Тысяча бумажных журавликов. Пролог+глава 1.

Пролог.
- Учитель… - голос неуверенно раздался в тишине, отражаясь от каменных сводов древнего храма, рождая причудливо переплетенные между собой перекаты эха. Высокий рыжеволосый мужчина зашел в огромную комнату, осторожно притворил за собой дверь и с почтением воззрился на сидящего за столом человека. Прикрытые в задумчивости глаза, тонкие красные полоски, стремительно бегущие вниз по щекам, белоснежная грива собранных в пышный хвост волос… Мудрец, познавший смысл жизни. Легендарный Отшельник, дающий потерявшим себя в суете мирской людям новое дыхание, прозрение, надежду. В тонких пальцах – кисточка, на столе – чистый лист бумаги. Небрежно отброшенная в сторону трубка еще дымится, но скоро крошечный, едва заметно тлеющий огонек погаснет. Мысли Отшельника витают где-то далеко-далеко от этого помещения, в невообразимо огромных пространствах бессознательного. Его дыхание ровное, спина прямая, плечи расслаблены. Вот он, таинственный и величественный момент сотворения. Но это хрупкое состояние рушится от едва слышимого скрипа двери. Ни единым жестом не показав своего раздражения, Отшельник открывает глаза, ища взглядом источник шума. Пришедший склоняется перед ним в глубоком поклоне, положив лоб на сложенные перед собой руки. Тихий ветерок шевелит рыжие пряди, играет с бумагами на столе…
- А, Яхико, это ты, – Отшельник приветливо улыбается поднявшему голову парню. - Ну же, вставай, садись, поговорим, раз пришел, – молча кивнув в ответ, Яхико берет стул и садится за стол напротив Отшельника. С секунду он молчит, словно собираясь с духом. Наконец, он решается.
- Джирайя-сенсей, я пришел просить вас об одной вещи, - темно-зеленые глаза глядят в пол, лоб пересечен вертикальной морщинкой. Нервно сжав сбитые до крови кулаки, мужчина неожиданно замолкает.
- Ну, проси, - уделив наконец-то внимание отброшенной в сторону трубке, названный Джирайей, глубоко затягивается и через пару секунд выдыхает полупрозрачные легкие кольца горьковатого дыма. Огонек начинает разгораться с новой силой. Молчание тягостно повисает в воздухе. – Ты говори, не стесняйся. Я ведь твой учитель… И уже не первый год. Для тебя я готов сделать очень многое. Так что?
Вздохнув, парень решительно поднимает голову и смотрит прямо в глаза учителю:
- Сенсей, прошу вас, позвольте мне остаться у вас еще на один год. Я не готов…
- Ммм? – брови Отшельника подпрыгивают вверх, в темно-серых глазах вспыхивает недовольство, но он моментально гасит его, вопросительно изучая лицо ученика. – Что на этот раз, Яхико? По мне, так ты давно готов к тому, чтобы…
- Нет, сенсей, я не могу! Я не готов! Пожалуйста, позвольте мне остаться! – мужчина отчаянно и с надеждой смотрит на учителя, ища в его взгляде положительный ответ, но в очередной раз натыкается на холодное любопытство. Отшельник задумчиво качает белоснежной головой.
- Нет, Яхико, это невозможно. Признаюсь, ты разочаровал меня своей просьбой… Сильно разочаровал, – встав из-за стола, Джирайя немного вразвалочку подошел к окну и уселся на широкий подоконник, подставив лицо жаркому солнцу и порывам теплого горного ветра. ”Вот и к нам в горы пришла весна. Очередная весна…” – мелькнуло в голове у Джирайи – ”А этот балбес так и не понял, что мне нечего больше дать ему”. Пустив в путешествие еще партию сизоватых колечек, Отшельник бросил трубку на подоконник и, бросив беглый взгляд на начавшую набирать тугие бутоны сакуру, отошел от окна. Сев обратно за стол, Отшельник сложил руки, уперев их в подбородок, и начал изучать лежащие перед ним белоснежные листы. Он словно забыл о сидящем перед ним парне, забыл о его просьбе; восхитительная по своей стройности идея готовилась шагнуть в его сознание, но тут снова...
- Сенсей… Пожалуйста, - зеленые глаза смотрели с надеждой, лицо молодого человека застыло в мучительном ожидании. Джирайя же, не думая больше скрывать свое недовольство, гневно глянул в его сторону, теребя пальцами ворот простого матерчатого кимоно.
- Вот заладил одно и то же, сенсей, сенсей… Яхико, встряхнись, перестань вести себя неподобающим образом! Того и гляди расплачешься, словно влюбленная школьница, – Отшельник презрительно фыркнул и продолжил свой допрос. – Так, теперь давай по порядку. Как я должен понимать твою просьбу? Еще вчера мы купили тебе билет до Токио, договорились с местными жителями, что они подбросят тебя до станции, а сегодня ты приходишь и заявляешь мне, что надумал остаться еще на год. И что мне прикажешь делать с твоим нытьем весь год? Я не горю желанием видеть твою кислую мину! Тем более, ты разрушил мое вдохновение, и теперь я страшно зол! – оставив, наконец, злосчастное кимоно в покое, Отшельник протянул было руку за трубкой, но вспомнил, что оставил лежать ее на окне. ”Ксооо…” – сдавленно прошипел он и нехотя пошел за ней. Снова усевшись на теплое дерево подоконника и с каким-то остервенением затягиваясь душистым табаком, он искоса наблюдал за Яхико. Парень так и сидел, не двигаясь, не расцепляя судорожно переплетенных пальцев, опустив голову вниз. ”Ходячее уныние” – хмыкнул про себя Джирайя, снова отвернувшись к окну и созерцая горный пейзаж. ”Что это на него нашло? Никогда не замечал за ним хотя бы намека на неуверенность, а сейчас… Ведь он того и гляди сорвется, если я отправлю его отсюда. Хм… Определенно, я не знаю о нем всего, и что-то засело глубоко-глубоко в его душе, в его сознании, не давая сил идти вперед. Что же это?”. Неслышно спрыгнув на пол, Отшельник подошел к парню и положил руку ему на плечо. Вздрогнув, рыжеволосый поднял на него глаза – в их глубинах плескалось такое черное отчаяние, что у повидавшего за свою жизнь Джирайю мороз пробежал по коже.
- Яхико, - стараясь говорить как можно мягче, Джирайя доверительно положил свою руку на плечо ученику. ”Только бы он не натворил глупостей!” – может, мы все-таки обсудим все спокойно, как ведется между учеником и учителем? У нас ведь никогда не было секретов, мы всегда были честны друг перед другом, – хлопнув так и не издавшего ни звука парню по плечу, Отшельник направился к выходу. Дойдя до двери, он оглянулся, ожидая, что ученик пойдет за ним, но тот продолжал сидеть на стуле в той раздражающей Отшельника подавленной позе.
- Яхико, - Джирайя чуть повысил голос. - Идем со мной, - не поднимая головы, парень медленно встал со стула и послушно пошел вслед за учителем.
Они шли по длинным каменным коридорам, мимо бесконечных каменных стен и деревянных плит с высеченными на них цитатами предыдущих Отшельников, изречениями Будды, ликами различных святых и богов. Внешняя стена коридора была открытой, ветер беспрепятственно проникал между массивными колоннами, принося с собой свежий горный воздух, кружа в закоулках пыль и сухие прошлогодние листья. С наслаждением вдыхая весенние ароматы, Джирайя искоса поглядывал на бредущего позади него ученика. ”Он так и не проронил ни слова. Да что же с ним такое?!” Наконец они пришли к конечной цели своего маленького путешествия. Толкнув деревянную дверь, Джирайя прошел вперед и очутился в небольшом уютном помещении. Около окна стоял круглый столик, несколько стульев. Вдоль стен – кухонные шкафы и полки, плита, холодильник. Несмотря на уединенный образ жизни, Отшельник не желал отрекаться от полезных, на его взгляд, творений цивилизации и тратить драгоценное время на готовку пищи при помощи костра. Открыв нужный ему шкаф, он достал оттуда две чашки, чайник и жестяную баночку с чаем.
- Садись, - коротко бросил он мнущемуся возле дверей ученику. Так и не подняв глаз от пола, Яхико прошел к столу и сел за него, пытаясь стать как можно незаметнее, слиться с серыми каменными стенами, раствориться в начинающем остывать вечернем воздухе. Вскоре чайник зашипел, извещая о готовности воды для чаепития, и Джирайя, тщательно обдав кипятком кружки и заварочный чайник, начал готовить душистый напиток. Еще раз глянув в сторону Яхико, и, убедившись, что тот по-прежнему не смотрит на него, вытащил из-за пазухи маленький бумажный кулечек. Ехидно улыбнувшись, Отшельник распутал веревочку на кулечке и бросил в одну из чашек щепотку мелко перетертой сухой травы. ”Это развяжет ему язык”, - подумал он и направился к столу, неся на маленьком подносе чай. Усевшись напротив ученика, он пододвинул ему чашку, взял в руки вторую, отпил глоток и приготовился слушать.
- Ну что же, Яхико, рассказывай. Попробуем вместе решить твою проблему, а? – он снова с мягкой улыбкой посмотрел на ученика, но тот оставался мрачен. Морщины на лбу стали еще заметнее. Сделав пару глотков из своей кружки, Яхико уронил голову вниз на подставленные руки. Еще несколько минут поизучав мудреный узор на деревянной столешнице, он, наконец, поднял глаза на учителя. В темно-зеленых омутах наметилось небольшое просветление, и Джирайя немного подался вперед, тщательно скрывая свое нетерпение и облегчение. ”Ну, наконец-то! Подействовало!”
- Ах, сенсей! – в голосе Яхико отразилось столько боли и раскаяния, что мороз уже во второй раз тронул кожу Отшельника. – Вы мудрец, истинный мудрец. Я уверен, что для вас нет ничего невозможного. Почти ничего… И именно поэтому я прошу вас разрешить остаться мне здесь, где я смог бы сам попробовать решить свою проблему.
- Какую проблему, Яхико? Я ведь даже не знаю, что гложет тебя, так как я могу сказать, возможно ли помочь тебе? – Джирайя все больше не понимал своего ученика, у него никак не получалось ухватить здравый смысл в его бессвязных речах. Но Яхико лишь тяжело вздохнув, слабо махнув рукой, и, уставившись на первую вечернюю звезду, тихонько прошептал:
- Если бы вы только видели ее, сенсей. Если бы…
- Ее? – В глазах Джирайи заплясали маленькие озорные огоньки, но он сразу же погасил их и снова обратился к ученику. – Тогда расскажи мне про нее, Яхико.
- Рассказать вам про нее, сенсей? Ни одно слово человеческого языка, даже самое возвышенное, не способно передать ее истинную сущность. Лишь природа, ее звуки и явления, могут еще попытаться. Она была словно не из этого мира. Она появилась в моей жизни подобно миражу в пустыне, мучительно прекрасная и безумно желанная. Освежающая, словно летний дождь, горячая, как полуденное солнце, легкая и стремительная, подобно морскому ветру, чистая и невинная, будто искрящаяся капля росы на луговой траве в час рассвета…
”Ба, Яхико! Да ты поэт! Надо бы запомнить и использовать это в своих романах. Естественно, я буду ссылаться на тебя, мой ученик”.
- Что вам еще рассказать, учитель? Я любил ее, любил безумно, больше жизни, больше света! А как она любила меня, сенсей. Боги на небе содрогнулись бы от зависти, если бы могли отвлечься от своих великих дел и хоть на мгновение глянуть вниз, на нашу землю. Я только сейчас осознал, что в моей жизни было то самое важное, о чем многие люди даже не смеют мечтать. Их разум не способен даже вообразить, что такое возможно, что рай может быть только на земле, рукотворный рай, и другого нет и не будет! Но однажды я совершил ужасную, непростительную ошибку… Точнее, я очень долго совершал эти ошибки. И она ушла от меня. А я был настолько погружен в свои проблемы, что заметил это слишком поздно. Я был уже у вас на горе, когда в одно утро, окончательно очистившись от властвовавшего в моей голове хмеля, понял, что ее нет рядом… Она ускользнула из моей жизни, словно песок сквозь пальцы. Я пытался черпать прозрачную воду решетом, и в итоге остался ни с чем, лишь на губах на пару мгновений задержались маленькие капельки прохладной влаги… Но и они быстро испарились в беспощадных лучах солнца, в знойном воздухе живущей в моей душе пустыни. И тогда я вспомнил, как много-много дней подряд не обращал на нее ни малейшего внимания, не говорил ей нежных слов, не ласкал ее. Но она терпеливо ждала меня, ни разу не упрекнув и не высказав слова недовольства. Каждое утро она вставала раньше меня и готовила завтрак, каждый вечер она ждала меня допоздна, не ложась спать, стоя у окна. Я же только молча вставал и уходил на работу, не сказав ей ни слова, приходил далеко за полночь и также молча садился перед телевизором с бутылкой саке, – обхватив голову руками, Яхико глухо застонал. Воспоминания рвали душу на части, боль с дикой силой все глубже и глубже пронзала его сердце, дышать становилось все труднее с каждой секундой. Джирайя подлил в его пустую кружку еще чаю и ждал, когда Яхико продолжит свой рассказ. Но он все молчал, уйдя в омут болезненных воспоминаний. И тогда Джирайя решил спросить у него то, что его давно интересовало:
- Яхико, а как ее звали?
Подняв на учителя затуманившиеся глаза, Яхико какое-то время не мог осознать, что от него хотят услышать, но вскоре до него дошло и он, прикрыв глаза и сжав кулаки, тихо ответил:
- Ее звали Конан. Ками(1) Конан…
”Ками Конан? Что ж, значит, я не ошибся…”
(1) – ”Ками” в переводе с японского ”бумага”, ”божество”, ”божественный”. Фамилия Конан переводится как ”бумага”.

Глава 1.
Ее звали Ками Конан. Она родилась и выросла в маленьком городке на южном берегу острова Кюсю, почти что самой крайней точке Японии. Городок, в котором она жила вместе со своим отцом, издревле славился бумажным производством. Бумага, которую делали здесь, была легка как шелк, пропускала солнечные лучи и как никакая другая подходила для оригами. Отцу Конан принадлежал завод по переработке древесного сырья и изготовлению бумаги. Неудивительно, что с самого детства любимым занятием девочки было именно складывание различных фигурок из ароматной, чуть шероховатой, с темными прожилками натуральной древесины, бумаги. В доме было великое множество этого чудесного, качественного материала. Бумага была повсюду – лежала огромными кипами под лестницей на второй этаж, делила полки вперемешку с книгами, лежала в комнате Конан вместо привычных для детской игрушек. Ей не нужны были игрушки. Едва только выучившись держать ложку, она потянулась к этому волнующему детское воображение миру творчества и вдохновения. Еще по-младенчески пухлыми ручонками тянулась она к заветным шуршащим листам, светящимися от непередаваемого восторга глазами ловила каждый жест отцовских рук, привычных творить чудеса, создавать из чистого квадратика бумаги нечто абсолютно новое, невиданное ею.
- Папа, что ты сделаешь на этот раз? – именно сегодня ей было тяжело ждать, когда отец закончит работу, и она во всю теребила рукава отцовского кимоно, пытаясь выведать, что же выйдет из ослепительно-белого кусочка бумаги.
- Потерпи, милая, еще пару минут, и ты сама увидишь, – потрепав девчушку по иссиня-черным волосам, мужчина продолжал свое занятие. Секунды тянулись мучительно долго, и Конан вновь собиралась задать отцу свой вопрос, но неожиданно он, подхватив ее подмышки, поставил на пол, а сам встал напротив нее на колени, протягивая к ней сложенные в шар ладони. Между переплетенными смуглыми пальцами виднелось что-то искрящееся, будто бы отец зажал в ладонях комочек первого снега.
- Что это? – тихонько, на миг даже перестав дышать, спросила застывшая в ожидании чуда девочка. Улыбаясь, мужчина убрал одну руку, и на раскрытой ладони оказался маленький журавлик – крылышки подняты вверх, будто бы птичка собирается взлететь, стройная шея гордо вытянута, маленькая головка чуть опущена. Такой легкий, стремительный, невесомый… Выдохнув, девчушка осторожно вытянула вперед ручку, желая дотронуться, но застыла на полпути, подумав, что если дотронется до нее, то чудесная фигурка или испарится в воздухе, словно утренний туман, или растает, как снег под жарким солнцем. Усмехнувшись, отец взял ее руку и вложил в нее журавлика. Взяв рукой маленький подбородок, он внимательно посмотрел в глубокие глаза цвета индиго.
- Это – журавлик. И я дарю его тебе. Знаешь, существует древнее поверье, что если ты сложишь тысячу журавликов, то исполнится твое самое заветное желание, – глаза девочки расширились от изумления, она смотрела то на журавлика в своей руке, то на лежащую на столе стопку бумаги.
- Это правда, отец? Я сложу тысячу таких же птичек, и все-все, о чем я мечтаю, сбудется? – детский голосок зазвенел от радости и предвкушения. Мягко улыбнувшись, мужчина сел на стул и, взяв дочку на руки, устроил поудобнее на своих коленях. Перебирая шелковистые волосы, гладя девочку по голове, он сказал:
- Да, Конан, это действительно так. Но есть один маленький секрет. Мало сложить тысячу птичек. Что ты будешь делать с таким огромным количеством фигурок? – девочка задумалась, хмуря свой детский лобик. – Видишь, ты не знаешь. Так как же тогда твои желания исполнятся? А секрет в том, милая, что каждую сложенную тобой фигурку ты будешь дарить тем, кто рядом с тобой, кого ты любишь и кем дорожишь. Вместе с этой птичкой люди будут получать твою улыбку и тепло, даря взамен свое доброе расположение и хорошее настроение. Вся твоя жизнь будет освещена добром и счастьем. К тому же, приучив себя к ежедневному труду, ты разовьешь в себе такие важные качества как воля, усидчивость, терпение. Я верю, что это поможет тебе пройти через все испытания, уготованные судьбой, и итогом будет исполнение всех твоих желаний.
- А сколько ты сложил таких журавликов?
- Я давно потерял счет, милая, - продолжая гладить дочку по голове, мужчина задумчиво смотрел в окно. Солнце садилось прямо в океан, свежий теплый ветер дарил прохладу после жаркого летнего дня. Продолжая рассматривать журавлика, Конан задала самый важный на этот момент для нее вопрос:
- Папа, а твои желания сбылись?
- Да, Конан, сбылись…
Ей было пять лет, когда она сложила свою первую фигурку, воскрешая в детской памяти то, что делал отец. Журавлик вышел немного кривоватым, но девочку это вовсе не расстроило. Не отдавая себе отчета, где-то в глубине души она уже тогда знала, что все приходит с трудом, упорным трудом. А упорства ей было не занимать.
Когда вечером отец вернулся с работы, навстречу ему выбежала сияющая девочка и, тщательно пряча руки за спиной, велела закрыть глаза. Когда же он, повинуясь наивным детским приказам, протянул руки и почувствовал легкое, ни с чем несравнимое касание бумажного листа, она велела открыть глаза, и он увидел в своих ладонях хрупкую фигурку. Тепло, улыбка, вера, надежда, любовь, мечта, чудо… Так в жизни Конан появилось нечто важное, то, что дало в последующем силы, помогло не сломаться в сложные минуты, сдержать слезы отчаяния, когда, казалось бы, не было возможности сдержать их.
***
До совершеннолетия Конан оставалось три месяца, когда отец слег с тяжелой простудой. С каждым днем ему становилось все хуже и хуже. Врачи только руками разводили, ни один не мог сказать, как обычная простуда могла настолько ослабить сильный организм еще не старого мужчины. Однажды вечером он позвал не отходящую ни на шаг Конан и протянул тщательно запечатанный конверт.
- Папа, что это? – девушка с удивлением смотрела на плотную бумагу и фамильную печать на темно-красном воске. Чуть приподнявшись, отец откашлялся и, откинувшись на высокие подушки, сказал:
- Здесь завещание. Я все оставил на тебя, Конан – дом, фабрику, счет в банке… По исполнении восемнадцати лет ты вступаешь в полное владение всем имуществом.
- Нет, папа, что ты говоришь? Какое завещание? Ты же поправишься, обязательно поправишься! – девушка с отчаянием смотрела на отца, прозрачные капельки начали собираться в уголках глаз. Устало вздохнув, мужчина внимательно посмотрел на девушку:
- Конан… Я знаю, что не проживу и нескольких дней. Поэтому слушай меня и не перебивай. В этом конверте все нужные документы. Когда тебе исполнится восемнадцать, ты станешь полноправным владельцем всего нашего состояния. Но пока тебе нет восемнадцати, имущество нуждается в попечителе, как и ты сама. Ты помнишь господина Ивамура, милая? Он жил напротив нас со своей семьей десять лет назад.
- Да, помню, – Конан послушно кивнула головой и замолчала, слушая отца дальше.
- Три года назад через общих знакомых я узнал, что господин Ивамура трагически погиб в автомобильной катастрофе вместе со своей супругой. За рулем ехавшего по встречной полосе грузовика сидел пьяный водитель, и господин Ивамура не смог уйти в сторону… На тот момент в машине ехали два его сына, старший прилетел домой на каникулы после сессии в университете, младший же только перешел в старшие классы школы. Мальчики чудом уцелели, отделавшись лишь паров синяков. Передние места, где ехали их родители, смяло как консервную банку…
- Ками… Какой ужас! – прошептала Конан, холодея лишь при одной мысли о произошедшем. – Бедные мальчики… Как же они пережили такое горе?
- Они сильные ребята, малыш. После смерти родителей они приняли их дело, значительно расширив его и укрепив позиции компании на рынке. Ивамура создал компанию по дерево- и камнеобработке. С самого начала его фирма крепко стояла на ногах. Мальчики же смогли вывести ее в первые строчки бизнес-рейтингов, став монополистами в этой области. Поэтому я хочу, Конан, чтобы после моей смерти ты поехала в Токио и нашла сыновей господина Ивамура. Они не откажут в помощи дочери старого друга своего отца, помогут тебе освоиться в бизнесе, научат управлению производством. Я также рассчитываю, что кто-нибудь из них оформит управление нашим заводом на себя, пока ты не вступишь в полное наследование. Они славные ребята, на них я могу положиться.
- Но, отец… - девушка пыталась было возражать, но мужчина был непреклонен.
- Не спорь со мной, Конан. Я умру спокойно, если буду знать, что ты найдешь Яхико и Нагато. Я также вложил в конверт адрес их компании в Токио. Поэтому тебе не придется долго искать их…
***
Через неделю отец умер. Стоя у свежей могилы, Конан до боли сжимала кулаки, впиваясь ногтями в ладошки, пытаясь не расплакаться, понимая, что ей будет трудно остановиться… Через три дня после похорон она закрыла и занавесила все окна в доме, аккуратно сложила разбросанную по всем комнатам бумагу, убрала в большие ящики фигурки оригами и отправилась в аэропорт, оставив текущие дела фабрики на верного управляющего.
Был хмурый февральский день. С самого утра, не прекращая, шел дождь со снегом, косматые тучи захватили небо до самого горизонта, не оставив ни малейшего просвета… Серебристый самолет быстро катился по взлетной полосе. Оторвавшись от земли и скинув с себя оковы ее притяжения, он начал плавно набирать высоту, устремляясь сквозь мрачные облака навстречу ослепительно-голубому небу и яркому солнцу. Сидя возле иллюминатора, Конан смотрела на распростершиеся перед ее взором необъятные небеса и прижимала к груди бумажного журавлика…