Their names are... Part 2

Часть 2

Если это – твой мир,
то я хочу стать его частицей.
(Пауло Коэльо)

Она не поняла, как очутилась в его объятьях, почему не противилась, а наоборот, даже желала его. Просто его. Такого, каким он являлся: твердым, неуступчивым, но умеющим сопереживать. Она любила того человека, чья мечта была не в будущем, а в прошлом… Она мечтала о ребенке, которому в детстве было уделено недостаточно внимания, о личности, которую не пожалела судьба. Она не могла забыть его вопрос, который он задал тогда, когда она сидела рядом с ним, лежащим в беспамятстве, с только что отрезанными Рин волосами: «Сакура…кто сделал это с тобой?» Это были первые слова после того, как он метался от боли, от метки на шее… Слова, сказанные тревожным тоном, слова, произнесенные в эйфории обладании силы. Она ждала человека, который шепнул ей в ту ночь: «прости». Она любила человека, который всё никак не возвращался…
Поняла, что последнее время обманывала себя, и кинулась в омут вперед головой, мало заботясь о только что сказанных словах? У неё не было желания это выяснять, а у него не было причин останавливаться. Ими овладело другое желание. Влечение тел так же неизведанно, как и влечение душ. Она не успела заметить, как оказалась прижата спиной к зеркалу, стоя пред которым она ощущала себя безумной. Чувствуя его рядом, её сердце трепетало, а разум не мог долго сопротивляться.
- Отрава! – восклицало что-то изнутри с благовейным восторгом, несясь в бешеном танце.
- Лекарство…- грустно шептало что-то, чувствуя неизбежность.
Поцелуй.
Их первый поцелуй, итог и сумма всех слёз и страданий. Неистовый, как они сами. Внезапный, как сама любовь. Таинственный, как эта ночь. Никогда он и не мог подозревать, что можно получить такое наслаждение от поцелуя, а она уже и не надеялась, что вообще может чувствовать. Страсть, нежность, горе, воспоминания, разрушение и возрождения. Их возрождение.

В какой-то миг она осознала, что обнажена, но её этот факт абсолютно не заботил, ибо она знала: он тоже. Её по-настоящему волновали только запах его кожи, вкус его губ, он. Сколько раз она представляла эти моменты, стыдясь, но и не отдавая себе отчета, без возможности остановиться? Раньше рядом с ней было безмолвие, одинокая луна и хладнокровный муж, а сейчас тот, о ком она грезила, несмотря на собственную злость. Ею обуревала страсть, даже эгоизм, ей захотелось засмеяться и прижать его к себе еще крепче. Каждое его прикосновение было одинаково и обжигающим, и ледяным, каждый поцелуй чудесным и желанным. Вся мудрость мира не имеет никакого значения, когда два существа объяты такой страстью. Они пока не осмеливались назвать это любовью, но это и не была банальная, омерзительная похоть. Внезапный порыв, заставляющий забыть всё ранее сказанное, перечеркнуть до этого содеянное, взглянуть друг другу в глаза. Она не отводила взгляда от него более, наоборот, этой ночью – чудесной, волшебной, их приютившей ночью – ей захотелось утонуть в них. Эти тёмные глаза не вызывали у неё ни страха, ни недоверия, ни смущения, а скорее интерес.
В неведомую долю секунды собственного откровения, она хотела надеяться, что всё-таки это была любовь.

Он был с ней совсем другим, таким, каким она его не знала, несколько иным, чем она представляла. Да, он являлся ей во снах, но то этот образ был то идеализированным, то, напротив, проклятым. А настоящий человек есть сгусток противоположностей, молекулы внезапностей. Она не знала его, склоняющегося над ней. Было ли это плохо? Или хорошо?
Дурманяще..!
В голову закралась игривая мысль о том, что она в одной постели с незнакомцем. И почему это так её развеселило? Может, потому, что на этот раз есть возможность узнать – да и познать – его вновь, отбросив все прошлые знания и ассоциации?
Но вместе с этим он был родным, тем, кому она – вопреки судьбе, обидам и здравому смыслу – доверяла. Однажды, сидя в тишине, одна, она смиренно решила, что это её судьба – вечно ждать, надеяться и плакать. В этих нескольких словах, довольно простом и лаконичном, были заключены грусть и ноющая боль, тихие, но неразлучные спутники её жизни. Однако, время шло. Мысли эти становились невыносимыми, а одиночество отталкивающим. Друзья никогда не были с ней близки по-настоящему, да она никогда и не стремилась быть душой компании. А потом и свадьба, удивившая всех родных, друзей и знакомых.
Т о, что произошло дальше, причиняло ей безумную боль, как и всей Конохе. Поэтому она не пожелала вспоминать и заново переживать это. Накричав на него, она ощутила, что часть злобы на время покинула её. Сейчас её интересовало только то, что он был и чужаком, и другом. Как? Вопрос из потустороннего мира. В этом важно лишь его присутствие и то, что он способен пробудить в ней.
Счастлива! Да, она была счастлива, и ей хотелось расплакаться от этого счастья, сознавая всю неповторимость этой темной лунной ночи.

В какой момент его жизнь дала оборот на 180 градусов? Ответ моментально находился: «С тех пор, как увидел её в этой преисподней, одну среди обломков, чужую среди родных». Но нет. Не совсем.
Человека нельзя изменить, а если он и меняется сам, то не хотя и неспроста. Так и маска отчуждения, хладнокровия и жажды мести была таковой: неестественной, противоречивой, болезненной для него самого. Душа детская ранима, а память на обиды жестока. Но то, что случилось с ним, было тем, что осмыслить кажется невероятным, а примириться – недопустимым. Привычный и комфортный ему образ милого мальчика, любившего улыбчивых людей, семью и мир, был малоподходящим для последнего из клана Учих. А брат… Которого любил, уважал, боготворил, на которого старался равняться, совершил такое… Всё его детское впечатление накрыло, как куполом, покрывало злости, несравнимой ни с чем, разве только с недовольством природы, и бессилия, заставлявшего его метаться на постели в бессмысленных беззвучных воплях, проклинающих свет и…брата. Наруто наполовину сорвал это покрывало своей братской любовью и дружеской преданностью. Детская любовь, найдя щель, освещала его, когда он погружался во тьму. Только этот свет… Всё остальное он запер, самолично аккуратно поправив покрывало тьмы обратно. Но ничего не вернешь, дважды в одну и ту же реку не войдешь. Тонкая щелка, как надежда, воспротивилась. Лучик света сквозь мрак.
Мадара, возможно, сам того не осознавая, еще отодвинул тьму, сравняв её со светом в его душе. Ровно половина. Одинаковое количество разрушения и милосердия. По каким действуют они законам? Одна часть сознания, к которой разум его привык, требовала уничтожить Коноху, смертью и кровью залив огонь его горя. Противоположная же, которой он изумлялся, мечтала вернуться. Он медлил. Медлил, мало раздумывая, совершая то, что ему было ненавистно. Но как признаться в этом себе, умудрившись убедить в собственной независимости и всепоглощающей жажде мести весь мир, друзей, ставших врагами, и врагов, ставших друзьями?
И всё же случилось то, что было с его стороны безумием. Но к чему думать именно об этом сейчас? Ведь с ним она, и неважно, как он осознал эту значимость, не время в этом разбираться
Он счастлив. Да, счастлив, потому что свободен в своих желаниях и по-настоящему независим.

***

Сновидения были отрывистыми, назойливыми и крайне непонятными для девушки, которая просто отказывалась рассуждать логически: к чему, если имеет смысл только ловить, цепляться за эти минуты неземного восторга и поглощающего счастья? Ей чудились какие-то клубы фиолетового дыма и удушливый запах то ли какого-то лекарства, то ли еще какой-то подобной гадости. Но неведомый рассудку водоворот вывел её из театра сновидений. Девушка открыла глаза.

Он изменился. Раньше в нем чувствовались некие детские черты, несовершенные линии тела… Теперь же при робком свете дня стала яснее заметна его зрелость. Сколько лет она уже не видела его? Его сильные руки были почти до локтя обмотаны бинтами, подбородок был упрямым, грудь, плечи и шея широкими.
Она лежала на боку лицом к спящему на спину мужчине. Ей было горько осознавать, что впереди перед ней маячит выбор. Она замужем. Она в одной постели с другим мужчиной, более того, с предателем. Уйти с ним? Куда? Как? Отпустить его? Тогда как жить дальше?
Девушка просто лежала перед ним, чувствуя безысходность и ощущая себя героиней дешевого романа. Быть – не быть, любить – забыть, удержать – отпустить…
А что он чувствует? Какую цель теперь преследует? Каковы его мысли? Наверное, они так навсегда и останутся для неё заветной тайной, даже незримой частью его самого.
- Доброе утро, - прозвучал низкий мужской голос. Видно, он уже проснулся, а она умудрилась, беспрестанно глядя на него, этого не заметить.
- Шедевральное… - она наклонилась и легко поцеловала его, однако этот вариант ему не понравился, и мужчина, задержав и перекатив её на спину, поцеловал так, что не почувствовал никакого, даже игристого, сопротивления с её стороны. До смерти захотелось усмехнуться, но голову забивали другие вопросы.
- Почему..? – он не смог договорить.
- Снова неоднозначные вопросы, произнесенные вначале и находящие ответы в конце? – нисколько не агрессивно, только лишь с малой толикой грусти предстоящей тоски.
- Нет. Почему ты вышла замуж за него?
- Только не говори, что ты бы женился на мне, - с тихим грустным смешком.
- Но…
- Вот именно.
- Почему? – без права на молчание.
- Потому что он похож на тебя. И не смотри, - заметив его взгляд, - на меня так. Нам уже двадцать пять. Мне хотелось семью, да и хочется сейчас, в этом ничего противоестественного нет. И я не могу сказать, что совсем не люблю его, нет. Люблю, но по-своему. Просто я с самого детства знала, что любовь к тебе – нечто роковое, то, что будет оборачиваться мне неприятностями и слезами при любом раскладе. Я любила тебя, да! и люблю, но знаю, что ты не останешься со мной.
Она гордо сдерживала слёзы. Те чистые слёзы, которые она лила по его вине…
- Прошло тринадцать лет с того дня, как нас определили в одну команду тогда… Забавно, правда? А с тех пор, как я в первый раз тебя увидела- все семнадцать или восемнадцать, не помню точно…
- Восемнадцать.
- Да… Почему ты так духовно поработил меня? Зачем Любовь к тебе с детства выставляла меня посмешищем? Почему Я? Почему Ты? Почему у тебя с самого детства была кровавая Цель?..
- Согласись, если бы всего этого не было, эти моменты не показались бы нам настолько сладостными.
Молчание. Ей не захотелось отвечать.
Такое молчание красноречивее всех слов.
- Я раздражала тебя?
- Да.
Ни возмущения, ни смеха. Понимание.
- Что с тобой случилось?
Он удобней улегся на спине, согнув руки в локтях и положив ладошки под голову.
- С какого места? С тех пор, как я ушел?.. Или с тех пор, как вы попытались меня вновь вернуть через пару лет? Нужно отметить, что Наруто в этом не преуспел.
- В чём он искренне до сих пор раскаивается. Ты ведь его лучший друг. Он до сих пор считает тебя таковым, несмотря ни на что. Он ни разу не предал тебя, за что ему тоже доставалось. И когда он всё же стал Хокаге, ему для полного триумфа не хватало только тебя и твоего одобрения, пускай и выраженного в придирках. Он никогда не переставал ждать тебя.
Она заметила, как напряглось его тело во время её короткого рассказа про Наруто, и поняла, что многое еще гложет его, что воспоминания его были словно сняты под иным ракурсом. Что же с ним произошло и происходит поныне? Это была их тайна, а она считала себя достаточно мудрой для того, чтобы не давить на него.
Мужчина приподнялся на локтях и заметил довольно резко:
- Однако, его мечта, судя по твоим словам, сбылась. Сейчас у него много забот, на воспоминания о предателе у него нет времени.
Женщина наблюдала за тем, как пульсировала жилка у него на шее, каким металлическим огнем загорелись его глаза, словно в ней он увидел врага. Подобные перепады его настроения страшили её. В такие моменты он всем своим существом давал понять, насколько силен, властен, неумолим. Атмосфера становилась напряженней, и он понимал это, но тема, которой она коснулась, не давала покоя ему самому. Какого черта он никогда не мог убить его? Почему так страстно желал этого, но не позволял задумываться о том, что ему это принесет?
Мужчина уставился в стену напротив, думая, как она отреагирует на его сдержанное раздражение и тон, которым было сделано заявление. Его уколола булавочка совести при сознании того, как глупо он повел себя, заставив её вновь ощутить его холодность и бесчувственность. С неё достаточно уже и того, что она замужем за нелюбимым человеком и сейчас, скорее всего, совершенно растеряна. Подозрение о том, что девушка, лежащая рядом с ним, может любить своего мужа, было сразу отвергнуто как неподлежащее к рассмотрению. Как она может любить его, это ничтожество? Нет, есть только она, и она любит его, обидевшего её сейчас.
Поняв, что молчание затянулось, она осторожно постаралась изменить тему:
- Ты любишь домашнее печенье?
С радостью ухватившись за возможность сменить обстановку и обойти стороной нежелательные темы и вопросы, мужчина, нежно притянув её к себе и поцеловав в висок, выпалил:
- Конечно! Может, ты и удивишься, но я большая сладкоежка.
Это её действительно удивило.

***
Она, в тяжелом банном халате и с мокрыми волосами, наконец, присела за стол напротив мужчины, жадно уплетавшего печенье, горкой наложенное на тарелку. Она испекла его еще день назад, мучаясь от дневной скуки. Муж был на задании с Наруто, а их совместные задания быстро не заканчиваются. Днями она только и делала, что готовила никому не нужные яства и до умопомрачения наводила порядок в доме. Редко она выходила на практику в больницу по просьбе сенсея. Вечерами она обычно читала, а ночами стояла и чего-то ждала. Заснуть ей практически не удавалось: призраки и сцены произошедшего еще не поблекли и не отпустили её. Иногда ей казалось, что ей отчаянно не хватает ребенка. Будь он у неё, вся любовь, которая копилась в ней на протяжении долгих лет, нашла бы выход и применение. Она не стояла бы, как оглушенная, то напротив зеркала, то напротив окна бессмысленно теряя время, а баюкала бы ребенка, смотрела, как он растет, как становится похожим на него…
- Ты сама их пекла?
Этот вопрос застал её сидящей за столом, подпирающей склонившуюся голову двумя пальцами каждой руки. Резко подняв голову и опустив их на колени, она тихо ответила:
- Да… Я испекла их вчера…
- Спасибо.
Девушка принялась нервно теребить в руках нижний край толстого махрового халата. Она понимала, что нужно поднять глаза, но не могла. Последняя фраза имела для них слишком много смысла.
- Спасибо… - шепотом задумчиво повторила девушка. – Что ты имел в виду тогда, тринадцать лет назад?
Он поразился тому, насколько воспоминания того периода сильны в нём. Сейчас, спустя столько времени, можно было даже разгруппировать их на черные и белые, но его больше привлекало искусство во всём своем великолепии красок. При сравнении с искусством мужчина сразу вспомнил подрывника, который погиб скорее за своё искусство, а не за победу.
- Спасибо за то, что была рядом. Спасибо за то, что помогла осознать, что, - он нехотя запнулся, но решил закончить начатую фразу, - за то, что помогла осознать, что Наруто был моим лучшим другом.
Девушка вновь застыла в удивлении. Но, решив не углубляться в эту взрывоопасную тему, она задала другой, более важный вопрос:
- Почему?
- Потому что так было нужно… Может, мы…
- Нет, не можем. Я хочу знать причину, которая привела тебя тогда. Которая перечеркнула мою жизнь и создала новую начинающуюся с пятен крови книгу. Видишь этот шрам? – девушка указала на толстую белую полосу на ладонь ниже груди на боку. – Это ведь не мазохизм. Меня отбросило взрывом на катану уже убитого шиноби. Плюнув на текущую из бока кровь, я продолжала спасать раненых. Только на следующий день я узнала о том, что уже не смогу обнять родителей, поплакаться маме в плечо, отчитаться отцу, глядя в его добрые глаза… Что это было?
- Так было нужно… Тогда. Меня убедили в правильности этого решения, а искушение было слишком велико… После рассказа Мадары. Слишком…
- Слишком что? Кроваво? Восхитительно? Гипнотизирующе? Предвкушение этих звуков, стонов и криков несли за собой нетерпение и…жажду?
Она снова была взбешена. Было нестерпимо видеть и ощущать, как кровавая решетка опускается, отделяя их друг от друга. Однако, в решетках достаточно дыр, чтобы незримые черные ленты связывали их, даже помимо воли. Судьба? Или её насмешка… Необъяснимые моменты, паранормальное явление. Не подчиняющееся им. Этим утром связи то натягиваются, то расслабляются, как будто температура имело хоть какое-то значение… Прочность уз уже бывала оспорена, но несправедливо. Возможно лишь, что они еще не достаточно верили друг другу. Время и обстоятельства, окружение и факты резали эти нити, но не добрались до главной. В их руках её сохранить.
- Слишком удар в спину был точен… Мне они снятся. Все, чьи жизни я отнял.
- И как только они помещаются в один лишь несчастный сон? – прыснула его печальная собеседница, обнажив зубки.
Она не боялась его спровоцировать. В данный момент она ничего не боялась. А зря.
Он вскочил, резко ударив по столу кулаком. Его лицо исказилось, на нем читалась не только злость, приправленная гневом, но и слабость, горечь и…смущение.
Она знала, что он тяжело дышал либо не дышал вовсе: его грудь оставалась спокойной. Немой, но очень громкий вопрос словно прозвучал, исходя из него: «Зачем ты так?» Возможно, он взял себя в руки, но, так или иначе, с усмешкой заявил:
- Сколько же у тебя выживших пациентов на сто человек?
Он не ожидал подобной реакции. Его глаза расширились: она расхохоталась. Откинувшись на спинку стула, она запрокинула голову, пальцами привычным движением откинула назад волосы и продолжала смеяться, время от времени срываясь на истеричные нотки. Её массивный толстый халат казался инородным телом, когда, убрав волосы, она на короткий миг открыла взору тонкую бледную шею и плечи, выскальзывающие иногда из-под тяжелого плена.
Он сел.
Он ожидал любой реакции: думал, что она огрызнется, разгневается, раскричится или замолчит, в крайнем случае, откажется кормить или выгонит совсем. Но не этого. Этот леденящий душу смех играл на самых чувствительных струнах его души. Ему пришла в голову мысль об истерике. Он сидел и молча смотрел, как постепенно она успокаивается:
- И что это было?
- Осознание того, что я тоже убийца.