руку и дёрнул на себя, поднимая. — Что ты имеешь в виду, говоря, что не знаешь, что меня удовлетворит?
Наблюдать крайнюю степень охреневания в глазу Хатаке, безусловно, бесценно, но сдохнуть всё равно хотелось сию же минуту. Только вот проклятие подобного исхода не предусматривало, разве что после этого откровения и от рук самого джонина. Ирука тем временем продолжал напевать о том, как ему нравится, когда Какаши дерётся, и что теперь он может не скрывать своих чувств, прижимая при этом мужчину к себе совсем вплотную, лапая там, куда даже и не мечтал прежде дотянуться.
Хорошо хоть на них никто не обратил внимания, потому что после падения Умино кто-то сразу закричал: «Эврибади дэнс нау!», и там понеслось. А Ирука уже остановиться ну не мог просто. Его несло и несло конкретно: от слов песни, от эротичных движений, от близости желанного человека.
— Секс-бомба, секс-бомба, ты — секс-бомба. Ты можешь дать мне это, — ох, знал бы Какаши, что именно он мог бы дать, — когда мне это нужно, так иди ко мне и дай мне это, — счастье, что не знал, но… — Детка, ты заводишь меня, детка, ты заводишь меня. Ты наверняка знаешь, какое влияние на меня оказываешь.
Ну всё, готовьте место для ещё одного имени на камне памяти. Ах да, там ведь только погибшие в честном бою герои, а тут такая неловкая смерть. Его ж порвут на сотни маленьких Умино, раздерут Чидори на ленточки да развесят по всему периметру деревни в назидание таким же дерзким, посягнувшим на святая святых, облачённую в жёсткую ткань джонинских брюк. Мысли со словами песни и делом совсем не расходились, а даже нашли общую точку соприкосновения.
— Эта бомба создана для любви, — пропел Ирука, вцепившись обеими ладонями в задницу Хатаке, стиснул половинки, потряс вверх-вниз, — и ты можешь запустить её очень далеко.
Вечная память тебе, Ирука Умино! Ты был славным человеком, отличным учителем, прекрасным наставником и сэнсэем для многих ребятишек. А раз всё равно помрёшь, то почему бы напоследок не оторваться? «В общем-то, да, хорошая идея», — согласился сам с собой чунин, закинул ногу Какаши себе на бедро, двинулся, описывая полукруг, и подмигнул онемевшему объекту воздыханий.
— Крепко обнимая тебя, я понимаю, что моё сердце пронзила любовь.
Песня уже близилась к концу, когда Ирука отважился и на финальных аккордах самым наглым образом прижался к губам Хатаке своими прямо через маску. Музыка затихла, в порыве танца они окончательно отдалились от остальных, только отзвуки их ликования едва раздавались вдали. Сэнсэй замер, не смея поднять взгляда и прибывая в таком ступоре, что даже не в силах был отлепиться от зажатого им же Копирующего. Тот напрягся, руку вверх поднял угрожающе, и Ирука уже в который раз за день попрощался с жизнью. Но вместо печатей для Чидори, ладонь двинулась выше, Какаши пошуршал, а затем уместил пальцы на щеке чунина.
— Ирука-сэнсэй…
Позвал вроде без агрессии. Умино рискнул всё же на джонина взглянуть и чуть не конч… не обконч… Ммм, пришёл в неописуемый восторг, ибо маски на лице Хатаке не наблюдалось.
— Что ж вы сразу нормально-то не сказали, Ирука-сэнсэй, — вздохнул тот и тепло улыбнулся.
Если б мог, чунин непременно умилился бы от такого исключительного зрелища, но вот кое-что не давало ему это сделать. Это кое-что довольно однозначно упиралось в Хатаке, а чувства требовали немедленного подтверждения и закрепления. «Эх, была-не была!», — плюнув на предосторожности, потянул не сопротивляющегося Какаши к ближайшей поляне, да хоть вот в рядом растущие кусты, Ирука.
Сразу после песни Умино заклятие спало, люди разбрелись кто-куда, и время близилось к рассвету. Счастливый донельзя Ирука шёл под ручку со своим новоиспечённым официальным возлюбленным той же аллеей, которой пробирался днём. На удивление, на знакомой скамье всё так же восседал Райдо и медленно перебирал струны гитары. Видимо пел он раньше по собственному желанию, а значит его одного не коснулось проклятие, что заставило сэнсэя задуматься, а не Намиаши ли, случаем, подкинул ему артефакт? Но теперь ему было всё равно, ведь цель достигнута и он в кои-то веки абсолютно счастлив.
Тем временем в потайной комнате штаба Хокаге.
— Как тебе только пришло в голову использовать этот амулет?
— Я подумал, что толика веселья никому не повредит.
— Отличная идея, — поддакнул Хирузен. — Ещё чаю, Ибики?
Музыка к работе:
Гай — Edwin Starr «War»
Генма — LMFAO «Sexy and I Know It»
Райдо — Любэ «Комбат»
Анко и Куренай — Lucy Lawless «Sisters Are Doin' It for Themselves»
Неизвестный и АНБУ — Варавайки «Хоп, мусорок»
Какаши — Kelly «Dancing in the Moonlight»
Ирука — Tom Jones «Sex Bomb»
Жители Конохи — C+C Music Factory «Everybody dance now»
Важно найти песни именно в таком исполнении (касательно Какаши и Анко с Куренай)
Утверждено Evgenya
Ибики в душе не соотносил почему именно на его тяжёлую долю выпала всем пыткам пытка, когда в зале и без него было полно любителей потрещать на мирские темы, но, судя по всему, этого не знал даже сам Умино. Что ж, деваться было некуда, все пути отступления оказались перекрыты, стратегия терпела фиаско под напором очередной пиалочки крепчайшего сакэ за чужой счёт. В целом, ситуация была бы вполне терпимой, если бы только учитель не налакался до синих огурцов и не завёл шарманку, о которой было известно доброй половине шиноби кроме одного небезызвестного гения, далее единственного своего видимого глаза не смотревшего априори.
— Может напрямик ему сказать? — не выдержал напряжения мужчина.
— Ты что предлагаешь? Пойти и прямо предложить потрахаться? Это же Какаши! За ним пол Конохи бегает, а остальная половина на карачках ползёт следом на собственных слюнях, — сокрушался Ирука.
Морино покивал неопределённо, сакэ подлил и сделал вид, что крайне увлечён и сосредоточен на беседе, хотя дай ему волю — он бы прямиком сейчас да пилюльку с ядом выпил с удовольствием, лишь бы больше не слышать ничего о Копирующем, который у него за этот вечер успел засесть в печёнке благодаря тому же вездесущему чунину.
— Вот ходит он весь такой, — мечтательно сощурился сэнсэй, — сексуальный туда-сюда, отчёты сдаёт, задницей виляет, соблазняет, а мне — страдай! — опять вздох.
«Хоть напал бы кто сейчас», — подумал Ибики и покосился в сторону двери, а потом воззрился на окно с надеждой. Эта зараза, дохнущая последней, не соизволила оправдаться. Пришлось мучиться дальше, пытаясь не особо сосредотачиваться на описаниях возвышенных чувств Умино к треклятому Хатаке. Воистину, об этом знали уже все, кому не лень, да вот только сам джонин даже и не догадывался, а Ирука, по натуре бойкий и стыдом не шибко обременённый, если дело не касалось его учеников, отчего-то не спешил уведомлять об этом Какаши.
В итоге, право тащить невменяемую тушку домой выпало всё тому же пыточнику. Принести-то он принёс, у входа свалил, дверь с обратной стороны закрыл и умчался оттуда, словно в пятую точку ужаленный, боясь, как бы сэнсэй не очнулся раньше времени и разглагольствования свои не продолжил.
На утро Ирука очень пожалел, что вчера не удержался да напился в слюни. А виной всему кто? Правильно. Хатаке, мать его, Какаши — объект воздыхания и восхищения, а так же зависти и коленопреклонения, один из сильнейших шиноби Конохи, да чего уж там, самый сильный сразу после Хокаге. Вот эта его сила и привлекала всех, кого не попадя, заставляя бедного учителя страдать от неразделённой любви. Единственное ему, как бальзам на душу, был факт того, что сам Копирующий ни с кем отношений никогда не заводил и явно не собирался, но оно же и обрубало на корню все стремления сэнсэя к большому и чистому… К сексу. Уж как он хотел джонина — слов нет, ни в сказке сказать, ни пером описать, но и тут крылась одна проблемка. Говорили, что Какаши всем активам актив, загнуть его никому не удавалось ни разу, а уж как хотелось сделать это Ируке… Повздыхав над своим горем, он всё же с пола по стеночке поднялся и отправился приводить свою физиономию в некое подобие благопристойности, ибо работу никто не отменял.
Явившись спозаранку в штаб, как самый целомудренный и ответственный работник, первым, Умино с ходу наткнулся на лежащую на его столе коробочку голубо-серебристую с таким же бантиком. В подобные обычно кольца кладут и руку с сердцем предлагают. Не почуяв от подарка опасности или зловредной ауры, он рискнул бантик снять и картонную крышечку приподнять. На белом атласе покоилась брошь восьмиконечная, напоминающая своим видом звезду, в центре с овальным алым камнем, а на обратной стороне скрипичный ключ выгравирован. Ирука взял брошь пальцами, повертел, к глазам поднёс — ничего особенного, никакой посторонней энергии или чакры, вложенной в украшение, не наблюдалось. Он пожал плечами, вернул дар на место и отложил в сторону, не придав этому значения. Если бы даритель хотел быть обнаруженным, он бы какой-то намёк на себя оставил, а коли нет, то ещё не вечер, найдётся таинственный почитатель. К слову, этот поклонник сэнсэя ни капли не волновал, равно как его наличие или отсутствие, в сердце — и нижнем сердце тоже — навсегда засел лишь один человек.
Вскоре и остальные работники начали подтягиваться: разминали мышцы на ходу, зевали, перекидывались лениво фразами, словно сонные мухи, и занимали свои места. Раньше всех за миссией явился пышущий энергией и жизнелюбием Майто и, будто специально, прямиком к Ируке и приклеился, глядя на бумажки с заданиями, словно кот на сметану.
— Что ж вы, братцы, — голосил Гай так, что даже самые ленивые мигом проснулись, — такие кислые. Посмотрите, какое чудесное утро! Где же ваша сила юности!
— Во вчерашнем дне, — буркнул штабной с дальнего угла, но на него не обратили внимания.
Пока Умино перебирал бумажки в поиске предназначенной специально для Гая, тот вовсю «заряжал» окружающих позитивом, в народе же — бесил, но кто хоть слово ему скажет, у штабных с джонинами всё очень сложно: их уважают и слушаются, как старших по званию, а некоторые даже побаиваются. Хотя последнее к Майто никак не относилось, уж больно дружелюбным был, тут скорее все страшились, как бы он в своих объятиях не придушил, и старательно избегали подобного контакта. Наконец Ирука нашёл искомый документ с надписью «Разведывательная миссия» и выдал Гаю на руки, получив от того крепкое рукопожатие и ослепляющую улыбку. В прямом смысле, так как смотреть на белоснежные зубы без слёз было невозможно, всё равно, что на солнце пялиться в ясную погоду.
До полудня работа протекала своим чередом: приходили чунины, генины с руководителями, даже заскочила парочка джонинов — все брали свои миссии и удалялись без лишней канители. Но вот из коридора донёсся гул, топот и краткие переругивания, а затем в дверь ввалился отряд Гая, неся своего командира под белы рученьки, и мигом уложили его на диван в углу, предназначенный для ночных сменщиков. Один из отряда, оглянулся, прикрикнул на кого-то и ему тут же всучили в руки нашатырь, который мгновенно перекочевал под нос полубессознательного мужчины.
— Что случилось? — недоумевали окружающие. — На вас напали? Может в госпиталь?
— Да какой там госпиталь, — махнул рукой один из сокомандников Майто и полез другой в нагрудный карман, попутно продолжая речь. — Мы такое сейчас видели, что никакая медицина не поможет.
— Так что же такого произошло? Конохе грозит опасность?
Говорящий вытянул флягу из жакета, открыл, одним махом отхлебнул добрую часть, передал другому и только после судорожно вдохнул.
— Вышли мы значит из леса, смотрим — на поляне в кустах затаилась тройка шпионов из деревни Звука, ну мы распределились, уже собирались напасть и скрутить их, да тут это, музыка из неоткуда и… — он явно не знал, как описать произошедшее. — Командир-то, вышел вперёд и как запоёт!
— Запоёт?! — шокировано.
— Запоёт!
Штабные так и осели кто где, начали переглядываться настороженно, а затем недоверчиво воззрились на повествующего. Кто-то из новичков прыснул со смеху:
— Да ладно вам, шутки шутить, что на самом деле было?
— Вот как было, так и говорю, — фляга вернулась к своему владельцу, тот её опрокинул — ни капли не осталось, вздохнул. — Гай давай головой влево-вправо, пальцами щёлкает, ногами ритм отбивает и поёт: «Война, что в ней хорошего, совершенно ничего!», а потом… Потом… — и осел он рядом с Майто.
— А потом суп с котом, — покачал головой второй из отряда, видимо обладающий более крепкой нервной системой. — Так мы тоже, как заколдованные, против своей воли следом за ним пошли, и тоже в ладоши хлопали, пританцовывали и подпевали, всё о войне, — он нахмурился, вспоминая, и продекларировал: — «Войну! я презираю, потому что она означает разрушение невинных жизней. Война! означает слёзы в тысячах глаз матерей, когда их сыновья отправляются на сражение и теряют свои жизни».
— Задушевненько, — протянул ещё не пришедший в себя полностью Гай.
— Это ещё не всё, — невесть как нашедший заначку работников штаба джонин уже открыл непочатую бутылку и примеривался для глотка. — Те шпионы навстречу нам вышли: в глазах — ужас, руки дрожат, а сами идут и поют, черти, поют!
Тут выпивка понадобилась и остальным. В полном молчании по очереди каждый отхлебнул, главным образом Ирука, ему, не опохмелившемуся, было особенно гадко с утра, и алкоголь сейчас оказался, как нельзя кстати, ведь стоило представить танцующего Гая — там недолго и самому в обморок шлёпнуться, да и мысли начали проясняться.
— Чертовщина какая-то, — подумал вслух Умино.
— Вот-вот! — согласились с его мнением. — Ну мы там все танцевали друг напротив друга и хором так: «Война! Лишь разбивает сердца. Война! Друг только для гробовщика». Пока песню не допели — уйти не могли, а те шпионы бежали, как подкошенные, так перепугались.
— Может это дзюцу какое-то? Раз шпионы из Звука пришли?
— Не думаю, — наконец очухался Майто. — Они сами были поражены похлеще нашего. Тут что-то другое, — он задумчиво потёр подбородок. — Что-то сильное и неизученное.
— Надо бы Хокаге доложить, — покивал Ирука.
— Не получится, — вдохнул Гай, — мы ж к нему сначала, — услышал тактичное покашливание сбоку, — ну бойцы меня к нему, а там нет никого, стража говорит, что Хокаге занят и никого не принимает даже если на деревню снова девятихвостый нападёт.
— Дела-а-а…
Пока все думали, из раскрытого нараспашку окна с улицы отдалённо донеслась музыка, постепенно приближаясь. Охваченные предвкушением и нехорошим предчувствием шиноби тут же метнулись к окну и повысовывали головы наружу. С другого конца улицы по направлению к штабу двигалась самая настоящая процессия во главе с… Ирука прищурился, стараясь различить кто ж там топлес выплясывает впереди планеты всей, и не сразу признал без банданы и сенбона мастера акупунктуры Ширануи.
Генма, размахивая своей повязкой над головой, в окружении толпы девиц напополам с парнями, такими же полуобнажёнными, как и он сам, вышагивал, ритмично двигая бёдрами в такт музыке, изгибался и извивался похлеще, чем стриптизёрша на пилоне, при этом проникновенно напевая:
— У меня такой мальчик в трусах, и я не боюсь показать его.
Всё тот же новичок истерично икнул и отошёл назад, давая остальным больше пространства. Шиноби же едва не вывалились из окна, когда Генма запрыгнул на ближайшую скамейку, облизнул пару пальцев и провёл ими по телу от шеи до самой ширинки.
— Я секси, и я знаю, это! — закричал джонин, балансируя на тонкой спинке, и остальные внизу подхватили его движения.
— О чём я и говорил, — схватился за сердце Гай, которого тут же оттащили откачивать обратно.
Забрали его очень даже вовремя, потому что в этот момент Ширануи лёгким движением сорвал с себя тренировочные брюки, открывая присутствующим облегающие трусы расцветки «вырви глаз» с банановым принтом.
— Давай-давай-давай-давай, е-е-е, е-е-е! Покрути задницей, чувак! Покрути немного, чувак! — напевал, потрясая внушительной филейной частью Генма.
— Официально заявляю, в этой жизни я видел всё, — хихикнул кто-то сбоку.
А Ирука подумал, что неплохо бы выпить ещё. Он вырвался из плотной стены шиноби в помещение и прикусил нижнюю губу. Если так будет продолжаться, то вскоре город сойдёт с ума, надо срочно узнать, что это за дзюцу такое.
— А может и не дзюцу, — насторожился Гай, видимо поняв всё по его лицу. — Это может быть ещё и артефакт.
— Артефакт? — тут же заинтересовался Умино. — Но разве их все не уничтожили?
— Не уничтожили, — джонин выглядел растерянным. — Их в специальные шкатулки заперли и спрятали на всякий случай, а народу сказали, что избавились.
Тут-то у Ируки и ёкнуло что-то внутри. Он бочком, не привлекая к себе внимания — да и что там привлечь, когда снаружи такое шоу, — двинулся к своему столу, коробочку перехватил и в задний карман засунул. Подождав ещё немного, чунин едва ли не бегом вышел из штаба, направляясь в архив, что-то подсказывало, что скрипичный ключ на броши не просто для красоты. Но почему артефакт прислали именно ему? Вопрос.
Как он и предполагал, музыкальное сумасшествие постепенно охватывало деревню. Перебираясь из одного крыла здания в другое, чунин краем глаза в окна-то поглядывал, а увиденное совсем не радовало — песни-пляски охватили всех там находящихся — и даже придало ускорения до сверхзвуковой скорости. Ворвавшись в архив, отчего-то никем не охраняемый, Ирука сразу кинулся в самую дальнюю секцию с множеством замков и печатей, которые человеку знающему взломать, что раз плюнуть. Наконец искомые бумаги оказались в руках и он с головой погрузился в чтение. На руках у него действительно оказался артефакт, да ещё какой! С подвыподвертом и перевыподвертом.
«Артефакт проклинает первого коснувшегося и будет раскрывать истинную сущность всех, кого коснётся проклятый, пока его тайна не станет явной», — гласил зловещий документ, а Умино пожалел, что бутылку с собой из штаба не захватил. Присел, продолжил чтение: «Изначальное прикосновение любого человека должно быть осуществлено непосредственно напрямик к носителю проклятия», — дальше идут перечисления-примеры: руки, ноги, голова и так далее, и тому подобное-хуёбное, Ирука вслух выругался сквозь зубы и напряг зрение. «Далее оно распространяется подобно вирусу через любые контакты остальных инфицированных: тактильные или путём передачи предметов, задевания одежды», — остальной перечень читать не было смысла, итак понятно, что зараза передаётся едва ли не воздушно-капельным. Теперь условия. «Проклятие проникает в заражённого и, когда попадает в необходимые для его созревания условия, выуживает тайную суть, заставляя путём песни и танца раскрыться перед окружающими, и любой, находящийся в пределах трёх метров, независимо от своей воли, будет участвовать в этом процессе». Внутренний Ирука отчаянно захныкал, а сам сэнсэй приложился лбом о столешницу. Вот это он попал, вот это все влипли. По крайней мере теперь понятно, что произошло с Гаем после того, как он пожал ему руку. Хоть тот и бывалый джонин, но в душе крайне миролюбив и совершенно против войны, что отразилось в стычке с шпионами звука. Необходимые, ёпт, условия. А вот Генма, в жизни собранный и крайне сдержанный, будто блюдёт целибат, устроил настоящую вакханалию. Ну что ж, Ирука давно знал, что этот прохвост не так прост, в своё время даже пошутил на тему сенбона и скрытого желания подержать что-то во рту да пососать. Ага, пошутил, челюсть вон до сих пор ныла в дождю.
И тут Ирука вспомнил, что в штабной они по кругу все с бутылки одной пили, и по спине пробежался холодок. Он вновь уткнулся в злосчастный свиток, сверля тот глазами, словно это могло помочь избавиться от проклятия, но, как назло, попадались лишь малоинтересные факты, например, что артефакт поражает исключительно взрослых и половозрелых, детей и подростков это безумие не задевает. Ну и то хорошо, решил Умино, ибо, зная своих учеников, вполне мог представить какой атас те бы исполнили. Развернув рукопись до самого конца, он внизу заметил мелкий шрифт, такой, что и лупа бы сломалась в попытке увеличить, но правильно применённая техника и тут пришлась впору. Финальная строка, издеваясь, ознаменовала: «Проклятие будет снято тогда и только в том случае, когда носитель артефакта раскроет самую страшную свою тайну посредством музыкального номера».
Мысль о харакири внезапно показалась крайне привлекательной, а кунай так и манил к себе поближе, желательно горлом на остриё. Сэнсэй приложил ладонь к лицу с размаху и сжал зубы так, что сделай это чуточку сильнее — они раскрошились бы. Значит, чтобы всё закончилось, он должен перед Какаши сознаться: спеть о любви своей неземной, на танец белый, ну, то есть голубой пригласить. Так и представил себе, как на колено станет, пальцы Копирующего — длинные и тонкие — в свою руку возьмёт и голосом своим, на высоких нотах напоминающем скольжение вилки по стеклу, балладу целую изольёт, а вдогонку ещё и перепихнуться предложит, да с условием, что Хатаке — снизу. Что ж, после такого всему селению пришлось бы по кусочку чунина на память. Вот нельзя же так с людьми-то поступать! Знал бы он, кто эту чёртову коробочку ему на стол подкинул — уже бы вздёрнул за припекающую весь организм точку на самом видном месте в Конохе.
Пока мозг лихорадочно искал способ устранения проблемы, исключая вариант в лучших традициях индийского кино, Ирука попытался выползти из штаба как можно незаметнее, чтобы держаться подальше от других шиноби. Ничего путного, кроме как пойти к Хокаге, да изложить свою оплошность на духу, на ум не приходило. А в деревне тем временем царил настоящий хаос, правда зависит от того, как на это посмотреть.
Здраво решив, что по крышам пробираться к пункту назначения — совсем не вариант, ибо там может случайно зацепить, Умино выбрал дальний путь и прыгнул на ветку дерева. Кто ж знал, что на одной из лавочек, расположенных вдоль аллеи соберётся компания. Ирука издали услышал звуки и отскочил немного дальше, но достаточно для того, чтобы мог различить происходящее. На скамье в самое середине, в окружении нескольких людей восседал Намиаши Райдо с гитарой. Сэнсэй в жизни б не догадался, что тот умеет играть, или, быть может, это артефакт выявлял скрытые таланты.
— Комбат-батяня, батяня-комбат, — проникновенно затянул мечник, — ты сердце не прятал за спины ребят…
«Ну да, что ещё может спеть этот трудоголик», — мысленно вздохнул чунин и продолжил свой путь, старательно огибая компанию шиноби, которые стащили свои повязки с символом листа и, склонившись едва не к самым коленям, покачивали головами и били себя ладонями по груди. «Огонь, батарея, огонь, батальон!» — эхом донеслось ему во след.
Однако, как бы не хотелось, но нужно было пересечь площадь, чтобы добраться до места расположения Хокаге. Скрепя сердце и поджав то, что поджималось исключительно на миссиях ранга «А», сэнсэй настороженно ступил на землю. Его окружили: с одной стороны разворачивались действия целой группы домохозяек со швабрами и мётлами, распевающих о трудностях быта, с другой же… Тут-то Ирука чуть не приземлился на свой магнит для приключений от шока. Местные куноичи во главе с Анко шествовали, вскидывая головы и поводя бёдрами, с феминистскими мотивами:
— Были времена, когда все говорили, что за каждым, — начала Митараши и её тут же подхватила Куренай, — великим мужчиной должна стоять великая женщина.
Чунин уже прикинул, какое бы дзюцу использовать, чтобы под землю провалиться, когда увидел абсолютно ошарашенного Асуму, глядящего на свою возлюбленную с непередаваемым выражением лица. Злорадствовать, конечно, не хорошо, но ведь предупреждали младшего Сарутоби, что Юхи со своими тараканами. А так бедный настолько удивился, что аж сигарету выронил изо рта.
— Сёстры делают это для себя! — хором запела прекрасная половина боевой единицы Конохи.
Напоследок пожалев несчастного, в уме правда, но всё же, Ирука короткими перебежками принялся пересекать местность. Он был почти у нужного здания, когда мимо задницей вперёд, с притопами и передёргиванием плечами промчался некто, на бешеной скорости неразличимый, напевая: «Хоп, мусорок, не шей мне срок», а следом за ним, размахивая руками и щёлкая пальцами в такт, летел отряд АНБУ. Умино вздрогнул, к стенке прижался, желая с ней слиться целиком, и даже зажмурился. Вроде пронесло. В один прыжок он ввалился в дверь штаба и кинулся, сломя голову, к покоям Хокаге. Постовых на месте не оказалось, а комната была пуста. Обыск здания показал — Третьего нигде нет, а те, кто остались, вовсю обсуждали кто-что, естественно, выражая свои мысли через песни.
Ситуация приобрела крайне неприятный запашок. Ирука подумал, что может, ну его, все споют, лица свои истинные покажут, и проклятие изживёт само себя, но чутьё ниндзя подсказывало, что не так-то всё просто, как хотелось бы. А солнце уже клонилось к горизонту, уж слишком много времени заняло изучение артефакта и попытки проскользнуть в нужное место без того, чтобы быть вовлечённым в чьё-то разоблачающее выступление. Да ещё и нужно было избегать Какаши, ведь чунин и представить себе боялся, что случится, наткнись он на гения. Видимо закат — время закона подлости, иначе дальнейшие события назвать было нельзя.
Словно по чьему-то злому умыслу, добрая половина всего селения собралась аккурат на площади напротив здания, где находился Ирука. Тот бы и носа наружу не показал, если бы следом за мелодичным мотивом не раздался подозрительно знакомый голос. Чунин провёл пальцами от самого лба по лицу до шеи, сжал посильнее, ясны очи моляще к потолку возвёл. Ну не бывает таких подстав!
— Мы приходим сюда каждую ночь, когда луна большая и яркая — это сверхъестественное наслаждение, все танцуют в лунном свете.
Ирука в открытую застонал, плюхнулся на подоконник, глаза протёр, ибо ушам своим уже не доверял. Но нет, всё верно, в центре круга, образованного жителями деревни, отплясывал никто иной, как сам Хатаке. Народ высыпал на улицу, словно крысы из своих нор, — видимо проклятие набирало силу, — и двинулся вслед за дудочником. А Какаши, оказывается, тот ещё кутила.
— Танцуя в лунном свете, — тянул своим непередаваемым голосом Копирующий, — все чувствуют тепло и веселье — это необычайное наслаждение, все танцуют в лунном свете.
«Я на себя в лунном свете разве что руки наложу», — истерично выдало подсознание чунина. Надежда на возможность выбраться из этого ада таяла с каждой секундой, а люди всё прибывали и прибывали. Облепили Хатаке со всех сторон, пара девиц и вовсе на нём повисла, вызывая у бедного Умино приступ дичайшей ревности, а тому хоть бы хны. «Подлец!» — вынес вердикт обделённый внутренний голос. Ирука даже оскорбился, что вот им досталось немного Какаши, а ему ни грамма. Приняв решение срочно улепётывать отсюда так далеко, как глаза глядят, а то, того и гляди, и его затянет в пучину всеобщего праздника, он собрался улизнуть через крышу, но не тут-то было. Толпа дружно закричала следом за джонином: «Оле-оле!», и кто-то запустил фейерверки в воздух, да прямиком напротив Ируки, ослепляя. Не успев сориентироваться, он так и повалился вниз, и, вполне вероятно, мог бы приземлиться крайне неудачно, если б почти у самой земли его за плечи не подхватили, а потом вместе кубарем в обнимку не пролетели ещё пару метров в сторону от основной массы танцующих, выпадая из зоны поражения.
Ирука не хотел открывать глаза от слова «совсем», так как понимал кто именно успел смягчить его падение. А понимал он это по одной простой причине. Тело начало двигаться само по себе, в голове зазвучала музыка, да и не только в голове, а конкретно вот тут и сейчас окружила чунина и его спасителя. Сэнсэй закусил нижнюю губу, сжал едва ли не до крови, но слова вырвались против его воли:
— Иди сюда, детка, — на первой же фразе захотелось откусить себе язык. Ирука вскочил на ноги, схватил Какаши за руку и дёрнул на себя, поднимая. — Что ты имеешь в виду, говоря, что не знаешь, что меня удовлетворит?
Наблюдать крайнюю степень охреневания в глазу Хатаке, безусловно, бесценно, но сдохнуть всё равно хотелось сию же минуту. Только вот проклятие подобного исхода не предусматривало, разве что после этого откровения и от рук самого джонина. Ирука тем временем продолжал напевать о том, как ему нравится, когда Какаши дерётся, и что теперь он может не скрывать своих чувств, прижимая при этом мужчину к себе совсем вплотную, лапая там, куда даже и не мечтал прежде дотянуться.
Хорошо хоть на них никто не обратил внимания, потому что после падения Умино кто-то сразу закричал: «Эврибади дэнс нау!», и там понеслось. А Ирука уже остановиться ну не мог просто. Его несло и несло конкретно: от слов песни, от эротичных движений, от близости желанного человека.
— Секс-бомба, секс-бомба, ты — секс-бомба. Ты можешь дать мне это, — ох, знал бы Какаши, что именно он мог бы дать, — когда мне это нужно, так иди ко мне и дай мне это, — счастье, что не знал, но… — Детка, ты заводишь меня, детка, ты заводишь меня. Ты наверняка знаешь, какое влияние на меня оказываешь.
Ну всё, готовьте место для ещё одного имени на камне памяти. Ах да, там ведь только погибшие в честном бою герои, а тут такая неловкая смерть. Его ж порвут на сотни маленьких Умино, раздерут Чидори на ленточки да развесят по всему периметру деревни в назидание таким же дерзким, посягнувшим на святая святых, облачённую в жёсткую ткань джонинских брюк. Мысли со словами песни и делом совсем не расходились, а даже нашли общую точку соприкосновения.
— Эта бомба создана для любви, — пропел Ирука, вцепившись обеими ладонями в задницу Хатаке, стиснул половинки, потряс вверх-вниз, — и ты можешь запустить её очень далеко.
Вечная память тебе, Ирука Умино! Ты был славным человеком, отличным учителем, прекрасным наставником и сэнсэем для многих ребятишек. А раз всё равно помрёшь, то почему бы напоследок не оторваться? «В общем-то, да, хорошая идея», — согласился сам с собой чунин, закинул ногу Какаши себе на бедро, двинулся, описывая полукруг, и подмигнул онемевшему объекту воздыханий.
— Крепко обнимая тебя, я понимаю, что моё сердце пронзила любовь.
Песня уже близилась к концу, когда Ирука отважился и на финальных аккордах самым наглым образом прижался к губам Хатаке своими прямо через маску. Музыка затихла, в порыве танца они окончательно отдалились от остальных, только отзвуки их ликования едва раздавались вдали. Сэнсэй замер, не смея поднять взгляда и прибывая в таком ступоре, что даже не в силах был отлепиться от зажатого им же Копирующего. Тот напрягся, руку вверх поднял угрожающе, и Ирука уже в который раз за день попрощался с жизнью. Но вместо печатей для Чидори, ладонь двинулась выше, Какаши пошуршал, а затем уместил пальцы на щеке чунина.
— Ирука-сэнсэй…
Позвал вроде без агрессии. Умино рискнул всё же на джонина взглянуть и чуть не конч… не обконч… Ммм, пришёл в неописуемый восторг, ибо маски на лице Хатаке не наблюдалось.
— Что ж вы сразу нормально-то не сказали, Ирука-сэнсэй, — вздохнул тот и тепло улыбнулся.
Если б мог, чунин непременно умилился бы от такого исключительного зрелища, но вот кое-что не давало ему это сделать. Это кое-что довольно однозначно упиралось в Хатаке, а чувства требовали немедленного подтверждения и закрепления. «Эх, была-не была!», — плюнув на предосторожности, потянул не сопротивляющегося Какаши к ближайшей поляне, да хоть вот в рядом растущие кусты, Ирука.
Сразу после песни Умино заклятие спало, люди разбрелись кто-куда, и время близилось к рассвету. Счастливый донельзя Ирука шёл под ручку со своим новоиспечённым официальным возлюбленным той же аллеей, которой пробирался днём. На удивление, на знакомой скамье всё так же восседал Райдо и медленно перебирал струны гитары. Видимо пел он раньше по собственному желанию, а значит его одного не коснулось проклятие, что заставило сэнсэя задуматься, а не Намиаши ли, случаем, подкинул ему артефакт? Но теперь ему было всё равно, ведь цель достигнута и он в кои-то веки абсолютно счастлив.
Тем временем в потайной комнате штаба Хокаге.
— Как тебе только пришло в голову использовать этот амулет?
— Я подумал, что толика веселья никому не повредит.
— Отличная идея, — поддакнул Хирузен. — Ещё чаю, Ибики?
Музыка к работе:
Гай — Edwin Starr «War»
Генма — LMFAO «Sexy and I Know It»
Райдо — Любэ «Комбат»
Анко и Куренай — Lucy Lawless «Sisters Are Doin' It for Themselves»
Неизвестный и АНБУ — Варавайки «Хоп, мусорок»
Какаши — Kelly «Dancing in the Moonlight»
Ирука — Tom Jones «Sex Bomb»
Жители Конохи — C+C Music Factory «Everybody dance now»
Важно найти песни именно в таком исполнении (касательно Какаши и Анко с Куренай)
За это время его прочитали 979 раз и оставили 0 комментариев.
