Время ненавидеть. Глава 1. Владей.

С личной жизнью всё в порядке: мы никогда не ссоримся, не надоедаем друг другу и вообще во всем — абсолютное согласие и единение. Но, к сожалению, мы еще незнакомы ©.

Война — это страшная вещь. Никогда не знаешь что тебя ждет. Даже не можешь предугадать. Война — это смерть, разрушение, боль, отчаяние, страшные потери... Но даже в ней есть жизнь. Почему? Потому что существуешь каждый день — словно он последний. Именно тогда жизнь насыщена по-особенному. Возможно, немного сказочна от того, что пропитана несбыточной мечтой — может быть, я буду жить? Ведь так не хочется умирать. Почему-то сразу в голову закрадываются воспоминания о ясном солнечном дне. Когда босой идешь по траве и чувствуешь ее мягкое прикосновение, нежно ласкающее твои стопы, и словно шепчущей: «Отдохни, не волнуйся — все хорошо». Почему-то именно сейчас начинаешь ценить все тонкости своей жизни по-особенному, будь то капля дождя, которая упала на тебя живого, или дуновение ветра, которое еще можешь вдохнуть. Пока можешь. Но как радостна и сладка сказка мира — и как страшен и горек ад войны. Этим могут поделиться те, кто выжил. Такие, как она.
Свист стрел. Стальной звон лезвий мечей. До тошноты противный звук разрезания человеческой плоти. Крики людей вперемешку со стонами. Буквально в паре метрах от нее вражеский солдат на коне рассек пополам ее соратника. Все перед глазами смешалось в бурых оттенках.
Девушка зажмурилась, тяжело взглотнув. Открыла глаза. Дальнейшее было видно для нее словно отрывками, которые связывались диким гулом лезвий мечей. На земле — ее союзник, а точнее все, что от него осталось. Над ним возвышается вражеский солдат, восседающий на коне. Языки пламени играют на его суровом лице, придавая ему образ сатаны. Каждому из них. Закон прост — выживает сильнейший.
«Либо он меня, либо я его... Пока меня не заметили...» — мысли лихорадочно метались в голове, пытаясь сформировать нужное решение, но мозг и тело словно отказывали и действовали по защитному рефлексу — руки медленно, но уверенно поднимают лук с чуть подрагивающей стрелой. Еще одна капля пота, перемешавшегося с кровью — нервы зашкаливают. Отводит руку назад, натягивая тетиву до предела, разжимает пальцы. Визг стрелы прекращается почти сразу. Она попала точно в цель, прямо в сердце противнику.
Его глаза в ужасе расширились, навсегда запомнив эти жестокие, наполненные болью карие очи, в которых играли алые блики от пламени. Его конь, встав на дыбы, неуправляемый более своим седоком, бросился куда глаза глядят. Но повсюду — огонь, смерть, запах крови... А слышно среди всей этой органной музыки войны, лишь бешенный ритм собственного сердца и тяжелое дыхание. Все остальное — на дальнем плане.
Сколько они сражались? Три часа или четыре? Неизвестно. Партизанский отряд пал — это было ясно еще задолго до появления войск противника. Но нужно было продержаться хотя бы немного, чтобы дать уйти жителям ветхой деревушки. Чтобы дать шанс бежать. И жить в изгнании, но все же жить.
Вот они идут... Грязные убийцы, скорее всего, продажные наемники. Все ближе и ближе. А она — одна. Девушка взглотнула и глубоко вдохнула, посмотрев на небо.
«Это еще не конец...» — уверенно подумала лучница. — «Cакура, только успей...»
Вот она — наивная надежда на лучшее. То, что поддерживает жизнь в израненных сердцах. Но душа этой девушки уже не принадлежала свободному ветру. Скорее всего, она больше не увидит синее небо и сочную зеленую траву.
За раздумьями, девушка криво ухмыльнулась и шаркнула ногой по земле. Все, что осталось от когда-то красочного огромного луга — это седой пепел, запекшаяся кровь, бездыханные тела и грозное пламя, перекинувшееся с разрушенных останков села на близстоящие деревья. Лучше зажмуриться и не видеть. Но она смотрела, смотрела на далекий утес.
Черное, черное небо. Изредка становилось настолько светло, что рябило в глазах. Молния, казалось, сегодня была на стороне противника. Вот он — один из пяти, как говорят, Великих. Черный конь, вышедший на холм, прекрасно подчеркивал черты могущества своего хозяина. Выйдя и развернувшись боком, так, чтобы седок видел все, конь начал нервно бить копытом, мол, смотри, как я преподнес тебе победу с наилучшим видом. Но хозяин, казалось, не обратил на это внимания. Он спокойно наблюдал за толпами людей, которых его войска гнали к обрыву, где их ждет смерть, смотрел, как горят сотни домов. Еще одна молния. Небо сегодня не на стороне справедливости. Оно на стороне убийцы — и каждый раз метало молнии, словно пыталось преобразить его хладнокровие и могущество.
Воин поднял руку, и его армия ответила ему громогласным ревом. Волна их возгласа раскатилась по окрестностям, оглушив всех, кто был еще в живых. Люди страны Белиад — настоящие убийцы — захватили и это место. Они внушали трепетный страх одним своим видом, а от их приближения земля сотрясалась под ногами.
Волна вражеских солдат затопила все окрестности. Девушке негде было спрятаться, некуда бежать и не у кого просить помощи. Молодая лучница осторожно перебегала от дерева к дереву, медленно подбираясь к подножию скал. Это было единственным, что она могла сейчас предпринять.
«Только бы успеть...» — думала она, отчетливо различая далекие крики диких птиц-спутников: «Время... Время...!». Девушка тихо охнула от неожиданности, потому что чуть не наткнулась на один из отрядов. Она тут же застыла на месте, боясь даже шевельнуться. Они слишком близко. И ей не успеть перебежать.
«Что же делать? До скал — всего лишь метров сто — сто пятьдесят».
Но вот, один из солдат заметил ее движение в танцующей от пламени тени и ринулся прямо на нее.
— Здесь повстанцы!!! Сюда!!! — заорал он, привлекая внимание тех, кто был неподалеку. — Сюда! Сюда!! Живе... — не успел докричать солдат — стрела попала прямо в сонную артерию, оставив его падающим с широко распахнутыми глазами. Девушка, ни секунды более не задерживаясь, ринулась через заросли к скалам, где ее должна была ждать ее напарница.
— Вон он!!!
— Это она!!!
Их голоса заглушил свист стрел — орудия убийства градом посыпались на девушку, отрезая ей путь к отступлению и настигая ее. Первая скользнула по пятке, разорвав ее ботинок, вторая — по руке, оставив довольно глубокую царапину, а третья летела прямо ей в грудь. Блеск стали отразился в ее полных ужаса глазах. Острие стрелы летело прямо на нее — ни увернуться, ни уклониться. Здесь все — по долям секунд. Здесь нет места жалости. Здесь — время ненавидеть. Это война. Это смерть, которая ходит рядом и шепчет на ухо каждому: «Живи». И это ее «живи» только дает надежду, которая в тот момент, когда сталь пронзает твое тело, разрывает ткани, впитывает в себя твою кровь, двойным острием врезается в твою душу. И ты ненавидишь. Ненавидишь смерть за пустые обещания жить.
Солдаты замедлились, некоторые из них даже остановились, видя, что этому человеку никуда не деться, но никто не ожидал, что кусок не пойми откуда взявшегося лезвия пролетит мимо, приняв на себя удар стрелы, и вопьется в догорающее дерево, как нож в масло.
Один из белиадцев устремил свой взор туда, откуда взялось это недоразумение. Его напарник сцепился с одним из повстанцев в десятке шагов отсюда, а осколком оказалась часть меча, который был разрублен пополам. В руках мужчины остался только обрубок катаны, которой он пытался сдержать удар противника. Из раны в его руке сочилась бурая кровь, капая на землю под ногами двух сражающихся и превращаясь в частицу следа от войны.
«Рикошет», — успел подумать солдат, наблюдая за напарником, прежде, чем почувствовал жгучую боль в животе и не начал захлебываться в собственной крови. — «Покой...»
Девушка замедлила — на момент ей показалось, что все закончилось. Все самые счастливые моменты ее жизни, казалось, пролетели перед ее глазами в один миг. Она сдвинулась на автомате на шаг назад, но лишь для того, чтобы не упасть, потому что она потеряла равновесие. И в следующий миг лучница вновь рванула к подножию гор.
Быстрый, но неровный прерывистый бег, потому что на грацию не было сил. Вдох...
— Живи! — выдох. — Беги! — приглушенный удар сердца. — Спасайся!
Ужасное, страшное ощущение, когда носок задевает какой-то камень. Ты летишь над землей, затем обязательно падаешь. И конечно же, рядом должна обязательно возникнуть фигура солдата, занесшего над тобой меч.
— «Споткнулась... Не судьба...»
Шорох жухлой, кое-где уже сожженной травы, придающий привкус горечи и отчаяния. Ужасающий, глухой топот солдат, от которого адреналин ударяет в голову и в сознании бьется лишь одна мысль: «Спасайся!!!»
«Прости, немножко не успела...»
Уже был слышен крик ее преследователей, которые не отставали от лучницы. Она попыталась было встать, но одна из стрел попала в ногу и, судя по всему, наконечник был отравлен. Тело начало охватывать приятное покалывание... Приятное? Именно. После четырех часов ада это так. Попытка встать. Тщетная. Взмах ресниц.
— Вот она!!! — закричал один из вражеских солдат. Внезапно — нечеловеческий разрывающийся крик. Затем, странное...то ли рычание, то ли птичий возглас. Нечто непонятное, такое громкое, что от этого сильно резало в ушах.
На землю спустилось достаточно большое существо, невиданное до селе. От взмаха его могучих крыльев пепел вздымался серыми клубами, окутывая собой всех вокруг и заставляя задыхаться. Казалось, что монстр, спустившийся с неба — это ошибка природы, но красивая...и сильная. Белиадцы смотрели на существо во все глаза. Языки пламени играли на перьях существа, бликуя и ослепляя. Его перламутровый мощный клюв притягивал к себе все взгляды — кажется еще чуть-чуть и огромный орел бросится в атаку. Огромный, исполинский орел? Но почему у него такая мощная грудь? А лапы? Словно он оброс пухом и шерстью. Стоило перенести свой взгляд чуть в сторону, как можно было заметить длинный хвост, покрытый шерстью, с изящной кисточкой на конце. И тело его тоже напоминало царя зверей. Солдаты буквально остолбенели, увидев его.
— Это...грифон... — проговорил один из них.
— Не может быть...гриф... — пролепетал более молодой солдат.
Утробный громкий рык заставил их застыть на месте. Плохое расположение зверя легко можно было определить по его нервно дергающемуся кончику хвоста. Несколько солдат смогли уловить движение за спиной грифона — та самая девушка-повстанка, оставшаяся в живых из немногих их отряда, карабкалась грифону на спину, стиснув зубы. С трудом, но все же она взобралась на него. Cамое удивительное, что грифон не шелохнулся, а стоял и смотрел на солдат c немного приподнятыми крыльями, готовый к атаке.
Вся вражеская армия, все те из нее, кто видел зверя, не могли заставить себя продолжить атаку. Их вера сильнее приказов. Вера в дикого монстра, должного принести равновесие.
— Будущий акиноми? — с придыханием пролепетал один из врагов.
И это люди, повидавшие ужас в глазах своих жертв? Убийцы, чьи руки по локоть в крови? Заплутавшие души, мимо которых проходит смерть каждую секунду, касаясь их своим одеянием? Это те, кто не испытывают ужаса при виде самых разрывающих душу картин войны? Да, это они. И они не в силах противостоять своей человеческой природе, стремящейся к миру и счастью. А легенда об акиноми живет в них, расцветает с каждой новой живительной каплей надежды.
Взмах мощных крыльев, словно разрезающих воздух, и сильный ветер, разгоняющийся в пространстве и встречающийся без страха с любым препятствием на своем пути. Люди, бывшие для него барьером, прятали свои лица, чтобы суметь глотнуть хоть немного воздуха и спрятать глаза от песка и пепла, взметнувшихся ввысь. Когда все улеглось, взмахи крыльев священного зверя стихли, а ни его самого, ни девушки, которую он унес с собой, уже не было видно.
Гладкие, немного скользкие перья. Приятная шерсть. Мощные мышцы, играющие с каждым взмахом крыльев. Все это в любое другое время показалось бы лучнице восхитительным, пугающим и завораживающим. Но не сейчас.
«Живы», — последняя мысль одновременно с ударом сердца болью отозвалась в разуме.
«Живы», — вторил ей голос разума. Чужая мысль, родившаяся на другом конце этого адского мира в голове еще одной отважной женщины.
Девушка наконец-то достигла своей цели. Она сбежала от войны. Сбежала, хоть не на долго, в эту мирную страну — Истиндор. Но даже здесь нельзя расслабляться. Уже одно то, что она чужестранка, да еще и женщина, могло дать повод для того, чтобы ее казнили.
Она знала местные обычаи только понаслышке. Однако, здесь так же, как и на ее родине, была абсолютная власть мужчин, а это говорило о многом. И вспоминать не хотелось, но жить нужно было...или хотя бы существовать. И исполнять свой долг. Долг перед страной, которую она действительно любила, хотя и не родилась там.
Девушка получше замаскировалась и спрятала свое лицо под капюшоном. Лишь очертания ее заманчивых губ, окрашенных в темно-синий цвет и было видно. Глаза, скрытые одеянием, оглядывались, стараясь запомнить каждый кирпичик, каждого жителя, каждую песчинку этого главного величественного города королевства Истиндор. Больше всего ей сейчас нужно было быть начеку — повсюду ходит стража, высматривая неверных и чужих. Почти на каждой стене развешаны объявления и изображения тех, кого разыскивают — некоторых живыми, некоторых мертвыми. А цены за людей определялись тем, насколько они сильно насолили правительству или были опасны. За любого повстанца с Трефовых гор награды не умещались на листовках — миллионы. Потрепанные, пожелтевшие, они внушали отвращение людям. Некоторым — видом рисунков разыскиваемых, некоторые — тем, на что подталкивали эти самые награды.
Девушка оглянулась и спряталась за мрачную стену полуразрушенного дома. Она сейчас находилась в нижней части города — в трущобах, как их еще называли — Удел бедняков. Он служил приютом для беспризорников да преступников. Но сейчас такое время, что они не тронут мирных жителей. Война — не только разделяет, но и объединяет...
Шаг за шагом женщина поднималась дальше по ступенькам города, на высшие разделы — и вот, видны уже более крепкие дома и стены, и люди выглядят не таким удрученными. Легкими движениями она преодолевала препятствия, ступеньки, толпы народа. Пройдя немного дальше, она окликнула случайного прохожего.
— Простите, вы не подскажете, почему здесь так оживленно? — спросила она у проходящего мимо толстячка с кружкой пива в руке.
Мужчина обернулся на ее голос и определил по ее фигурке и голосу, что она — женщина. Похабно усмехнувшись, он ответил:
— Пейн возвращается. Ты здесь одна? — тут же перевел он тему в интересующее его русло.
— Нет, я с мужем, — спокойно ответила девушка. Она выпрямилась, и капюшон немного приоткрыл взору мужчины ее лицо. Она смотрела на него спокойно, совершенно без боязни, прямо в глаза. Женщина с невероятно красивыми чертами лица. Она напоминала снежную королеву.
— Ясно, — толстяк тут же потерял к ней интерес — связываться с каким-нибудь богачом ему не хотелось, а такую красотку могли отдать в жены только высшим чиновникам. Да и поведение ее внушало опасения — не каждая осмелится поднять взор на мужчину. Не каждая первая заговорит с кем-либо.
Девушка как будто не слышала слов толстяка.
«Пейн? Ах да... Один из главных генералов...»
Женщина привстала на цыпочки, чтобы увидеть его. На коне восседал мужчина лет двадцати пяти — двадцати восьми. Он вел за собой войска, перед которыми расступались люди и рукоплескали им.
«Что, ублюдок, одержал победу, да хвост задрал? Не долго тебе пировать. Я потружусь на славу...»
Чужестранка вдруг отвлеклась от мысли, увидев свой портрет на объявлении: «Разыскивается». Она подошла поближе и подняла голову вверх, чтобы рассмотреть получше. Капюшон тут же соскользнул вниз, открывая красивое лицо, обрамленное волосами цвета разгневанного неба. Девушка долго изучала свой портрет, приговаривая:
— То же мне, художнички... Так меня точно никто не поймает... — но тут ее внимание привлек лязг доспехов — мимо проходило четыре стражника.
Словно в замедленной съемке она повернула в их сторону голову. Истиндорцы увидели ее, а самый молодой стражник успел еще и уловить сходство между ней и девушкой, нарисованной на объявлении.
— Это одна из повстанцев!!! — завопил он.
«Отличный шанс попасть во дворец», — спокойно рассуждала женщина, смотря на окружающих с каким-то безразличием и все же частичкой превосходства. — «Вовремя я перечеркнула знак нашего отряда», — снежная королева все еще чувствовала жжение на своем предплечье, которое еще вчера резанула кинжалом. Все было продумано: так обозначали предателей, зачеркивая эмблему ножом крест-накрест — было больно, но так надо.
Стражник сперва приставил копье к ее горлу, слегка надавив на кожу, и теперь, осознавая, что он поймал неплохой улов, самодовольно и горделиво улыбался.
Тем временем, генерал уже успел приблизиться к этому месту и увидеть все своими глазами. Его удивило то, с каким холодом и безразличием во взгляде чужестранка стояла перед солдатом. Его словно пленил ее взор. Янтарные очи только отражали внешний мир, излучая полное спокойствие и умиротворение, и не давали понять ее мыслей. Черты ее лица были четкими и даже, можно сказать, благородными. Конечно же он узнал в ней одну из повстанцев, но для него это не имело особого значения. Направив к ней своего коня, он остановился возле солдата и по-прежнему продолжал смотреть на нее, словно изучая.
— Она из повстанцев, милорд. Что с ней делать? Отвести в тюрьму, в пыточную, к Лидеру или другие распоряжения будут? — лучезарно улыбался парень, продолжая тыкать в Конан острием копья. Неосторожное движение — и вот по ее белоснежной шейке потекла капелька бурой крови.
«Даже сейчас она хладнокровна», — поразился мужчина с беспорядочными рыжими волосами. Пейну захотелось даже прикоснуться к ее крови, словно проверить, неужели она так же холодна, как и взгляд девушки. Но вместо этого генерал посмотрел на тщеславного солдата и бросил на него такой презрительный взгляд, что этого хватило, чтобы подчиненный замолчал. — Оставь нас, — последовал сухой приказ. Стражник колебался мгновение, но нарушить или даже обсуждать прямую волю хозяина он не имел права. Все, что осталось — лишь подчиниться.
Когда от горла девушки убрали лезвие, она, казалось, даже не заметила этого, словно это не имело никакого значения. Женщина спокойно перевела взгляд на генерала. C ним ей ни разу не приходилось сталкиваться — это вообще рискованный шаг идти так и надеяться лишь на свою красоту. Но ведь женщина действительно была хороша собой и прекрасно знала это, прекрасно понимала, когда шла сюда и не убегала, когда ее завидели стражники. Мужчины. Так предсказуемы. Они жаждут владеть всем редким и прекрасным.
— Твое имя, — грозный звучный голос.
— А вы достойны его знать? — хладнокровный вопрос.
— Этот ответ больше подходит мужчине, нежели никчемной женщине, — холодно парировал он.
— По себе других не судят, — такое же замечание.
Угрожающе прищурив глаза, он молча протянул ей свою руку.
Конан медленно обвела взглядом стражу, которая не давала ей прохода или шанс к бегству, но он-то и не нужен.
— Я хочу сбежать вообще-то.
Оценив ее с новой приоткрывшейся стороны, Пейн слегка ухмыльнулся.
— Иди ко мне. Это приказ, шавка.
— Шавка? — переспросила она.
— Большего ты, женщина, пока не заслуживаешь.
— А я разве должна что-то заслужить от тебя? — спросила она с той же безразличностью и развернулась к нему спиной, посмотрев на солдата, который ей недавно держал копье у ее горла и оставил царапину. Девушка смотрела на него в упор, так что ему немного стало не по себе. Более того. Повернуться спиной к мужчине...к генералу!
— Хм... — Пейн снова выпрямился в седле и послал лошадь чуть вперед. Обогнув женщину, он остановил коня так, что его стремя касалось ее плаща. Вновь нагнувшись, он протянул свою руку и приподняв ее лицо за подбородок, заглянул снова в ее глаза. Отпустив ее, он вновь вернулся в прежнее положение. — Тебе ведь во дворец надо, не так ли?
— Хм... — девушка развернулась снова к нему спиной и ледяным тоном сказала солдатам:
— Дорогу.
Никто не шелохнулся. Все лишь наблюдали, как их генерал наклоняется и с нечеловеческим усилием, как перышко подхватывает девушку, обвив ее рукой вокруг талии, и сажает к себе.
— Я пока добрый, — спокойно оповестил он ее. Их лица были в нескольких миллиметрах друг от друга. Они чувствовали сердца друг друга, зажатые в маленьком пространстве на спине коня, смотрели друг на друга. Его серебристые глаза исследовали каждый сантиметр на ее лице. Четкие изящные брови, большие ледяные очи, прямой тонкий нос, пухловатые выразительные губы. Наверняка мягкие, упрямые, страстные, возможно сладкие... Не обращая внимания ни на кого, кроме своего трофея, он приоткрыл свои уста и как зачарованный решил проверить свои догадки. Он дотронулся до ее нижней губы своей, немного примяв ее, почувствовав ее упругость и податливость, но затем отстранился, направив коня вперед и смотря поверх женщины — на дорогу, мощеную камнем и ведущую к замку. Ни одна эмоция не проскользнула на его лице за все это время.
«Все оказалось проще простого...» — думала девушка, смотря куда-то ледяным взором вдаль. Часто она видела лица многих женщин, которые смотрели на нее и у большинства была зависть на лице. — «Как это мило...»
— Спрошу еще раз. Твое имя, — он по-прежнему относился к ней, как к пустому месту, не считая нужным даже смотреть на собеседницу.
— Я не скажу, — скучающим тоном ответила девушка.
— Тебе больше нравится прозвище «шавка»?
— А тебе по нраву, что тебя целуют шавки?
— Что-то я пропустил момент, когда ты меня целовала, — ответил безразлично Пейн, наконец обратив на нее внимание.
— Возможно, такие моменты будут, — удивительно, как говорила девушка. Словно у нее был точный план, который не провалится — план к побегу.
— Ты смешна, женщина.
— Ты не меньше, мужчина, — ответила она в такт.
— Я позабочусь, чтобы твой остренький язычок укоротили.
— Нет, — покачала головой девушка так, будто она выбирала дорогое украшение и продолжила, — это не подходит. К тому же..- добавила она, — я бы могла его использовать в более изощренных делах... — намекнула женщина, разглядывая красивые ногти.
— Незаменимых людей не бывает, дорогая, — усмехнулся рыжеволосый мужчина. Ветер, внезапно налетевший на них, взъерошил его и без того растрепанную шевелюру и заставил подол плаща чужестранки трепетать, хлестая слегка лошадь по боку.
Девушка, вдруг, развернулась удобнее, полностью облокотившись о грудь генерала, и сказала скучающим голосом:
— Да, ты меня прекрасно понимаешь... — одновременно она приподняла руку и провела изящно пальцами по его щеке, едва касаясь ее, и снова стала разглядывать ногти.
Женщина могла почувствовать, как его тело напряглось от этого внезапного искушающего прикосновения роковой красавицы. Он не отрываясь смотрел на нее и гадал. То ли в ее народе заложены такие вольности в общении между мужчиной и женщиной, то ли она действительно нарывается на порку. В их стране было испокон веков принято, что женщина — вещь, украшение, придаток для мужчины, подаренный ему свыше.
— Сменить ты своего хозяина сможешь лишь в могиле, — спокойно сказал он, чуть нагибаясь, когда они проезжали сквозь арку внутреннего двора замка. В этот момент он едва коснулся губами ее щеки, но вот — вновь небо над головой и он выпрямился в седле.
Снежная королева стала оглядываться вокруг с какой-то апатией. На самом деле она запоминала каждую деталь замка.
Конь остановился и Пейн легко слез с него, затем, издевательски подав девушке руку. У них это было признаком сумасшествия — чтобы кто-то да проявлял учтивость к слабому полу. Но он решил попробовать, словно пытаясь понять ее природу. Когда женщина спустилась, опершись о его руку, он довольно сильно привычным жестом шлепнул ее по заду, подталкивая к подошедшим трем солдатам.
— Приготовьте ее как надо, — сухо сказал он и повел лошадь в конюшню, игнорируя лакея. Чем дальше он удалялся, тем ближе чужестранка и ее конвой приближались к исполинскому величию Истиндора.
Женщина и стража шли довольно долго и, когда чужестранка начала уже уставать, они остановились около небольших, но массивных дверей. Два солдата, находившихся позади, остались на своих местах, а первый открыл двери и жестом указал девушке дорогу.
Снежная королева прошла сразу, хотя стражник только-только манул рукой в сторону покоев. Она по-хозяйски скинула плащ, открывая взору своего конвоя изящную фигурку, скрытую дорожным костюмом, но все было отчетливо и в нем видно. Взглотнув, стражник крикнул, по всей видимости, имена двух девушек, и те примчались на зов, низко кланяясь.
— Приготовить для господина Пейна, — краткость — сестра таланта.
Девушки тут же подошли к Конан и стали осматривать ее, прикидывая на глаз, какого размера давать ей одежду. Они даже взяли ножницы и тут же распороли ее облегающую кофту.
Охранник, который засмотрелся на ту, что принадлежала Пейну, даже не вышел из комнаты. Он продолжал наблюдать за ней, в своей голове уже рисуя разнообразные образы, которые начинали сводить его с ума. Когда женщина предстала пред ним полностью обнаженной, он прикинул, что она вряд ли девственница, а значит его никто не сможет ни в чем обвинить. Приказав служанкам выйти за одеждой и не входить обратно, пока не разрешат, он, похотливо смотря на женщину, стал приближаться к ней, по пути расстегивая свой ремень.