Вы мой папа! Глава I.

Длинные, по-девичьи изящные бледные пальцы лениво перебирали аккорды на синтезаторе, воспроизводя, как казалось Мадаре, некачественную и непригодную для использования музыку. Новая композиция, сумевшая составить достойную конкуренцию лебединому озеру Чайковского или аве Марии Бетховена, настойчиво не лезла в голову. Сроки поджимали, и ему, известнейшему нидерландскому композитору, просто необходимо было написать достойную музыку для экранизации мюзикла «Кровавая графиня». Но ничего путёвого не выходило. Ни месяц назад, ни сейчас. Но не будь он Учиха, если бы так просто сдался и не пробовал снова и снова. Как однажды заверил его Тобирама, он же продюсер постановки и родной брат лучшего друга Учиха, который, к слову, и посоветовал нанять последнего в качестве композитора, даже его не обошёл стороной творческий кризис. Мадара в силу своей искренней нелюбви к младшему братцу Хаширамы, причём, стоит заметить, она была взаимной, и вовсе не взялся бы за этот проект, если бы не ущемлённая гордость и неотъемлемое желание утереть его горделивый нос. Но, чёрт возьми, даже не отсутствие идеи раздражало гордого брюнета, а то, что этот напыщенный индюк, даже наняв его и, скрипя сердцем, подписав с ним не долгосрочный контракт, решил, видите ли, подстраховаться, и это в первый же день их сотрудничества, наняв, как он уверил, квалифицированных профессионалов-композиторов. А он, Мадара, мать вашу, не профессионал?! Да на его совести насчитывается около двадцати семи композиций, используемых и по сей день в различных спектаклях и постановках. Да он гений в своей отрасли, если говорить без излишней самоуверенности и без притворной скромности. Но даже он не мог не признать тот факт, что ничего толкового у него не получается, и если он не исправит своё положение, то пострадает не только его репутация и финансовые сбережения, но и гордость. И Сенджу младший, он был уверен, этот позор ему так просто не оставит, и не примкнёт лишний раз его этим попрекнуть. Нет, ну такой радости этому придурку Учиха доставить просто не мог.
«Вот хрен тебе, Тобирама, а не моё поражение! Я тебе такую композицию забабахаю, ох*еешь просто!» – на этой позитивной ноте наш герой ещё битых три часа корпел над композицией, насилуя клавиши, а после, выдохшись, разумеется, снова не придумав шедевра, плюнул на это дело, удобно расположившись в мягком кресле и пожёвывая сэндвич, вперился взглядом в большой жидкокристаллический экран, на котором, кроме новостей, не показывали равным счётом ничего интересного.
– Двадцать четыре часа в Амстердаме, время подводить информационные итоги дня на канале NOS Nieuws, – верещал приятный женский голос. – Добрый вечер, я Элис Штирлиц. Всё, что случилось сегодня, о чем возможно будут говорить завтра - прямо сейчас. Сегодня вечером появилась информация о весьма необычном для нидерландской столицы. В районе Amsterdam Noord на реке Амстел были обнаружены тела подростков. Правоохранительные органы ведут следствие. На месте происшествия работает мой коллега Эндрю Ван. Эндрю, вам слово…
Дзы-ы-ынь… дзы-ы-ынь… дзы-ы-ы-ынь…
«Да кого там ещё принесла нелёгкая?!» – недовольно подумал Мадара, выключив телевизор и отложив тарелку с недоевшим «ужином» на стеклянный столик, отправился встречать гостей.
– Да иду я, иду! – воскликнул он на непрекращающийся раздражающий звонок.
«Не помешало бы его сменить, жутко бесит», – невольно пронеслось в мыслях у брюнета, пока он возился с ключами, перебирая их в поисках нужного. Найдя ключ от квартиры, он вставил его в дверную скважину и, пару раз покрутив в сторону, услышав щелчок, отворил металлическую дверь.
На пороге его встретил… никто. По крайней мере, он так думал. Устало вздохнув, мысленно кляня непутёвых шутников, он собрался было закрыть дверь, как услышал откуда-то снизу детский мягкий голосочек:
– Здравствуйте!
Опустив взгляд вниз, Учиха вопросительным взглядом вперился в маленькую черноволосую девочку лет семи-десяти, точно не мог сказать, которая доходила ему чуть ниже середины бедра, если не меньше. Теперь понятно, почему он не сразу её заметил. С его-то добрыми метрами двумя это сделать было бы крайне затруднительно.
«Карлик, а не ребёнок», – подумал композитор. Трудно не согласиться, но с его-то ростом вполне естественно, что все дети будут казаться маленькими и незначительными лилипутами.
– Эм, тебе чего, девочка? – натянув на лицо премиленькую улыбочку, вопросил «великан».
– Мне нужно…
– О, постой-ка, постой-ка, – остановил он её на полуслове, подняв ладонь вверх, – кажется, я знаю, ты продаешь данго, верно? – взглядом указал брюнет на несколько штучек в её руках. – Окей, я возьму. Сколько с меня? Впрочем, неважно, на вот, возьми пятьдесят долларов, думаю, хватит, – вытащив из кармана тёмных джинс купюры, он всучил их в крошечную ладонь ничего непонимающей девочки и, забрав данго, захлопнул прямо перед её носом дверь.
Довольный своим благородным поступком, он гордой походкой прошествовал до гостиной, предварительно запихнув одно данго в рот, и только собрался расположиться на удобном кресле, как снова услышал так раздражающий его звонок.
«Да что там ещё?!» – негодовал Мадара, возвращаясь к входной двери.
Отворив её, он снова встретился с взглядом двух агатов, так удивительно похожих на его собственные. Встряхнув головой, отгоняя непрошеные ассоциации, он выжидательно вперился в ребёнка взглядом, пожёвывая данго.
– Дядя, это мой данго! – насупилась девочка, надув и без того пухлые губки, а после всучила в руку удивлённому Учиха его же деньги. – И вообще, я здесь не за этим, вы даже не дослушали…
«Охренеть, я отобрал у ребёнка сладости! Узнай Хаширама, ржал бы как лошадь. Тобирам, в этом плане оказался бы более лояльным: просто сказал бы, что иного от меня и не ожидал. Чёрт, мне ещё в голове этого имбецила не хватало. Обоих. Ну первый ещё ладно, а вот второй… Будь ты неладен, Тобирама!»
К слову о последнем, где-то там, за городом, он продолжал неистово икать, проклиная того, кому приспичило вспомнить о его величественной персоне.
– Эм, прости, ты что-то сказала? – наконец соизволил оторваться от собственных мыслей композитор и обратить внимание на малышку. – А-а-а, ну, конечно, вот я дурак, – демонстративно он хлопнул себя по лбу, – и как я сразу не догадался?! Ты, стало быть, моя фанатка. Как неловко-то, не узнать юную поклонницу. Стыдно, стыдно мне должно быть! Хочешь взять автограф? Окей, где? Ручка, блокнот есть?
– Ешьте, дядя, если хотите, но… Я ЗДЕСЬ НЕ ЗА ЭТИМ! – для пущей убедительности девочка даже притопнул ножкой, что, в общем-то, смотрелось довольно комично, но только не для Мадары, который в край запутался, не понимая, что тогда этой малявке от него нужно.
– Детка, я деловой дядя, мне некогда шутки шутить! Говори зачем пришла…
– Дядя, я и так всё время пытаюсь вам об этом сказать, но вы упорно продолжаете меня игнорировать! Вы не даёте мне сказать и слова, и вообще, верните мне моё данго!
Под таким серьёзным взглядом Учиха даже немного устыдился. И правда, что это с ним?! Отобрал у ребёнка сладости, которые к слову, чертовски вкусные (не помешало бы закупиться подобными вкусностями, будет на досуге стресс заедать), а после… минуточку, это вообще его мысли? Что за хренотень такая?! С какого перепуга он должен стыдиться? Да ещё кого?! Эту мелюзгу? Этот метр в кепке, если не меньше? Яйца курицу не учат, так на каких радостях это выступает? Непорядок, ох непорядок, товарищи.
– Вау! Это что, Sony KDL-43W808CBR2 с толщиной 59 миллиметров и диагональю 109 сантиметров? – восторженно воскликнула малявка, вперившись взглядом в телевизор из-под приоткрытой двери.
Сказать, что брюнет удивился, равным счётом ничего не сказать. Он охреневал, прошу прощения. Причём молча и долго.
«Что бы вот это… кхм… недоразумение знало о таких вещах? Это, бл*ть, что за ребёнок такой, который знает больше чем я? Кто её, мать вашу, воспитывает?! Сборщик телевизоров? Группировка хакеров? Кто-о?! Да меня в магазине электроники настолько не просвещали, как это сделала она. Что-то я начинаю сомневаться в их компетентности, думаю, уж не наведаться ли мне часом в их магазинчик?»
К слову, пока брюнет пребывал в далеко не радужных мыслях, наша юная красавица бесцеремонно ворвалась в его обитель и побежала к предмету своего вожделения, то бишь к жидкокристаллической плазме, жадно рассматривая каждый её дюйм.
Вернувшись из мира грёз и самобичевания в реальность, Мадара, не застав ребёнка, расслабленно выдохнул, довольный, что вкуснейшее данго осталось при нём, а эта малявка наконец соизволила уйти восвояси, оставив его в гордом одиночестве. Но, как это часто бывает, насладиться маленькими житейскими радостями нам редко позволяют. Вот и брюнету не позволили. Кто? Правильно, маленькая черноволосая девочка, которая попала под его негодующий, а после свирепый взгляд.
– Эй, мелкая, руки прочь от моей прелести! Заляпаешь же! – оказавшись рядом с не обращающей на него никакого внимания малышкой за колоссальное время, явно сделав прыжок в пространстве, композитор, не церемонясь, довольно грубо схватил маленькое тоненькое запястье, не заботясь, что, возможно, а оно так и было, причиняет девочке боль, и резко отвёл его в сторону, больше не позволяя ей касаться его «прелести».
– Тебя родители совсем ничему не учили, а? – причитал Мадара. – Вламываешься в чужую квартиру к незнакомому дядьке, одна, без сопровождения взрослых, а если бы я был бы насиль… кхм… если бы я был бы плохим человеком?! Нельзя так делать, нель-зя! Неужели не понимаешь?! – чуть смягчился он, но по-прежнему сжимал девичье запястье, немного ослабив хватку, видя, как девочка искривляется в гримасе боли. – Трогать чужие вещи без спроса тоже нельзя! Особенно, если они большие и очень-очень-очень дорогие. Вот знаешь, сколько стоит эта плазма? – видя, как девочка открыла рот, явно собираясь озвучить цену (ну правильно, если о телевизоре знает, то и грех о его цене не знать), он поспешил её заткнуть, подняв ладонь, и добавил: – Ладно, допустим, что знаешь. Так вот, а теперь прикинь в своей умненькой головушке, сколько бы твоим родителям пришлось бы работать, чтобы возместить мне ущерб, сломай ты что или разбей. Или другой вариант: сколько бы пришлось потратиться мне на адвокатов и возмещение твоим родителям, случись с тобой что. Например, тот же злосчастный телевизор упал бы на тебя. Как думаешь, легко ли б я отделался? Я так не думаю. Так что впредь заруби себе на носу, - шутливо щёлкнув её по маленькому, слегка вздёрнутому носику, он отпустил запястье малышки, которая, обидчиво насупившись, принялась его потирать, и поднял указательный палец вверх. – Не веди себя подобным образом, а не то в следующий получишь по жопе, ясно тебе?
– Рукоприкладство, дядя, карается правоохранительными органами, ясно вам? – не осталась в долгу девочка.
– Это в кого же ты такая умная, а?
– В папу, – последовал незамедлительный ответ.
– И где же твой папа, позволь спросить?
– Вот он, - указала она ладошкой прямо перед собой, то есть прямиком на брюнета. – Вы и есть мой папа!