Второй после Мадары. Часть 6

Фрагмент XXV.

— Шикамару! Как так вышло? Я жду объяснений, — не то чтобы Цунаде грезила встречей с дедом. Она так и не придумала, как будет объяснять ему и его добродушию, почему его воскрешение обстоит именно таким образом. Но две неудачи за один день…
— Судя по всему, к делу имеет отношение пропавший из хранилища шаринган. Кто-то вернул его Учихе либо вживил себе и собственноручно его телепортировал. Покинуть госпиталь иначе как с помощью камуи он не мог. Учитывая состояние Учихи, наиболее близок к реальности второй вариант.
— Какова вероятность того, что он до сих пор в пределах деревни?
— Никакой. Имея возможность перемещаться куда угодно, оставаться в деревне, и вообще в Стране Огня, было бы глупо.
— Неизвестный как-то проник в хранилище, минуя охрану. Означает ли это, что он тоже изначально обладал какими-то пространственно-временными техниками?
— Сложно сказать. Мы до конца не знаем всех способностей Мадары. Но, думаю, если бы это были техники джикукана, ему ничего не стоило бы захватить и риннеган. Однако по непонятной причине он этого не сделал. Зато убрал свидетеля из клана Хьюга. Очевидно, тот засёк его бьякуганом сквозь стены лаборатории. Возможно, я плохо знаю Мадару… Но почему-то у меня создалось впечатление, что он не очень-то скрывает свою личность и вряд ли станет терять время на устранение свидетелей. Он и так наш единственный подозреваемый. С другой стороны, он мог сделать это затем, чтобы Хьюга не поднял тревогу и охрана Учихи не была усилена. Ему нужна была возможность максимально беспрепятственно его вытащить.
— Какаши доложил, что, как только узнал о случившемся, немедленно сделал вылазку в камуи. Однако ничего не обнаружил. Ему приказано повторять их регулярно по мере возможности глаза. Однако после перенапряжения на поле боя его шаринган в очень плохом состоянии. Неизвестно, когда в следующий раз он сможет использовать додзюцу.
— Остаётся, конечно, ещё одна версия… — Шикамару задумался. — Не исключено, что среди шиноби деревни есть предатель.

_____________

Хината не находила себе места. Токума-сан мёртв, Ханаби исчезла… Со времени последней тренировки сестры в семь вечера предыдущего дня её больше никто не видел. Никаких следов.
Место смерти Токумы-сана, дежурившего в ту ночь по кварталу, наводило на мысль о том, что и Ханаби нужно было искать где-то там. Он едва ли не лучший в клановом додзюцу и, кроме того, шиноби с развитым чувством долга. Отец всегда ему доверял. Токума-сан скорее умер бы, чем глаз спустил с Ханаби. Впрочем, он как раз умер… А это означает, что похищение Ханаби как-то связано с исчезновением тщательно охраняемого шарингана врага. Скорее всего, и проклятый глаз, и её сестрёнку похитил один и тот же человек. Бедный Токума-сан… Он явно сделал всё, что мог, чтобы это предотвратить.

Была ещё одна догадка. Хината бы не рискнула никому об этом рассказать.
Что-то подсказывало, что Токума-сан — а значит, и Ханаби — неспроста оказались возле госпиталя… Как-то это связано с тем, что в последнее время сестру было оттуда не вытащить. Хината была склонна считать повышенный интерес к этой угнетающей морально и физически деятельности скорее нездоровым и сильно беспокоилась за неё. Поэтому приказ отца присматривать — то есть шпионить — за сестрой на службе удачно ослаблял муки совести. Всё-таки она не по собственной воле это делает, да и к тому же на благо Ханаби…
Когда будучи на первом этаже и привычно сканируя помещения в поисках сестры Хината впервые заметила сквозь потолок, что Ханаби находится в комнате Учихи, она так и застыла на месте с включенным бьякуганом, готовая в любую минуту туда рвануть. Однако выглядело так, будто Ханаби просто делает ему перевязку. Она занималась этим так увлечённо и старательно, что Хината так и не решилась вмешаться. Она с тревогой проследила всю перевязку до конца, пока не убедилась, что Ханаби покинула палату цела и невредима. Если бы Хината за час до этого не проводила ему блокировку тенкецу и не была уверена в том, что он совершенно не опасен, она бы уже давно вытащила оттуда Ханаби, нарушив приказ Цунаде-самы держать его личность в тайне. А так для Ханаби он был обычным пациентом. Хината сама иной раз не могла отделаться от чувства жалости к нему, как к остальным больным. Одно дело — разумом понимать, сколько жизней разрушил этот человек, сколько горя причинил миру шиноби, абстрактно ненавидеть его всей душой за всё, за Неджи, за Наруто, за эту жуткую войну, за всех остальных пациентов, которыми под завязку напичкан госпиталь. Другое дело — постоянно контролировать себя при процедурах, оберегая его жизненно важные точки, чтобы ни в коем случае не повредить необратимо систему циркуляции чакры… Это долго, монотонно, это сродни заботе, а потому заставляет воспринимать его как нечто живое. Вот его сердце бьётся под её руками. Как у них, как у всех. Он не монстр, он из таких же плоти и крови. Ему больно от неосторожного прикосновения — и Хината едва сдерживается от того, чтобы не попросить прощения. Она усилием воли возвращает все негативные чувства к нему, вспоминает, как это лицо было искажено безумием где-то над головой Джуби, извивающиеся деревянные пики, пронзающие грудь Неджи… И тем не менее он перед ней настолько беспомощен, что она просто не может желать ему смерти. Но и лечить тоже не может. Её словно парализует при мысли обработать ему раны. Хината делает своё дело — перебивает тенкецу — и уходит, мучимая совестью одновременно и за своё сочувствие (этим самым она будто предаёт деревню), и за свою чёрствость. Она знает, что без чакры его раны не заживут совсем или заживут ещё очень не скоро. Оказалось, чувствовать себя невольным палачом своего врага не так уж и сладко. Во всяком случае, никакого облегчения это не даёт. Поэтому когда Хината увидела там Ханаби, какая-то часть её была рада, что кто-то по незнанию не испытывает к нему такого же отвращения и может хоть немного помочь. Хотя бы облегчить страдания. В конце концов, заживут его раны или нет, Хината без проблем сможет и дальше подавлять его чакру.
Хината не стала говорить об этих визитах отцу. Видя, как сестра самозабвенно ухаживает за Учихой, она испытывала какое-то странное тёплое чувство пополам с тревогой. Глядя в её светящиеся глаза, Хината каждый раз принимала решение молчать о том, что знает, даже перед самой Ханаби. Помимо прочего, было стыдно признаваться сестре в том, что она шпионит. И то, что Ханаби сама ни разу не заговорила об этих похождениях, только подкрепляло её решение не вмешиваться. Хината оберегала её, продолжая обеспечивать почти полную нефункциональность чакры Учихи и часто наблюдая со стороны.
Теперь же Хината проклинала собственную бесхребетность. Учиха ведь тоже исчез. Если бы она рассказала Ханаби о нём правду! Ну и что, что нужно было бы нарушить приказ. Это всё её вина. Она не смогла уберечь сестру. Скорее всего тот, кто помог Учихе сбежать, заинтересовался не только шаринганом, но и глазами Ханаби. Ох уж это проклятье главной семьи… Насколько проще было бы иметь на лбу «птицу в клетке» и не волноваться за своих близких! Если враг знал, где шаринган, и знал, где Учиха, то знал и кто с ним чаще всего. Заманить туда Ханаби в нужный момент было проще простого. Её самоотверженная сестрёнка ринулась бы в госпиталь не задумываясь в ответ на любое сообщение о том, что с Учихой что-то не так. Она ведь не могла догадаться, что это может быть ловушкой. Другой вопрос, как она могла получить это сообщение и как покинула ночью квартал?

Отец рвал и метал, когда узнал о похищении. В такой ярости Хината его никогда не видела. И, самое главное, было не понятно, в каком направлении высылать поисковые команды. Хината сама была готова сорваться и бежать на поиски, но куда?

«Ханаби, пожалуйста, держись… Мы обязательно разберёмся в этом…» О том, что глазами сестры могли уже воспользоваться, и что Ханаби можно было уже не найти, Хината старалась не думать.

Оставалась одна надежда на…

______________

— Наруто-кун!

Хината выглядела совершенно потерянной.

— Что-то случилось, Хината?!
— Наруто-кун… Ханаби пропала.
— Ханаби-чан? Как пропала? Когда?!
— Её никто не видел со вчерашнего вечера. Сегодня обнаружилось, что её постель пуста, дежурный мёртв, и в деревне её найти не удалось. В клане переполох с самого утра, не известно даже примерно, в каком направлении искать. Наруто-кун… Ты не мог бы с помощью сендзюцу-чакры…
— Разумеется, о чём ты, Хината! Почему ты мне раньше не сказала?!

«Одной сендзюцу-чакры будет мало».

Курама!
Ты мне нужен.

Лис тут же откликнулся — не спал, наверное. Наруто почувствовал, как кожу начало немного жечь — будто без подготовки плюхнулся в горячий источник. Как же здорово, что они с Курамой наконец-то нашли общий язык.

Теперь — режим сеннина.

Голову взорвало множество ощущений. Среди этого огромного количества сводящей с ума информации нужно было вычленить чакру всего лишь одной девочки… Наруто мысленно постарался сосредоточиться на территории за пределами деревни.

Это оказалось необыкновенно тяжело.

Особенно когда внезапный всплеск мощной чакры волной смыл все остальные ощущения и заполнил собой всё сознание. Он был совсем рядом. От него сейчас почти не ощущалось опасности, но чакра была тёмной, очень тёмной. Как щупальца Восьмихвостого. И её было пугающе много.

«Мерзавец Обито всё-таки вернул себе силу! Что бы там ни говорил Шикамару, я должен убедиться, что никто не пострадает».

Сигнал шёл со стороны скалы каменных Каге.

____________

Хриплый крик Обито вспорол воздух. Какаши услышал его ещё за долю секунды до того, как кулаком достиг его груди. Ореол чидори вокруг ладони рассекал пространство на некотором расстоянии от руки — и молнии вонзились в тело чуть раньше собственно пальцев Какаши. Крик оборвался одновременно с тем, как чидори прошло сквозь лёгкие, выжигая их. Казалось, техника должна резать тело легко, как масло, молнии должны делать всё за тебя, но на самом деле всегда требовалось усилие, требовалась скорость, и никуда было не деться от тошнотворного ощущения разрываемых под твоим ударом тканей. А особенно невыносимо было осознавать, что это он… родной Обито. Лучший друг, отдавший когда-то за него жизнь.

Многолетние диалоги-монологи на его могиле…

Через что он должен был пройти, чтобы стать таким?
Неужели та детская влюблённость в Рин сделала с ним это? Неужели она оказалась чем-то серьёзнее глупой симпатии?

Какаши сам тогда едва не умер вслед за ними обоими. И… наверное, тоже отдал бы всё — всё! — за возможность их вернуть.

А теперь он отдаёт его, Обито, за это «всё».
Как это возможно?

Хотя вот совсем недавно Обито был готов пожертвовать Какаши ради Рин. Что ж, он вправе распоряжаться жизнью Какаши, это он ему её подарил. Какаши ничего не имел против. Но остальные? С чего Обито взял, что он вправе решать всё за других?

Какаши должен ему это объяснить, даже ценой его жизни.
Пусть он снова останется один — он привык, он вынесет, Обито полжизни уже для него был мёртв, — но другие близких не потеряют, никто больше не окажется в таком же аду. И если цена — окончательно оставить в прошлом одного лишь Обито, — то пусть так и будет.

Его лицо было близко настолько, что капли крови изо рта срывались на куртку Какаши. На секунду пронзила мысль — может, зря? Он не вынесет смерти Обито вот так рядом, медленно…

Какаши почти не замечал боли от раны в животе. Обито теперь, похоже, дрался получше, чем в детстве. Вообще идея битвы в рукопашную с владельцем одновременно риннегана и шарингана была изначально провальной. Никак не отпускало чувство, что Обито… поддался. Словно какая-то часть его не одобряла то, что он делает, и толкала его искать смерти.

Какаши мучительно хотелось отстраниться, но чутьё опытного убийцы подсказывало, что пока нельзя. Нельзя дать ране Обито зажить. Какаши вряд ли ещё раз удастся его достать, да и кто знает, насколько сильна его способность к регенерации. Нужно терпеть, нужно ждать. Даже если придётся из-за этого умереть с ним вместе.

Этот мужчина определённо был сильнее и выносливее неуклюжего вспыльчивого мальчишки из памяти Какаши: не имея возможности даже нормально дышать, он рванул назад, освобождая грудь от пронзающей её руки. Какаши содрогнулся, когда оружие Обито также покинуло его тело, и немедленно крепко прижал к животу руку, которая была теперь по плечо в крови. Обито упал на колени и согнулся от боли. Перед глазами предстал изображённый на плаще камон Учиха, чудом не задетый чидори.

Нужно подойти, нужно добить.
Но не в спину же, не в символ клана…
Какаши понял, что бессилен. Он не может смотреть, как Обито умирает, но и сделать больше ничего не сможет. Ни ударить, ни помочь.

«Где ты сейчас, Обито? Ты многое пережил, и в этом не может не быть моей вины, но надеюсь, у тебя всё же хватит ума окончательно свернуть с того пути. Если ты ещё раз встретишь меня в качества противника, я убью тебя и не буду об этом сожалеть. Чёртов Учиха, как капитан нашей команды заклинаю тебя не делать больше глупостей. Хватит уже всех спасать. Меня, себя, Рин, мир… Остановись».

Обнаружив пустоту в палате Наруто, трепещущую занавеской на окне, Какаши вздохнул и закрыл глаз. Это было более чем закономерно.

Зубами палец до крови, узор печати по пыльному полу.

«Техника призыва!»

Мопс невозмутимо уставился на него глазами самого Какаши. Только двумя.

— Паккун, за Наруто.

Пёс, а следом за ним и Какаши, исчезли в окне.

________________

Прежде чем Наруто оказался там, где нужно, чакра Обито пропала.

«Телепортировался, гад», — догадался он.

Однако пещеры, скрытые за лицами предков, всё же необходимо было проверить.

Хината не отставала. Теперь, когда чакра Обито не сбивала все сигналы, чакра Хинаты ярко ощущалась рядом. Мягкая, нежная, светлая. Если бы у Наруто была сестрёнка, она бы была похожа на Хинату. Она добрая, о ней хочется заботиться.

Наруто помнил примерное место, где последний раз чувствовалось присутствие Обито. Стараясь всё время держать в голове направление, он мчался по тоннелям этого бестолкового муравейника. Хината периодически крутила головой по сторонам, используя бьякуган. Наруто вспомнилась давняя история со стариком, грозившимся подорвать Коноху. А вот и та комната, где он имел с ним беседу… Вдруг Хината остановилась:

— Наруто-кун… Кажется, здесь что-то странное. Мой бьякуган не может видеть сквозь скалистые стены. Но вот здесь изображение обрывается даже раньше самой стены. Как будто что-то не даёт взгляду пройти дальше… Похоже на барьер.

— Но зачем кому-то было ставить здесь барьер? Здесь же только кучи никому не нужного хлама, — прежде чем Наруто договорил, в голове сложилась картинка. А что если барьер способен скрывать чакру? Тогда Обито может быть ещё здесь…

Недолго думая Наруто подготовил расенган. Между тем как голубой шар заискрился в его ладони и тем как он разнёс в крошки стену, на которую указывала Хината, не прошло и нескольких секунд. Чтобы удар вышел не слишком сильным, покров Лиса пришлось снять.
Благодаря этой предосторожности остальные стены чудом уцелели. Взметнувшаяся пыль осела, и перед ними предстала ещё одна комната. Точнее, уже — половина комнаты.

— Осторожно, Наруто-кун, здесь полно взрывных печатей.

Единственной деталью интерьера этого помещения был какой-то крупный частично рассыпавшийся камень.

— Его здесь нет! Хината, мы не там ищем!
— Наруто-кун, может, он правда уже покинул деревню? — робко предположила Хината.

Наруто скрипнул зубами и стиснул кулаки. Но тут же замер в недоумении.

— Паккун?!

Действие режима сеннина временно прекратилось.

— Что у нас тут происходит? Наруто, ты решил разрушить главную достопримечательность деревни? — как всегда по-доброму ироничный Какаши-сенсей приближался к ним, держа руки в карманах и улыбаясь единственной видимой частью лица — глазом.
— Какаши-сенсей, мы только что почти поймали его!
— Кого?
— Обито!
— Обито? Он был здесь? — взгляд сенсея из добродушно-непринуждённого стал пронзительно серьёзным.
— Я почувствовал его чакру в режиме отшельника. Внутри скалы. Но пока мы добрались, он успел уйти.
— И это ведь не повод делать здесь перепланировку, не так ли, Наруто?

Он смутился.

— Хината увидела тут барьер… И мы решили проверить, что за ним.
— Как выглядел барьер, Хината?
— Он мешал только бьякугану. Без его активации я вполне могла видеть эту стену.
— Экранирующий барьер. Хм, интересно. Кому это здесь могло понадобиться? — он сделал несколько шагов вперёд.
— Какаши-сенсей!!!

Однако вместо ожидаемого взрыва сенсей просто замер на месте.

— Там ловушки! — выдохнули одновременно Наруто и Хината.

Какаши-сенсей не реагировал. Казалось, он пристально смотрит на что-то прямо перед собой.

— Какаши-сенсей? — растерялся Наруто.
— Наруто-кун, его чакра…

Стараясь не наступить на печати, видимые только ей, Хината в два прыжка оказалась рядом с ним и коснулась рукой, прошептав: «Кай!» Сенсей вскинулся, шумно дыша, опустил голову и несколько раз сжал и разжал перед лицом свою ладонь, будто видел её впервые.

— Какое сильное гендзюцу… — пробормотал он задумчиво.
— Ничего не понимаю. Так это было гендзюцу? Разве гендзюцу действует на владельца шарингана?

Какаши-сенсей резко обернулся на голос Наруто, будто совершенно забыл, что он здесь не один. Стоявшую рядом Хинату он, казалось, не замечал.

— Да, если пользователь гендзюцу очень силён. Самые мощные иллюзии из всех, кого я знаю, принадлежали Итачи. Но существует ещё один человек, чей шаринган, будучи в единственном числе, в пятнадцать лет позволил ему подчинить Кьюби...

Наруто с удовлетворением отметил, что не был далёк от истины и не зря использовал расенган. Теперь им известно, что враг был здесь не просто так. Он к чему-то готовился.

__________

— И балбес к тому же! Так что будь вдвойне осторожен там! Если тебя ранят — встретишься не только с моим кулаком!
— Кто я, по-вашему, такой вообще?! Я — будущий Хокаге, Учиха Обито-сама!

Он резко сел на постели. Это было что-то новенькое. Потирая лицо рукой и попутно отмечая, что не находит на нём повязку, он думал о том, что Кушина ему ещё не снилась. Последнее, что он о ней помнил — разметавшиеся во все стороны по столу, похожему на операционный, волосы, тёмные круги под глазами, безобразно огромный живот и общий измождённый вид — почти как у стоящего рядом сенсея… И — пронзительно орущий и копошащийся в его собственных руках свёрток. Ощущение пришло таким реальным, что Обито непроизвольно встряхнул кистями, стремясь избавиться от прилипшей к ним брезгливости. Секунда — и свёрток у потолка, блеск лезвия куная… Почти такой же, как блеск ярости и первобытного ужаса в глазах сенсея.

Если бы Обито тогда успел — кунаем… То сейчас бы уже обнимал Рин. Но он, конечно, не успел. Как всегда.

Неожиданно ощутив спиной прикосновение, он тут же развернулся — едва не с кулаком на изготовку. Ханаби отшатнулась. Похоже, он не заметил, как своим недавним резким подъёмом скинул её с плеча, на котором она вчера так и уснула.

— Всё в порядке?
— Да. Просто сон.
— Страшный?
— Не знаю. Наверное, нет.
— А почему ты тогда так испугался?
— Я не испугался.
— Расскажи мне, пожалуйста… — Ханаби опустила глаза вниз, набрала в грудь побольше воздуха, и её взгляд снова заметался по его лицу. — Я ведь умею различать твой страх, мне для этого не нужен бьякуган. Я уже могу в любой момент почти наверняка определить, что ты чувствуешь. Но в то же время я совершенно не представляю, где бродят твои мысли.

Вот это поэма. Обито почувствовал, как внутри медленно разливается тепло и выпроваживает все кошмары. Да как тут вообще думать, когда прямо на него таращится её грудь — ничем не прикрытая?
Ханаби заметила, куда направлен его взгляд, и поспешно отвернулась.

Чёрт, сколько же он проспал?!
Так и не ответив на вопрос Ханаби, Обито подскочил и принялся искать одежду. Опьянённое не изгнанной ещё до конца сонливостью тело повиновалось с задержкой в доли секунды, для Обито — очень медленно. Сознание бултыхалось в голове вперемешку с остатками воспоминаний. Раздробленный на части разум пытался выловить оттуда что-нибудь стоящее, за что можно будет уцепиться и вернуть себе ясность мысли. Со дня появления в госпитале Конохи и до сих пор его не отпускало чувство, что он сам загнал себя в ловушку. Её стенки то сужались, выдавливая из своего пленника внутренности, то расширялись, давая прийти в себя после приступа клаустрофобии, чуть-чуть ощутить — не вкус, нет — привкус суррогатной свободы, дразня, чтобы потом снова взять в тиски.
И сейчас Обито чувствовал себя как раз в тисках.
Главным образом, из-за прогрессирующей небезопасности Камуи.

Ладно, пришла пора вспомнить весёлые пешие путешествия с Дейдарой.

Дождь. Нужно найти Ханаби плащ. Обито хмыкнул, вообразив её в экипировке Акацуки. Вести её на склад не стоило, но оставлять здесь без присмотра — и подавно. С другой стороны — кому ещё понадобится этот чёртов склад.

После прогулки по коридорам и комнатам в поисках необходимого в ответ на вопросительный взгляд Ханаби он пожал плечами:

— Это бывшая база Акацуки, обнаруженная нами во время миссии ещё несколько месяцев назад.

Она кивнула. Затем ловко обрезала кунаем чересчур просторную и длинную для неё ткань, по настоянию Обито вывернула наизнанку и спряталась в ней, утянув с собой внутрь красные облака.

Как хорошо, что она завязала с самыми неудобными вопросами. Обито даже себе не признавался, что иногда по позвоночнику едва ощутимо пробегает неприятный холодок при мысли о том, что Ханаби может узнать правду. Именно поэтому он позволял её словам о любви обтекать его по касательной, не проникая внутрь. Она, может, и любит, но точно не его. Настоящий Обито, тот, что под жёсткой коркой масок, был и останется никому не нужен. Во всяком случае, в этом мире.

Они покинули здание. Обрушившийся сверху дождь быстро придал плащу форму её тела. Обито невольно задержал взгляд на казавшейся теперь такой бесконечно хрупкой фигурке.

Стук капель по капюшону успокаивал и приводил мысли в порядок.

Нынешняя политическая ситуация в Скрытом Дожде была ему не вполне ясна. С начавшейся войной Обито его забросил — как игрушку, которую перерос, — вполне логично полагая, что этому миру всё равно осталось недолго. Ходили слухи, что после смерти сначала их Бога, а затем и Ангела местные избрали себе в качестве главы деревни какого-то типа, вовремя объявившего себя потомком Ханзо. Это было как нельзя кстати, потому что соседние и не очень страны, пользуясь ослаблением Деревни Дождя и тем, что все пять великих стран полностью поглощены игрой в Альянс, уже облизывались в предвкушении обретения новых территорий и даже успели совершить несколько нападений. Очевидно, для Дождя, так или иначе, всё кончено. Потрепыхается ещё сколько-нибудь и сдастся вон той же Траве. В их случае это не самый плохой итог, надо сказать.

Нужно было по наиболее короткому пути беспрепятственно добраться до границы со Страной Рек. Однако перед этим предстояло ещё одно дело.

____________

Фрагмент XXVI.

— Пссс. Пссс!

Ханаби не выдержала:

— Эй, Обито-сама!

Он слегка вздрогнул.
Лица их обоих были скрыты капюшонами, это всё упрощало и прибавляло Ханаби смелости. Будто странное наваждение её наконец отпустило, и к ней постепенно стала возвращаться непосредственность.

— Пссс, говорю тебе! Это такой шпионский позывной. Ты такой важный, но я всё равно спрошу. А куда мы вообще идём?

Он не обернулся и не сбавил шаг, хотя определённо слышал её. Между высоких зданий стали мелькать привычные глазу двухэтажные. Но если в Конохе они были светлые, цветные, то здешние домики выглядели обломками окружающих башен — тёмно-серые, почти чёрные, блестящие от дождя их стены словно представляли собой булыжную мостовую, поднятую вертикально. Как будто верхние части некоторых башен развалились, оставив после себя пеньки. Выглядело так, словно город обломал обо что-то зубы.

Ханаби старалась держаться поближе к Обито, хотя его молчание промораживало похуже дождя.

Вдруг он резко остановился.

— Но хенге-то ты умеешь? — будто продолжая какой-то внутренний разговор с самим собой холодно поинтересовался он.
— Слушай, с чего ты взял, что я буду отвечать на твои вопросы, раз ты игнорируешь мои? Разве это не стало нашей общей миссией? Я имею право знать, каков наш план.
— Я выполняю приказ. По приказу — миссия одиночная. И не советовал бы я тебе игнорировать мои вопросы.
— Это снова угроза или мне показалось? — Ханаби почувствовала на секунду, что слегка зарвалась, но ей было уже всё равно. Постоянные перепады настроения Обито эмоционально выматывали её и уже начинали раздражать. Она была намерена вывести его на откровенный разговор, чего бы ей это не стоило. Что ей было терять?
— Что-то вроде того.

Он смотрел на неё, не мигая, ни секунды не сомневаясь, что она ответит. Ханаби замечала, что он никогда первый не отводит взгляд. Была в этом какая-то властность, которая заставляла её одновременно робеть и… хотеть бросить вызов.

— Хенге-но-дзюцу!

Ханаби с удовлетворением обнаружила, как он с лёгким любопытством разглядывает возникшее у неё под капюшоном лицо Какаши-сана.

— Не пойдёт.
— Почему?!
— Слишком приметно.

Ханаби насупилась и повторила превращение. Любопытство Обито куда-то подевалось, уступив место недоумению. Он едва ли не впервые быстро моргнул и слегка отвёл взгляд. Наверное, не знает Неджи-нии-сана.

— Ещё варианты. Кого-нибудь без бьякугана. Он ведь так распространён за пределами Конохи! — скривился он.

Когда Ханаби предстала перед ним в образе дежурного-дикобраза, Обито остался доволен. Во всяком случае, махнул рукой, призывая следовать за собой.

Они нырнули в дверь под вывеской, название которой Ханаби прочитать не успела. Оказавшись внутри закусочной — больше всего это многолюдное место напоминало закусочную — Ханаби внезапно увидела под плащом Обито не знакомого ей мужчину с тонкими чертами лица и зачёсанными назад волосами, цвет которых было не определить. Лишь когда он небрежным движением снял капюшон, стало видно, что они пепельно-серые. Как у Какаши-сана, только короткие и уложенные в нормальную причёску. А вот глаза были красными. Хотя и не такими яркими, как шаринган. Скорее малиновыми. Да уж, и это, по его мнению, неприметное хенге?

Усадив Ханаби за стол, Обито положил перед ней деньги со словами:

— Не известно, когда в следующий раз удастся поесть. Так что заказывай всё, что хочешь, чтобы не испытывать потом голод как можно дольше. Мы ждём здесь одного человека. Ты его сразу узнаешь. У него длинные светлые волосы, частично забранные в хвост, и чёлка, закрывающая пол-лица. Я встречу его снаружи. Твоя цель — проследить, сколько времени он здесь будет находиться, что делать, с кем говорить. Ни в коем случае не покидай свой пост, пока я не вернусь. Считай, что это твоё первое задание.

Прежде чем Ханаби успела что-то спросить, Обито накинул капюшон и вышел из забегаловки. Окон здесь не было, так что всё, что оставалось делать — искать среди посетителей нужного. И да, не забывать поддерживать хенге. Не забыть бы… Ханаби сложила под столом печать концентрации и сосредоточилась на меню. Это не просто её первое задание от Обито. Это вообще её первая миссия шиноби. Нужно постараться.

_____________

Таверна осталась позади. Обито уткнулся в воротник плаща.

Расчёт должен быть верен. Но что, если? ..

Кулак сам собой постучал в массивную дверь.

— Кто это? — раздался женский голос.

Деревня Дождя. Здесь предпочитают не открывать дверь незнакомцам.

— Меня зовут Мацураши Хидан.
— Чем я могу вам помочь?

Обито выдержал паузу.

— Я нашёл одну вещь. Кажется, это ваше.

Загремели замки. На пороге появилась женщина лет тридцати пяти. Она опасливо посмотрела сначала по сторонам, затем на Обито.

— Добрый день, — осторожно улыбнулась она. День? Ну да, сумеречный день Амегакуре. — О чём вы говорите? Какая вещь?

— Добрый. Вот.

Обито поднял руку, протягивая её к женщине. Она посмотрела вниз — и оказалась мгновенно скручена этой рукой — за горло, спиной к нему, вторая — закрывает рот. Это произошло абсолютно бесшумно. Пальцы вцепились в предплечье Обито, пережимающее глотку так, что даже хрип не мог оттуда вырваться.

— Мама, кто там? — детский голос из соседней комнаты.

Обито аккуратно закрыл дверь. Толкая перед собой в спину хозяйку дома, он преодолел расстояние, оставшееся до открытого сёдзи. На полу лежала полоска света.

В комнате на забутоне перед накрытым столом с какими-то тарелками сидел мальчик и таращился на Обито широко раскрытыми глазами. Сомнений не было.

— Мама!
— Не двигайся, иначе она умрёт.

Кажется, он не сразу осознал слова Обито, потому что порывался подняться. Даже откуда-то извлёк кунай.

— Отпусти её! Кто ты?! Что ты хочешь?!
— Тебе со мной не справиться, так что лучше сиди тихо. Где твои сёстры и братья? Отец?

Мальчик ненадолго растерялся, но тут же разозлился снова и вскочил на ноги.

— Нет у меня никого! Отпусти мою маму и проваливай! А не то… — он шумно пыхтел, очевидно стараясь придумать угрозу пострашнее.

Это всё, что нужно было знать Обито. Чуть более сильный нажим предплечьем. Хруст. Затем кунай — в сердце.

— Мама!

Кажется, последнее было даже лишнее.
Сквозь скопившиеся в глазах мальчика слёзы вспыхнул шаринган.

Он не подбежал к ней. Понял сразу.
Он кинулся с кулаками на Обито. Однако гендзюцу не дало ему сделать больше двух шагов. Сейчас мальчик видел, как его с головы до ног опутывает металлическая цепь, и это не давало ему пошевелиться.

— Зря ты её оплакиваешь и защищаешь. Она тебя даже не хотела.
— Ты лжёшь! Ты… ублюдок! Ты за это ответишь!
— Одиннадцать лет назад эта шлюха пришла ко мне и требовала денег за аборт. Она хотела убить тебя и ещё и заработать на этом. Я же, напротив, щедро заплатил ей за то, чтобы она оставила ребёнка, бросила торговать своим телом и занялась его воспитанием. И за молчание.
— Как ты смеешь так говорить о моей матери?! Заткнись! Я тебе не верю!
— Поверишь.

Усиление гендзюцу.

На пороге номера дешёвой гостиницы стоит молодая размалёванная дамочка, в которой с трудом можно узнать ту женщину тридцати пяти лет. Макияж прибавляет ей годы и убавляет привлекательность. Тот же эффект даёт и гневный крик. Она входит в номер, тычет пальцем перед собой и на живот и требует 5000 рьё за убийство плода.

Мальчик бьётся в плену иллюзии и твердит:

— Нет! Нет! Нет. Она не могла хотеть убить меня. Нет. Это был не я. Может, это и мама, но у неё в животе был не я.

Картинка с женщиной меркнет, и её вытесняет улыбающийся мальчик в синих штанах и куртке. Он постоянно поправляет какие-то странные очки на голове, смеётся, куда-то бежит… Это не он. Это определённо не он.

Но пленник гендзюцу отчего-то перестаёт кричать и брыкаться.

Мальчик поднимает очки на лоб, а потом вовсе стягивает их и отбрасывает в сторону. Он превращается во взрослого мужчину с такими же чёрными короткими волосами торчком, большими глазами… Как у него.

Обито снимает хенге и ослабляет гендзюцу.

Иллюзия частично рассеивается. Всё чуть не так. У этого мужчины — шрамы на пол-лица, да и глаз всего один, и не чёрный — светится красным… Но не узнать его нельзя.

Мальчик зажмуривается, не в силах видеть это, не в силах верить в сходство. А когда открывает глаза, то в них больше не три томое. В них чёрная спираль. Едва показавшись, она тут же исчезает.

Он верит.

Обито беспрепятственно достигает пленника, всё ещё связанного воображаемой цепью. Короткого удара по голове хватает, чтобы тот упал без сознания.

Аптечка отыскивается в ванной в нижнем ящике. Дезинфекция захваченного с кухни ножа. Кунай бы тоже сгодился, но лучше плоское. Анестезия. Здесь слишком мало для двоих… Обито несколько секунд раздумывает.

Ладно.

Мокрый с ног до головы и, кажется, не из-за дождя, Обито вводит иглу, придерживая его за голову. Рука дрожит. Сознание затуманено, руки сами делают всё, что нужно.

Первая часть закончена.

Он заранее вцепляется зубами в левую руку. Лучше бы, конечно, в правую, но левой манипулировать труднее. Кроме того, это с правой стороны…

Когда он заканчивает, на предплечье глубокие следы зубов, кровь течёт с локтя.

Мальчишка всё ещё без сознания.
Нельзя это так оставлять. Он видел его лицо. Но второй глаз может ещё пригодиться, а чтобы забрать сейчас, нет подходящей тары…

«Тряпка, — в сердцах окрестил он себя. — Признайся, что просто не можешь».

Усилие над собой — и кунай уже занесён.
А он ведь сейчас даже младше, чем Обито тогда…
Рука разжимает оружие. Звон об пол.
«Правая. Плохо слушается, как всегда», — успокаивает себя Обито.
Снова берёт кунай. Сжимает. Долго смотрит на него.

И в ярости швыряет в стену.

Не задерживаясь ни на секунду и борясь с головокружением, Обито покидает дом.

И когда капли дождя уже бьют по голове, резонируя с пульсацией боли, он вспоминает, что даже не спросил его имени.

«К чёрту. Хенге-но-дзюцу!»

_____________