When I die. Август. 12-15

Что есть свобода?
Абсолютное одиночество - неотъемлемая часть свободы. Когда никому нет дела до тебя. Ты можешь исчезнуть, переехать и ни на чью жизнь это не повлияет. Вот одно из главных условий свободы.
Я не знаю, есть ли у меня эта свобода. В такие моменты я не понимаю, почему Чичи со мной. Я не знаю, почему так произошло, что мы вместе. Это выше даже моего воображения.



Сегодня новое утро, я всё ещё дышу, а значит, вероятно, я всё ещё здесь.
Сегодня я хочу поводить. Хочу съездить на море, куда мы так часто ездили с семьёй. Вскоре поездки становились всё более "обязательными", отягощающими, а атмосфера напряжённой, и они перестали приносить радость. А потом и вовсе наша семья развалилась.
Отец пытался меня научить вождению, но у нас ничего не выходило и он быстро забросил это дело. Но сейчас мне всё равно; даже погодные условия мне не помешают в этот раз.
Я уверен, что Чичи будет против. Но я знаю, что он всё равно согласится.
Я курю в окно в своей комнате; на улице сыро и прохладно. Ветер рассеивает дым от моей сигареты. Мне нельзя курить, но также мне много чего нельзя. Я всё равно умру, рано или поздно.
Стряхиваю пепел на землю. Я даже вижу, как он долетает до первого этажа.
Сбегаю по лестнице вниз и незаметно беру ключи от машины. Отец будет не в восторге, но мне плевать.

Сбрасываю сообщение Итачи. Он будет ждать.



Припарковываюсь у его дома. Звоню в дверь.
Он в спортивных штанах, серой футболке и очках; не похоже, чтобы он меня ожидал.
- Ты рано.
- Я на машине.
- У тебя есть права?..
- Нет. - ты же знаешь об этом.
- Ты взял машину без спроса?
- Что в этом такого?
- Я не сяду в неё, если ты будешь за рулём.
- Но...
- Между прочим, в отличие от тебя мне не всё равно, когда умереть. - он поджимает губы, искривляя их во что-то вроде безрадостной ухмылки.
- Прости...
- Ничего.
- Но я правда неплохо вожу. Поверь.
- Нет.
- Пожалуйста... - мой голос дрогнул, я не понимаю своей слабости. Да и не хочу понимать. Я умираю, но это не делает меня слабее.
Это делает слабее Итачи, хотя смерть - вещь по идее не заразная; видимо, она поражает только близких.
<i>Умираю я, а ты будешь жить. Но я доживаю оставшееся время, а ты будто умираешь.</i>
- Поехали на море?
- Ты хотя бы когда-нибудь учился водить? - он выдыхает. Я ёжусь и улыбаюсь.
- В каком-то смысле да.
- Ты ведь знаешь, что ты не застрахован и это противозаконно? - он слегка прищурился, поднимаясь по лестнице, ведущей в его комнату.
В его доме очень чисто; уюта здесь мало, зато трудно отыскать даже пылинку. Чичи всегда был перфекционистом. Видимо, до меня.
Он возвращается в тёмных джинсах и тёмном свитере. В этот раз вместо очков у него контактные линзы.
Он украдкой целует меня в губы, надевает куртку и мы выходим. Небо серое, неприветливое и отталкивающее.
На мне лишь легкая кожанка поверх байки с эмблемой колледжа, в который я уже никогда не поступлю.

Я заглох всего дважды, так что уверен, что мы доберёмся.
Это и так для меня рекорд.
- Я бы наверняка сдал бы экзамен, только возраст не подошёл.
- Да-да. - говорит он и качает головой, словно не может поверить, что я такой дурак.
А ведь ему следовало бы гордиться мной.
Я отрегулировал зеркала, прежде чем завести мотор, потом выжал сцепление, включил вторую скорость и отпустил сцепление, потом нажал на газ и объехал вокруг квартала; благополучно миновал кольцевую развязку и на шоссе, ведущем к его дому, перешёл на третью скорость. А он смотрит на меня так, как будто это всё ужасная ошибка.

Мы с семьёй даже не появлялись в номерах; весь день, с утра и до ночи мы проводили на море. Мы даже если на пляже: мама брала с собой судочки с муссом, который она заливала молоком; за криками чаек и плеском воды или шумом волн было так странно слышать звяканье вилки в судке.

Погода ухудшается, кажется, вот-вот пойдёт дождь. Мне немного неловко и боязно садиться за руль в такую погоду, но я больше не хочу ничего бояться.



Я и забыл, как хорошо и спокойно мне с Чичи. Он не критикует, как я вожу, - не то что отец. Он не пугается, когда я с трудом перехожу на третью скорость или, выруливая с его подъездной дорожки, забываю включить левый поворотник. Под присмотром Чичи у меня получается гораздо лучше.
- А ты правда неплохо водишь. Ты всё-таки смог чему-то научиться.
- Мне так нравиться водить, - признаюсь я ему. - Было бы здорово отправиться на машине по Европе. Если бы ты пропустил один год в колледже, ты бы мог поехать со мной.
- Нет. - он даже не взглянул на меня; всё его внимание приковано к надвигающейся тёмной туче впереди.
- У тебя есть карта?
- Нет конечно. - он как будто усмиряюще касается моей ноги ладонью. - Но она нам и не нужна. - я стараюсь звучать как можно убедительнее, но его это вряд ли впечатлит.
- Нам нужна карта. - бросает он всё так же не переводя взгляд.
- Представь, что это приключение.
- Не хочу. - отрезает он и указывает пальцем в окно.
На дороге нас встречает преграда, и мне приходится идти напролом. Спросив, что за муха меня укусила, Итачи узнаёт, что задний ход я давать ещё не научился.
На шоссе мы попадаем в пробку. Я урывками наблюдаю за жизнью людей, которые разделили с нами затор. У всех у них такие разные и одинаковые одновременно судьбы; все такие разные, но ждёт всех одно.
- Интересно, правда? - замечаю я.
- Что?
- Вот есть мы и есть они. Мы такие похожие, но разные и одинаково ничтожны.
- Не могу согласиться.
- Но это правда. Разве ты никогда не задумывался об этом, когда смотрел в зеркало? Неужели ты никогда не представлял себе свой череп?
- Вообще-то нет.
- Я не помню таблицу умножения на семь и девять, не могу терпеть шпинат и свёклу. Тебе не нравится твоё зрение или рост, но в конечном счёте всё это неважно.
- Замолчи, пожалуйста, и не мели чепуху!
Я замолкаю, но думаю о том, что от Чичи пахнет дорогим парфюмом, а от меня - мятой и едва уловимо куревом.
Я неизлечимо болен. Его родители не разошлись.
Утром я чувствовал, как задыхаюсь. Сейчас я сижу за рулём. В зеркале отражается моё лицо, моя улыбка. А мои кости закопают или сожгут. Умру я, а не Чичи. Я. И это впервые меня ничуть не пугает.

Мы молчим. Итачи смотрит в окно, я веду машину.
Мы выезжаем из города на шоссе. Небо темнеет. Безумно красиво.
Но Итачи недоволен мной.
- Это худшая поездка за всю мою жизнь, - тихо молвит он. На нём мои очки от солнца. - Меня тошнит. Когда мы уже приедем? - он кидает на меня жгучий взгляд, выжидая ответ.
- Я не обращаю внимания на указатели.
От сконфужен моим откровением. Он потрясённо смотрит на меня:
- Но... Но почему? Я бы хотел куда-нибудь приехать, наконец.
Я вдавливаю педаль газа в пол:
- Как скажешь.
Чичи глухо вскрикивает и оторопело упирается руками в приборную доску; очки спадают с его лица и зацепляются за ворот свитера:
- Эй! Тормози! Ты же едва научился водить!
Тридцать. Тридцать пять. Насколько хватает силы в руках.
- Тормози. Я слышал гром!
На ветровое стекло падают капли дождя. Они так блестят, что очертания предметов расплываются, отражаясь в мокром стекле. Капли похожи на электрические заряды, а вовсе не на воду.
Я считаю про себя, пока небо не прорезает молния.
- В километре от нас. - сообщаю я ему.
- Сворачивай на обочину!
- Зачем?
Дождь с силой барабанит по крыше машины, а я не могу понять, как включить дворники. Я нащупываю всё, что угодно, но только не их. То, чем я их считал, оказался лишь переключателем света. Я забываю, что мы едем на четвёртой чёртовой скорости, и двигатель моментально глохнет.
- Только не здесь! - выкрикивает Чичи. - Мы же на шоссе! Тебе что, жить надоело?
Я перехожу обратно на нейтралку. Мне ни разу не страшно. Вообще.
По ветровому стеклу бегут струи воды; задние машины мигают и гудят, объезжая нас. Я аккуратно поправляю зеркала, включаю зажигание, перехожу на первую скорость и трогаюсь с места. Переключаясь на вторую и третью скорость, я нахожу дворники.
Лицо Итачи перекошено от страха.
- Ты сошёл с ума. Пусти меня за руль!
- У тебя нет страховки.
- У тебя тоже!
Гроза грохочет сильнее; за ударами грома мгновенно следует молния. Все машины зажгли фары, хотя сейчас ещё день. У меня не получается включить наши.
- Прошу тебя, - измученно выдыхает Чичи, - остановись!
- В машине безопасно. У машин резиновые шины.
- Тормози! - вновь кричит он. - Мы в кого-нибудь врежемся! Ты что, не знаешь, что нужно держать дистанцию? - он будто захлёбывается, глотает буквы и окончания. Он выглядит жалко. Его волосы растрепались и как-то сбились, будто тоже вымокли от дождя.

Нет. Не знаю. Зато я обнаружил пятую передачу, о существовании которой в отцовской машине и не подозревал. Я давно уже понял, что он никогда не перестанет удивлять меня.
Мы мчимся по шоссе, а в небе вспыхивают настоящие зигзаги молний.
Я ещё никогда не видел их так близко и так по-настоящему. На море в Испании они выглядели искусственными, будто очередное зрелище для туристов. А эта гроза, которая бушует прямо над нами, смотрится потрясающе.
Но Итачи так не думает. Он вжался в сиденье.
- Машины сделаны из металла! - срывающимся голосом пытается он перекричать грохот ливня. - В нас в любую минуту может ударить молния! Тормози!
Мне его жаль, он ничего не смыслит в молниях.
Чичи тычет в окно трясущимся от страха пальцем:
- Смотри, там автосервис. Притормози, или я выпрыгну на ходу.
Я чувствую, что он злится всё сильнее, мне хочется чего-то горячего и сладкого, и я решаю остановиться.
Мы движемся довольно быстро, но я успеваю нажать на тормоз. Мы торжественно заворачиваем на заправку и останавливаемся посреди залитых флуоресцентным светом колонок. Итачи закрывает глаза. Чудно, но мне бы хотелось продолжить свою сумасшедшую поездку и во все глаза смотреть на дорогу.
Он пытается отдышаться. Его грудь высоко и медленно подымается вверх и так же опускается; он наверняка хочет ударить меня.
- Не знаю, что ты задумал, - его голос холодный и без капли добра ко мне, - но ты едва нас не угробил.
Он вылезает из машины, с силой захлопывает дверь и идёт в магазин. Я подумываю, не уехать ли без него, но не успеваю ничего решить, как Чичи прибегает назад и открывает мою дверь. Теперь от него пахнет иначе - свежестью и прохладой. Он убирает со щеки мокрую прядь.
- У меня нет денег. Мне нужно купить сигарет.
Я протягиваю ему смятые доллары. Внезапно на меня накатывает чувство счастья.
- Купишь мне горячего шоколада?
- Сначала покурю, - отвечает он. - Потом схожу в туалет и приведу себя в порядок. А когда я вернусь, ты пустишь меня за руль.
Он хлопает дверью и шагает через заправку. Дождь льет как из ведра, и Чичи ёжится и вздрагивает, когда гремит гром. Я никогда раньше не видел его испуганным; меня охватывает смесь любви и ненависти к Итачи. Он не такой смелый, как я. Он просто не привык бояться. Точнее, не пассивно - за меня или за свою карьеру, а по-настоящему, испытывая сильный, настоящий страх прямо здесь и сейчас. Весь мир может сотрясаться от грохота, а я и бровью не поведу. Пусть на землю осыпется метеоритный дождь, а в лобовое стекло ударится рой саранчи. Бедняга Чичи. Я вижу, как он, ни о чем не подозревая, покупает в лавке сигареты и кофе.
Я пущу его за руль, но только потому, что я сам так решил. Больше я не дам ему мной командовать. Я сильнее.