Второй после Мадары. Часть 3

Фрагмент XIV.

Ханаби прикрыла за собой дверь.
В палате было тихо и оранжево. Едва уловимый сквознячок дразнил свежестью. В окно осторожно пробиралось утро.
Оно скользило по его подушке слева, в попытке лизнуть тонкие полоски шрамов на щеке.
Ханаби обратила внимание, что царапина от неумелого вчерашнего бритья за ночь исчезла.
Она стояла у двери, не решаясь подойти близко, и с каким-то новым, несмело копошащимся внутри чувством нежности смотрела на него. Она уже научилась определять, когда он спит. Без бьякугана. По дыханию и выражению лица.
Такой спокойный… В нём ощущалась сила. Не та, что бликует грубостью и жестокостью. А та, что дарит ощущение безопасности и притягивает этим к себе, пленит.
Словно загипнотизированная, Ханаби приблизилась к кровати.
На бинтах уже несколько дней не было крови, поэтому она решила, что к вечеру можно будет от них избавиться. При этой мысли глубоко внутри Ханаби что-то тоненько зазвенело, как натянутая пружина. Это казалось таким щекотным и неестественным, что Ханаби поспешила сделать что-то обыденное, чтобы развеять это ощущение, смазать его, как смазывается собственное отражение в реке, когда проводишь по воде ладонью. На глаза как раз попался его лоб, и на помощь пришла привычная уже проверка температуры. Как ладонью по воде…
Сегодня ей не спалось. Поэтому сначала она тренировалась в роще недалеко от дома, а затем на удачу кинулась в госпиталь пораньше. В полпятого утра. Самый сонный час — предрассветный. Ханаби была уверена, что если сейчас дежурный и не клюёт носом, то договориться с ним за бутерброды точно удастся.
Она привязалась к этому месту, особенно к пациенту со второго этажа, чьего имени даже не знала. Ханаби тянуло постоянно проверять его, как тамагочи. Когда она видела, что с ним всё в порядке, её внутренняя гармония восстанавливалась и она снова могла носиться по госпиталю, как маленький моторчик. Пару раз ей даже пришла в голову мысль, что она понимает Хинату, которая вечно торчит у Наруто.
Сонный. Заразительно сонный. Ханаби почувствовала, как её смаривает. От недосыпа, от ранней тренировки, от исходящего от него спокойствия… До рабочего дня оставался час. Стараясь не потревожить, она осторожно прилегла рядом.
И тут же вскочила. Что будет, если она сейчас тут заснёт?
Нет, этого делать нельзя. Тем более что у неё в голове уже созрел план.
В последний раз убедившись, что своими порывистыми движениями не разбудила, Ханаби покинула уютную атмосферу комнаты и спустя два этажа по лестнице окунулась в прохладу конохского утра. Путь домой занял в два раза меньше времени, чем обычно. Ничего страшного, если один день она пропустит. Нужно было выспаться. Сегодняшним вечером предстояло много дел.
Засыпая, она представляла, какого цвета могли быть его глаза.

_______________

— Ханаби-сама, вы проснулись? Спускайтесь к столу. Хиаши-сама хочет вас видеть. Нужна моя помощь?

Нацу?! Что ещё за новости? Она что, снова под надзором?
Первой мыслью было нырнуть под одеяло с головой и наотрез отказаться и просыпаться, и куда-то перемещаться. Но раз отец прямо послал за ней… Ничего хорошего не случится, если она станет медлить.

— Нацу… Пожалуйста, скажи, что я через пять минут буду.

Оставаясь в постели, Ханаби взглянула в окно. Яркий слепящий свет. День в разгаре.
Удары сердца срезонировали с воспоминаниями об утренней мягкости красок. Это промелькнуло всего на мгновение, не оставив впечатления правдоподобности. Тяжесть нависшего над ней плохого предчувствия прогнала все посторонние мысли. Нужно собираться.

Явившись в гостиную, Ханаби наткнулась на стол, сервированный на трёх человек. За ним никого не было.
Она села и принялась старательно крутить головой по сторонам, чтобы не смотреть на еду. Со вчерашнего вечера поесть ей так в голову и не пришло. Приступать же сейчас к обеду одной было дурным тоном.
Отец вошёл быстрым шагом — даже его волосы за ним не поспевали — и занял место во главе стола. Не здороваясь с Ханаби, а лишь одарив её серьёзным взглядом, приступил к еде.

— Разве с нами больше никого не будет? — решилась спросить она.
— Твой дедушка хотел присутствовать, но ему всё ещё нездоровится, — в голосе холод, сталь. — Почему наследница клана позволяет себе спать вместо тренировок? — суровый взгляд в упор на Ханаби.

Как всегда, когда отец на неё так смотрел, ей казалось, что она нематериальна. Что её кожа, мышцы, кости пропускают его взгляд через себя и демонстрируют ему самое сокровенное — все мысли, все чувства. От этого хотелось убежать и спрятаться, но невозможно было двинуться с места. Она с детства твёрдо решила, что когда-нибудь её глаза тоже будут обладать таким взглядом, под которым все цепенеют.

— Я уже тренировалась сегодня! Рано утром.
— К этому мы ещё вернёмся. К тому, с чего ты взяла, что тебе можно покидать территорию квартала, когда вздумается. А сейчас я спрашиваю, почему ты перестала регулярно тренироваться! Ты — будущая глава клана! Ты должна оттачивать техники Хьюга. Пока же я вижу, что твоя сестра стала сильнее тебя. Не исключено, что я изменю своё решение. Ты разочаровываешь меня, Ханаби. Такое отношение к тренировкам не достойно не просто главы клана Хьюга, но и вообще шиноби.

Ханаби подавленно молчала. Но всё же не смогла не попытаться постоять за себя:

— Отец, я регулярно тренируюсь! Я изучаю медицинские техники!
— Цунаде-сама тоже мне это говорила неделю назад. Что ты будешь помогать в больнице и тренировать концентрацию чакры во время изучения медицинских техник, а также укреплять силу духа. Просила разрешить тебе делать это в свободное от основных тренировок время, потому что им необходим бьякуган для спасения жизней шиноби Конохи, а твоя сестра одна, разумеется, не справляется. Я согласился, исходя из того, что это будет неплохая практика для твоих глаз. Твоя сестра обещала мне за тобой присматривать в стенах госпиталя. Но ты нарушила главное условие, под которым я на это пошёл. Ты стала пропускать тренировки в клане.

Ханаби сглотнула. Её изумлению и ужасу не было предела. Оказывается, отец знал всё, и знал давно… Но почему он не поговорил с ней раньше? Или вообще с самого начала? Может быть, это была проверка её самостоятельности?

— Это всё показывает, что ты ещё ребёнок и не способна распоряжаться своим временем. Поэтому мой прямой приказ: ты не пропустишь больше ни одной тренировки. Иначе мне придётся отменить нашу договорённость с Цунаде-самой. Тебе запрещено покидать квартал больше, чем на три часа в день в светлое время суток. Если бы я не был в долгу перед Цунаде-самой в связи с тем, что её работа спасла жизни множества членов нашего клана, я бы прямо сейчас прекратил эти твои занятия.

Всё могло быть гораздо хуже. Ханаби изо всех сил постаралась скрыть, что выдохнула с облегчением.

________________

— Только бы Токума, только бы Токума, только бы Токума!

Ханаби сидела на кровати, скрестив ноги под собой, обхватив руками подушку, крепко зажмурившись и раскачиваясь взад-вперёд. На улице уже стемнело.

— Бьякуган!

Она тревожно обвела взглядом территорию. И едва сдержалась, чтобы не завизжать от восторга. Человеком, сидящим с включенным бьягуканом и производившим аналогичный осмотр — дежурным по кварталу — в эту ночь действительно был Токума!

Токума с детства больше всех оберегал Ханаби и испытывал к ней нежные чувства. Ханаби даже казалось, что он надеется когда-нибудь стать её мужем, благо у её отца он всегда был на хорошем счету. Ей было немножко стыдно за то, что она не отвечает ему взаимностью, и за то, что сейчас собирается с ним сделать.

— Токума! Привет, — держа в одной руке кружку с чаем, в другой — чайник, Ханаби пришлось открывать дверь попой и просачиваться в помещение тоже ей вперёд. — Скучно тебе тут? Мне что-то не спится. Днём, наверное, выспалась, — изобразив виноватый вид и подкидывая тему для беседы, улыбнулась она.

Токума выглядел усталым, но, увидев Ханаби, сразу просиял. Бьякуган его был уже неактивен. Дежурным полагалось использовать его раз в десять минут.

— Да, твой отец недоволен, Ханаби-чан, — поддержал Токума. Наедине он обращался к ней неофициально. Ей это нравилось. Почти никто в клане её так не называл. — Нам приказано не спускать с тебя глаз.

Ханаби укоризненно посмотрела на него.

— Ты же знаешь, что я не… Мне просто очень нравится заниматься у Хокаге-самы. Это так необычно для меня — тренировки не здесь и совсем другого рода. К тому же неужели ты думаешь, что под её присмотром я могу быть в опасности? — Ханаби врала напропалую. Ни одной тренировки медицинских техник, тем более с Хокаге, у неё не было. — Ой. Печеньки забыла. Я мигом. А ты начинай, а то остынет. И попробуй на сахар.

Ханаби вычисляла, сколько осталось минут до следующего использования Токумой бьякугана, бесшумными прыжками преодолевая двор и ворота. Доза снотворного была рассчитана так, чтобы заснул он быстро, но до конца своей смены точно пришёл в себя. Тонкости расчёта она запомнила на всякий случай из разговоров ирьёнинов.
Как только Ханаби оказалась на свободе, её рот непроизвольно растянулся в счастливой улыбке. Получилось.

Она не знала, что в комнате, которую она только что оставила, Токума отодвинул от себя кружку с чаем, не пригубив, и включил додзюцу. Заметив, что Ханаби повернула на улицу, он без спешки покинул комнату и направился вслед за наследницей клана.
Добравшись до госпиталя, он остался в кустах неподалёку и снова активировал бьякуган.

_______________

Фрагмент XV.

В один из дней Обито пришла светлая мысль: по опыту, примерно за три недели полной неподвижности мышцы могут запросто уменьшиться в два раза. А потеря физической формы будет едва ли не хуже потери зрения. Правда тайдзюцу для слепого и так представляет немалую проблему, но лишаться последней силы не хотелось. Можно ещё, если что, кого-нибудь поджарить техниками стихии огня, но — в замкнутом помещении, где сам весь по уши в бинтах — как бы не перестараться.
Полной неподвижности, конечно, не было, Обито даже пару раз вставал (в душ: один раз помогал Какаши, второй раз — Какаши долго отсутствовал — пришлось просить медсестру).
Поэтому было принято решение почаще подниматься самому и, по возможности, превозмогая боль, напрягать все мышцы хоть как-то. В конце концов, не впервой. Хоть это и было целую жизнь назад. И тогда рядом был Спиралька…
«Стоп. А где у нас Зецу?! Какого чёрта он до сих пор ни разу тут не объявился?!»
Конечно, скорее всего, Обито под охраной. А на окнах, стенах, на полу и потолке печати от проникновения. Да и вся Коноха, вероятно, окружена барьером, и появление чужака внутри него, даже если он вылезет из земли, будет немедленно зафиксировано.
Обито приуныл. Скорее всего, причина отсутствия Зецу даже не в охране. Какой-то уголок сознания не покидала мысль, что было бы странно, если бы слуга Мадары остался с ним после воскрешения хозяина.
Ощущать терпкую горечь предательства для Обито было уже не в новинку.
Не без раздражения вспомнилась битва с Конан. Из-за этой девчонки Обито в который раз потерял руку из клеток Хаширамы. Зато попрактиковался в изанаги. В конце концов, он ещё легко отделался, учитывая силу взрыва, поглощённого им при помощи камуи. Обито тогда охватили злость и досада: сколько лет он разрабатывал эту руку и доводил её силу и координацию до совершенства! А теперь из-за этой девчонки всё сначала. Было ясно, что до войны он восстановиться так, как хотелось бы, не успеет, хоть Обито и откладывал обещанные уже всем боевые действия столько, сколько смог. Пожалуй, в этом-то и была причина того, что он снова проиграл Какаши. Обито задумчиво сжал и разжал кулак многострадальной руки.
Мысль об Акацуки потянула за собой ещё одну, необычную и неприятную. Если бы Нагато тогда не воскресил среди прочих своих жертв Какаши… То сейчас бы одиночество Обито было в разы беспросветней. «Когда это я стал таким чувствительным?!» — разозлился он на себя.
Тем более что Нагато с некоторых пор был той ещё занозой в… В общем, мешался. А точнее, не сам Нагато, а факт и обстоятельства его глупой смерти. Сколько всего пришлось менять на финишной прямой! Это уже не говоря о том, что с его преждевременным самоубийством план по воскрешению Мадары был окончательно похоронен. Не за счёт своей жизни теперь его воскрешать же, в самом деле. Роль властителя вечного цукиёми автоматически падала на самого Обито. А это означало, что его собственное счастливое будущее с Рин оказалось под большим вопросом. И как бы так попасть под иллюзию своего же шарингана? Чтобы разобраться, пришлось заморачиваться с ограниченным цукиёми.
Вот такую подлость устроил ему чёртов Нагато. А теперь Обито сам распускает нюни, прямо как этот слабохарактерный садист. «Пейн». Что за безвкусица. Оптимистичный до идиотизма Яхико всегда ему был симпатичен куда больше. Пожалуй, единственное, что оправдывало выбор Мадары в пользу Нагато, была кровь Удзумаки.

Размышления прервались едва уловимым скрипом двери. За эти дни слух обострился и теперь был единственным союзником Обито. Было впечатление, что в комнату почти бесшумно проскользнуло сразу несколько человек. Обито напрягся.
Кто-то сдёрнул с него простыню. Всё тело как будто одеревенело. Даже дышать стало тяжело. Обито почувствовал неприятные и даже чуть болезненные покалывания то тут, то там. Это длилось несколько минут. Затем с его головы была снята повязка. Кто-то сжал виски. Дальше будто провал. Когда Обито очнулся, в комнате уже было абсолютно тихо.

______________

Фрагмент XVI.

— А я Хьюга Каннаби. Очень приятно!

Хьюга. Бьякуган.
Но — Каннаби?!
Нет, точно глюки.
В другое время Обито бы ударило током от звука такого имени. Но сейчас он был настолько эмоционально истощён, что мог лишь сухо пропускать сквозь сознание факты. Ну, Каннаби и Каннаби. Видали глюки и похуже. Он потерял интерес к разговору с очередным плодом воображения. «Пожалуй, так недолго стать философом», — ироничная, а от того ещё более жалкая мысль.

А воображение-мучитель не унималось. Ещё крепче сжало его ладонь:

— Всё-таки ты пришёл в себя!

Тепло и влажность руки Рин — её слёзы — ужас в уцелевшем глазу Какаши…

Обито тряхнул головой так резко, что её содержимое будто ощутимо толкнулось о стенки туда-сюда: тук — тук.

Помогло. Отпустило.

— Как тебя зовут?

Хм. А вот это уже интересно. И многое объясняет.
Как поступить?
А, была не была. Но обойдёмся без фамилии.

— Обито.
— Пить-то будешь, Обито?

Прежде чем он ответил, что не стоило беспокоиться, губ коснулся прохладный край стакана. Обито послушно разомкнул их и пустил внутрь воду. Несколько капель сбежало из уголков по щекам и шее. Холодно и щекотно.
Вдруг их проворно смахнула тёплая, лёгкая рука.

— У тебя мурашки, — поделилась наблюдениями девушка, смущённо хихикнув. Звучало как оправдание прикосновению. Только вот от её пальцев мурашек на шее стало ещё больше.

«Каннаби. Ну и имечко всё-таки», — поёжился Обито.

— Ты здесь уже почти месяц и совсем не поправляешься… Но у меня хорошие новости! Я придумала, как тебя вылечить, — радостно поведала она. — Но сначала скажи, как такое произошло с тобой? От чего эти раны?

Даже так?
Обито крепко задумался.
Значит, не вся Коноха празднует его поражение. Похоже, он здесь инкогнито даже для некоторой части персонала. Опрометчиво, однако. Но судя по тому, что чувствует он себя до сих пор препаршиво, раньше к нему допускали только посвящённых. Фраза про лечение окончательно отмела сомнения в том, что неожиданная посетительница медик.
Он старался даже про себя избегать употреблять её дурацкое имя.
Перед ответом Обито снова прокашлялся.

— Девятихвостый Лис всегда был непредсказуем…

«Даже под моим шаринганом», — мысленно добавил он. Ну, что же она там придумала?

— Наруто???

Подумав, Обито кивнул.

— Не зря все опасались, что однажды он не сможет его удержать. Так и вышло.
— Но это же чудо, что ты выжил! Даже Четвёртому Хокаге не удалось…

Жалко, этим чудом Обито больше не обладает. Полезное было чудо.
Он вздохнул.
Девушка молчала. Продолжала переваривать, видимо.
Наконец, терпение Обито было вознаграждено:

— Я заметила, что у тебя совсем нет чакры… То есть есть, но её каналы заблокированы. Скорее всего, именно поэтому ты не восстанавливаешься должным образом… Я выкроила время. Попытаюсь тебе помочь.

Точно, она же Хьюга.
Обито почему-то вспомнил покалывания во всём теле после последнего визита гостей. И действительно, чакры он уже давно почти не чувствовал. Как когда будучи ребёнком совсем не умел ей пользоваться, даже по воде ходить. С той лишь разницей, что сейчас это сопровождалось колоссальной слабостью.
Значит, что-то понаделали с его системой циркуляции чакры. Вряд ли это до сих пор эффекты от потери хвостатых.

— Что у тебя с левой половиной?

Ну уж нет. Он не собирался откровенничать.

— Да так. Старая травма.
— Вот почему с этой частью всё особенно плохо… Пожалуй, начну с неё.

Почувствовала, что давит на больное — дальше расспрашивать не стала. Какая чуткая.
Она зашуршала бинтами. Обито подобрался в ожидании боли. Бросила это. Захрустели ножницы. Их тупой металлический край щекотал бок. Чтобы не дёрнуться, Обито набрал побольше воздуха.
Спереди обдало прохладой. Он осторожно приподнялся, чтобы дать выдернуть повязки из-под спины.
Её руки легли на грудь. Обито ощутил уже знакомое покалывание. Только какое-то… тёплое что ли.
Странно, но оно даже будто снимало боль.
Задерживаясь на одном месте примерно на минуту, она чуть сдивигала ладони — на пару сантиметров. Очень скоро Обито поймал себя на мысли, что замирает от того, как это приятно.
Будто единственное его хорошее видение материализуется…
Обито тряхнул головой, приводя чувства в порядок.

_______________

Искренней и бескорыстной женской ласки Обито не знал никогда. Спустя год с тех пор, как он выбрался из подземелья Мадары и отдался путешествиям, он уже плюнул бы в лицо любому, кто сказал бы, что шрамы украшают мужчину. Ну точно не такие, как у Обито. А ещё глаз…

И это всё — в пятнадцать. До самых двадцати двух, когда появилась возможность заиметь коллекцию шаринганов, чтобы хотя бы второй недосток периодически компенсировать. На то, чтобы научиться делать это самому, ушло ещё несколько лет. До тех пор он решал эту задачу наложением гендзюцу на какого-нибудь медика. Однако хватало эффекта всё равно ненадолго: среди бывших владельцев тех глаз его близких родственников не было, а потому они либо совсем не приживались, либо высасывали столько чакры, что даже просто обладать ими было крайне утомительно.

Очень скоро стало понятно, что техника хенге в романтике тоже не помощник. И даже не по этическим причинам — по физиологическим. Какой смысл затевать весь процесс ради заветного конечного отключения сознания, если вместо этого всё время придётся отчаянно сохранять концентрацию? Как именно Обито это выяснил, он вспоминать категорически не любил.

Полный сил, разрываемый изнутри гормональным буйством, помноженным на родную стихию огня, он в конце концов смирился с тем, что успеха у дам не добиться. Ну не в маске же?.. А тратить время на долгие утомительные подступы и обхаживания ему претило. От этой идеи веяло чем-то трагическим.

Единственный и кажущийся уже естественным выход — секс за деньги. Грубо, цинично, просто. И совсем немного — горько.

Рин… Она была отдельно. Такую грязь Обито и помышлять о ней не мог. Однако каждый раз сначала что-то всё равно неприятно щёлкало в голове. Сперва это даже останавливало. Пока он окончательно не забывался в этих движениях: толчках, вибрациях, вздохах. А после, куда бы он ни бежал, всегда оставалось послевкусие. Обито бы всё отдал, чтобы никогда не знать это мерзкое гложущее чувство.

Необходимость в организации стабильного дохода послужила ещё одной причиной для создания Акацуки. Из кучи собранных им фриков потребности такого рода, казалось, имел разве что Итачи. Но где и когда он их удовлетворял, Обито было не известно. Что-то противно подсказывало, что отбоя от девочек у младшенького соклановца-волосатика не было, стоило ему только захотеть.

В последние пару лет Обито совсем перестал доверять «подругам по бизнесу», так как вопрос с безопасностью встал крайне остро. Поэтому то, как он изголодался, невозможно было даже осознать. Малейшее более или менее мягкое тактильное ощущение напрямую било в голову.

______________

Руки девушки не давали проветрить мозги даже усилием воли. Главное не разомлеть до невменяемости и не начать мурлыкать от удовольствия, например. За Обито такое водилось.

Пришлось больно закусить губу. Это лечение. Не надо усложнять.

Вскоре она прервалась. Было слышно сбитое дыхание. Похоже, она отдала ему много сил.

Существенного изменения в чакре он не ощутил. Пожалуй, там всё было настолько плохо, что не видать Обито ещё долго даже катон как своих ушей.

Девушка привстала с кровати. Из ванной раздался шум воды.

Снова ощутив её присутствие, Обито не удержался:

— Почему ты это делаешь?
— Ну… — она запнулась. — Это мой долг. Я ирьёнин Конохи.

Ну конечно. А что он ожидал? «Меня послал Мадара; он соскучился по тебе»? Или «ты мне нравишься»?

Чувствуя себя идиотом, Обито обиженно засопел.

— Мне нужен отдых… — проговорила девушка. — Я приду чуть позже и продолжу. Ты, наверное, уже заснёшь. Прошу прощения заранее, что придётся будить.

Почему она с ним так нянчится? Как же, чёрт, это приятно.

— Спасибо. Если честно, я уже забыл, когда последний раз с кем-то разговаривал.

________________

Фрагмент XVII.

Податься в комнату отдыха Ханаби не могла, так что пришлось примоститься на чердаке больницы. Даже Хината вряд ли случайно застукает её здесь бьякуганом. Внезапно песком на зубах хрустнула жуткая правда: если отец поручил сестре присматривать за ней… Это значит, что Хината постоянно отслеживала её местонахождение в госпитале. Получается, она знает?! Но почему тогда позволяет продолжать? Чтобы не признаваться, что наблюдает? Ханаби в безопасности — да и ладно?
Мысли в голове сплетались в клубок, заглатывая хвосты друг друга, как змеи. Чтобы вытравить их оттуда хотя бы временно и быть способной заснуть, Ханаби заставила себя представлять… Теперь она ведь знает его имя. Обито. Ханаби ещё не поняла, нравится оно ей или нет. Единственное, что она могла сказать — что оно белого цвета с серебристым, нет — стальным отливом. Почти как её глаза. Линии определённых изгибов в иероглифах слов, а особенно — имён всегда сами собой воспринимались её сознанием окрашенными в какой-то цвет.*
Он нуждается в ней, нужно поспать ради него. Не известно, чем закончится эта ночь. Вполне вероятно, что полным домашним арестом. Даже если Ханаби выложится до истощения, она должна сделать всё, чтобы максимально привести его чакру в порядок. Больше шанса может не представиться. Она должна сделать в этом месте что-то действительно стоящее. Чтобы знать, что не уступает Хинате. Что отец неправ.

Проснулась Ханаби от холода. Всё-таки недавняя гроза сделала ночь не такой уютной, чтобы валяться здесь. Но Ханаби порадовалась тому, что это помогло не проспать всё на свете.

Вернувшись в палату и осторожно коснувшись плеча Обито, она впервые увидела, как по его лицу несмело растекается улыбка.

______________

Не обманула.
Но что это за жестокая игра?
Обито не мог поверить, что он заслужил что-то подобное. Хоть сколько-нибудь доброе отношение. Он ведь не уберёг Рин… Не важно, что не мог. Должен был. С тех пор он не имеет права претендовать на что-то хорошее, пока не исправит то, что натворил. Но, конечно, он истово хотел. Изнемогая без тепла в ледяной пустыне этого мира, клубящийся холод которой шёл из дыры вместо его сердца, он летел на любое пламя. Но оно только опаляло, вместо того чтобы греть. Обито это заранее предчувствовал — как начинает кровоточить то, что быть живым уже не должно. Он всегда казался себе похожим на Какузу. Только у того было пять сердец, а у Обито — ни одного. А шнурами, сдерживающими отдельные части вместе, была его мечта. Что когда-то Рин снова его обнимет. По-дружески, как угодно. Но живая. Тёплая…

Чуть более настойчивое прикосновение — спит он или нет.

— Я готов. Продолжай.

Ничего не произошло.

— Сначала опиши своё самочувствие.
— Как в гробу. Но… в тёплом. С подогревом, — самому понравилась дурацкая шутка.
— Болит? — проигнорировала она.

Обито прислушался к ранам.

— Да всегда болит. Не обращай внимания.

Новый сеанс длился целую восхитительную вечность. Обито уже не знал, куда деться, чтобы не показать, как ему это нравится. Её руки были единственной связью между его темнотой и реальностью. Впервые Обито точно знал, что это не мираж.
Под конец он понял, что больше не чувствует себя совсем бесполезным. Чакра возвращается. Как бы так проверить?

Девушка совсем выдохлась. Обито перехватил её руку и сжал, останавливая.

— Отдохни. Мне уже лучше.

Она выдернула руку и вдруг бросилась к нему на шею. От неожиданности Обито опешил и едва рефлекторно не оттолкнул. Вот это да. Это точно он, Обито? Девушка сама кидается к нему на шею? Ей лет-то вообще сколько? Судя по голосу — чуть за двадцать. Но по реакции… Может, она просто тоже слепая? Поэтому её не смущают его шрамы? Которые, кстати, теперь на виду во всей красе. Дождавшись, пока она отцепится, Обито провёл рукой по лицу. Ни щетины, ни повязки. Да-а.

— Прости. Больно?
— Нет, — уже после ответа Обито с удивлением обнаружил, что и правда — почти нет. — Много ещё осталось?
— Ещё две трети примерно… — её голос как-то упал.

Обито впервые выудил из множества охвативших его ощущений самое необычное. Как бы там её ни звали: если она реально существует, то она единственный медик, которому, похоже, действительно не безразлично, больно ли ему. С самого конца Третьей Мировой Войны Шиноби он всю жизнь пребывал со своей болью — какой бы то ни было — наедине. Недавно смешную толику сочувствия пытались выжать из себя Наруто, Какаши, Минато-сенсей. Но разве они знают, что такое просыпаться среди ночи и хотеть умереть от одной только мысли, что ты больше не неудачник, что выдрессировал, переломал себя, обрёл силу и сейчас можешь защитить единственный смысл своей жизни — но нужный момент навсегда остался в прошлом? От того, что ты согласен даже на самое малое — вернуться в тот день и бесконечно ощущать безысходность, клаустрофобию, невозможность пошевелиться, сливаясь с камнями, которые разрушили твою жизнь вместе с костями, терпеть и даже дружить с испепеляющей разум болью — но только чтобы её рука бесконечно сжимала твою? Чтобы Рин двигалась, дышала, видела свет, чтобы… Чтобы хоть что-нибудь… Обито бы что угодно сделал и что угодно вытерпел ради этого. А они не смогли её сберечь — и всё это время ничего не делают, чтобы исправить свою ошибку. Их должен был послушать Обито? Неудачников похуже, чем когда-то был он сам? Неужели они правда верили, что он купится на эту чушь?

Какаши, конечно, молодец. За последнее время всё-таки тронул выжженную душу Обито. Тот даже его почти в голову к себе пустил. Хотя сам Обито был уверен, что это гиблое дело. Там — в его голове — невозможно выжить. Странно, что он сам до сих пор не умер. Хотя не исключено, что это так. Потому что если и существует ад — то он здесь. В голове Обито.

Он никогда не понимал, почему тогда сразу не сыграл в ящик. Даже познаний вечно спящего на уроках оболтуса хватало на то, чтобы понять, что одного-двух жизненно важных органов он тогда точно мгновенно лишился. Видимо, шок, адреналин держали его в сознании, оставляя возможность спастись. Обито же использовал это время на то, чтобы, наоборот, раздавать себя по частям… О своём подарке Какаши он никогда не жалел. Не получалось. Хотя порой специально старался разозлить себя, особенно когда не хватало сил на аматерасу или Сусаноо, стремился испытать ненависть, подстёгивающую к тому, чтобы пойти и вернуть своё. Но не выходило. Похоже, он действительно сделал это искренне. Ненавидеть Какаши получалось по какому угодно поводу, но не по этому.

Правая половина груди и спины страшно чесались. Обито вспомнил, что на нём теперь нет бинтов, и с наслаждением сильно поскрёб ногтями там, где должны быть бескровные раны. Однако пальцы ни на какие углубления не наткнулись. Разве что полоски.
Вдруг вмешались руки девушки. Они сначала робко и щекотно, потом всё более смело, с нажимом ощупали эту часть торса.

— Работает! — в её голосе было столько неподдельной радости, что Обито снова засомневался в происходящем. Может, она просто ещё учится и радуется первому успеху? — Я была права! Обито, как ты себя чувствуешь?

Не «Обито, я тебя ненавижу», не «Обито, опомнись и вернись в Коноху», не «Обито, сколько можно опаздывать», не «Обито, ты мерзавец, которому нет прощения», а «Обито, как ты себя чувствуешь».

Ну, как, как…

— Сносно. Много лучше. Здесь — не больно.
— У меня почти совсем нет чакры, я не могу пока продолжить… Прости. Не знаю, сколько мне понадобится времени…

Пока говорила, она продолжала бездумно водить пальцем по его груди справа. Чуть запнувшись, обвела сосок. Это что ещё за запрещённые приёмы? Неужели не видно, что у него и так крыша не на месте, и что одно неверное движение — и кто знает, что будет с остатками его хладнокровия? Нужно убрать её руку. Чувствуя, как в висках пульсирует всё громче, давя в себе звериные вспышки, Обито крепко стиснул её запястье и отвёл от себя.

«Надеюсь, не обидел».

Обито знал, что сил на ещё одну такую самоотверженную попытку у него не хватит. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не прикасайся».

Потерять самообладание в стане врага равносильно смерти. Тем более так глупо. Ну что он себе вообразил? Ну кому он нужен? Он даже Рин никогда толком нужен не был. Хотя, Какаши сказал, она его искала… Просто она ответственная. Тела ниндзя нельзя оставлять где попало, чтобы не достались врагу. А очки подобрала, чтобы было доказательство, что для поисков сделали всё возможное.
Конечно, такие мысли выковыривали душу металлическим совком. Но, по крайней мере, снимали возбуждение с разгорячённого Обито.

В следующую секунду Обито убедился, что переоценил себя.

Невесомые пальчики коснулись его шрамов и трепетно прочертили их кончиками по всей щеке, задев веко и ресницы.

Оглушительный взрыв.

С этой минуты Обито перестал быть собой, Мадарой, кем-то ещё, даже никем. Вместо него был комок электричества, комок чувств, яркий и жалящий, как чидори Какаши. Он сгорал своими безрассудством, страхом, страстью, болью, нерастраченной нежностью, жестокостью, преданностью и силой.
Её руки, губы переворачивали всё внутри него, разделяли его на части, складывали по-другому и снова связывали шнурами. Играли с ним, дразнили, пытали ласками и мучили удовольствием. Обито сходил с ума. В этой плещущейся нежности невозможно было не задохнуться.
Он готов был разорвать зубами всё, что могло это прекратить.
Если это и есть смерть, то зря он её боялся, пусть это длится вечно.

Содрогнувшись последний раз, он растворился в этом вихре импульсов, собственных атомов, на которые его разметало.

___________

Неужели всё-таки помогает?
Ханаби была вне себя от радости и гордости, что её идея по поводу причины такого медленного заживления его порезов оказалась верной. Стоило освободить часть чакры — как в этом месте раны мгновенно затянулись почти полностью, на девяносто процентов. Ханаби немного насторожил такой необычно быстрый отклик его тела: она подобной скорости регенерации не встречала. От сужающихся царапин даже будто шёл пар.

Сначала он был крайне напряжён. Затем мышцы расслабились, зато дыхание стало шумным. Его тело на ощупь было очень твёрдым и горячим. Ханаби не хотелось отрываться от него. Тем более что в ответ на каждое прикосновение он слегка, совсем чуть-чуть, почти незаметно выгибался в спине, подаваясь вперёд навстречу её рукам.
Странно, что в какой-то момент он сам убрал её руку. Было видно, что даётся это ему нелегко. Может, она сделала больно?
После этого он стал грустный-грустный. Ханаби не выдержала и коснулась его щеки.

Вдруг Обито повёл себя совсем необычно. Внезапно привлёк её к себе, так что она упала ему на грудь, успев подумать, что ему это больно, наверное — остальные раны-то не вылечены. Вокруг неё сомкнулось жёсткое кольцо его рук — страшно, но уютно. Его дыхание уткнулось ей в макушку. Внезапно Ханаби переключила внимание и почувствовала его одновременно всем телом. Сильный, напряжённый, живой. Обито выковырял её из им же созданного кокона, сел на кровати и на секунду зарылся лицом в её шею, волосы. Дурацкая мысль на задворках сознания — хорошо, что недавно снова постриглась, как в детстве — а то бы он бы мог запутаться в её волосах. Ключицу мягко обожгло. Неужели это его губы? Почему он весь такой огненный? Воспользовавшись моментом, Ханаби наконец-то запустила руку в тёмный длинный ёжик и мягко помассировала, пропуская пряди между пальцев. Обито весь будто обмяк. Приятно было чувствовать, что её прикосновения могут управлять такой бурной стихией. Только она опустила руку ему на спину, как Обито прорычал и, крепко схватив, совсем не грубо опрокинул её вниз, нависнув сверху. Вот тут Ханаби уже по-настоящему испугалась. Её очень тянуло к нему все эти дни, это чувство всё больше ей овладевало, и сейчас она, кажется, была близко к нему как никогда. Но… что он собирается делать? Неужели? .. Прямо здесь?
Страх мешался со сладким предвкушением. Ханаби никак не могла определиться, как ей быть. Обито наклонился и с шумом втянул её запах. Как животное.

- Не бойся. Пожалуйста, разреши.

Надо же. По нему не скажешь, что он ещё в сознании. Ханаби и не догадывалась, что именно он в данный момент имеет в виду. Обито стиснул её бёдра, но почувствовав её руки поверх своих, сгрёб их в охапку, поднёс к лицу и принялся суматошно целовать. Особенно ладони. Как будто в благодарность за восстановленную ими силу. Ханаби смутилась. От соседства с печкой вроде Обито стало жарко. Она отобрала у него одну руку и расстегнула две верхние пуговицы халата. В поисках её руки он наткнулся на грудь и на расстёгнутые пуговицы. В следующую минуту халат полетел на пол, за ним — её футболка. Ханаби покрылась мурашками, но и их, и её саму быстро приструнили уверенные руки Обито. Она не заметила, как он оказался абсолютно без одежды. Или он и был? .. Взгляд Ханаби заметался в поисках того, на чём бы задержаться, чтобы не срываться вниз. Остановился на плечах. Её губы сами собой прижались к шраму около локтя, потом сместились чуть выше, и выше… Ей нужно было чем-то себя занять, уткнуться в него и не думать о том, где теперь его руки. Последний лоскуток ткани слетел с Ханаби. Теперь стало легко, теперь им обоим было нечего скрывать. Внезапное осознание того, что он всё равно не способен её видеть, снесло последний внутренний ограничитель и развязало ей руки. Она позволила себе делать всё, на что не решалась раньше. Обито даже, казалось, слегка опешил от такого внезапного натиска. Ханаби прижалась к нему всем телом, всеми оголёнными нервами кожи, толкая назад и занимая активное положение. Теперь она уже его всего пожирала взглядом. Заметно было, что это тело не щадили для тренировок, обречённая самоотверженность Обито проявлялась даже в этом. Эта его черта нравилась Ханаби и рождала доверие. Расплескав по нему ладони, Ханаби быстро-быстро и нежно пробежалась ими по всему торсу, попутно позволив себе похулиганить и с замиранием сердца коротко сжать соски. И тут же поцеловала каждый, испугавшись, что сделала больно. Из груди Обито вырвался хриплый стон, Ханаби закрыла ему рот рукой и укусила в плечо.

Потянулась к уху:

- Тише. Иначе я остановлюсь.

Неужели это говорит она? Ухх ты, какая она смелая и взрослая. Ханаби улыбнулась сама себе.
Её волосы брызнули ему на грудь и водопадом стекли вниз вслед за ней. От того, что произошло дальше, Обито задохнулся и выгнулся дугой.
Кажется, она увлеклась, играя с ним, потому что внезапно всё вокруг закружилось, пол и потолок поменялись местами, и она снова оказалась в плену Обито, а он — сверху. Теперь уже его руки не просили, а брали своё, их было не остановить. Рывком раздвинув её ноги коленями — сначала одним, потом вторым — Обито обрушился на неё всей своей страстью, всей захватывающей тяжестью, всем своим огнём. Вот когда он близко. Максимально близко. Ханаби обняла его всего, пустив внутрь и даже не ощутив боли. Он уронил подбородок на грудь, шумно выдыхая и не останавливаясь ни на секунду; со лба, с волос сорвались две капли пота. Перед глазами замелькали полосочки шрамов. Давно сделав вывод о том, что он, похоже, их стесняется, Ханаби потянулась и уверенно и ласково провела по ним языком. Пришлось снова закрыть ему рот рукой. Поняв намёк, Обито послушно сам себе закусил губу и запрокинул голову вверх, так что теперь Ханаби уткнулась в его шею. Его рука будоражаще воображение скользнула вниз по животу и окунулась в Ханаби, гладя, делая щекотно и так приятно, что она провалилась в темноту и почти забыла, как дышать. Всё вокруг куда-то подевалось, даже Обито — центр всех ощущений. Остались только Ханаби и это чувство. Абсолютное удовольствие. Оно растекалось снизу и порабощало её всю, карабкаясь вверх и возрождая её из пепла.

_____________

Токума следил за комочком чакры Ханаби, плывущем по лабиринтам этажей. Казалось, она движется целенаправленно в определённое место. Движение замедлилось на втором. У пациента в палате, куда вошла Ханаби, чакра светилась слабо. Она добрая и талантливая, наверное, срочно вызвали, чтобы спасти кого-нибудь умирающего. Внезапно взгляд Токумы привлекло яркое пятно справа. В одноэтажной пристройке, примыкающей к больнице и отведённой под лабораторию, струилась чакра странной формы. Будто огромный толстый червь, размером не меньше человека, извивался даже не в районе пола, а выше, на столе. И его движения были не беспорядочны, а подчинены какой-то жуткой логике.

«Ханаби-чан в опасности», — и в два прыжка — у здания. Червь скользнул за пределы пристройки с другой стороны — будто сквозь стену.

Токума, обогнув лабораторию и ломая на пути кусты, бросился следом.

________________
Примечание к части

* "Обито" в переводе с японского дословно: лидер, глава группы людей

Фрагмент XVIII.

- Хокаге-сама. Сегодняшней ночью из лаборатории пропал один из объектов изучения, первого ранга секретности.
- Риннеган?!
- Шаринган. Они находились в разных отделениях, каждое - запечатано надёжнейшим образом. Лаборатория была под охраной, но сенсоры ничего не почувствовали. В ста метрах найден труп джонина Хьюга Токумы.

Пауза.

- Ко мне Хатаке Какаши. Немедленно.

____________

Ханаби распахнула глаза. Что-то алое. Чуть отдалившись, она обнаружила, что лежит на боку, уткнувшись в расцарапанную спину. Потянувшись к ней рукой, она с тревогой отметила под ногтями кровь. Разум просыпался постепенно. Внизу живота неприятно тянуло.
Стало зябко и неуютно. И внезапно - страшно.
Ханаби рывком упёрлась на руки и уставилась в окно. Темно. Ни капли света. Слава богу.
Халат, футболка, шорты. Волосы.
Теперь можно и оглянуться.
Первый порыв - подойти и укрыть. Мокрый, он ведь замёрзнет.
Ханаби запоздало нагнала мысль, что она, наверное, должна жалеть о произошедшем. Но это не получалось по двум причинам. Во-первых, вся ситуация не укладывалась в шаблон, который сложился у неё о так называемом первом разе. Это должно быть либо сопливо-романтично, либо мерзко и неудачно. Но это было иначе... Это было естественно. Его движения, разматывающие клубок её желаний; их влажное, бурное и равноправное единство... Потому Ханаби даже не восприняла это как какую-то веху в своей жизни. Во-вторых, после этого между ними будто образовалась незримая дополнительная связь, похожая на нити чакры между кукловодом и марионеткой. Если включить бьякуган - нити становятся видимыми. Только вот Ханаби чувствовала, что понятия "кукловод" и "марионетка" вряд ли тут применимы. Слишком сложно и серьёзно она уже относилась к Обито, чтобы играть им, и слишком мало у него было возможностей управлять ей.
Ханаби присела рядом с ним и взъерошила ему волосы, чтобы быстрее высохли. Её рука, скользнувшая по его спине, наткнулась на что-то липкое. Приподнявшись на цыпочки и перегнувшись через него, Ханаби почувствовала, как внутри заныло. Из одной из незатянувшихся ран струилась кровь. В этом месте её как раз пересекали царапины от ногтей Ханаби. Мучимая чувством вины, она заставила себя взглянуть в его лицо. И испытала небольшое облегчение.

_________________

- Ты улыбаешься.

Обито зацепился за эту фразу из реальности и попытался по ней выкарабкаться из забытья, как по верёвке.

- Ммм... - потянулся. Обнаружил, что отвыкшее от малейших нагрузок тело теперь налито свинцовой тяжестью, слабостью.

- Потерпи, мне нужно обработать тебе спину.

Её голос чуть дрожит. Как совсем недавно она вся - в его руках. Вспышка последних событий пробуждающе хлестнула мозг.
Конечно, после такого - пусть делает с ним всё, что хочет. И Обито вообще терпеливый.
Умиротворение разливалось по венам, ласкало изнутри. Обито сам себя не узнавал. Или, наоборот, это и есть настоящий он, просто давно потерянный?
Она принялась колдовать над его спиной какой-то щиплющей прохладой. Воспользовавшись моментом, Обито незаметно опустил руку вниз. Липко. Интересно, а куда это он?.. Он ведь соображал тогда? Мысли заметались в панике. Спрашивать у неё - верх глупости и идиотизма.
И одеться бы для начала.
Усилием воли заставив себя отложить решение этой проблемы на потом, Обито дождался окончания процедуры.
После этого она почему-то легла рядом. Он осторожно дотронулся до неё: уже одета. Совсем небольшая искорка разочарования.
Несколько минут они лежали молча, думая каждый о своём.

- В честь чего тебя так назвали? - он наконец-то подобрал корректные слова, чтобы выяснить то, что уже давно напрягало.
- Что, прости?
- Ну. Каннаби. Откуда это имя?
- Ханаби. А ты как сказал?
- Кхм... Так и сказал.

"Ну я уже трижды или четырежды идиот".

- Не знаю. Мой отец не похож на любителя фейерверков.
- А у тебя есть такая штука на лбу?
- Ха-ха. Нет. Я из главной семьи, если ты об этом.

Хьюга из главной семьи. А работает тут. Что-то здесь не так.

- Тебе ведь нельзя здесь находиться?
- Я... на дежурстве.
- Ты пряталась от дежурного.
- У нас несколько дежурных!
- И зачем же ты тогда пряталась?
- За мной закреплён другой этаж, - нехотя ответила Ханаби. - Было бы странно, если бы меня застали здесь. Пришлось бы объяснять, почему я покинула свой пост.
- И почему ты покинула свой пост? А вдруг там кто-то умирает?

"Да заткнись ты уже. Будь благодарен, что она тебя не бросила тут", - одёрнул он сам себя.

- Там нет тяжёлых больных. Моя помощь нужнее здесь.
- Но ты уже много времени тут, со мной. Есть ведь и другие.
- Я всё равно не смогу помочь всем.

Вопрос "но почему именно я?" застрял в горле. Уж больно жалобно он звучал бы.

- Я хочу кое-что спросить, но боюсь, - её голос снова дрогнул.

Какое совпадение.

- Попробуй, - вырвалось осторожное. Обито уже пожалел об этом.
- Что случилось с твоими глазами? - на одном дыхании выпалила Ханаби.

Кулаки сжались сами собой.

- Не отвечай! Ничего страшного! Прости, - откуда-то с другого конца комнаты. Похоже, Обито ещё и сильно изменился в лице, чем напугал её.

Проще всего сказать, что потерял в бою. Но, чёрт, как же сильно упоминание этой вынужденной и фатальной слабости, оказывается, его задевает.

- Это был единственный шанс выжить.

По крайней мере, не соврал. Вряд ли ответ её удовлетворил, скорее она просто не рискует переспрашивать. Ну и хорошо. Обито зарёкся впредь разрешать задавать ему подобные вопросы. Нужно сменить тему.

- Так почему ты пропускаешь тренировки?
- Откуда...
- Ты сама сказала.
- Я тренируюсь столько, сколько нужно. И сейчас мне нужнее практиковаться именно в медицинских техниках. Чем я здесь и занимаюсь. Это отец этого не понимает.
- Но у тебя же нет медицинских техник.
- Как это нет? С чего ты взял?
- Ты их совсем не используешь.
- Использую!
- Ну я же вижу. То есть... знаю. Типичные медицинские техники позволяют заживлять напрямую, а не посредством чакры пациента.
- Я пока умею только так. И чтобы научиться по-другому, мне нужно достаточно времени проводить здесь. Но отец считает, что техники нашего клана важнее, поэтому нужно тренировать только их, а остальное - постольку поскольку. Мне кажется, он слишком серьёзно к этому относится.
- А у меня не было родителей, - помолчав, зачем-то сказал Обито.
- Значит, ты ел, что хотел, тренировался, когда хотел, гулял, где и когда хотел, дружил, с кем хотел?
- А я не хотел. Ну то есть хотел. Но... не знаю. Я хотел иметь родителей. Говорят, я был на них похож.
- Почему "был"?
- Потому что, - отрезал он.

Что за неуместный разговор.

- Они погибли, да? - грустно спросила Ханаби.

Ну да, почему бы не добить Обито, который уже и так порядочно раскис. Хотя, он сам это начал.

- Да. Война.
- Сколько же тебе лет? - с удивлением.
- Тридцать один.
- Ого-о...

Обито не понравилось это "ого".

- Выглядишь ты моложе.
- Спасибо за комплимент.
- Эй, - Ханаби погладила загрустившего Обито. Когда это она снова оказалась рядом? - Всё будет хорошо. Я пойду найду что-нибудь перекусить. Тебе взять? Там есть автомат.
- Нет, спасибо. Я не голоден.

Дверь за ней закрылась настолько бесшумно, что осталось ощущение, будто она ещё в комнате.

____________

- Шизуне, быстро собери подготовленную нами команду. Больше нет времени ждать.
- Но я только вчера проводила осмотр: он ещё очень слаб.
- Значит, придётся рискнуть. Так или иначе, вероятность удачи высока.
- Цунаде-сама, а Какаши?
- Он один из лучших и преданных шиноби Конохи, бывший член АНБУ. Он сделает так, как лучше для деревни.
- Я имею в виду, сможет ли он это пережить? Он ушёл такой потерянный...
- Сможет. Что угодно можно пережить, Шизуне. К тому же, у Какаши сильная воля. Многие бы его выдержке позавидовали.

Цунаде задумчиво крутнулась на стуле к окну и, дождавшись, пока Шизуне выйдет, прижала вытянутую вперёд ладонь к стеклу. Между пальцев поднималось солнце.

____________

Ну когда его уже кто-нибудь сменит?!
У Шикамару уже кипел мозг от бесконечных споров с Наруто. То его вроде бы удавалось убедить не вмешиваться не в свои дела, то в его голове щёлкал опять какой-то моральный тумблер и всё начиналось сначала. Наруто прекрасно высыпался днём, так что споры не прекращались даже ночью.
Внезапный стук в дверь стал спасением.

- Шикамару. К Хокаге.
- Спасибо, Сакура. Уже иду. Наруто, не делай глупостей.

Уже за дверью:

- Сакура, нужно прислать кого-нибудь к Наруто.
- Я придумаю что-нибудь. Предупреди всех, что я буду с минуты на минуту.

Когда все оказались на месте, кроме почему-то самой Пятой, собранная больше обычного Шизуне начала:

- Напоминаю кратко план действий. Специальная команда состоит из четырёх человек, плюс два страхующих из АНБУ. Основным исполнителем техники назначен Шикамару. Это будет похоже на то, что вы уже выполняли. Первым делом Ино читает актуальные мысли Обито, затем подчиняет разум. Сакура имплантирует глаз и максимально лечит. Хината в это время наблюдает бьякуганом за динамикой чакры. Шикамару, экономивший до этого силы, опутывает его тело тенью, начинает складывать его руками печати. Перед последней печатью Ино отпускает разум Обито, чтобы не пострадать самой, так как воздействия на тело подчиняемого влияют на самочувствие подчиняющего. Это оставляет необходимый эффект неожиданности, и Шикамару завершает технику. После этого АНБУ избавляются от тела Обито. А в лаборатории в поддерживаемом в специальных условиях теле оживает Первый Хокаге. С ним рядом будет его внучка, Цунаде-сама, чтобы объяснить, что к чему, и подстраховаться от возможной неадекватной реакции. Задание понятно?

- Хай, - сдержанный дружный хор.

- Приступить через полчаса.

Каждый из шиноби выходил из кабинета Хокаге серьёзен и погружён в свои мысли. Никто не в восторге от идеи предстоящего убийства. Это необходимость. Одно дело - в бою, защищаясь, а другое - хладнокровно, расчётливо обменять одну жизнь, даже самую никчёмную или опасную, на другую. Подсознательно никто не хотел брать на себя такую ответственность. Но приказ есть приказ.
Шикамару зевнул и попытался сконцентрироваться. Сказывался длительный недосып. Нужно было как-то от него избавляться, раз уж у него такая важная миссия. Он отправился к автомату со всякой ерундой, чтобы добыть энергетический напиток. Прямо перед ним какая-то девушка чуть ли не опустошила автомат и покинула его почти бегом, едва не роняя кучу цветных упаковок.

_____________

Только выйдя в коридор, Ханаби поняла, что уже светает. Смена Токумы заканчивается в шесть. Но шести ещё нет.
Стараясь не шуршать добытыми в автомате шоколадными батончиками, она свернула в нужное крыло. И тут же отпрыгнула назад, за угол. Возле комнаты Обито кто-то был.
Ханаби не без труда применила бьякуган. Волосы, полувеером торчащие вверх, маска, спущенный на глаз протектор. Внезапным гостем Обито, уже проникшим в палату, оказался несостоявшийся Шестой Хокаге - Хатаке Какаши.
Ханаби припустила по коридору и у самой двери снова напрягла глаза. Какаши стоял лицом в нужную сторону, но - из-за маски - слов визуально было не разобрать. Вдруг он резким движением сдвинул протектор на лоб и занёс руку для печати. Шаринган. Гендзюцу?
Прежде чем Ханаби поняла, что делает, она ворвалась в комнату, бросилась на Обито и плеснула в него чакрой.

- Кай! Ты в порядке?!

Обито не успел ответить. Руки и ноги Ханаби будто онемели, а в следующее мгновение она почувствовала жёсткий удар об пол.
Голова немного кружилась. Пол был странный: тёмно-серый, каменный, не больничный. Но, вопреки ожиданиям, отнюдь не холодный.
Оказалось, она всё ещё крепко сжимает его плечо. Обито морщился и потирал затылок. Похоже, он тоже неслабо приложился о камень.
Ханаби судорожно оглянулась в поисках Какаши. Пространство вокруг состояло из тёмно-серых блоков разного уровня, между которыми зияла чернота. Неба не было. Что это за место?
Воздух свернулся полосатой спиралью, которая внезапно преобразовалась в силуэт Какаши.
Ханаби без лишних слов метнула кунай. Какаши легко подался корпусом вправо, уклоняясь.

- Какаши. Она друг, - жёсткий голос Обито сзади.
- Быстро ты нынче заводишь друзей, Обито.

Какаши помолчал и продолжил:

- Она будущая глава клана Хьюга. Её нужно вернуть обратно. Её хватятся.
- Она медик. Мне сейчас без неё будет сложно.
- Ханаби, - Какаши повернулся к ней. - Как медик, ты должна помочь пересадить мой глаз Обито. Он один не справится.

Ханаби хлопала ресницами и отчаянно не понимала, что происходит. А такое с ней случалось нечасто.

- Я тебе объясню, что нужно делать, - голос Обито замерцал интонациями человека, привыкшего руководить. - Какаши, нужна аптечка.

Тот извлёк откуда-то небольшую сумку и протянул Ханаби, выжидательно глядя на неё. Ханаби повертела аптечку в руках, всё ещё недоумевая. Почему Какаши только что хотел напасть, а теперь делится глазами? И почему Обито ему верит? Может, он всё же в гендзюцу? И Ханаби тоже? Иначе почему всё вокруг выглядит так странно?

- Кай! - попыталась ещё раз Ханаби.
- Ханаби. Это не гендзюцу. Твой отец не любит фейерверки. Теперь веришь? Ты говорила, что я могу рассчитывать на твою помощь, - вмешался Обито. На этот раз его голос звучал успокаивающе.

Даже если это и гендзюцу, то не самое неблагоприятное.

- Что нужно делать?

Обито кратко и точно дал инструкции. Ханаби пришлось уложить Какаши рядом с ним и долго возиться. По мере возможности, Обито ей помогал. В конце концов она, встревоженная и заляпанная кровью, уставилась на него в ожидании.
Он сделал пару глубоких вдохов, восстанавливая дыхание. Затем резко открыл глаз. Взгляд не сфокусирован. Обито поморгал и... выключил шаринган.
Придерживая рукой ватный тампон на месте вмешательства, Какаши поднялся с пола и вернул протектор в привычное положение.

- Давай. Времени уже много, - сказал он, обращаясь к Обито.

Какаши стал медленно исчезать в воздушном завихрении. Когда от него почти ничего не осталось, Ханаби различила еле слышный шёпот Обито:

- Спасибо.

Она развернулась к нему. Его глаз снова светился красным. Только на этот раз по нему был выведен чёрный рисунок.
Зажмурившись, Обито вытер щёку кулаком, размазывая струйку крови из-под века, словно слезу.
На месте, где только что был Какаши, лежал свёрток, при ближайшем рассмотрении оказавшийся одеждой, среди которой отыскался даже плащ, какие обычно носят шиноби Конохи. Чёрный верх, белая подкладка. Слегка пошатываясь, Обито быстро облачился в находки и принял вид даже немного грозный. И этот пронзительный взгляд огромного чёрного-чёрного зрачка, будто совсем без радужки...

Ханаби отвела глаза и запоздало спохватилась:

- Где это мы?

_____________