Встретимся в Аду
Категория: Ориджиналы
Автор: Toruno
Фэндом: Ориджинал
Жанр: Pov, Ангст
Персонажи: Ведьма, Инквизитор
Рейтинг: G
Предупреждение: Нецензурная лексика, Смерть персонажа
Размер: мини
Размещение: Одобряю, но только с шапкой.
Содержание: Последние минуты ведьмы перед сожжением.
- …тело сей безбожницы подлежит сожжению, ибо порочна она и грешна пред ликом Господа бога нашего, и обвинена в чернокнижничестве. Невеста Антихриста, ведьма, да покайся же ты в прегрешениях и воздайся пламени праведному, да будет тебе искупление…
Как же меня воротит от твоего лицемерия, старый ублюдок! Чернокнижница?! Ведьма?! О да… Но и ты, лжепроповедник, гореть тебе в Аду, далеко не святой, коим выставляешь себя пред этим жалким сбродом. Или уже позабыл о проведённой совместной ночи, кстати, не самой лучшей в моей жизни? И да, должна заметить, твои пастельные способности на уровне мальчишки-девственника, если не хуже. О. Как же ты изнывал от нестерпимого удовольствия подо мной, едва ли не изгибаясь в спине, если бы не жировые прослойки. Любовник из тебя, милый, так себе. Нелепые движения, небрежные касания похотливых потных рук, и да, это пивное пузо, под которым я едва ли не задохнулась – фу, до сих пор брезгливо вздрагиваю лишь от одного воспоминания. Молчу уже про обмен противной слюной, ибо назвать это полноценным поцелуем, да что там, просто поцелуем, язык не поворачивается, временами мне даже казалось, что ты не столько пытался, заметь, именно пытался, меня поцеловать, сколько хотел всосать этими своими здоровенными губищами мои уста, язык, да что уж там, и меня целиком и полностью. Да и хватило тебя, знаешь ли, ненадолго, все лишь на несколько жалких минут. И да, кажется, кто-то, уж извини, пальцем не покажу – руки связаны, обещал мне опровержение нелепых слухов. О да. Опровержение получилось, лучше не придумаешь: похабные стражники вломились в мое поместье, избили едва ли не до полусмерти, изнасиловали, грязно так и мерзко, точно продажную шлюху, и бросили в сырую темницу, напрочь провонявшую крысиной мочой и плесенью, истекать в собственной крови. И вот теперь я здесь, привязанная к столбу, у ног сырой... да, кажется, сырой хворост, поди специально, чтобы, так сказать, зрелище, сожжённой на костре, ведьмы выглядело более красочным, более завораживающим, и, разумеется, затянулось бы подольше и все это, конечно, под дикие и восторженные вопли толпы, и мои – полные адской боли и агонии, а это, уверена, мне обеспечено.
- … если ты знаешь какую-нибудь молитву, помолись, ибо ты осуждена и будешь убита.
- Прежде, чем… кхм, - проклятое обезвоживание, голос, точно у, пьющего день напролет, кузнеца Рихарда, вот точь в точь, - ты предашь меня, как ты там сказал, праведному огню, могу ли я, простая ведьма, просить о милости?
- Гиена огненная станет твой милостью, прокаженная!
- О, в самом деле?! – усмехаюсь. - Помниться, прошлой ночью, когда мы предались блаженному сладострастию… - иронизирую, да, ни черта оно не блаженное, и уж тем более, никакое не сладострастие, но пусть польститься, тварь, пред своей приближенной кончиной, - ты говорил совсем иное, иль что-то изменилось?
- Заткнись, сука… - сдавленно шипишь. Браво, маэстро, браво, жаль не могу поаплодировать. Как же мы заговорили, я прям вся задрожала, затряслась, покрылась гусиной кожицей, ой боюсь – боюсь. – Небеса покарают тебя за твой лживой язык. Я – рука божья, я действую от его имени… - ну да, и в постель ты меня затащил тоже от его имени, продолжай, продолжай, интересно лжешь, мастерски, мне торопиться некуда, послушаю с превеликим удовольствием, - и моя священная миссия избавлять сей грешный мир от такой грязи, которой являешься ты… - договаривай уже, но прежде заполнить эту самую грязь своим мерзким семенем.
Недовольный гул толпы все нарастал.
- Что он медлит? – кричали одни.
- Сжечь распутную девку! – разрывались недовольством другие.
Подходишь ближе. Крупные плечи расправлены, набитое брюхо оттопырено, второй подборок гордо задран вверх, так и хочется выплюнуть – смотри челюсть не сверни от переизбытка собственной превосходности. Жирная рука крепко сжимает этот треклятый факел – что б ты ожегся, ублюдок! Поворачиваешься к толпе спиной, ко мне… пузом. Как жаль, что этот никчемный сброд сейчас не видит твоего лица, такого надменного, наполненного всем человеческим дерьмом. Скалишься, хищно, так гаденько. Ты даже не представляешь, как у меня сводит челюсти, и чешутся руки от непреодолимого желания стереть с твоей похабной жирной рожи эту улыбочку. Ничего, скалься, скалься, не долго тебе осталось на этом свете. Можешь быть уверен, варясь заживо в адском котелке, я буду с превеликим удовольствием подливать в огонь масло, наслаждаясь твоими вечными мучениями.
- Навряд ли у тебя будет такая возможность. Ближайшие несколько лет я не планирую навещать тебя в Аду, - усмехаешься. Черт, неужели последнюю фразу сказала вслух?! Да и плевать, пусть знает, какого я о нем мнения. – Надеюсь, шлюха, вроде тебя, придется по нраву местным бесам…
- … из всех любовничков, что делили со мной ложе, ты… - соблазнительно шепчу, ловя его заинтересованный взгляд, - ты был самым… - медлю, вижу, как сгорает в нетерпении, ожидая услышать окончание фразы, прежде чем поджечь меня, - самым омерзительным, должно быть, твой Господь обделил тебя самым сокровенным под твоими одеяниями.
Плотоядная улыбочка медленно сползает с лица. Пухлые щеки наливаются кровью, должно быть, от стыда иль ярости. Надменный взгляд маленьких прищуренных глазок наполняется гневом. Учащенно дышишь. О, право, полегче, дорогой, того смотри и пар пойдёт с ушей и широких ноздрей. Вот так рожа! Видел бы ты себя со стороны, смех да грех, без слез не глянешь. Не сдерживаюсь и разрываюсь в безудержном диком хохоте, чем вызываю негодование со стороны умолкнувшей толпы и еще больше разжигаю ярость инквизитора. О, да, любительница ходить по оголенным лезвиям клинков – вот она, я! Но не могу же я доставить удовольствие тебе, мешку жира, от лицезрения моей кончины. Маленькая месть за обман от маленькой ведьмачки, вкуси ублюдок. Оскорбленный, ну надо же какие мы нежные, небрежно бросаешь факел под мои ноги. Оборачиваешься и спускаешься с небольшой лесенки, бросив через плечо что-то нечленораздельное, не удивлюсь, если пожелал мне медленных мучений, это очень мило с твоей стороны. Сырой хворост медленно воспламеняется и все под восхищенные взгляды деревенского отребья, но я не обращаю на них никакого внимания, все так же продолжаю хохотать, медленно, но верно задыхаясь темным дымом.
- Встретимся в Аду… - последнее, что срывается с моих уст, прежде, чем теряю сознание.
Утверждено Evgenya
Как же меня воротит от твоего лицемерия, старый ублюдок! Чернокнижница?! Ведьма?! О да… Но и ты, лжепроповедник, гореть тебе в Аду, далеко не святой, коим выставляешь себя пред этим жалким сбродом. Или уже позабыл о проведённой совместной ночи, кстати, не самой лучшей в моей жизни? И да, должна заметить, твои пастельные способности на уровне мальчишки-девственника, если не хуже. О. Как же ты изнывал от нестерпимого удовольствия подо мной, едва ли не изгибаясь в спине, если бы не жировые прослойки. Любовник из тебя, милый, так себе. Нелепые движения, небрежные касания похотливых потных рук, и да, это пивное пузо, под которым я едва ли не задохнулась – фу, до сих пор брезгливо вздрагиваю лишь от одного воспоминания. Молчу уже про обмен противной слюной, ибо назвать это полноценным поцелуем, да что там, просто поцелуем, язык не поворачивается, временами мне даже казалось, что ты не столько пытался, заметь, именно пытался, меня поцеловать, сколько хотел всосать этими своими здоровенными губищами мои уста, язык, да что уж там, и меня целиком и полностью. Да и хватило тебя, знаешь ли, ненадолго, все лишь на несколько жалких минут. И да, кажется, кто-то, уж извини, пальцем не покажу – руки связаны, обещал мне опровержение нелепых слухов. О да. Опровержение получилось, лучше не придумаешь: похабные стражники вломились в мое поместье, избили едва ли не до полусмерти, изнасиловали, грязно так и мерзко, точно продажную шлюху, и бросили в сырую темницу, напрочь провонявшую крысиной мочой и плесенью, истекать в собственной крови. И вот теперь я здесь, привязанная к столбу, у ног сырой... да, кажется, сырой хворост, поди специально, чтобы, так сказать, зрелище, сожжённой на костре, ведьмы выглядело более красочным, более завораживающим, и, разумеется, затянулось бы подольше и все это, конечно, под дикие и восторженные вопли толпы, и мои – полные адской боли и агонии, а это, уверена, мне обеспечено.
- … если ты знаешь какую-нибудь молитву, помолись, ибо ты осуждена и будешь убита.
- Прежде, чем… кхм, - проклятое обезвоживание, голос, точно у, пьющего день напролет, кузнеца Рихарда, вот точь в точь, - ты предашь меня, как ты там сказал, праведному огню, могу ли я, простая ведьма, просить о милости?
- Гиена огненная станет твой милостью, прокаженная!
- О, в самом деле?! – усмехаюсь. - Помниться, прошлой ночью, когда мы предались блаженному сладострастию… - иронизирую, да, ни черта оно не блаженное, и уж тем более, никакое не сладострастие, но пусть польститься, тварь, пред своей приближенной кончиной, - ты говорил совсем иное, иль что-то изменилось?
- Заткнись, сука… - сдавленно шипишь. Браво, маэстро, браво, жаль не могу поаплодировать. Как же мы заговорили, я прям вся задрожала, затряслась, покрылась гусиной кожицей, ой боюсь – боюсь. – Небеса покарают тебя за твой лживой язык. Я – рука божья, я действую от его имени… - ну да, и в постель ты меня затащил тоже от его имени, продолжай, продолжай, интересно лжешь, мастерски, мне торопиться некуда, послушаю с превеликим удовольствием, - и моя священная миссия избавлять сей грешный мир от такой грязи, которой являешься ты… - договаривай уже, но прежде заполнить эту самую грязь своим мерзким семенем.
Недовольный гул толпы все нарастал.
- Что он медлит? – кричали одни.
- Сжечь распутную девку! – разрывались недовольством другие.
Подходишь ближе. Крупные плечи расправлены, набитое брюхо оттопырено, второй подборок гордо задран вверх, так и хочется выплюнуть – смотри челюсть не сверни от переизбытка собственной превосходности. Жирная рука крепко сжимает этот треклятый факел – что б ты ожегся, ублюдок! Поворачиваешься к толпе спиной, ко мне… пузом. Как жаль, что этот никчемный сброд сейчас не видит твоего лица, такого надменного, наполненного всем человеческим дерьмом. Скалишься, хищно, так гаденько. Ты даже не представляешь, как у меня сводит челюсти, и чешутся руки от непреодолимого желания стереть с твоей похабной жирной рожи эту улыбочку. Ничего, скалься, скалься, не долго тебе осталось на этом свете. Можешь быть уверен, варясь заживо в адском котелке, я буду с превеликим удовольствием подливать в огонь масло, наслаждаясь твоими вечными мучениями.
- Навряд ли у тебя будет такая возможность. Ближайшие несколько лет я не планирую навещать тебя в Аду, - усмехаешься. Черт, неужели последнюю фразу сказала вслух?! Да и плевать, пусть знает, какого я о нем мнения. – Надеюсь, шлюха, вроде тебя, придется по нраву местным бесам…
- … из всех любовничков, что делили со мной ложе, ты… - соблазнительно шепчу, ловя его заинтересованный взгляд, - ты был самым… - медлю, вижу, как сгорает в нетерпении, ожидая услышать окончание фразы, прежде чем поджечь меня, - самым омерзительным, должно быть, твой Господь обделил тебя самым сокровенным под твоими одеяниями.
Плотоядная улыбочка медленно сползает с лица. Пухлые щеки наливаются кровью, должно быть, от стыда иль ярости. Надменный взгляд маленьких прищуренных глазок наполняется гневом. Учащенно дышишь. О, право, полегче, дорогой, того смотри и пар пойдёт с ушей и широких ноздрей. Вот так рожа! Видел бы ты себя со стороны, смех да грех, без слез не глянешь. Не сдерживаюсь и разрываюсь в безудержном диком хохоте, чем вызываю негодование со стороны умолкнувшей толпы и еще больше разжигаю ярость инквизитора. О, да, любительница ходить по оголенным лезвиям клинков – вот она, я! Но не могу же я доставить удовольствие тебе, мешку жира, от лицезрения моей кончины. Маленькая месть за обман от маленькой ведьмачки, вкуси ублюдок. Оскорбленный, ну надо же какие мы нежные, небрежно бросаешь факел под мои ноги. Оборачиваешься и спускаешься с небольшой лесенки, бросив через плечо что-то нечленораздельное, не удивлюсь, если пожелал мне медленных мучений, это очень мило с твоей стороны. Сырой хворост медленно воспламеняется и все под восхищенные взгляды деревенского отребья, но я не обращаю на них никакого внимания, все так же продолжаю хохотать, медленно, но верно задыхаясь темным дымом.
- Встретимся в Аду… - последнее, что срывается с моих уст, прежде, чем теряю сознание.
За это время его прочитали 902 раза и оставили 0 комментариев.
