Угасание

Персиковая комната утопает в свете. Все стены, шкафы, пол и даже потолок покрыты изображениями стремительных и беспощадных стихий. Такова, пожалуй, и личность юного художника, живущего здесь. Хищный, легко увлекающийся, яркий, Дейдара Тсукури является воплощением того, чем восхищается вот уже много лет. Всюду под книжными полками развешаны фотографии маленького светловолосого мальчика с пронзительным взглядом огромных серо-голубых глаз. Словно напоминания о прошлом, в серванте покоятся с миром спортивные кубки, полученные за участие в соревнованиях по лёгкой атлетике и теннису, которыми хозяин помещения не очень-то и гордится. Если бы не тот, с кем он мирно сосуществует с давних пор, все эти награды и карточки нашли бы своё последнее пристанище на местной помойке. Но однажды Акасуна положил холодную и пропахшую лаками и древесиной руку на плечо другу и запретил ему думать о подобном. Для приличия Дейдара пару раз дёрнулся, но спорить с меланхоличным мастером всё же не посмел, а потому смирился...

Мастер марионеток тихо дышит в сложенные лодочкой ладони, повернувшись лицом к пушистому персидскому ковру, и во сне он выглядит смертельно бледным и уставшим. Постоянные приступы изматывают его. Ну, и Дейдару за компанию. Парень не знает, что будет, когда самый близкий и дорогой ему человек внезапно умрёт. Что случится, если в один из похожих друг на друга, словно капли в море, дней его сердце перестанет биться? Каждый раз, целуя Сасори перед тем, как прижаться к нему всем телом, вплавляясь в ледяную кожу в попытках быстрее заснуть, он отбрасывает прочь такие мысли, но вновь и вновь они возвращаются вместе с рассветом. Акасуна спит, как дитя, и делиться с ним своими нескончаемыми переживаниями просто стыдно. Неприятно вспоминать, как долго тот хрипел, извиваясь на постели ночью. Тсукури чувствует тлетворное дыхание подобравшейся к ним вплотную смерти, но продолжает делать вид, что всё в полном порядке. Не имея возможности отвратить неизбежное, он старается раскрасить их настоящее в самые сочные и радостные тона...

В самой сердцевине замкнутого пространства стоит мольберт с натянутым на него холстом, на котором сиротливым силуэтом красуется фрагмент полуразрушенного здания, тонущего в зареве ослепительных вспышек чудовищного пожара. Рядом с ним переминается с ноги на ногу красивый невысокий блондин в заляпанной красками футболке и с нечёсаными волосами, спускающимися чуть ниже лопаток, и покусывает кончик кисти, периодически подходя к окну, чтобы полюбоваться на цветущее напротив дерево. Лучи солнца режут глаза, пронизывая изумрудные листья сеточками нежно мерцающих бликов, и юноша морщится, торопливо отходя вглубь комнаты и накладывая всё новые и новые штрихи на свой очередной шедевр.
Ещё слишком рано: не слышно ни ругани молодожёнов из соседнего дома, ни гудков проезжающих мимо машин, ни ора играющих во дворе детей. Создаётся впечатление, будто весь город на время замер. Настенные часы ещё утром остановились. Кажется, из-за этого он и проснулся. Чересчур привык к их размеренному громкому тиканью...

На специальных стеклянных подставках возвышаются сделанные мастером куклы. Порой Сасори выглядит слегка равнодушным и отстранённым, но один лишь Тсукури знает, что это далеко не так. Акасуна вкладывает в работу всю душу, иногда не спит целыми днями, ковыряясь в мелких детальках и колдуя над одеждой своих "подопечных". У его кукол живые искрящиеся глаза с длинными пушистыми ресницами, тонкие шейки, скрытые за кружевными ленточками и пышными искусственными локонами, маленькие ножки в ловко сидящих на них башмачках и сказочные платья, украшенные россыпью страз и скрученных в причудливые узоры ниточек бисера. Стоит ли говорить, что из-за этого увлечения рыжеволосый посадил себе зрение. А пару раз Сасори засыпал, сидя в глубоком кресле и облокотившись на стол обеими руками, положив на ладони голову...

Дейдаре хочется нарисовать Акасуну, но тот обязательно начнёт ругаться, увидев спросонья наброски с непременно пухлощёким и довольным всем на свете собой, и поэтому художник отказывает себе в этом несомненном удовольствии. Ну что поделать, если именно таким он желает видеть Сасори? Счастливым, улыбающимся, остановившимся на берегу моря в белоснежной развевающейся на ветру рубашке навыпуск и с огненно-рыжими прядями, взмывающими ввысь от любого едва уловимого движения. Игривые светло-голубые волны лизали бы его точёные лодыжки, а под ногами непременно струилась бы мелкая песчаная галька, с бешенством дикого зверя вгрызаясь в стопы. А сам Тсукури сидел бы на огромном сером валуне и любовался Акасуной, окунувшимся в розоватую дымку надвигающегося восхода.

Реальность же куда страшнее, и неумолимо тлеющий скелет старинного замка на холсте - то, что Дейдара видит перед собой изо дня в день. Кукловод, с трудом доносящий ложку с супом до рта, и жирные пятна бульона на столе; вырвавшаяся из хрупких пальцев чашка, осколками и липкими лужицами распластавшаяся на полу; несмолкающий кашель над раковиной и редкие сгустки крови, так и не отмывшиеся с поверхности хрупкого фаянса; поздние посиделки на подоконнике с сигаретой в зубах и плевками в открытое настежь окно - всё говорит о скором конце. Мысленно Тсукури не очень-то тешит себя надеждами, но вслух по-прежнему продолжает убеждать Акасуну и себя в том, что в будущем их ждёт лучший из возможных исход. Мастер марионеток в ответ лишь мягко смеётся. Он никогда не опровергает слова своего сожителя, тем самым доказывая собственную готовность верить в любое чудо. И оба, изнемогая от безысходности, знают: то, что они говорят друг другу и их вынужденное молчание - сладкая ложь...

Сасори просыпается ближе к полудню и, привстав на коленях, тут же заходится в приступе безудержного кашля. Он утыкается носом обратно в подушку, торопясь заглушить рвущиеся наружу булькающие хрипы. Просто не хочет мешать Дейдаре творить. Но поздно. Стянув с рук резиновые перчатки и побросав их куда попало, взволнованный художник, присев на краешек кровати, склоняется над ним. Искажённое мукой лицо с искусанными губами, сероватая кожа, мутный взгляд карамельных глаз, потускневшие медные волосы на смятой наволочке - слёзы упрямо ползут по щекам при виде этого. Тсукури помогает ему усесться и, обхватив за поясницу, притягивает поближе к собственному тёплому боку. Вскоре кукловода отпускает, и он вдыхает легко и свободно, склоняет голову на плечо Дейдаре и осторожно вдыхает его запах, вслушивается в оглушительные удары потревоженного сердца под пахнущей беспокойством футболкой. Художник похож на воробья: в потёртых и изъеденных молью джинсах, растрёпанный, с торчащими во все стороны волосами, с кровоподтёками железной красной темперы на изящной шее. Акасуна хмурится, пытаясь скрыть расползающуюся на губах усмешку.

- Испугался? - спрашивает он. Тсукури раздражённо кивает и прижимает его к себе ещё крепче. Трётся виском о вспотевший лоб Сасори и устало жмурится...