Трещина в горизонте. Глава 4.2. Осыпающаяся ржавчина

Примечание: Хакке Кушо – тайдзюцу, при котором пользователь, используя Джукен, ударяет оппонента в жизненно важные тенкетсу, от чего враг отлетает с большой скоростью.

Трещина в горизонте. Глава 4.2. Осыпающаяся ржавчина.

Строитель мостов Тазуна с Нами но Куни.

Тен-Тен была уверена в нескольких вещах: Ли и Неджи – извращенцы; чтобы получить звание чунина, нужно владеть холодным оружием; а также Хината ненавидела настолько Сакуру, насколько любила Менму. И её неприязнь к дочери героев росла с каждым годом. Близкая подруга Хьюга помнила, как еще на детской площадке маленькая Хината стеснялась подойти к Менме, пока того окружали вниманием Харуно и Учиха. Позже, в академии, Намиказе особо не интересовался девушками, но обладательница бьякугана подобно урагану сносила каждую будущую куноичи возле любимого, а джинчурики просто не реагировал на вмешательство, как и на саму Хьюга. И это задевало куда сильнее, чем любое оскорбление. Будто даже гнева недостойна, одного жалкого плевка в её сторону…
А потому каждая попытка сблизиться с юношей – не более чем отчаянное желание обратить на себя хоть толику внимания, дабы он признал её существование.
И Менма признал, прировнял к мусору и, даже не донеся до контейнера, выбросил. Но этот надоедливый отброс так просто не сдастся, он, словно прилипнув к подошве, продолжал шагать вместе с Намиказе.
Одни бы назвали это одержимостью, другие – великим желанием следовать за дорогим человеком, а для Хинаты – это путь ниндзя. И как куноичи, верная своему слову, девушка отказывалась сдаваться. И всеми обожаемая дочка Четвертого быстро превратилась в бельмо – постоянно маячила своим тощим задом перед мальчишкой. А для Хьюга помутнение роговой оболочки неприемлемо – ничто не должно мешать ясно видеть.
И если бы Менма не выделял Харуно среди других, возможно, обладательница бьякугана оставила ирьенина в покое. Но почему-то именно со своей напарницей Намиказе общался так тесно вне работы, и почему именно она вызывала в юноше столько эмоций? Их несложно было прочесть на лице.
Если б Учиха и дальше оставался наследником Учиха, то Хьюга не боялась за переменчивые чувства Сакуры. Ведь только слепой не увидел бы, а человек с практически со стопроцентной видимостью подавно обнаружил, как была близка розоволосая с Саске.
Мальчишка с шаринганом был еще одной причиной ненависти к медику. Харуно отреклась от него, стоило ему больше не походить на отличного парня – лицемерно, с точки зрения Хинаты.
Но Тен-Тен понимала: такое отношение появились не на ровном месте. В семье Хьюга много мужчин, но близка она только с отцом и Неджи. Но под «близкие связи» любительница холодного оружья имеет в виду родственные узы. Ни отец, вечно занятый делами клана, ни тем более извращенный братец-кузен не могли подать хорошего примера мужского поведения.
Любовную связь женщины и мужчины она видела исключительно через призму своей ненормальной семейки, ведь младшая сестра еще не доросла до подобного, а мать умерла на войне. Не с чем сравнивать.
«Возможно, поэтому она считает, что девушки должны быть такими, как она, а парни или вовсе не интересуются девушками, или слишком любят смотреть под юбки. Разные юбки различных девушек. Или наоборот, различные юбки и разны… Да не в этом суть».
Но стоило наследнице Хьюга увидеть в госпитале выздоровевшую Сакуру, как недавно утихомиренная ярость вновь воспылала ярче любой Воли Огня. Хоть Харуно работала на четвертом этаже, Хината беспокоилась о возможности одной лицемерной особи постоянно крутиться возле палаты Менмы.
Девушка не могла объективно взглянуть на вещи: ученице Цунаде некогда подглядывать за Намиказе. Но тревоги куноичи росли с каждым днем, ведь посетителей, кроме родителей, Акацуки и Каге, не допускали. Исключением были медики. Потому пышногрудая девушка, скрестив руки на груди, с искоркой ненависти смотрела искоса на Сакуру, спускающуюся со второго этажа – у той розоволосой стервы есть возможность видеть Менму, в отличие от нее.
– Хината, Сакура не отвечает за Менму, так что хватит сверлить её взглядом, – прошептала подруге Тен-Тен, толкнув её хорошенько. Волнения о парне совсем вымотали параноичку, вообще перестала рационально мыслить
– Месяц, – не отводя взгляда от «соперницы», произнесла обладательница бьякугана. – Ровно столько он находится в сознании. Но до сих пор к нему не пускают.
Девушка остро переживала разлуку с любимым, почему-то Хината была уверена, что с Менмой не все так хорошо. Подруге, ходившей постоянно в пластырях, она ничего не объясняла. Но даже Тен-Тен постепенно начала подозревать неладное: он лежал в госпитале два месяца, половину из них в сознании, но никого не пускали проведать товарища. Бъякуганом наследница клана следила за любимым – редко, чтобы не быть застуканной.
– Может, спросить Ино? – предложила сокомандница Ли, потерев кончик носа.– Хотя вряд ли сведенья о Менме распространяются дальше его палаты. Возможно, здоровье еще не позволяет ему долго общаться с посетителями, в конце концов, на пятом этаже особое отделение.
Хината промолчала. Тен-Тен не могла увидеть всего того, что пришлось ей. Она не знала всех деталей прощания её и Менмы, тем более неудавшейся куноичи неведомо о демоне, скрывавшемся в Намиказе. Теории о том, какие причины столь долгого заточения джинчурики, становились менее оптимистичны.
Девушке пришлось даже пересилить себя и пообщаться без скандалов с Харуно, после того как Ино сообщила, что ничего не знает о Менме. И розовый эталон ирьенина пообещал сообщить, если узнает что-то новое.
Ко всему прочему, Учиха знатно портил нервы окружающим своими выходками. То он пялился на её грудь, то медсестер засыпал цветами, то к Харуно приставал с неоднозначным предложением, и почему-то именно тогда, когда ОНА разговаривала с плоскогрудой. Не будь здание столь важным для деревни, разнесла б все к черту, проучивая пикапера. Но тот гад слишком проворный в последнее время… умнеет?
– Что с вами? – поинтересовалась медсестра у пускающего слюньки Саске. – У вас сильное слюноотделение. Возможно, стоит…
– Как они вздымаются, когда она резко оборачивается, – словно в забвении утверждал генин. – Прям хочется поддержать…
Медсестра проследила, куда устремлен взгляд Учиха, и, убедившись, что стоящий перед ней просто неудовлетворенный подросток, дала подзатыльник.
«И почему именно грудь?» – сильнее прижав бумаги к телу, подумала Харуко, направляясь на второй этаж. К сожалению, ей не понять пристрастие мужчин к этому участку тела.

– Цучикаге отозвал прошение о смертной казни, – вторил Итачи строчкам со свитка, лежавшего на столе Цунаде. – Но вместе с остальными Каге Ооноки требует суда над Менмой, – член Акацуки продолжал смотреть на женщину, повернутую к нему спиной – Пятая наблюдала за строительными работами напротив новой резиденции.
– Это большее, чем мы рассчитывали, – напомнила себе женщина, проанализировав все «за» и «против». – На руках Менмы лишком много крови. Если бы не твои сведенья о том мире, мальчик умер бы без разбирательств.
В голосе Цунаде Учиха не услышал и толики беспокойства. Как правителю ей пришлось бы принять любое решение совета Теней, но как Сенджу она чувствовала горечь поражения: Менма пал и тянул деревню за собой, к сожалению, в прямом смысле. Потому она вновь превратилась в расчетливого Хокаге, обдумывала каждый шаг, чтобы подобно обезьянке не поддаться минутной слабости разума.
Сын Фугаку предпочел тишину, ибо ничего нового он не услышал и ничего нового не скажет. Знания о параллельной реальности, полученные под генджюцу от другой Сакуры, действительно были ценным доказательством причастности независимых сил. Но кроме этой улики ничего не свидетельствует в пользу Намиказе. Для остальных Каге он лишь слабый сосуд Кьюби, а значит, не имеет права на существование.
– Возложить всю ответственность на мужчину в плаще Акацуки – единственное, что мы можем сделать для спасения Менмы. Спасибо, что пошел на это, – повернувшись к джонину, выразила благодарность Пятая.
Чтобы доказать правдивость полученных сведений, Итачи прошел проверку на достоверность воспоминаний в Кумо. И Сенджу понимала, скольким обязана шиноби – не каждый наследник великого клана позволит рыться в своей голове людям, ранее ответственным за смерть предыдущего главы Учиха. Но лишь после этой процедуры другие Тени согласились на переговоры и отложили требование выдачи Курамы на несколько месяцев. Но с того времени утекло много дней…
– Вы осведомлены о причине моего поступка. – Благородность, о которой Хокаге не раз упоминала за последнее время, чужда будущему главе Учиха.
Его интересовала не Коноха, вырастившая демона и постфактум пытающаяся зализать раны, а клан: он больше всех пострадал бы из-за другого развития событий после нападения демонического ниндзя.
– Знаю, – обессилено произнесла Цунаде, снова вернувшись к наблюдению. – Поэтому я рада, что наши цели совпадают. Иметь врага в твоем обличии опасно для Скрытого Листа.
– Надеюсь, вы сдержите свою часть уговора.
– Да, – прикусив губу, ответила куноичи. Она убеждала себя, что пошла на компромисс, а не капитулировала перед наследниками Индры. Но голос гордости постоянно шептал: предыдущие тени огня диктовали исключительно свои правила. – На столе твой рапорт. Подписанный. Осталось лишь несколько формальностей.
Обладатель шарингана взглянул на документ, подтверждающий его непричастность к теперешним делам Акацуки. Он окончательно освободился от обязанностей, потому положил на стол перечеркнутый протектор, символ независимости шиноби от родной деревни – такова политика Акацуки. Ты служишь на благо людей, даже если нужно пойти против собственной деревни.
Вот только возвращение сулило новым пакетом проблем, которые непременно подкинет совет клана. И в качестве главы Учиха он мог разделить эту ответственность только с единицами, другие пока на стороне Ямамото.

Хината впервые была рада лицезреть Харуно, и плевать на Учиха неподалеку, попробует что-то испортить – Хакке Кушо вмиг все исправит. Ведь полминуты назад Сакура сообщила действительно приятную новость: через два дня можно навестить Менму, с сегодняшнего дня он на четвертом этаже, а значит, идет на поправку. Только ирьенин сразу предупредила: время посещения ограничено, а также юноше не стоит сообщать шокирующих новостей.
– Ты его уже видела, – Хьюга честно пыталась произнести предложение вежливо, но исходящая от куноичи напряженность все же чувствовалась.
– Да, – без колебаний ответила медик, словно не замечая тона пышногрудной. – Он уверенно идет на поправку.
Сакуре хотелось сказать еще несколько слов, чтобы подбодрить Хинату, но вмиг отказалась от затеи. Лучше не нарываться, ведь несколько лишних слов о Намиказе, и одноклассница интерпретирует это как заинтересованность в юноше. Потому лишь сообщила время, в котором можно зайти к Намиказе, и, попрощавшись, поспешила удалиться.
– Спасибо.
Едва слышное, силой вытянутое из гортани, одно слово заставило Хинату сжать кулачки. Даже она понимала: Харуно заслужила благодарность, ученица Пятой не была обязана делать и десятой части того, что проделала для нее.
– Не за что, – повернувшись к Хьюга, произнесла ирьенин. Всего на долю секунды дочка Мебуки заметила изменения в Хинате по отношению к ней, так же как и обладательнице бьякугана показалось, что медик искренне ей улыбнулась.
– Сакура, твоя улыбка сегодня милее, чем всегда!
Саске объявился на заднем фоне, предлагая еще один цветок медику. Но и на сей раз обольщение не закончилось удачно. Девушка отклонила жест доброй воли и напомнила надоедливому юноше, где выход.
Хината всего на мгновение обратила внимание на бывших одноклассников. Если бы тогда Саске остался прежним, возможно, соперницы у нее никогда бы и не появилось. Но к несчастью Хьюга, пикапер не смог выдержать того груза, свалившегося на него из-за клана, друг Менмы превратился в посмешище, которого иногда даже жалко бить.
Но куноичи развернулась к выходу, более не задумывавшись о судьбе двух идиотов. Она не столь великодушна, чтобы заботиться о других, таких других. И так долго.
«Харуно не хватает честности, а Саске – ума», – поправив волосы, обладательница бьякугана ушла из госпиталя.

– Тебе лучше уйти.
Это не было просьбой, минутным порывом, надиктованным гневом или же недавно проснувшейся совестью. Предложение натянутой ниткой висело между ними с самого начала. Еще до того как Менма прикоснулся к девушке, что так страстно стремилась обратить на себя внимание юноши, она мучительно жаждала его: до румянца на щеках, до влажности, о которой стыдятся говорить приличные девушки.
– Нет.
Запах лекарств и звук приборов – доказательство его жадности к власти. Владеть всем джинчурики хотел с академии, когда пустоту внутри не могла заполнить родительская любовь и дружба, а позже и плотская услада. Потому Менма был жаден и жесток. Даже с теми, кто отдавал все безвозмездно.
– Я тобой лишь пользовался.
Намиказе не смотрел на девушку, с которой разделял мгновения триумфа жадности плоти. Ведь человечность, вернувшаяся к нему, напомнила, насколько низко он пал пред своей натурой, какой безвольной куклой был в руках Кьюби, и самое гадкое не то, что он не боролся, а то, что получал настоящее блаженство от происходящего. Ведь сломанному джинчурики нравилось ломать других, опускать до своего уровня. Но сейчас шиноби стыдился смотреть на ту, что словно песок меняла свою форму, нагибалась в указанную им сторону, послушно, с покорением и любовью не ломаясь, а подстраиваясь.
Но даже сейчас Хьюга не отступила. Одним рывком больной оказался в опасной близости от девушки, желанной столькими мужчинами, а она почему-то выбрала именно такого засранца.
– Думаешь, я терпела все твои гадкие стороны, – схватив его за ворот больничной рубашки, проявила характер Хината, – принимала тебя любого, – гнев опалял горло куноичи, ведь так долго она желала высказать любимому все, не боясь утерять того навсегда, – чтобы кинуть, когда ты выбрался из этой чертовой ямы ненависти?
«Жадность заразительна», – отметил про себя Менма, и легкая улыбка тронула лицо чунина.
Если бы он не проделал всех тех гадостей с Хинатой, возможно, все сложилось иначе. Но каждый раз, глядя на нее, Намиказе вспоминал о темноте, поглотившей когда-то его целиком.
– Я не сдамся сейчас, когда так близка к победе. Быть рядом с тобой – таково мое решение.
«Таков мой путь ниндзя, и тебе хорошо известно об этом, Менма».
На заднем фоне что-то продолжало пикать, но Хьюга было как бы не до того. Она не просто в очередной раз заявила права на Намиказе, а взяла на себя обязанности, и после всего это не так много. Так казалось девушке. Куноичи еще не подозревала о мучительных испытаниях для нового Менмы, которые ему предстоит выдержать под надзором Пяти Каге. Но пока это далекое будущее.
«Когда-то ты забудешь о прошлом, тогда я заполню наше будущее столькими хорошими воспоминаниями, что у тебя не будет и секунды вспоминать то время, когда кроме желания утолить жажду тела и ненависти тобой ничего не руководило».
Приборы продолжали издавать звуки, на одном из мониторов отображены изменения в пульсе пациента. Девушка, притянув любимого еще ближе, впилась губами, даруя поцелуй. Намиказе явно не ожидал такого поворота событий: не в больнице же после всего случившегося. Потому реакция была заторможенной, но как только ниндзя хотел ответить на порыв куноичи, Хината отодвинулась.
– Запомни, Менма, ты мой парень, и плевала я на твои муки совести. – Юноша отметил, что гнев был к лицу Хьюга, её глаза в такие моменты имеют странный оттенок. Интересно, как это получается? – Ныть и жалеть себя будешь на том свете, а пока жив – исправляй ошибки и живи полной жизнью. И устраивать малобюджетные мелодрамы в сотню эпизодов я не позволю.
Настрой девушки явно был заразительным. И если бы джинчурики не сдался под таким напором, то наверняка получил бы под дых, невзирая на состояние. И тогда едва живым принял бы сторону победившего. Но Менме нравились состязания, и когда он выйдет из больницы, то сможет в полной мере принять вызов Хинаты. Вот только нужно ли продолжать мучить бедную девочку?
Она не дала времени совести демонического ниндзя придумать оправдание.

На крыше новопостроенного госпиталя тихо. Лишь иногда ветер колыхал сохнущие вещи, с запахом хлорки и цветом пыли, принесенные с ближних строек. Удачное место, чтобы остаться незамеченным. Сюда приходили только для смены ткани. Ни панорама, ни тишина не завлекали медперсонал остаться здесь передохнуть.
Отличное место для свиданий, к слову. Вот только жаль, что он поздно об этом задумался. Спрятав руки в карманы, Учиха начал обратный отсчет. Если не услышит топот спустя три минуты – уйдет. Но почему-то старая привычка подсказывала: ирьенин обязательно поднималась наверх – она всегда скрывалась в обыденный перерыв подальше от людей. Годы наблюдений не прошли зря, но будет ли Харуно делать подобное сейчас? Наверняка неизвестно. Но он внимательно прислушался, и, когда новый порыв ветра поднял простыни, услышал знакомый звук, её шаги.
Оттолкнувшись от стены, шиноби прошел немного вглубь, чтобы спрятаться между простынями. Не стоило отнимать те жалкие пятнадцать минут свободного времени у девушки, не вылезающей из операционной до полудня. Как главный шут госпиталя, а значит, и такой же неизменный нарушитель спокойствия он об этом хорошо осведомлен. Медсестры любят поворковать с цветком в руке, конечно, в законный перерыв. Иначе вылетел бы недоГенджи из здания самым позорным образом. А так, веселил работников и «гостей» учреждения.
Сакура действительно не изменила себе, и привести мысли в порядок лучше всего на свежем воздухе. Так как декабрь скоро закончится, мало кто желал задерживаться на холоде даже с возможностью отлинять от дел, потому сомнений не было: она наверняка будет одна.
Сунув руки в карманы белого халата, куноичи вошла в лабиринт повешенных наволочек. Они пахли больницей, но свежий воздух смягчал запах, приносил новые ароматы…
Вновь одна простыня, повинуясь ветру, поднялась немного выше, донося до носа Сакуры знакомое благовоние. Медик резко обернулась, но не было никакой тени, доказывающей наличие кого-то, лишь слабый запах цветка.
«Розы…»
Харуно не верила в совпадение, потому насторожилась и доверилась интуиции, и девушка пошла к источнику аромата. Но ветер хитро прятал направление, откуда пришел запах. Каждый раз касаясь ткани, Сакура понимала, что за ней никого нет, по крайне мере сейчас. Но был ли этот кто-то пятнадцать секунд назад?
Резко приподняв одну из простыней, куноичи столкнулась с...
«С ничем. Ну и параноик ты, Харуно».
Возможно, это игра воображения. Принимала желанное за действительное, но желанное ли? В конце концов, обладатель этого аромата не умел прятать чакру, а значит, она сразу бы его заметила. Но когда всего на мгновение дочке Четвертого послышался шорох позади, девушка незамедлительно обернулась, однако снова осталась ни с чем.
Сакура тяжело вздохнула, выпуская маленькое облачко ввысь. Она проследила за поднимающейся парой вверх – на самое небо, где в это время зарождался первый снег: зима в Конохе редко сопровождалась соответственными осадками – климат не тот.
Хлопья начали свой неспешный путь, как будто специально оттягивали миг с прикосновением к еще теплой земле. Ведь, как никто другой, знали: стоит им столкнуться – и они в то же мгновение растают.
И прежде чем хлопья коснулись сохнущих вещей, солнце осветило перечеркнутый знак Листа, пока его обладатель не скрылся между другими, уже построенными зданиями.
Он считал, что это была их последняя встреча перед уходом Акацуки из Конохи.
«Обычное сталкрество вместо прощания, – шутливо заметил юноша. – Не изменил себе».
Предпоследняя встреча, если точнее.