Западня

– Ну что, очкастая, ещё разок? – Суйгетсу ухмыляется, косясь на напарницу, и силится приподняться хоть немного, но неудобная поза и прижатые к ушам коленки мешают это сделать, из-за чего уже двадцать восьмая по счёту попытка выбраться из западни проваливается.
– Вот ты идиот! – злится Карин и пытается пнуть его, но тоже не может пошевелиться и поэтому сердится ещё сильнее. – Не рыпайся, каппа, если не хочешь провалиться ещё глубже!
И надо же было попасть в такую ситуацию: вытаскивая из плена Конохи эту занозу, Суйгетсу был серьёзно ранен. Фактически именно поэтому они и угодили в хитрую ловушку природы – довольно глубокую и узкую яму, в которой и детям-то было бы тесно, а уж двум взрослым людям – практически невозможно.
Подбородок Карин упирается в переносицу Суйгетсу, а сам Хозуки, в свою очередь, практически обнимает её своими ногами. Упираясь ступнями в противоположную стену, он изо всех сил старается держаться так, чтобы не полететь дальше, где ещё теснее и ещё меньше шансов выбраться на поверхность. Чакры бы чуть-чуть, чтобы можно было начать двигаться, но битва с джонинами Конохи сильно подорвала и без того не шибко богатый запас. Ещё и Обезглавливатель наверху остался – свалился со спины при падении. Сопрут же – вот как пить дать!
Суйгетсу тяжело дышит и часто облизывает губы, как будто ему не хватает влаги и он пытается выпить чуть-чуть пыльного воздуха, окружающего их. Ему очень, вот просто очень хочется чуть-чуть жидкости, чтобы не чувствовать себя рыбой, выброшенной на берег. Карин морщится, чувствуя его обжигающее дыхание у себя на шее. Ей неприятно, тесно, колко и противно! А ещё, чёрт бы его побрал, волнующе, что вообще ни в какие ворота не лезет! И надо же было ей угодить в такую передрягу! А всё из-за этого недоумка, который вдруг решил, что вправе что-то решать за неё!
– Спину что-то тянет, – произносит Суйгетсу, морщась и снова пытаясь пошевелиться. – Очкастая, сделаешь мне массаж, когда всё закончится?
Карин злится и, чуть приподняв голову, бьёт его подбородком в переносицу. Заслуженного тумака кулаком она ему отвесить не сможет, потому что обеими руками крепко держится за плечи Суйгетсу, ощущая, как перекатываются под пальцами напряжённые до предела мышцы. Она прекрасно чувствует, что он потихоньку слабеет, и начинает тихо паниковать по этому поводу. Потому что если они провалятся ещё дальше – каюк!
– Слушай сюда, кретина кусок, – рычит Карин, гневно сверкая глазами, – только попробуй мне тут сдохнуть! Вытащил меня из Конохи только для того, чтобы таким вот образом убить?! Жить надоело, каппа?!
Суйгетсу некоторое время молчит. Грудная клетка поднимается и опускается – плавно, медленно, словно он экономит силы на случай отчаянного последнего броска. Затем он поднимает голову и лучезарно скалится, обнажая острые зубы:
– Наоборот – мне безумно хочется жить, но одна дура может тут растрепать всяким нехорошим людям из враждебной деревни о наших секретах. Поэтому я и пришёл. – Суйгетсу выразительно подмигивает и кивает сам себе. – Если не вытащить эту идиотку, то хотя бы убить. И, судя по всему, первая часть плана с треском рушится, а вот вторая как раз имеет все шансы на успех.
– Ох, завались, убоище! – вспыхивает Карин, намереваясь снова «клюнуть» его, но тот внезапно опускает голову и утыкается лбом ей в шею, вызывая внутри такое смятение, что весь съеденный накануне завтрак подступает к горлу. – Ты чего это удумал, урод?!
– Ты можешь… немного… помолчать, очкастая? – задыхаясь, скрипит Суйгетсу, пытаясь сконцентрировать остатки чакры в ногах, чтобы суметь вскарабкаться по отвесным стенам их общей ловушки. – Я тут думаю, что твоя толстая задница ещё должна послужить во благо народа, так что заткнись и не мешай мне.
Карин замолкает и удивлённо косится вниз, пытаясь разглядеть выражение лица Суйгетсу.
Она видит, как мелкие бисеринки пота выступают на его коже. Некоторые, сбившись в достаточно крупные капли, скатываются вниз, оставляя дорожки. Чёлка прилипает ко лбу.
Брови нахмурены, глаза зажмурены, мышцы вот-вот лопнут от усилий. Явственно слышен скрип сжатых до боли зубов.
Ма-а-а-аленький шажок, и Суйгетсу едва не срывается обратно в яму. Лишь кунай, вытащенный вовремя из подсумка, спасает положение, позволяя зафиксироваться.
Вот только это ненадолго – рыхлая земля совсем скоро раскрошится под острым лезвием и тяжестью двух тел, опершихся на него.
– Фух, аж сердце ёбиться перестало, – сипло шепчет Суйгетсу и старается развязно ухмыльнуться, но дрожащие уголки губ и испарина выдают его истинное состояние. – Ты там как, очкастая? Не обделалась? А то я умру прямо тут же от позора – это твой шанс, дерзай!
– Хочешь сказать, мне надо навалить на тебя кучу, чтобы ты сдох? – фыркает Карин, маскируя беспокойство в голосе сарказмом, и тут же меняет тон с язвительного на крайне деловой: – Слушай, каппа, если я сейчас немного отклонюсь, то смогу дотянуться до своей ноги и починить её. Тогда мы выберемся отсюда.
– Ты что, тупая? – недоверчиво тянет Суйгетсу, вздёргивая брови. – Хотя зачем я спрашиваю… В общем, поверни свою голову вправо, затем влево и обернись назад. Видишь, сколько у нас свободного места? Для лечения пораненной лапки тебе надо как минимум минут десять висеть вниз головой. Хочешь полетать – я не против, но тянуть и меня за собой не надо. Я как-нибудь потом кони двину, подальше отсюда.
Карин обиженно поджимает губы и вздыхает, мысленно соглашаясь с его словами. Надо же было так неудачно сломать ногу, падая в эту расщелину. А всё тот сучок, который где-то у поверхности торчит. «Надо будет его обломать, когда поднимемся», – мстительно думает она и снова косится на Суйгетсу. Вид у него не самый радостный. После битвы с джонинами чакры осталось так мало, что впору складывать лапки и умирать, потому что просвета нет никакого. Если только…
– Каппа, – Карин морщится, понимая, что иного выхода уже нет, – я могу поделиться с тобой чакрой. Помнишь, как Саске-кун…
– Нет! – резко обрывает её Суйгетсу, злобно сверкнув глазами. – Нет и ещё раз нет! Спасибо, но «доедать» за Учихой я не собираюсь!
Карин ошеломлённо моргает, пытаясь проглотить сказанные только что обидные слова, и силится придумать фразу поострее, но в голову, как назло, ничего не лезет. Поэтому она лишь поджимает губы, оскорбляясь до глубины души, и замолкает. Вот так вот помогай всяким недоумкам!
– Ну и в жопу пошёл, – шепчет она, прекрасно осознавая, что он всё слышит.
– Извернуться так не смогу при всём желании – уж прости. Но как только – так наклоняйся, всегда рад, – скалится Суйгетсу и вздыхает, морщась от боли. Оказывается, воровать дур из вражеских деревень – это преступление. Беда-то какая.
Странно, но предложение отведать чакры внезапно оседает в голове плотным туманом. Рот моментально наполняется слюной, а в горле першит. Сухо как в пустыне и безумно хочется пить. Суйгетсу поднимает голову и смотрит на Карин, которая всё ещё молчит, не глядя на него. Взгляд устремлён в дальнюю стену расщелины, а щёки алеют от сказанных им едких слов.
– Ой, вот только не надо делать вид, что я тебя смертельно обидел, – ворчит Суйгетсу, стискивая зубы от пронзающих тело боли и усталости, из-за которых хочется расслабиться и послать всё к чертям. Но сделать это ему мешает одна рыжая идиотка, которая корчит из себя невесть что, сидя у него на животе и вынужденно домогаясь. Суйгетсу и сам не знает – почему (какая, чёрт побери, вша его тюкнула), но ему хочется вытащить эту мегеру на поверхность. И там уже отыграться за всё. – Эй, очкастая! Да повернись ко мне уже, коза, я с тобой разговариваю!
– Умри, кретин! – моментально сатанеет Карин и пыхтит в приступе бессильной злобы. Ударить его она сейчас ну никак не сможет.
– Только вместе с тобой, – воркует Суйгетсу и демонстративно морщится, прижимаясь носом к её шее. – Слушай, а если я тебя всё-таки укушу – не отравлюсь?
Карин краснеет, сливаясь по цвету с собственными волосами, и напряжённо сопит, но не может никак эту фразу парировать. Поэтому она лишь качает головой, едва удерживаясь от того, чтобы не оторвать руки от его плеч и не садануть по бестолковой башке, в которой наверняка нет ни грамма мозгов.
Нельзя идти на поводу у своих эмоций – это станет фатальной ошибкой для них обоих.
– Тебе нужно прокусить кожу, а я сумею влить тебе в рот нужное количество чакры, чтобы ты излечился, – холодно чеканит она, пытаясь придумать способ, чтобы оголить шею. Однако руки крепко зафиксированы на его плечах. И убирать их – сознательно идти на смерть. – Только вот у нас проблема, тупоголовый, – бормочет Карин, – я не могу расстегнуть ворот кофты.
– Обязательно кусать за шею? – приподнимая бровь, интересуется Суйгетсу. – Помнится, Саске обгладывал твою руку.
– Хочешь держать меня зубами за руку? – ехидничает Карин. – Шея – единственное, до чего ты можешь дотянуться, не рискуя скинуть меня.
Суйгетсу хитро ухмыляется. Причём так хитро, что у неё начинает свербить под лопатками.
– А что насчёт лица? – прищуривается он. – Оно ведь не скрыто одеждой.
– Хочешь цапнуть меня за скулу? – удивляется Карин. – Неудобно – задолбаешься кожу прокусывать…
– Нет, – Суйгетсу качает головой и ещё хитрее ухмыляется, вызывая зуд уже по всему телу, – я не про скулы.
– За нос кусать не дам, – хмурится она. – У тебя зубы острые – ещё оттяпаешь.
– Послал же Ками тупую напарницу, – сокрушается Суйгетсу. – Про губы я говорю, дура, про губы!
– Ч-что?! – Изумлённый рёв заполняет собой всё пространство, из-за чего кажется, будто стены сейчас обрушатся, погребая под толстым слоем земли двух неудачливых шиноби.
– Да не ори ты, – морщится Суйгетсу, – и так еле держимся. На губах мягкая кожа – прокусить легко. И следов сильных не останется. Что ты так разволновалась-то, убогая? Будто я тебе замуж предлагаю.
Карин бледнеет и краснеет одновременно, вызывая у него здоровое любопытство – как именно она умудряется это делать. Ноздри раздуваются, как у загнанной лошади, а губы сжаты в тонкую-тонкую ниточку, как будто она пытается уберечь их от чужих посягательств. И Суйгетсу просто до чёртиков интересно – согласится ли она. Ему, в принципе, всё равно, в какую часть тела ей вгрызаться – всё-таки острота зубов позволяет даже сквозь одежду прокусить кожу. Вот только Карин это знать вовсе не обязательно.
– Х-хорошо, – едва слышно шипит она, нервно сглатывая, что крайне веселит Суйгетсу.
Он подставляет лицо и ждёт, когда Карин чуть опустит голову, чтобы отдать свои нецелованные (в чём Суйгетсу просто не сомневается) губы на растерзание. Это почему-то здорово будоражит кровь, заставляя отодвинуть всепоглощающее чувство слабости на задний план.
Подумать только, повелась! Такого шокирующего и внезапного успеха у него не было уже давно. Видать, звёзды сегодня под правильным углом легли, либо карма, наконец, срослась – хрен его знает.
Карин, чуть помедлив, зажмуривается, наклоняется и, сглотнув, касается его кожи своими дрожащими губами.
– Эм… очкастая, – она распахивает свои ясные очи и удивлённо таращится прямо в фиолетовый глаз, – ты промазала – это щека. Я ею кусаться не умею.
Карин ещё раз сглатывает и быстро прижимается к его губам, снова крепко зажмуриваясь. Лишь бы это поскорее закончилось. Ками-сама…
– Ты мне сейчас зубы через затылок выдавишь. Причём свои! – бубнит Суйгетсу, страдальчески закатывая глаза. – Расслабься, припадочная, я тебя насиловать не собираюсь.
Получив едва заметный кивок и ощущая, как сжатые губы постепенно делаются мягкими-мягкими, словно спелые ягодки, он впервые понимает, что, наверное, далеко зашёл в своём желании поддеть эту барышню. Потому что это событие, которое вершится между ними, может вылезти боком именно ему.
Небольшие, пухлые, сочные и такие лёгкие. На вкус будто земля с привкусом какой-то травы. На зубах скрипит песок, но это вовсе не делает это лечение (поцелуй?) менее приятным.
Суйгетсу прикусывает нижнюю губу Карин и втягивает её в свой рот, но кусать не торопится – только языком проводит, лаская нежную плоть. Царапает чуть-чуть зубами, но не до крови – так, чтобы подразнить и не выпускать из плена.
Карин дышит чуть взволнованно и не открывает глаза, жмурясь так сильно, что кажется, будто сейчас очки потрескаются от напряжения. Это веселит, и Суйгетсу продолжает игру, не получая сопротивления. Он проталкивает язык в рот Карин и проводит им по зубам, но до нёба не дотягивается. Это немного раздражает, и Суйгетсу жалеет, что не может сейчас оторвать руку от стены и прижать к себе эту глупую бестию, которая всё ещё не понимает, что это уже ну никак не передача чакры. Хотя, в принципе, это только доказывает, что она ни разу до этого не целовалась.
Суйгетсу тянется чуть выше, чтобы приблизиться, но Карин упрямо отстраняется, не давая полностью углубить поцелуй.
– Да наклонись же ты, – хрипло рычит он. – Я же не могу из твоего дыхания чакру высосать.
– Кусай уже, а не тарахти! – бормочет в ответ она, старательно не открывая глаз.
– Ты сейчас на таком расстоянии, что если я таки дотянусь и укушу, то повисну и оторву тебе губу – ты этого хочешь? – ехидно спрашивает Суйгетсу.
Карин морщится, кривится, хмуря тонкие брови и собирая морщинки на переносице, но затем послушно наваливается так, что он теперь может без труда совершить задуманное. Чем, собственно, и занимается.
Чувствуя, как неожиданно сильно кружится голова, Суйгетсу сам себе не верит.
Карин – наиглупейшее существо, которое когда-либо встречалось у него на пути, непроходимая дура, влюблённая до потери рассудка в Учиху Саске, полная и клиническая идиотка с огромной задницей и самомнением. Напарница, куноичи, одна из шайки Орочимару. Девчонка, не умеющая целоваться и не знающая ничего о каких-либо любовных искушениях…
Но, чёрт возьми, как же он сейчас жалеет об этой намеренной провокации, которая загнала его самого в безвыходное положение.
Казалось бы – всего лишь поцелуй, соприкосновение губ, кожа к коже, дыхание к дыханию, но это почему-то затмевает боль, усталость и бессилие, вызывая желание сейчас же выбраться из этой дурацкой ямы и много-много раз учить её всему, не отходя от кассы. Чему именно? Да хоть вышиванию крестиком для начала! За большее она ему яйца оторвёт…
Самое сильное искушение – неискушённость.
У неё очень мягкие губы, податливые. И такие тёплые, что просто не верится.
Поэтому о том, зачем именно это действо затевалось, Суйгетсу вспоминает только тогда, когда напряжение в паху достигает просто критической точки. И об этом ему сообщает ёрзание Карин, которое ещё больше распаляет, заставляя тело дрожать совсем не от усталости.
Снова втянув её нижнюю губу в своё рот, Суйгетсу чуть прокусывает нежную кожу и, услышав едва слышный удивлённый стон, едва не срывается в пропасть. Осознание накрывает непроницаемым колпаком – неужто она и сама забыла, зачем решилась на это?.. Забавно. Более чем.
Чакра, насыщенная, густая и такая приятная, вливается в его рот не сразу, а после некоторого замешательства, связанного, скорее всего, с болью от острых зубов. Суйгетсу в наслаждении прикрывает глаза, ощущая, как в трясущихся руках появляется мощь, как ноги крепнут, как отступает боль, заменяясь на неприятное покалывание. По ссохшимся от недостатка сил венам с новой силой струится кровь, из-за чего кажется, что кожу начинает припекать от этой бешеной гонки жизни. Сердце подскакивает в груди и стучит так яростно, словно отрицает саму возможность гибели.
Нет, уже не сейчас!
Его тело наполняется жизнью. Значит, им обоим смерть уже не грозит.
Отстранившись, Суйгетсу ухмыляется, слизывая маленькие капельки крови. Взгляд Карин бегает, щёки алеют, а губы чуть подрагивают. Однако она не произносит ни слова, глядя в сторону. Видно же, что совсем не ожидала она подобного поворота лечения.
«Что, глупая, удивлена, что не Саске удостоился чести заполучить твой первый поцелуй?»
– Что ж, – произносит Суйгетсу, удовлетворившись её реакцией, – пристегните ремни, следующая остановка – поверхность.
Сконцентрировав чакру в ступнях и ладонях, он медленно, чтобы не уронить свой багаж, ползёт наверх. На напарницу он не смотрит, ощущая, как от неё исходят волны смущения. Этого достаточно, чтобы понять – то, что сейчас произошло, не оставило её равнодушной. Почти что победа для Суйгетсу. Вот только на кой чёрт?
Вытолкнув Карин на землю, он с трудом вываливается сам и тут же растягивается на траве, с наслаждением вдыхая свежий воздух и чувствуя, как кожу щекочет трава.
Рядом, шипя от боли, лечит сломанную ногу напарница, пытаясь сконцентрировать в дрожащих от напряжения руках чакру. Она не тратит время на отдых – старается замаскировать смятение делом, чтобы голову не занимали ненужные мысли. А это вовсе не входит в планы Суйгетсу. Нужно, чтобы она как можно больше думала об этом, как можно чаще вспоминала собственные ощущения.
– Эй, очкастая, – зовёт он, поворачивая голову, – никогда не думал, что скажу подобное, но спасибо, что ли.
Карин замирает, испуганным кроликом глядя на его довольную ухмылку, а затем отворачивается, пряча вспыхнувший румянец в огненно-красных волосах. Это не укрывается от внимательного взгляда фиолетовых глаз. Отлично, всё по плану.
– Я свою жизнь в первую очередь спасала, так что засунь свою благодарность куда подальше, – бурчит она, щёлкая пальцами, чтобы вернуть в руки концентрацию. Но выходит это с трудом. Вернее, никак. И она злится – видно, как напрягается спина.
– Ну, ещё бы. – Суйгетсу облизывает губы и внезапно придвигается к Карин. Он кладёт ладони поверх её рук и сжимает запястья. – Спокойно, не нервничай.
Карин едва дышит, чувствуя лопатками ровное и спокойное сердцебиение. И теперь уже не может думать ни о чём, кроме того, кто у неё за спиной. И ощущать, чувствовать, вспоминать… Карин вообще не любит врать себе – никогда не любила. Но сейчас приходится затыкать глотку своему внутреннему «я», которое, ехидно хихикая, говорит, что подобного роскошного лечения ещё не было. Надо бы как-нибудь повторить.
«Хрена!» – вздрагивает Карин и резко отстраняется от Суйгетсу, моментально падая лицом в траву – нога болит, особо не побегаешь.
– Какого хрена?! – рычит она, сверкая глазами. – Уберись от меня, мерзкое земноводное!
– Ты чего это? – с деланным недоумением тянет Суйгетсу, ухмыляясь. – Я помочь хотел.
Карин понимает, что совершает глупости одну за другой, ведясь на эти детские провокации… Хотя нет, провокации-то как раз взрослые, учитывая, какие именно чувства она испытывала, сидя там, в западне. Тогда она на какой-то миг потеряла связь с реальностью, растворившись в приятных ощущениях, которые дарили его губы. Подумать только, ведь Карин берегла себя только для Саске-куна, а тут получился такой конфуз, о котором она, кстати говоря, до сих пор отчего-то совсем не жалеет, хотя и очень пытается пробудить в себе это праведное чувство.
Покраснев до кончиков волос, Карин автоматически прижимает пальцы к губам и тут же вспыхивает с новой силой, поняв, что Суйгетсу прекрасно видит этот жест. Видит и понимает, гад ползучий!
– Ты как-то странно выглядишь, – с беспокойством (ага, как же!) произносит он и подбирается ближе, делая вид, что не замечает отчаянных попыток Карин сбежать. – Может, я слишком много чакры у тебя забрал? – Он оказывается совсем близко и ухмыляется. Зрачок чуть расширяется, из-за чего кажется, будто фиолетовые глаза меняют цвет на чёрный. – Я могу вернуть тебе лишнее.
– Предлагаешь мне цапнуть тебя за ляжку? – нервно усмехнувшись, ехидничает Карин и старается незаметно отползти.
Однако у Хозуки немного иные планы. Подняв руки, он кладёт ладони ей на плечи и надавливает, опрокидывая почти несопротивляющееся тело на траву. Карин вздрагивает от тянущей боли, пронзившей ещё не до конца залеченную ногу. Но ещё больше она дрожит от непонятного чувства внутри, похожего на предвкушение.
– Слезь, каппа, – угрожающе говорит она, хмурясь, когда Суйгетсу со всеми удобствами устраивается на её животе. – Слезь, иначе я тебе яйца оторву.
«Предсказуемо, пф!»
– Моя очередь быть сверху, очкастая, – фыркает тот, прижимая её руки к земле. – Ты мне должна за своё спасение из Конохи, так что я хочу получить свою плату.
– Чего-чего? – Глаза Карин обретают форму плавильных кругов. – А ху-ху не хо-хо, говнюк?! Это ты должен быть мне благодарен за то, что я чакрой поделилась!
Она дёргает здоровой ногой, чтобы скинуть нахального парня, но вторая конечность, которая всё ещё очень болит, всё равно даёт о себе знать, распространяя по телу вместе с кровью удушливый яд слабости. Поэтому Карин выматывается достаточно быстро и, тяжело дыша, гневно смотрит на своего спасителя-мучителя, который с некоторой долей удовлетворения наблюдает за этими тщетными попытками.
– Успокоилась? – интересуется он, прищуриваясь.
– Ты труп! – выплёвывает Карин, оскаливая зубы.
– Горячая какая. – Суйгетсу усмехается, облизывая губы. – Я всего лишь хочу вернуть тебе то, что забрал сверх нормы.
– Да не умею я пить чужую чакру! – Её голос срывается на крик. Паника душит. Нельзя-нельзя, потому что… потому что Саске-кун… это же для него! – Слезай с меня, живо!
Вместо ответа Суйгетсу наклоняется к её лицу и, высунув язык, проводит им по напряжённо сжатым губам. И моментально отстраняется, когда острые зубки щёлкают в миллиметре от него. Он усмехается, причмокнув с таким видом, словно облизал только что что-то очень сладкое. Затем наклоняется снова, резко прижимается к дрожащим губам и тут же морщится, когда Карин впивается в его плоть зубами. Однако Суйгетсу не отстраняется. Лишь дышит напряжённо. Потому что безумно хочет эту дуру. И это бесит.
Карин старается отвернуться, но не может – он слишком крепко прижимает её, не давая шевельнуться. Ещё и слабость давит изнутри. И внутреннее «я» разрывается торжеством, заставляя багроветь от смущения.
– Пусти! – шепчет она, когда Суйгетсу чуть отстраняется. – Пусти, иначе я тебя убью!
– Что такое, очкастая? – Он почти довольно урчит и слизывает с её губ свою кровь. – Боишься, что я могу заменить Учиху в твоих эротических фантазиях?
Карин придушенно рычит и отворачивается, стараясь сдержать злые слёзы. Она злится на него, на себя и на Саске-куна, потому что каждое слово – в яблочко. Метко, смертельно.
– Ты никогда не заменишь Саске-куна, – сипло бормочет она, зажмуриваясь.
– Вот как. – Он очень доволен ответом – это чувствуется. – Тогда я прямо сейчас выкину его из твоей головы.
Суйгетсу легко перехватывает тонкие запястья одной рукой. Второй он тянется к вороту кофты и цепляет пальцами собачку. Долго, явно наслаждаясь процессом, тянет её вниз и смотрит, как постепенно, сантиметр за сантиметром, открываются шея, чуть выпуклые ключицы, ярёмная ямка, взволнованно вздымающаяся грудь и живот. Щёлкнув на последней преграде, молния расходится полностью, предоставляя взгляду все достоинства стройного подтянутого тела куноичи. Суйгетсу, спускаясь чуть ниже, наклоняется к подрагивающему животу и проводит по нему вверх языком. От пупка до ложбинки между грудей. Однако ожидаемых возмущённых криков со стороны Карин нет – она пришибленно молчит, глядя в сторону.
Так не пойдёт.
Суйгетсу сжимает щёки Карин пальцами и поворачивает её лицо к себе, с подозрением прищуриваясь.
– Ты такая молчаливая сегодня, – тянет он. – Я-то думал, что ты мне как минимум тысячу раз в Аду гореть пожелаешь.
– Делай уже побыстрее то, что задумал! И отпусти меня! – срывающимся голосом отвечает она.
Суйгетсу чувствует, как по спине ползёт холодок, а гнев затапливает сознание.
Нет, так совершенно не пойдёт!
Он устало вздыхает и убирает руки, поднимаясь с распластанного на земле тела.
– Поднимайся, придурочная. Я же говорил, что насиловать тебя не собираюсь.
Карин, недоумённо моргая, смотрит на него, затем быстро хватает дрожащими руками края кофты и запахивает её, стыдливо пряча грудь. Это раздражает Суйгетсу ещё больше, и он, отвернувшись, идёт к валяющемуся неподалёку Обезглавлевателю, который (о, чудо!) никто пока не скоммуниздил. Прицокнув, он садится на корточки возле своего спутника по сражениям и проводит пальцем по лезвию.
– Просчитался я, друг, – бормочет Суйгетсу и усмехается, оглядываясь через плечо на то, как Карин вновь пытается долечить больную ногу. Вот только чакра не концентрируется – мысли, видать, очень далеко от земных трудностей. На губах Суйгетсу появляется хитрая ухмылка. – Но я не привык сдаваться. Скоро эта дура набитая сама ко мне прибежит, вот увидишь.
А пока ещё рано, решает он, поднимая Обезглавливатель. Пусть она ещё чуть-чуть погрезит своей несбыточной мечтой. Суйгетсу умеет ждать подходящего момента. Жизнь в лаборатории Орочимару и не такому может научить.