В клетке. Пролог.

Пролог.
Плеск падающих капель?
Нет. Мне просто послышалось.
Вокруг, рядом, везде – только тишина. Глухая, почти осязаемая, она обволакивает мой разум, и я даже не знаю, что делать с этим нарастающим безумием.
Ненавижу тишину.
Ненавижу? Да не знаю! За последние несколько лет я столько всего испытал, что сейчас… внутри… лишь пустота. Чувствую ли я вообще? Там, глубоко во мне все словно обратилось в камень. Жив ли я?
Эмоции выжгло и вынесло в пустоту, как пепел костра в черную всепоглощающую ночь. Никогда не любил огонь, хотя всегда тянулся к теплу и свету. Не ли это издевательство поганой судьбы надо мной?
Теперь я весь во тьме, погрязший в ней так глубоко, что забыл, как выглядит свет. Вокруг меня лишь темнота, тишина, пустота. И они надвигаются, напирают на меня со всех сторон, и становится невыносимо.
Месяц в одиночестве… И тогда мне кажется, что я схожу с ума.
Иногда не понимаю, что действительно существует, а что игра моего больного воображения. Крапает дождь? Слышится злорадный смех? Или звон сходящихся мечей? Все это я слышу, когда мне особенно отвратительно. Все это – блаженные звуки моего дома, который я покинул сам, сознавая, что больше не вернусь. Я не вернусь.
Очередная боль, очередной эксперимент….
И тогда мне кажется, что я уже не выживу. Что еще секунда, и я провалюсь в долгожданный покой, приход которого затянулся на несколько лет. Несколько лет ада, боли, мучений и мучительной пустоты. И каждый год моя жизнь тянется по-разному. В первый год я жил от месяца к месяцу, прозябая, утопая в одиночестве. Но потом все постепенно менялось. В определенный момент визиты становились чаще – и начинался очередной эксперимент … слово, ставшее моим личным проклятием.
Их интересовало все: какие удары для меня будут смертельны, а какие - нет; могу ли я создавать воду сам и сколько могу без нее обходиться. Особенно их интересовало, как я меняю свое тело, чувствую ли боль, когда мне наносят удары. От того времени в моих воспоминаниях остались лишь холодные глаза людей, проверяющих, не отдал ли я концы. Проклятые твари!
Им было нужно знать, каким стихиям меня можно противопоставить… Ветер, земля, огонь, молния. С молнией было хуже всего – вода не может противостоять ей без должной выдержки. И тогда начался новый аттракцион боли - они проверяли, что я способен перенести в водном обличье. Оказалось, меня можно кипятить… проводить сквозь меня электрические разряды разной мощности… меня можно даже замораживать – я перенесу все. Проклятый хваленый дар, загнавший меня в тюрьму …
Я все еще вспоминаю тот чертов день, когда ушел. Когда шагнул в пустоту и отрекся от всего, что имел, знал и даже любил. Всего один неуверенный шаг, и я уже в пропасти, в которую лечу с того самого момента. Сотни раз я проклял себя и свои честолюбивые мечты, из-за которых оказался здесь. Орочимару соблазнял силой, славой, властью, светом. Но дал лишь жалкое существование и дешевую усмешку, которую я научился рисовать, едва видя людей.
Моя жизнь превратилась в короткие обрывки секундной радости и удовольствия. Одно мгновение на пару недель, иногда даже чаще, но только тогда я живу. Когда побеждаю подобных себе и понимаю, что сильнее их; что среди таких же уродов, я все же лучший. Я радуюсь, когда всматриваюсь пустые лица подчиненных Орочимару и сознаю, что никогда не смогу так безрассудно боготворить одного человека. Я не пленник такого глупого и безрассудного чувства, как обожание. И мне хорошо, когда я вижу в их глазах злость, если усмехаюсь вместо того, чтобы кричать от дикой боли.
Моей мечтой стала свобода – словно кокетка она, издеваясь, касается меня в момент очередной победы. В такие секунды я чувствую что … я больше не пленник, я больше не в клетке, я свободен и могу все. Но это чувство быстро рассыпается на мелкие крохи, потому что меня сразу оглушают, и я просыпаюсь уже в привычном сосуде. Уже пленником. Но я знаю, что освобожусь.
Только благодаря этой мысли я все еще живу. Лишь моменты триумфа отличают меня от сосудов с обычной водой, бездушных, пустых. А я живой, я выживу.
Слабые умирают, сильные выживают. Это закон жизни. И я один из последних.