В объятьях тьмы. Пусть всё забудется.

В объятьях тьмы. Пусть всё забудется.

Ноги быстрее и чётче двигались по гладкой поверхности пола, унося Хьюгу всё дальше от библиотеки, стены которой впитали в себя столь неосмотрительные речи. Голова опущена вниз, как и чувство собственного достоинства, за пару секунд спущенное с пьедестала в лужу грязи. Липкой, холодной. Беспристрастно проникающей в каждую пору кожи и извилину мозга. Забивающейся под ногти, в уши, в рот. И не отмыться от неё, даже содрав собственную шкуру. Ибо нагота представляет истинное положение вещей.
И начинается ожесточённая борьба времён. Вызванная незатейливой способностью: вспоминать.

Острая боль от прошлых потерь.
Удушающий испуг от прошедших неудач.
Подступающее к горлу отвращение от былых поступков.

Неутолимая боязнь повтора. Испытать всё заново. По кругу. Снова.
И остаётся только одно: жить в страхе. Всё твоё существо. Миг, называемый «настоящим», проплывает мимо. Иногда задевая тебя осколками чьих-то судеб, позволяя почувствовать, что ты всё ещё живёшь.

И противно от самой себя. Противно так, как бывает молодым девицам. Чьи губы самозабвенно шепчут слова любви, заранее зная, что обречены на провал. Ещё миг и мир вокруг тускнеет с каждым звуком. Тебя растоптанную, измученную оставляют лежать на чём-то холодном и гладком. И никто не осмеливается протянуть руку помощи. Заставить встать с колен, оттолкнуться от былых времён. Становишься похожей на разбитую дорогостоящую вазу. И выбросить жаль, ибо к душе прикипела, но и клейка не возымеет смысла. Ибо форма и красота любимой вещи потерянна навсегда.

Хочется непременно умереть. Умереть, чтобы затем открыть уже беспристрастные глаза. И наконец, убедится в том, что за твоей дикой и свободной душой никто не грустит. Всё легко и просто. До тошноты.

Но является ли смерть пределом?
Нужно ли лгать себе и окружающим?
Стоит ли сковывать себя обещаниями?
Нет. Это не предписано законом.

Хината наконец-то оказалась вне помещения. Дрожь от «брошенного в её сторону камня» всё ещё с лихвой бродила по обдуваемому осеним ветром телу. Уже конец тяжёлого учебного дня. Загруженные потоком новой информации студенты, перечитывая конспекты, с аппетитом употребляли свой «обед». А проходящей мимо них брюнетке даже воздух в глотку не лез. Ни говоря о приторно-сладких леденцах, которые с громким треском жевали молодые девушки.
И внезапно захотелось зиму. Чтобы ветер в лицо, снег в волосах, румянец на щеках. Холодно–холодно, одиноко и пасмурно, как внутри спешащей в никуда девушки.
А вот и пустующая скамейка совсем рядом. Кажись рукой подай, а шагов пятнадцать сделать нужно. Идти тяжело, будто вся мировая скорбь опустилась на женские плечи. Хорошо быть ребенком. Ухватиться за мамины руки и ступать более решительно, чем когда-либо. Но она не ребёнок. И матери уже нет. И тяжело очень идти под натиском судьбы, боясь лишний раз вдохнуть и выдохнуть.

Хината грузно присаживается на лавочку. Ставит сумку на колени, опуская искривлённое подступающей истерикой лицо на её прохладную поверхность. И плечи мелко подрагивают, заставляя выглядеть девушку невообразимо жалко. Хотелось кричать от боли. Господи… Как же хотелось поднять к небу наполненные сгустками горя глаза, чтобы тебя заметили. Простили, отпустили.

Всего лишь холодные руки касаются талии.
Всего лишь ногти впиваются в кожу.
Всего лишь одинокая женщина…
Одна из сотни. Тысячи. Миллиона.

У каждой своё горе. Различные мольбы в любом конце Вселенной.
И лишь одно желание на всех. Счастье, которое, по сути, у всех одинаковое. Всего лишь имена, цвет кожи, волос и глаз разные. Было бы рядом, хотя бы изредка. Пару секунд поднимающих тебя с колен. На долгие годы. Зная, ради чего стоит жить.
Хинате не нужно богатство и всеобщее внимание. Готовность отречься от предоставленных благ всегда теплилась в её сердце. Только капля уверенности в завтрашнем дне. В себе. В близких.
Ветер властно сгоняет с плеч иссиня чёрные волосы, поднимая их к неспешно плывущим по небу облакам. Горькие слёзы, стекая по щекам, попадают в открытый, словно издающий неслышимый крик рот. Пальцы с силой сжимают пустоту.

Тот момент, когда нечего и некого ждать…

Отчаяние…

Широкая мужская ладонь ложится на плечё. Хьюга, переполненная смешанными чувствами, испуганно вздрагивает. «Вот и мой черёд», - мелькает в мыслях неподвижно сидящей брюнетки. И снова слышится звон серебряных колокольчиков, ангельское песнопение где-то в голубой выси. Студентка зажмурилась, а тихий плач перерос в горькие рыдания. Она молилась. Впервые настолько искренне, по-детски ожидая помощи от святого писания. Любопытство взяло верх. Медленно, под оглушающие звуки участившегося сердцебиения, голова поворачивается налево. Покрасневшие глаза слепит заходящее солнце, не позволяя рассмотреть стоящего рядом мужчину.

- Это ты? – срывается с искусанных губ.

- А кто же ещё? – слышится в ответ.

Столь знакомый голос. Невероятно близкий и родной.

- Киба?
- А ты ожидала кого-то другого? Знаешь, это почти оскорбительно.
Парень провёл рукой по жёстким волосам и слегка улыбнулся.
- Ты слышала о Канкуро?
- Да… - Сдавленно ответила Хината, будто воздух вовсе покинул её грудь.
- Жаль. Он был славным человеком.
Разговор откровенно не клеился. Инудзука тщетно пытался подобрать слова утешения, практически физически ощущая побитое состояние подруги. Умные мысли не посещали темноволосую голову.
- Ладно, - отряхнув с брюк невидимые пылинки, шатен продолжил, - приводи себя в порядок и приходи. Уже все заждались.
Напоследок сжав женское плечё, сокомандник оставил девушку в одиночестве. Это был щедрый жест с его стороны. Маска благополучия на лице Хьюги осталась по-прежнему нетронутой.

***
- Хината, что замерла? Он твой!
Бам.
- Шино, принимай.
Бам.
- Киба скорее, некогда думать!
Бам-бам-бам…

- Почему я не удивлён?
- Какаши – это всё усталость. – Понурив голову, шатен отправился вслед за укатившимся мячом.
- И так, сначала тренировки.
Всё возвращалось на круги своя. Привычная тренировка в спортзале. Давно знакомые люди. Та же краска на стенах, то же покрытие на полу. Высокие потолки, просторные двери, мягкое освещение зала. И лишь глухая тьма, приникшая к окнам пугала своей немотой и безразличием. Хьюга не впервой задерживалась здесь допоздна, возвращаясь домой под покровом ночи. Но только сегодня даже мысль о малейшей возможности остаться с ней наедине вызывала в студентке необузданный первобытный страх.
Светловолосый учитель открыл книгу и углубился в чтение, выказывая полнейшее безразличие к происходящему. Шино поправив очки, засунул руки в карманы. А Инудзука, наконец, найдя искомый предмет, продолжал оправдываться, понапрасну сотрясая воздух.
Громко шаркая подошвой, в зал бесцеремонно ввалился сторож, напомнить тренеру о том, что «пора бы расходиться». Какаши одобрительно кивнув и, поймав летящий в него волейбольный мяч, отправился в свой кабинет. Договорившись о следующей тренировке, попутно ковыряя носком кроссовка паркет, молодые люди, попрощавшись, разошлись по раздевалкам. Время летело быстро. Чтобы привести себя в порядок ушло минут сорок, а может и больше. В холле окончательно погас свет, зарождая в дальних углах невиданных чудовищ и подкрадывающихся со спины убийц. Темнея лицом и бросая косые взгляды в сторону дремлющего охранника, Хината устремилась к выходу.

Пара шагов навстречу тьме…

Раз… Два..

Раз… Два..

Раз… Два…

- Три… - пробормотала Хьюга, ступая за порог.

Липкая неприятная тьма обволокла пространство доступное взору. Невольно изгибаясь всем телом, девушка переминалась с ноги на ногу, искоса поглядывая на стоящего рядом человека. Ветер рвал и метал полы его пальто, создавал полный беспорядок из пепельного цвета волос. Ни единого движения и жеста. Мужчина, казалось, наслаждался мрачной ночью, которая так пугала стоящую за спиной ученицу. Какаши слышал скрип её лакированной обуви. Ощущал аромат духов, которые пару минут назад были распылены в зоне декольте. Он чувствовал присутствие брюнетки практически инстинктивно. И порой казалось, что их души связанны теснее, чем мать с младенцем.
Эти двое были не просто тренером и спортсменкой.
Их связывало нечто большее…