За стеклом

Минене куксится, складывает пальцы домиком, переплетает их и ей это интересней любых игрушек. Иногда Минене тянет руки к братьям и хныкает, если не брать её на руки; иногда она не узнает их лиц и начинает кричать.
Иногда Минене не отзывается на собственное имя – она как за стеклом.
Хината первая заметила, что что-то не так. Тонкие признаки, ниточки, незаметные посторонним и семье, заставляли её хмуриться долго. И когда в два с половиной года Минене знает слова, но не желает их произносить, Хьюга берёт дочь, целует в макушки подросших сыновей и под хенге сбегает в страну Огня.
Возвращается тихо, молча, не одна, спустя две недели и не пугается ярости Мадары. С ней женщина средних лет в очках; врач, уроженка столицы.
- Я бы попросила вас успокоиться, - сказала она, поправив свои гребанные очки.
- Медицина сейчас развивается очень быстро, - посмотрела на часы.
- При правильной терапии она научится социальному взаимодействию, но нужно время и терпение, - заправила за ухо прядь каштановых волос.
Мадара тогда чуть не убил её на месте, лишь бы не видеть этой профессиональной вежливости гражданских. Но Хината впилась ногтями в локоть, дала ключи от хорошей квартиры в сухом и теплом районе Аме и прошипела, что искала специалиста не для того, чтобы Учиха лишил их помощи.
И лишь когда врач вышла – потрепала по волосам Карасу, поставила Минене на пол, всхлипнула и упала в обморок.

Врача звали Юрико, и она назвала это «расстройством аутического спектра». Мадаре плевать, как это называется, потому что Хината сложила со своих плеч все дела Амегакуре и занялась лишь дочерью, и Учиха не уверен, что это правильный выбор, потому что Хьюга уставала, плакала в ванной от стресса и подпускала к себе лишь детей.
Юрико опытная, практиковалась в самой Конохе, видела саму Цунаде Сенджу, а лучше врача в мире нет. Юрико, постукивая по папке ручкой, обнадёживает, что обнаружили рано, терапия постепенно даёт свои всходы и всё будет в порядке, но потом обрушивает лавиной, что случай нетипичный и может быть связан с близкородственными связями в их семьях в прошлых поколениях.
Но вы не думайте, это только предположение. Причины и у гражданских точно неизвестны, а вы шиноби, у ребёнка атипичный энергетический фон.
Возможно, ваши предки, женившие двоюродных братьев и сестёр, совсем не виноваты. Мадара скрипит зубами, потому что у него совсем не предки, а родственники куда ближе были в таких «чудесных» браках.
Проклятье.
Проклятье.
Проклятье, чё-ё-ёрт…
- Не надо винить себя, - Хината привалилась в два часа ночи к его плечу, потому что спала она теперь плохо. Говорила шепотом, со свистом – близнецы, свернувшись клубком, спали сегодня в их постели.
Соскучились по матери.
- Могу сказать тебе то же самое, - Мадара заплетал её волосы в косу и думал, что в жизни бывали времена гораздо хуже.
- Это не правда.
- Нет, правда.
Думал о смерти, думал о кучах гниющих трупов, которые в войну не успевали хоронить. Думал о гангрене, о бесконечном голоде.
И всё равно почему-то это прошлое, полное грязи и мерзости, оказывалось наравне с тем, что Минене могла часами перекладывать палочки с места на место, зацикливаясь и полностью замыкаясь в себе.
Своя рубашка ближе к телу?
Но будто там не своя была…
- Ну ладно, правда, - Хината тихо вздохнула. – А что ещё делать?
- Винить кого-то другого, - уверенно заявил Мадара.
- А есть идеи?
- М-м-м… Орочимару, экологию… Коноху?
- Ты не можешь обвинять ни в чём Коноху.
- Почему?
- Ты её основал.
- Убедила.
Давя смех, Хината фыркнула ему в плечо и потёрлась носом. Мадара не слышал её смеха пару месяцев. Изуна пошевелился и ещё сильнее поджал под себя ноги, стремясь окончательно превратиться в шарик. Учиха погладил его по гладким волосам – с каждым годом близнецы всё больше становились похожи на Хинату.
Минене неизвестно пока, на кого похожа. Но когда было всё хорошо, Хината хохотала над тем, что воронье гнездо у неё на голове – от Мадары.
Да уж.
- Ты спишь? – проговорил он, ощутив, что Хината расслабилась.
- Нет. Не могу спать.
- Тебе бы отдохнуть.
- Не до того.
- Тогда поменяемся.
- В каком смысле?
- Не хочу завтра ругаться с торговцами из Железа. Сходи, ты поругайся – у тебя отлично выходит водить всех за нос.
Хьюга пихнула в бок, но не сильно.
- Но Минене…
- С Минене я останусь. А ты развейся.
- Поругавшись с торговцами?
- Так, чтоб у них в ушах звенело, и мысли о завышенных ценах из головы вылетели.
Хината снова засмеялась. Вздохнула тихо.
- И как так у меня вышло…
- Вышло что?
- А просто вышло, - она пожала плечами. – Мне скоро тридцать, Дара. Ну, не очень, но ты понял. Я забываю, как выглядел мой дом.
- Твой дом здесь.
Хьюга промолчала. Не сразу Учиха понял, что она всё же смогла заснуть.

Минене дёргала его за рукав, висла на нём и топала крохотными ножками. Мадара игнорировал, терпел, ждал, надеялся на чудо и вопрос был лишь в том, у кого из них больше упрямства и кому надоест раньше.
Минене не надоест – она зацикленная. И Мадаре не надоест тоже – так надо.
У Минене была привычка: брать родителей или братьев за руки, вести в нужное место и указывать пальцами в то, что ей нужно. С совершенно осмысленным дымчатым взглядом, изъясняясь жестами лучше, чем Изуна и Карасу речью в её возрасте, Минене хитро не выдавала, что с ней что-то не так, однако врач сказала от подобных взаимодействий избавляться, и что она должна пробовать просить словами.
Раз должна – значит, время брать крепость штурмом.
Мадара опустился на корточки. Дочь вежливо отвела глаза, избегая прямого взгляда, как делают дикие волки в стаях.
- Минене. Минене-е-е…
Имя она своё всё ещё игнорировала. Она понимала, когда окружающие говорили о ней, вслушивалась, но при фокусировке внимания – хлоп.
За стекло.
За толстое-толстое стекло, через которое не достучаться. Которое не разбить.
Мадара шумно выдохнул. Пусть будет тактическое отступление.
Минене обрадовалась, когда мужчина дал ей тащить себя за руку в сторону кухни. У третьей полки она задрала голову и ткнула пальцем вверх.
- Нет, ты должна попросить. Словами.
Снова ткнула.
- Минене-е-е…
Игнорирование.
Ладно.
Ладно!
Учиха подхватил девочку подмышки и поставил на стол. Пошатнувшись, она не упала, хотя свалиться могла только ему в руки; врач любила подмечать, что ловкость для её болезни странная. Подтверждая все свои странности, она подпрыгнула, сшибла с полки выше коробку с печеньем и, довольная, уселась раскладывать его в ровные ряды.
Мадара вздохнул и подтянул ближе стул. Без особой надежды он сказал:
- Поделишься?
Мужчина со скуки активировал шаринган. И по глазам вдруг резануло ярким светом.
«Это… возможно?»
Чакра в дочери бурлила. Тугие завихрения обтекали узлы, сильными потоками неслась по каналам чакры. Словно грозная буря – в ней кипела энергия, какой не должно быть в маленьких детях и освещала изнутри; словно её тело сосуд – и в него поймали бешеный ветер, который распирал его со всех сторон…
Учиха много видел за всю жизнь. Но такого – ни разу.
Это отклонение?
Это дар, за который пришлось заплатить?
Внезапно Минене ткнула ему чем-то в нос. Мадара тряхнул головой – оказалось, что дочка промахнулась, пытаясь попасть в рот печеньем.
Учиха поймал, щёлкнув зубами. Минене серьёзно кивнула, поправила сдвинувшийся ряд печенья и, определённо, и дальше собиралась прятать все свои секреты за стеклом.