Вы мой папа! Глава II.

— Биологическое отцовство Учиха Мадары в отношении Айрин Стоун не может быть исключено, — на одном дыхании прочитал мужчина результат из заключения о биологическом отцовстве, так любезно предоставленного маленькой пигалицей в качестве доказательства.

Руки его непроизвольно сжали злосчастный лист, а не верящий взгляд всё также досконально продолжал сканировать напечатанное. Но… как? Он ведь… он, Мадара, бесплоден. Тогда почему такая выделяющаяся на фоне всей информации пометка с вероятностью отцовства в 99.99999942% свидетельствует об обратном? Как такое вообще возможно?

— Ах да! — Айрин демонстративно хлопнула в ладоши, обращая на себя внимание.

Немного покопавшись в своём розовом рюкзачке, который Учиха заприметил только сейчас, впрочем, как и небольшой светло-розовый (как-то слишком много розового) детский чемоданчик на колёсиках с принцессами Диснея, спокойно примостившийся у стены по правую сторону от входной двери, — «Основательно подготовилась!» — невольно подметил композитор, но промолчал — выудила из переднего кармашка странную тетрадь в переплёте кольца, судя по разноцветным наклейкам на обложке, являющуюся личным дневником, и пролистав первые несколько страниц, между которыми находился аккуратно сложенный надвое тетрадный лист, протянула его мужчине.

Тот с некой настороженностью и… опаской принял протянутое, словно ему гранату без чеки предложили подержать, которая нет-нет, да взорвётся в любой момент, и, не ожидая ничего хорошего, развернул его. Письмо, исписанное неаккуратным размашистым почерком, её почерком, было следующего содержания:

«Удивлён, Мадара? Полагаю, что да, раз ты сейчас читаешь это письмо. Айрин действительно твоя дочь, как бы ты не пытался это отрицать. Свидетельство об отцовстве ярое тому доказательство, да и… после нашего расставания, кхм, развода, я долгое время ни с кем не строила серьёзных отношений, впрочем, это не то, что должно заботить тебя на данный момент. И поверь, пишу я это не с целью вернуть тебя, манипулируя ребёнком — если бы не обстоятельства, ты бы и в жизни не узнал о его существовании: я бы не допустила подобного! — просто ты единственный человек, на которого я могу сейчас положиться. И я знаю, как, возможно, ты обескуражен этой новостью, и даже не удивлюсь, если присмотр за моей… нашей дочерью покажется тебе обременительным и нежеланным, но… пожалуйста, только сейчас, обещаю, я постараюсь в скором времени справиться со всеми своими делами и забрать Айрин».

«А где же неизменное «с любовью Джесси?» — мужчина нервно потрепал себя по затылку.

Сложно было передать хотя бы четверть всех тех чувств, что одолевали его на данный момент.

Удивление — нет! — шок. Он был просто шокирован. Известие о внеплановом отцовстве, тем более без моральной подготовки, даже когда и подобной мысли не допускаешь, кого угодно может застать врасплох.

Стыд. В то время пока он, Мадара, прожигал жизнь на полную, беря от неё по максимуму, шиковал, так бы молвить, неизвестно как, а главное, в каких условиях проживала мать его единственного (он ведь точно один?) ребёнка. Имела ли она опору под ногами? Не нуждалась ли в чём? Быть может, ей повезло намного меньше, чем ему? И её жизнь сложилась намного… хуже?

«Да, но только оттого, что повстречала тебя!» — услужливо подсказало сознание… или что там у него, совесть? — не суть важно! — но и то и то захотелось запихать куда-нибудь поглубже, чтобы лишний раз не вякало и не вводило в ещё большее смятение.

Обида. Почему? Почему Джессика ничего не сказала? Почему утаила такой немаловажный во всех спектрах факт? Он ведь… он, Мадара, ведь так хотел в своё время обзавестись первенцем, возможно, не конкретно тогда, в тот момент, но вообще, хотя и знал, что это просто невозможно: он бесплоден и не может иметь детей, то есть «делать» их.

Злость. И почему бывшая супруга, брак с которой продлился не больше года и в сущности был огромнейшей ошибкой молодости, так как ни он, двадцатилетний студент-второкурсник, ни она, восемнадцатилетняя девчушка, только-только окончившая школу, на самом деле не были готовы к столь серьёзному и ответственному шагу — супружеской жизни и обязательствам, которые она за собой влекла, сказала об этом только сейчас, спустя… семь, восемь, дев… десять лет? Почему оставила ребёнка на попечительство совершенно незнакомого и по факту чужого человека, пусть и являющегося единокровным родственником, биологическим отцом, где вообще гарантия, что он, Мадара, не поспешит тотчас же сплавить малышку куда-нибудь за ненадобностью? Он, конечно, так не поступит, даже подобной мысли не допустит, но откуда у Джессики такая слепая уверенность в том, что он этого не сделает?

Досада. И в действительности, что прикажете ему, человеку, что снискал славу завидного холостяка и ведёт активный публичный образ жизни, делать с маленькой девочкой? Не за собой ведь её всё время таскать по всем этим светским раутам и развязным пати, где полным-полно полуголых девиц, льющегося рекой алкоголя и… чего греха таить, всякой порошкообразной дряни.

Растерянность. Учиха элементарно не знал, как быть дальше и что вообще общепринято делать в подобных ситуациях. Да он элементарно не знает, как правильно обращаться с детьми!

«Ой, да что с ними обращаться?! — и вновь не примкнуло лишний раз напомнить о себе сознание. — По жопе надавал, соску в зубы и спать!»

«Слушай, скройся по-хорошему, не до тебя сейчас, Мери Поппинс, блять!» — то ли он, Мадара, в действительности заработался, то ли последние пережитые события так на него влияют, а быть может, сейчас время самое что ни на есть подходящее, дабы почтить своим визитом знакомого психотерапевта Джирайю — того ещё промывателя мозгов, но в любом случае то, что он ведёт открытые перепалки с самим собой, уже не может не настораживать, даже его самого.

Интересно, а как бы на его месте поступил Хаширама, хотя маловероятно, что этот придурок… Хаширама! Ну, конечно, чёрт возьми! Кто как не этот любитель азартных игр подскажет, как правильно поступить в данной ситуации? Да и обратиться попросту больше не к кому — ну не к Тобираме же, в самом-то деле! Да он, Мадара, скорее себе руку отгрызёт, чем попросит совета у этого заносчивого ублюдка. И как Учиха только сразу о нём не подумал? Да это же ходячая энциклопедия по детской психологии! Да чего только стоит одна его племянница, пятилетняя оторва Цунаде, которая отчего-то при первой же встречи люто возненавидела мужчину, если, конечно, вырванный немаленький клочок волос и укушенный большой палец, на котором до сих пор прослеживается маленькое, почти незаметное пятнышко от укуса молочных зубов, можно воспринимать в качестве такого негативного с её стороны к нему отношения. Всё, решено! Нужно срочно связаться с Хаширамой!

— Значит так, Айрин! — мужчина наконец соизволил оторваться от весьма содержательного письма, на котором даже не заметил, как за собственными мыслями залип на порядочные минут пятнадцать, и перевёл свой взор на соседнее кресло, в котором… — Айрин? Айрин! — чёрноволосой девочки на удивление не обнаружилось, и на поиски которой он поспешил отправиться незамедлительно.

Но к величайшему удивлению и непониманию Мадары малолетки нигде не оказалось — да она как сквозь землю… кхм… фундамент провалилась. В гостиной её не было — это и понятно. В прихожей и ванной — тоже. Кухня и спальни пустовали. Куда эта неваляшка с торпедой в одном мягком месте подевалась?! Вздумала пошутить? В прятки решила поиграть? Ну он ей устроит прятки по первое число. Отвесит таких добрых пиздюлей и равно, что рукоприкладство карается законом, как она ранее выразилась. Он папа — ему можно! Для профилактики. Как он, оказывается, быстро смирился с фактом отцовства. Папа. И говорить приятно, и слух не режет. Но сейчас не об этом…

— Айрин! Айрин! Айрин, мать твою, где ты есть?!

— Ну, зачем так кричать, дядя? Здесь я, здесь! — в проёме гостиной как ни в чём не бывало появилась чернявенькая. Она, не обратив никакого внимания на взвинченного и зардевшегося неизвестно отчего, как маков цвет, взрослого, вальяжно прошествовала мимо него прямиком к мягкому креслу, на которое тотчас же взобралась с ногами, и, скрестив на груди руки, воззрилась на замершего в ожидании папашу осаждающим взглядом, с важным видом добавив: «Я, конечно, всё понимаю, но мне, как девочке, нужно немножко личного пространства, в конце концов, я человек, и у меня тоже есть свои физиологические потребности».

— Свои физио… чего? — в который раз за день композитор впал в осадок.

Вот ведь современное поколение, поднабирается заумных словечек, а после и разбрасывается ими, куда не лень и невпопад, поди теперь, разбери, что плод не долгосрочной первой любви этим пытается до тебя донести.

— А по-человечески можно?

— Пописать я отходила, что непонятного-то? — развела руками девочка.

— По… пописать? — тупо переспросил композитор, не сразу врубившись в суть сказанного. И только до него дошло, что заняло буквально пять-семь секунд, как собственная ладонь со всего размаху резко впечаталась в холодный лоб, отдавшись характерным шлепком. Вот он дурак! Ну конечно же, у него ещё и туалет есть, — представляете?! — только раздельный. И как Мадара только не додумался заглянуть в него изначально? В смысле, вообще, конечно, хорошо, что он не заглянул туда, но предположить-то, что Айрин за неимением других мест находится именно там, в туалете, можно ведь было. И в какой, спрашивается, ломбард он, великий и грозный Учиха, заложил свои мозги?

— Кхм. Ладно, проехали, — пошарив сначала по боковым карманам потёртых тёмных джинс, а после и по задним в поисках сотового, и, обнаружив таковой в одном из последних, мужчина выудил его, а вместе с ним и блестящий глянцевый зелёный квадратик, совсем новенький и готовый к новым открытиям, что, не замеченный брюнетом, но зорким детским взглядом, приземлился на персидский классический ковёр в чёрно-белой цветовой гамме.

Пролистав список телефонных контактов в поисках нужного и найдя таковой, композитор, нажав кнопку вызова, подошёл к высокому панорамному окну, вид из которого на утренний, дневной, вечерний и ночной город открывался просто изумительный вне зависимости от погодных условий и времён года, и, постукивая пальцами свободной руки по оконной раме, принялся терпеливо выжидать, когда на смену раздражающим долгим гудкам придёт не менее раздражающий временами низкий тембр Хаширамы. И пока он в ожидании ответа по ту сторону линии созерцал остроконечные шпили храмов, выполненных в готическом стиле, одна непоседливая чернявая девочка по лучшим традициям черепашек ниндзя, которые так любит пересматривать с мамой по вечерам, покинула насиженное мягкое место и, воровато оглядываясь, дабы не спалиться, если что, просеменила к тому, где ранее стоял высокий и грозный дядя-папа, и на котором теперь, опустевшем, скромненько покоился предмет её заинтересованности. Присев на корточки, Айрин подняла примечательный и любопытный глянцевый квадратик с пола, сжав его в маленьком кулачке, и резко встала на ноги, вернувшись к прежнему месту. И вовремя. Именно в этот момент обернулся мужчина. Он смерил малышку долгим взглядом, на что получил в ответ обезоруживающую и усыпляющую бдительность улыбку, и просто отвернулся к своему прежнему обзору. Девочка же, облегчённо вздохнув, принялась с любопытством рассматривать подобранную вещицу, в то время как Мадара настроился на разговор, услышав такой знакомый и притворно бодрый голос по ту сторону:

— Какие люди соблаговолили почтить меня своим вниманием! Чем обязан в столь ранний час?

— Ранний? — мужчина недоверчиво скосил взгляд на наручные часы швейцарской сборки. — На циферблате двенадцать сорок три.

— И я о том же! Самое время для утренней трапезы… или дневной?

— Повремени с этим. Мне как никогда нужна твоя задница в моей квартире. И немедленно.

— Учиха, ты решил сменить ориентацию? — послышалось вполне серьёзное на той стороне. — Но ты обратился не по адресу. Я добропорядочный гетеросексуальный семьянин и исключений делать не буду даже для лучшего друга, поищи кого-нибудь другого для своих извращений, а мою задницу оставь в покое, даже не смей покушаться на неё.

— Я стал отцом! — прозвучало вполне спокойное. Тупой и ни капельки несмешной хаширамовский юмор, сидящий уже где-то в печёнках, черноволосым мужчиной был проигнорирован, а вот реакция этого недалекого после сказанного им, Мадарой, вполне предсказуемой, но и оттого не менее триумфальной.

Сенджу впал в осадок. Сказать, что он удивился, не иначе как деликатно промолчать. Он был ошеломлён, причём настолько, что не в силах был вымолвить и слова, пораженный услышанным. Да чтобы сам Учиха Мадара обзавёлся ребёнком, а следуя логической цепочке, и семьёй в целом, должно наступить второе пришествие, и где-то сейчас, в Штатах, всадники апокалипсиса Чума и Голод господствуют среди мирного люда, сея ужас, страх, болезни и голод, да! Но не иначе!

— Ты ведь шутишь, верно?

— Конечно, шучу, — последовало весьма уверенное в ответ, отчего на той стороне провода разразились диким и истеричным хохотом. На подобное мужчина лишь обречённо вздохнул, устало сомкнув веки. В интеллекте Сенджу сомневаться не приходилось — он был приравнен нулю, что последний не примкнул в очередной раз продемонстрировать.

— Фу-ух! Ну, ты задал, конечно, Учиха, это даже для тебя мощно! Я аж прослезился, это ж надо было придумать…

— Я похож на человека, который способен придумать такое — композитор устало потёр переносицу, после чего перевёл взгляд на девочку, что-то увлечённо рассматривающую в своих крошечных ладонях, но что именно, он так и не понял — не увидел.

— Ну, вообще да, согласен, обычно твой юмор на уровне Марианской впадины, но даже здесь ты превзошёл все мои ожидания.

— Какой же ты тупой, Хаширама. Я не шучу. Я действительно стал отцом.

— Да брось, я не куплюсь на это во второй раз…

— Не веришь? Приезжай и убедишься лично.

— Слушай, хватит уже прикалываться, одна и та же шутка дважды — плоско.

— Плоско только у тебя и в одном месте. А я на полном серьёзе.

— Нет, подожди, ты сейчас правду говоришь? Р-реально не шутишь?

— Более чем.

— Т-т-твою ж мать! — послышалось возбуждённое и взволнованное одновременно. И главное, такое громкое, что чёрноволосый мужчина заблаговременно поспешил отвести телефонный аппарат на более безопасное расстояние от уха, дабы не оглохнуть раньше положенного. И когда возбуждение, подкреплённое примесью нецензурной лексики, немного спало, сотовый вновь плавно перекочевал на прежнее место к уху.

— М-м-мадара, да ты… ты, да ты просто… просто… да ты, блять, бык–осеменитель какой-то! — вот кто-кто, а туповатый Сенджу от неумения правильно и красиво излагать свою мысль путём использования «качественных» сравнительных оборотов точно не помрёт, в чём Учиха не сомневался. И этот человек по специальности главный сценарист. Талант на лицо! — Но я всё равно не понимаю, КАК?!

— Тебе описать сам процесс? Желаешь услышать обобщённо или в мельчайших подробностях?

— Да иди ты со своими постельными подвигами знаешь куда? Я вообще не это имел в виду! Ты мне лучше скажи, когда ты вообще успел? И как ты допустил подобное? И вообще…

— Слишком много вопросов, приезжай — отвечу. Даже нет — покажу.

— Погоди-погоди! Ты мне хотя бы ответь: мальчик или девочка?

— Девочка.

— Галоши мне в хлебало, а-а…

— Всё при встрече, отключаюсь, — и действительно отключился. Мадара с некоторое время просто тупо смотрел на потухший дисплей, погружённый в свои мысли, пока девичий голосок откуда-то со стороны не вывел его из транса. Он и не слышал, как Айрин подкралась. А быть может, и не подкрадывалась вовсе, а просто подошла.

— Дядя, а что значит плоско? — неожиданный вопрос ввёл мужчину в замешательство.

— В смысле? — он непонимающе воззрился на выжидающую ответа девочку, попутно убрав сотовый в один из задних карманов джинс.

— Ты голодна? — последовал незамедлительный вопрос, ответ на который композитор дожидаться не стал, вместо этого последовал прямиком на кухню, — лично он — очень, вся эта ситуация с внеплановым отцовством попахивала стрессом, который срочно требовалось заесть — это, конечно, не запить, что было бы очень кстати и намного действеннее, но лучше уж так, не хотелось бы в первый день знакомства прослыть в глазах единственной дочери каким-то алкоголиком. Что-то он вообще по мере пребывания этой мелюзги в своей квартире целых два раза успел себе изменить: фактически не сквернословил, мысленно разве что, что было так несвойственно для него, любителя красного словца, и отказался в её присутствии пропустить по рюмочке-другой коньячку для душевного равновесия.

Айрин засеменила следом за отцом.

— Конечно, голодна, и между прочим, кое-кто этому неплохо поспособствовал, — поймав на себе вопросительный взгляд из-под плеча, девочка поспешила развеять сомнения темноволосого, предварительно закивав головой, как китайский болванчик, в знак подтверждения его догадки. — Да-да, папочка, — тихо, елейно прошептала она, обнажив ровный ряд зубов в улыбке накшталт Чеширского кота. — Ты съел мой данго! — и только стоило мужчине открыть рот в возражении, как она поспешила сменить тему. — Говоря с каким-то дяденькой, ты сказал, что… что у него что-то плоско. Это «что-то» — что именно?

— Мозг! — пожал плечами, как самим собой разумеющимся, Мадара, нисколько не колеблясь с ответом, пусть он был не совсем правильным, а если говорить откровенно, неправильным совсем, и носил в себе несколько иной окрас, но даже такой ответ в оценке Сенджу, по мнению Учиха, был недалёк от правды.

— Мозг? Но ведь он не может быть плоским, — девочка, взобравшись на кухонный диванчик, с недоверием покосилась на мужчину, точнее, на его широкую спину, что полностью скрывала содержимое открытого холодильника, на наличие которого он и исследовался.

— Поверь моему опыту, у некоторых людей может.

— Но, па-а-па, это ведь противоречит общепринятым понятиям об человеческой анатомии… — попыталась возразить Айрин, но заблаговременно была остановлена поднятой в призыве помолчать свободной рукой мужчины, в то время как вторая полюбовно прижимала к груди апельсиновый сок в большой упаковке.

— Тщщ… не грузи меня, ферштейн? Ты, конечно, умная детка и всё такое, но давай без этих твоих штучек, хорошо?

— Ла-а-дно! — протянула малышка, смиренно сложив ручки на коленях, и именно в этот момент она показалась Мадаре такой миленькой, такой хорошенькой, что он, не сдержав такого странного и несвойственного ему порыва потрепать кого-нибудь по головке, взлохматил тёмную, как его собственная, густую шевелюру, на что в ответ получил жалобное «Прекрати, я не ребёнок!» На подобное мужчина лишь тепло улыбнулся и одними губами прошептал:

— Конечно, ты не ребёнок. Ты — моя дочь!