Ты – мой рай

Он грешник, преступник S-класса. Человек, убивший множество невинных жизней. Его и человеком можно назвать едва ли. Не человек - машина для убийств. Бесчувственная. Хотя кое-что он все-таки чувствует. Наверное - это наслаждение. Он получает от смертоубийства большое удовольствие. Удовольствие от зрелища смерти. Удовольствие оттого, что человек ранее бывший живым сейчас умер. Удовольствие от самого понятия убийства. Удовольствие от той агонии смерти, которую испытает жертва в момент своей кончины. В момент, когда умирающий понимает жизнь, до этого никогда не вкушавший ее в полной мере. В момент, когда последний раз вдыхает воздух, наполненный рекой собственной крови.  В какой-то степени Хидан открывает глаза своей жертве на то, что тот сотворил в своей жизни или на то, чего не добился.

И больше ничего не остается в его жизни: ни рая, ни ада, только лишь смерть, а дальше только Всевышний издает указы. И больше ничего не отражается в глазах умершего, только лишь непроглядная тьма и свет в конце тоннеля. А Хидан же упитанный предсмертными муками своей жертвы уходит, унося с собой грех, который ни в коей мере не собирается искупить…

Так было тогда…



- Чтоб я еще раз послушал тебя! – зло прорычал масочник.

- Заткнись, Какузу! – последовал ответ.

Хидану, должно быть, сейчас не больше двадцати пяти, он на четыре года старше самого младшего в Акацки и примерно на шестьдесят семь лет младше самого старшего в Акацки. И вот этот самый старший должен сейчас лежать в кровати и принимать таблетки от склероза. А вот и нет, вместо этого он пришивает Хидану голову, которую галантно отсек шиноби из Конохи.

- Надо было меньше грубить, - заткнул того человек с маской на пол лица и с протектором Скрытой Травы. Его мышцы и лицо загорелое, словно окроплено топленым шоколадом. Склера обоих глаз было красным, радужка цвета зелени, окаймленная едва заметной плоской лимба. – Я вам не портниха - руки-ноги пришивать.

Хидан вдруг вспомнил случай с Дейдарой и две его оторванные руки. Парнишке всего девятнадцать. Неужели судьба настолько превратна, что даже такому ребенку не место в своей деревне. Хидан вспомнил, как после того как Деревня Скрытых Горячих источников, – его родная деревня, стала туристическим объектом, Хидана стало все раздражать. Он считал, что прожившие там шиноби должны быть убиты,  и, таким образом, вскоре убивает  своих соседей, прежде чем покинуть деревню и вступить в культовую веру известную как Джашин, религия, которая преклонялась одноименному божеству.

- Я так тонко делаю комплименты, что со стороны кажется, будто я хамлю, - заострил внимание парень, сомкнув большой и указательный палец.

Какузу движением руки дал знать напарнику, что все готово. Мацураси встал и размял затекшую шею, от чего та хрустнула.

- Пора спать, - буркнул масочник и лег под лиственницу.

Большой валун закрывал обзор на закатное солнце. Хидан обошел огромный камень и присел подле него, расставив ноги.

Каждую ночь он засыпает с мыслью, что во сне увидит знакомый силуэт и речь. Каждую ночь он видит один и тот же сон, где приходит она. Только разговоры они ведут совершенно разные. Он ей отвечал, как всегда в своей манере, а девушка скромно опускала взгляд. Но он точно ощущал на себе любопытный взгляд сквозь пышные ресницы. Она пыталась донести до него что-то, что в его понятии могло называться просто - прочисткой мозгов. Девушка всегда была в одном обличии: те же иссиня-черные волосы и жемчужные нежные глаза, проникающие в самую душу. Раздевающий – обличающий душу, не обвиняющий ни в чем, лишь снисходительный добрый понятливый. Самый выразительный, самый обворожительный. В ее скромности. В ее ужимках он нашел что-то сексуальное, настолько будоражащее воображение. Она была невинная, как лепесток розы, распустившийся в зимнее утро. Не очерненная никакими пороками шиноби. Настолько невинна – даже пробирают мурашки по всему телу из желания защитить такую красоту, предоставить надежную защиту хрупкой красоты. Но вытягивает его из этой дремы лишь один факт – они враги. В то же время это видение, конечно, лишь иллюзия помогает ему вставать и продолжать, окровавленный собственными мотивами, путь. Даже повстречав ее ради себя, ради своей веры, ради своих мотивов он бы без колебаний убил бы ее. Ну почему это видение является лишь ему? Оно… она наказывает, сама того не подозревая.

И вот уже тело осунулось, по нему пробежалась сонливость. Отяжелевшая голова начала опускаться. Алые, нет, даже малиновые, глаза прикрываются в мучительной истоме. И, в конце концов, Хидан клюнул носом собственные колени.

Какузу все еще не спал – вспомнил глаза Коноховских ребятишек.

"Наверняка захотят отомстить за своего сенсея", - пробасил внутренний голос. – "Значит, был хорошим человеком, раз те детишки так сплоченны".

Время измеряется легендами, и может быть, эти ребята будут их частью. И он был в таком возрасте, и он был таким любвеобильным к узам, связывающим учителя и ученика, но время идет, война смену мир, мир сменяет войну, ученик теряет учителя, и теряет вместе с ним веру и опору в будущее. Нет больше ничего кроме страстного желания мщения. На мщении на развалинах ничего не отстроить.

Если же ребятки нападут, то вряд в одиночку. Втроем они так просто не справятся, какими бы смекалистыми не были. Но все ж таки, измотанные от постоянной ходьбы и боев, Хидан и Какузу естественно желали бы вернуться в убежище без приключений. Но плохое предчувствие не покидало казначея Акацки. Например, тот с хвостом на затылке ясен пень владеет довольно-таки сильной техникой, но тем не менее медленной.  Плюс к этому еще и его поразительные способности стратега. Та девчонка кроме медицинских дзюцу больше ничем таким не владеет, но если читать что она из клана Яманако... Также в их команде есть добряк с комплексом – лишний вес. Любое лишнее слово в сторону толстяка давящее на его минус даст сбой в программе – добрый толстяк. Эти трое против преступников подобных Какузу ничто. Именно поэтому Пятая не станет ими рисковать – направит вместе с ними отряд опытных шиноби или одного более сильного джоунина. Естественно…только идиот отправит этих троих на неминуемую смерть. Даже блондинки должны понимать, насколько возможен риск смерти одного из троицы ИноШикаЧо. Хотя и она не в уверенности, что хоть кто-то из них вернется хотя бы не покалеченным. В любом случает нужно быть на стороже, дабы избежать неожиданного нападения.

В это время седоволосый уже полностью погрузился в грезы сна. Сон подхватил парня, стремительно наполняя тело блаженной негой расслабленности и покоя. Парень был готов вновь повстречать ее, услышать ее голос.

Словно по приказу перед ним предстал ее образ.

- Снова ты? – непринужденно бросил парень, тщательно скрывая истинные чувства.

На этот раз девушка была тише воды и ниже травы. Если в прошлый раз она сказала хоть что-то, то в этот раз – молчание. Ее  глаза были наполнены неподвластной ей решимостью.

- Ты подумала над тем, что я тебе говорил? – снова спросил джашинец, обойдя девушку.

- Что вы хотите услышать? – непреклонно спросила девушка.

- Ты хочешь сказать, что я скоро умру?

Девушка сидела к нему спиной, сложив руки на ноги, подогнутые под себя. Осанка ее была идеальна, а голову она держала высоко, так что могла видеть звезды на небе. Пространство вокруг напоминало джашинцу бочку, из которой выхода нет, сколько ни ищи. Лишь черная пустота и мрак. Ничего более. Не рай, но и на ад походит едва ли. И в этой черноте есть что-то чистое и не принадлежащее этому мраку. Зачем? Кто заставляет столь чистое существо томиться взаперти, в этой впитавшейся в воздух мгле. От нее не найти укрытия, не найти маятник, не найти путеводитель, не найти карту. Слишком темно и мрачно, чтобы что-нибудь разглядеть. А она сидит спокойная. Ждет? Тогда чего? Если он ищет свет, то для него она - путеводитель.

- Я думаю, Вы и сами чувствуете это. Рано или поздно… - девушка запнулась и понуро опустила голову, коря себя, за то, что чуть не сболтнула лишнего.

- Рано или поздно? Если это конечно возможно, - парень внутренне сматерился.

Девушка медленно встала и направилась куда-то вперед не оборачиваясь. Ее иссиня-черная головка раскачивалась то в одну сторону, то в другую. Со стороны она напоминала пингвиненка. Она просто шла вперед. Шаги измерялись стуком маленьких каблуков о темноту. Куда она направляется? Возможно, чтобы узнать есть ли край у этой темноты.

Джашинец открыто наблюдал за девушкой, прямо как за мышкой потерянной в лабиринте. Протектора со знаком Конохи на ней не было, что несказанно удивило джашинца.

Интересно она тоже думает о нем? О чем она вообще сейчас думает?

Затянувшаяся тишина угнетала седовласа. И он первым решил нарушить тишину:

- Эй, ты, тебя как зовут? – девушка отрешенно обернулась, в ее взгляде читалось совершенная несобранность, словно ее в последнюю очередь волновала та ситуации, в которую они оба попали.

- Мм?

- Имя, - язычник уже жалел о своем вопросе.

- Хината.

- Хидан, - бросил он.

Хината удивилась такому имени. Настолько оно было ядовитым, под стать масти змеи какой-нибудь самой опасной.

- Ты из какой деревни?

Брюнетка старалась не подходить ближе, чем на полметра, но все время вглядывалась в не просветную темноту, где светились маленькие светлячки-звезды.

- Из Конохи.

Девушка вела себя вежливо, но стороны джашинцу показалось, что за этим стоит явное нежелание иметь с ним разговор. Почему?

- Ты меня боишься? – парень хотел увидеть настоящую ее, а не маску, что постоянно не дает всмотреться в нутро девушки.

- Я Вас? – девушка на протяжении столь долгого времени, наконец, взглянула ему в глаза.

В ее глазах почти ничего не отражалось. Глаза, казалось бы, настолько уродливые, для него были словно две жемчужины. В них словно отражался весь мир. Мир, который в этой темноте не разглядеть. Хоть вокруг них непроглядный мрак и пустошь, но в этом мире нет войн. – Не думаю что это страх. Я ведь не бегу от Вас. Хотя, наверное, стоило бы.

Заговорила девушка. Из ее уст это звучало как набор ничего не значащих слов. Как три несогласованных предложения, составленных идеально.

- Сколько мы уже здесь? – вдруг спросил джашинец, оборачиваясь куда-то позади него.

- Думаю часа четыре, - посвятила его девушка.

- Уже утро получается? – сам себя спросил парень.

- Вы боитесь тишины? – джашинец устремил недоуменный взгляд в жемчужные очи своей собеседницы.

Девушка опустилась рядом с парнем, сохраняя некую дистанцию. Все-таки чувство неприкосновенности и недоверия она испытывала. А что тут размышлять? Он все-таки для нее преступник. Она с ним и разговоры вести не должна.

- Ваши наводящие вопросы? Вы только и делаете, что задаете вопросы в тишину. Возможно, боитесь, что в один прекрасный момент они иссякнут. Поэтому за одним таким вопросом следует другой, исходящий из предыдущего, - девушка взглянула на парня.

Смотрела прямо в глаза. Нет, прямо в душу. Испепеляла взглядом. Словно ясно видела все внутренности и точно могла вычислить - сколько раз его сердце бьется в минуту, когда она смотрит в его сторону.

Джашинцу кажется, словно все пространство наполнено звуком биения его сердца. Словно эта дыра одна сплошная бомба, которая с минуты на минуту взорвется.

- Не похоже, что Вы пытаетесь разведать скрытые дела селения.

- Я никогда таким не интересовался.

- Хидан просыпайся, чертов пидорас, -  пробасила Хината не своим голосом, склонив голову набок.

Хидана настолько это удивило, что глаза чуть из орбит не вылетели.

Пространство вокруг стало сотрясаться  и крушиться на кусочки. Больше походило на обвал какого-нибудь большого здания, только парочка находилась внутри него. Они прекрасно знали, что это значит - кто-то из них просыпается. Девушка осталась сидеть в том же положении, смотря куда-то вдаль.

Парень успел лишь крикнуть "До скорого", и вся картинка сна испарилась.

- Тьфу, - парень встал - протер глаза, отгоняя остатки сна.

- Соплю утри. Во сне улыбался, как идиот. Видимо приснилось что-то из ряда вон… - поддел того Какузу.

Дальше напарники шли в тишине. Хидан пытался развести Какузу на разговор, но тот упорно отмахивался от седовласа, смахивая все на то, что ему не до этих глупостей.

В голову вновь пришли нежелательные мысли о брюнетке из его сна.


Темнота.

Тишина.

Кто это?

- Вы в порядке? – некая брюнетка трясла седовласа за плечо.

- Где я?

- Не имею ни малейшего понятия, - прозвучал мягкий голос.

У девушки были иссиня-черные волосы, достающие ей до лопаток. Сиреневая толстовка и такого же цвета бриджи. На ногах стандартные босоножки шиноби.

Тогда они еще толком были не знакомы. Но уже тогда Хидан поистине чувствовал себя уютно. Даже молчание с ней - ему приносило удовольствие. Пусть не взаимно, но это лучше чем ничего.

- Ты ничего не видишь странного?

Парень смотрел исключительно в ее сторону, не отводя взгляда. С активированным бьякуганом она выглядела еще странноватее.

Девушка не отличалась остроумием. Поговорить с ней на отвлеченную тему он мог едва ли. А разговорить ее ему было труднее, чем было перебить всех соседей, прежде чем уйти из своей деревни.

- Не вижу. А если и вижу, то это только непроглядная тьма, словно вокруг нас вознесены  толстые стены, смазанные дегтем, - вынесла вердикт девушка, и ее глаза приняли естественный вид.

Только в этих стенах вдобавок блестят ослепительной красоты звезды.

Позже они прикинулись парой фраз, прежде чем стены вновь развалились, и перед газами Хидана не распростерлась гневная мина его напарника.

Это приснилось седовласу еще до встречи с тем монахом из... и после того как они убили Четыреххвостую Джинчурики.

С того раза Хидан с нетерпением ждал очередной возможности увидеть то самое наивное личико его подруги по несчастью, вернее подруги по сну.





Вот уже ровно как неделю ему снится один и тот же сон. Теперь он не просто ждет ночи, но и просто зависит от нее, что больше похоже на помешательство. Они сидят в темноте уже долгое время. Прошло уже два часа, а казалось бы две минуты. Каждый не силах вымолвить и слова. Только одна деталь разбивает эту темноту – это она. Сидит рядом, судорожно прикрывая пунцовое лицо руками.  Но одного факта, что она рядом не хватает, чтобы осветить лица тех, кто сидит в ней. Их двое. И на каждого кто сидит в этой тишине, она давит. Не ясно. Кто первый проронит хоть слово. Черт его дернул ее поцеловать. Но предчувствие, что он ее больше не увидит, давит изнутри на грудную клетку. Не важно уже, сколько времени они сидят, и кто первый попробует разбавить напряженную атмосферу. Проходит время…

- И что это значит? – робко произнесла девушка на выдохе, смущенно прикрывая жемчужные глаза.

- Это просто поцелуй,  - попытался оправдаться парень, не смутившись ни на йоту - не  маленький ведь, умеет брать ответственность за свои поступки.

А этот поступок был вполне обдуманный и выдержанный много времени.

Круг голосов закончился. В комнате вновь воцарилась та давящая тишина. Проходит минута. Две. Три. Они молчат, не стараются понять, что не так.

Они сидят поодаль друг от друга, и Хидан не видит ни черта, даже собственных пальцев перед самим носом.

- А если честно, то тебя действительно никому не будет жалко, - серьезно проговорила девушка.

- Таких убийц как я миллионы и никого не жалко, - парень обхватил колени руками.

Хината отчетливо чувствовала, чем от него пахнет: кровью, мылом и немного немытыми волосами. Почему-то, оказывается, совсем нетрудно представить напротив его физиономию с немного вытянутым, но аккуратным носом, тонкими сухими губами.

Следующие полчаса они провели в тишине. Если бы Хинате платили за каждый неловкий мысленный диалог, она давно бы стала миллиардершей.

Они, конечно же, избегают смотреть друг на друга. Для Хинаты это нормально, типично даже, а Хидану просто не по себе.

- Слушай, это просто дружеский поцелуй, только в губы, - Хидан повернулся корпусом к девушке и дотронулся до ее рук, лежащих у нее на подогнутых ногах.

Он дотрагивается до матовых рук, но они нежные от того скользкие, ускользают из рук джашинца. Он чувствует привкус обиды на кончике языка. Гулкие удары сердца вонзаются в стенки груди еще сильнее. Руки в сводящей с ума истоме. В висках пульсирует жилка, не дающая трезво мыслить.

- Ах, так это и есть дружеский поцелуй. И что мне, таким образом, всех своих друзей встречать? – недоуменно спросила Хината, смотря куда-то мимо парня.

- Нет, ну, не так конечно. Но в щеку можно, - так уж и быть, разрешил Хидан.

Рука непроизвольно потянулась к ее щеке. Нежная. Даже не смахнула.

- Ты меня боишься? – снова спросил парень.

- Я тебя не боюсь, - вдруг сказала девушка, посмотрев на джашинца так как никогда не смотрела.

В этих глазах отражалась теперь не жалость, а смущение. В какой-то момент она набралась храбрости спросить его еще об одном поцелуе, но это не ее прерогатива – разводить на поцелуй. Ее учили быть в меру скромной и серьезной девушкой. Но опыта в такой секретной и потаенной области именно поэтому у нее и нахватало. Девушке не хватало смелости вот так взять и предложить мужчине поцелуй.

- Даже если мне вновь придется ощутить на себе твой поцелуй, - внезапно добавила девушка.

Словно по команде парень прильнул губами к ее разгоряченным и влажным, несильно покусывая и оттягивая. Лицо девушки стало пунцовым, а глаза - приоткрытыми. Веки казались свинцовыми, постоянно грезили опуститься. Руки онемели - перестали слушаться хозяйку. Главное не поддаваться глупым необдуманным желаниям.  Глупо. Это всего лишь сон.

- Я о тебе ничего не знаю, - девушка пыталась отодвинуть парня, но он оказался упертым и продолжал блуждать поцелуем по ее шее.

- Разве нам это мешает? – едва дыша, проговорил парень, всасываясь в кожу девушки страстным поцелуем, оставляя на шее алые метки.

Ничего ведь это сон. Можно и рискнуть. Возможно это последние минуты их уединения. Нужно "достойно" их проводить, не жалея ни о чем.

- Ты скоро умрешь - я тебе обещаю, - дыхание сбилось, ноги подкашиваются, словно лапша. Она с трудом их собрала и подобрала под себя, пытая унять беспокойное напряжение внизу животу. Желание охватывало разум. Нужно взять себя в руки, но организм упрямо твердит совершено другое.

Хидан перешел на новую стадию, стягивая с девушки толстовку. Девушка до последнего сопротивлялась хватке парня, но, не сдержав такого напора, выдавила из себя сдавленный стон. Он чувствует желание. Хидан знает, что это взаимно, ведь видит  все в ее глазах. Ах, сколько в них женственности и чувствительности, сколько жара и добра. Он не видел в тебе изъянов, лишь горящие во взоре звезды.

Она снова дает ему волю, делится своими ощущениями, дабы он ощутил себя поистине живым.

Хидан вновь приподнимается к ключице, попутно стягивая ткань одежды. Но непослушным пальцам, не подчинявшимся приказам хозяина, хватало сил лишь поддевать края ткани, касаясь девственной кожи.

Девушка очнулась от своего забытья, когда Хидан стал стягивать с нее толстовку. Рассудок встал на место, вернув с собой желание - дать отпор.

- Хидан, давай попрощаемся достойно, - предложила Хината.

Парень судорожно хватал ртом воздух, не вникая в слова Хинаты. Хидан принял первоначальную позу, и будто ничего не было. Девушка же натянула толстовку до ушей, смутно понимая, что только что произошло. Наверное, стоило бы отнестись к этому опыту по-философски, но пока у нее не выходит. Хидан украдкой посматривал на нее, и лишь однажды ловил ответный нервный взгляд.
Девушка, еще не отошедшая от переполнивших ее чувств, была слишком шокирована, не только поведением парня, но и собственным допущением такого поведения. Пусть это и сон, но он продублирован на двоих. Для каждого из них понятие произошедшего диаметральное и такое противоположное. Для него - это похоть, желание, для нее наивное желание понять суть этого человека. Не влюбленность и не привязанность - черная дыра, в которой они погрязли по самые уши. Нет, он ее не любит, и она даже не влюблена. Ими движет желание узнать, что на сердце. Может рана, а может любовь? Они всего лишь разделяют один сон на двоих. Товарищи по несчастью, которые, к сожалению, никогда друг друга не поймут. Черная дыра заволокла глаза - ее окропило наивностью, его глаза закоптила кровь невинных жертв. Сон поделенный на двоих. Уравнение с двумя неизвестными. Но что является общим знаменателем. Кто знает. Сон? А почему бы ему не быть реальным?
А сейчас они сидят в молчании, в безвыходном положении пытаясь слиться с темнотой, окружающей их, - чувствуя неудобство в сложившийся ситуации минутой ранее. Казалось бы и сон длится позже обычного. Словно каждый из спящих хочет досмотреть - кто же первый нарушит томительное молчание в этот раз.
Казалось бы и звезды над головой стали светиться ярче, крупицами золотого дымка впиваясь в оледенелую кожу, обдавая ее влажным жаром, от чего она покрывалась кристалликами пота и стаей мерзких мурашек. Напряжение в груди нарастало. И, казалось бы, воздух пропитан им и ни на минуту не сбавлялся пульс.
- Куда бы ты хотел попасть, когда умрешь?
- Если это возможно, то, наверное, в Ад. Там мне самое место.
Их голоса преломлялись сквозь невидимую призму, разлетаясь эхом на тысячу и тысячи таких звуковых осколков - отзвуков голоса. Словно сама пустота пытается до них достучаться.
- А Рай?
- А в Рай меня не пустят по-любому, детка.
- Хидан, ты умрешь и я это тебе обещаю.
- Откуда тебе это знать?
- Я чувствую.
- Как?
- Почувствуй голос своей совести. Ничто не остается безнаказанным. Никто не остается не отомщенным. Ты умрешь рано или поздно - но умрешь, как все убийцы умирали до тебя и даже твой Бог тебе не спаситель!
Как-то не естественно громко, для самой себя, проговорила девушка. Ее голос был наполнен стальной уверенностью и желчью ненависти.
Хидан почувствовал боль в груди - ноющую и мучительно сладкую для нашего язычника.
- Если я умру, вспомнишь ли ты обо мне?
- Я попытаюсь забыть. У меня есть друзья. У меня есть мечта. У меня есть любовь всей моей жизни. И я не позволю, таким как ты, ее разрушить - слишком больно было бы потерять это, когда так старательно собирала по кусочкам, когда все так хорошо наладилось!
Ее голос больше похож на мольбу о пощаде, чем на защиту своих ценностей.
- Может...
Девушка со стоном всхлипнула, вытирая влажный нос воротником толстовки.
- Может это все и сон, но он слишком естественный. Ведь я чувствую тебя, ты - меня. Наверное, это лишь иллюзия. С каких пор ты смеешь обсирать мою веру, на преклонение которой я отдал всю свою жизнь. Я также как и ты, когда-то имел друзей и близких, которых в одночасье не стало. И прости - не по моей вине мир превратился в полную жопу. Ты никогда не поймешь истинных ценностей в этом мире. В этом мире больше никогда не будет править любовь и глупые связи вроде дружбы или любви. Связи между учителем и учеником? Ха, хрень все это собачья, а не связь.
- Такому, как ты, уже никогда не почувствовать этих ценностей. Шиноби всегда остается шиноби. Нет шиноби без куная, нет преступника без жертвы, нет войны без мира. Ты же бесцельно растрачиваешь свои способности, убивая невинных людей ради бессмертия - это сравнимо с подачками для какой-то крысы. Ты ведь больше чем то, во что ты себя превращаешь - я в это верю.
Хидан не ослышался - его понимают и верят? Улыбка настигла его лицо. Теперь, когда все самое важное было сказано, можно и умирать смело, ведь кто-то понял его, а это уже не напрасно прожитая жизнь.
- Ты во многое слепо веришь, не опираясь на факты. Глупая, от того и нравишься мне. Мир рушится, а за ним грядет долгая кровавая война. Верь в свои идеалы и тогда все тебе будет по плечу. Глядишь, грянет день, когда настанет время вздохнуть полной грудью. Верь... И я буду верить в свои идеалы до конца своих дней... Ведь проведенное с тобой время было для меня сказкой. И теперь мне не нужен никакой рай.
Темнота раскололась и сон приобрел другой оттенок. Щели раздвинулись, оставляя место ослепительному сиянию утреннего солнца. Стены рушились. Звезды гасли. Осталась лишь улыбка. Улыбка на ее лице. Или это иллюзия? Но определенно - рай.
Во сне есть и свои плюсы - из него мы ничего не выносим, лишь предрассудки.


- Эй, хрен степной, просыпайся, - Хидан разомкнул глаза.
Снова перед глазами озлобленное лицо сокомандника.
Коса свесилась с плеча. Глаза вновь уверенно глядят вперед.
- Какузу, ты не помнишь сколько я проспал? - сонно промямлил седовлас, потирая грудь.
- Я не слежу за тобой.
- Вроде не пил, а даже сон свой не помню...
Рассвет уже давно окутал своей пеленой каждую травинку на горизонте, заставляя проснуться все живое. Шелест деревьев ободрял, отгоняя остатки сна.
И путники, преступники S-класса, направились навстречу новому дню, где их ждет...