Жизнь за жизнь

Когда Мадара был один, он предпочитал не открывать глаза. А так как один он был практически всегда – серьёзно, ну не считать же этих порождений Гедо Мазо, один из которых ещё и тупой как пень, людьми – то и глаза у него были закрыты практически всегда. Точнее, один глаз. Пустую правую глазницу, отторгнувшую пресловутый Ринненган, Учиха уже не чувствовал.
Но, даже погружаясь в темноту, слабовольно сбегая от реальности в туман иллюзии, он не мог полностью отречься от собственного тела: слабого, немощного, с обвисшей кожей, местами натянувшейся на хрупких костях словно барабан. Не мог и испытывал от этого высшую форму отвращения, на которую только способен человек. Хотя, человек ли он? С ростками-трубками, ведущими глубоко под землю, по которым текла отвратительная, словно болотная жижа, энергия, но, тем не менее, подпитывающая его жалкое существование.
Мадара ненавидел собственное тело, потому что это было не его тело. Оно не слушалось его, в нём не ощущалось ничего из того, что он вкладывал в себя долгие годы путём жесточайших тренировок. Лишь шаринган всё ещё горел, но и он казался чужеродным объектом.
Да будь оно всё проклято, он же даже дышать нормально не может!
Таким людям, как Мадара, нельзя доживать до глубокой старости. Они и не доживают: гибнут в безумных схватках, захватив с собой большинство противников, а чаще – всех до единого. И для них это гораздо лучший конец, чем постепенно сгибаться к земле от старости. В противном случае, они накладывают на себя руки.
Учиха же был гораздо изощрённей – в попытках пробудить легендарное доджитсу, он, не щадя себя, кидался в самое пекло таких мест и сражений, забирался в такие дебри, кишащие всякими мерзкими тварями, что его действия вполне можно было приравнять к самоубийству. И Мадара знал это, ведь достаточно было подсчитать количество ранений, большинство которых было получено на незаметной, по причине своей удалённости от суши, но крайне подозрительной цепочке островов в Океане Проклятых. Живых там было человек десять, и, как смог понять Учиха, они знать не знают ни про страны шиноби, ни про шиноби вообще, ни про других людей.
На те острова он возлагал большие надежды, потому что было там что-то непонятно древнее, и в другой раз он бы докопался до сути, но...
Мадара был в отчаянии. Ринненган ускользал из его рук вместе с драгоценными секундами отмеренного ему времени. Он метался с места на места, им завладела не паника, но чувство, опасно близкое к ней.
И когда он почувствовал Силу: тягучую, мягкую, обволакивающую, чей источник был глубоко внутри его самого, - было уже слишком поздно. В глазах Мадары серыми озёрами разлился Ринненган, то, что открылось перед ним, когда-то видел мудрец Шести Путей, но Учиха уже был слишком слаб. Организм отвергал новообретённые глаза, поэтому Мадара, пожертвовав одним из них, бросил все свои силы и накопленные за годы скитания знания на сохранение второго.
И сохранил. Сохранил, хотя вряд ли он в таком состоянии сможет им управлять.
И теперь он здесь и уже много лет чувствует себя истончившимся куском масла, который размазали на слишком большой кусок хлеба.
Ушедший в тень Мадара был отрезан от всего мира, но это не значило, что мир был отрезан от него. У него были шпионы. А уж лепить из вещественного воплощения Гедо Мазо было весьма увлекательно, особенно на фоне собственной беспомощности и вынужденного безделья.
Получалось хреново. Первого он решил сделать попроще, поэтому над лицом и всем остальным он не старался. Он дал этому существу один глаз и владение человеческой речью. Для хорошего шпиона этого было более, чем достаточно. Но по иронии судьбы, получившийся субъект, только и умел, что нести полнейшую чушь, и ухитрялся это делать даже после того, как Учиха удалил ему рот. Имени это существо так и не получило, хотя, по всей видимости, обладало сознанием и чётко определяло границы собственного я.
Вторая попытка была гораздо успешней, хотя Учиха себя несколько переоценил. Шпион из него вышел отменный, хотя его лицо и очень отдалённо напоминало лицо давнишнего соперника. Но с этим сделать уже было ничего нельзя – всё, что бы он не попытался создать из Гедо Мазо, если оно живое, обладало клетками Хаширамы. В любом случае, Зецу – так он сам себя назвал после одной из вылазок – был гораздо полезней спиралеголового. Мадара был уверен в нём настолько, что даже вживил в него часть собственного сознания – на всякий случай. Лишь тень, невероятно далёкую от оригинала, но всё же...
Это могло пригодиться.
А потом Учиха Мадара умер. Потому что язык не поворачивался назвать такое существование жизнью.
И вот, теперь, когда перед ним замаячило что-то вроде надежды, мальчишка, на которого Учиха возложил собственное будущее, куда-то испарился вместе с первым шпионом, повадившимся называть себя Тоби. Мадара уже отправил на их поиски Зецу, но всё равно чувствовал, что сильно нервничает. К тому же это вызывало приступ неконтролируемой ярости, потому что он сам мог только и делать, что торчать здесь!
Мадаре невероятно повезло с этим мальчишкой – Обито. В нём была жизненная энергия, так сейчас необходимая полумёртвому шиноби, которого этот пацан при первой встрече принял за шинигами – настолько он был стар.
Учиха мог использовать спасённого подростка двумя способами, один из которых был тщательно продуманный, но крайне не устраивал самого Мадару – вручать всё в руки какого-то недомерка крайне не хотелось; второй же являлся лишь безумной идеей, минутным озарением, которое он – мысленно, разумеется – лихорадочно доводил до ума. Конечно же, в таком случае Обито умрёт, но какое ему дело? Жизнь за жизнь, равноценный обмен...
Проблема было только в одном.
Мальчишка должен был умереть добровольно.
Чёрт побери, где же их троих носит?!
И в следующую секунду он почувствовал присутствие Зецу.
- Идут.
Уже по голосу шпиона – нет, даже по исказившейся энергии этого существа – Мадара понял, что что-то случилось.
И они пришли.
Обито выглядел так, словно выкупался в кровяном озере. А глаза его были мертвы. Пустые, чуть ли не остекленевшие. Казалось, в этом теле нет души – только жалкая оболочка.
В руках мальчишки был кунай – маленький металлический проблеск среди тёмного багрянца.
- Где ты был? – спросил старший Учиха, как обычно потратив титаническое усилие на то, чтобы голос звучал ровно.
Парень посмотрел на свою окровавленную руку. Потом поднял взгляд на Мадару, и тот увидел гипнотические завихрения Мангекью Шарингана. Увидел и всё понял.
- В аду, - негромко сказал Обито и, не отводя взгляда, перерезал себе горло.
Рука мальчишки не дрогнула, но движение вышло кривым и смазанным. Он лишь по касательной задел сонную артерию, поэтому после яркой струи из раны тугими толчками вытекали сгустки тёмной крови, которую гнало по молодому телу ещё не остановившееся сердце.
Парень покачнулся, словно в замедленной съёмке. Несмотря на волю хозяина, его тело будто не хотело умирать. Но вот, ноги Обито подкосились, и тело со странной мягкостью опустилось.
И в тот же миг Мадара метнулся вперёд, вкладывая в этот рывок всего себя – жизнь, стремления, желания, он готов был позакладывать даже собственное посмертие. Вот только Продавец отнюдь не спешил, и поэтому Учиха должен был надеяться только на себя: сейчас от Зецу и Тоби толку мало.
Ведь если он не успеет....
Жизнь за жизнь. Если уж этому мальчишке не нужна его жизнь – Мадара заберёт то, что от неё осталось.
Жизнь за жизнь. Если он не успеет – Мадару ожидает нечто гораздо хуже простой смерти, и тогда он сможет только позавидовать этому Обито.
Он должен сделать всё правильно.
Он должен успеть.

Кровь была везде, куда ни посмотришь, и Мадара уже не мог разобрать, где его, а где – того мальчишки, чьё истерзанное тело было тоже где-то здесь.
Как там он говорил? В Аду? Ну-ну...
С того момента, как Учиха Обито покончил с собой, прошло не больше двух часов. Но Мадаре казалось, что он уже неделю корчится в образовавшемся кровавом месиве.
У него было сломано несколько костей – рвущаяся из Гедо Мазо чакра играючи их переломила словно сухие ветки. Древняя статуя жадно впитывала в себя то, что осталось от жизни Обито, а взамен дикая, неуправляемая энергия гнула Мадару к земле, и он впитывал её, как губка.
Он кричал от непереносимой боли, будто кто-то медленно сдирает с него кожу, при этом успевая прижигать открывшиеся раны раскалённым металлом, и от этого крика становилось чуть-чуть легче.
Его то рвало собственной кровью и какой-то странной едкой желчью, то надрывно кашлял, во время чего ему казалось, будто он отхаркивает собственные внутренности.
Правый глаз пульсировал, и уже сейчас Учиха знал – Ринненган ему не удержать.
Плевать. На всё плевать, если всё будет как раньше, если вернётся былая сила.
И она возвращалась. Сила переполняла его. Не та Сила, а просто то, что всегда было с ним, и без чего он не мог нормально жить. То, что позволяло ему держать оружие в руке, то, что позволяло ему выдерживать несколько дней погони или беспрерывных боёв. Главное перетерпеть, а там уж...
В следующую секунду и без того несвязный поток мыслей Мадары прервался жесточайшим спазмом боли. Судя по ощущениям, из его тела хотели с корнем выдрать позвоночник. Учиха стал судорожно хватать ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.
Через несколько мгновений, показавшихся ему вечностью, поток энергии, ещё остававшейся в телесной оболочке Десятихвостого, иссяк, руки мужчины, позволявшие ему до этого удерживаться хотя бы на коленях, подогнулись сами собой, и он безвольной марионеткой с обрезанными нитями рухнул прямо на грязный пол.
Всё. Он смог высосать всё подчистую, словно вампир. Высосать и влить в себя.
Из горла вырывался болезненный хрип, большинство мышц свело судорогой, но сквозь красную пелену, застилавшую глаза, Учиха увидел собственную руку. Его лицо исказило жуткий оскал, и останься у него силы, он бы рассмеялся. Радостно: так, как смеются дети, как он сам никогда не смеялся.
Потому что то, что он видел, даже отдалённо не напоминало сухую кисть древнего старика.
Мадара попытался пошевелиться и... Лучше он бы этого не делал.
В мутной дымке Учиха осознал, что его кое-как оттащили к бывшей кровати Обито. Кажется, это был Тоби.
И лишь повалившись на жёсткую койку, мужчина впал в спасительное забытье, погрузившись в темноту, не удушающую своими щупальцами, а мягкую и обволакивающую, в которой можно стать невидимым и неуязвимым.

Это место называют проклятым. Говорят, здесь видели самого жуткого демона Преисподней, который пролил реки крови. В буквальном смысле. И действительно, на странных древесных спиралях, устремившихся в высокое чистое небо, были следы коричнево-красные следы, чьё происхождение не вызывало никаких сомнений. Земля же уже всё впитала, но опытный шиноби мог ещё почувствовать характерный металлический запах.
А ведь со смерти Обито не прошло и трёх недель.
Из-за запаха смерти, который так любят описывать в своих произведениях писатели и поэты, место быстро обезлюдело. Собственно говоря, там и раньше никого не было, но теперь подавляющее большинство обходило когда-то вполне невинный участок леса стороной.
Так что заметить появление странного человека неопределённого возраста было некому. Помимо того, что на вид ему можно было дать лет двадцать пять и одновременно с этим - сорок, странно было то, что его коротко обрезанные волосы были снежно-белые, так, словно мужчина поседел раньше положенного срока. Вместе с ним было странное существо, чьё тело было разделено на две половины – белую и чёрную.
Мужчина внимательно осмотрелся, цепляя угольным взглядом каждую мелкую деталь, стукнул костяшками пальцев по деревянному завихрению, будто на прочность проверил.
Даже опытному самураю не составляет труда восстановить картину боя спустя некоторое время. Что и говорить о шиноби, сильнейшие из которых смогут уловить даже еле заметные отголоски чакры?
А Мадару можно было считать поистине сильнейшим. Большинство тех, кто считал иначе, в своё время дорого заплатили за свою ошибку.
- В аду говоришь, Обито? Ну что ж, посмотрим...
Учиха подбросил в руке лёгкую маску – единственное напоминание о некоем болтливом создании, которое он предпочёл уничтожить: в отличие от Зецу, на поддержание жизни Тоби требовалась его собственная чакра. Совсем мало, но сейчас даже эти крохи были невероятно ценны.
- Уходим, Зецу. У нас много работы...
Мужчина быстро скрылся в тени деревьев, так ни разу и не оглянувшись.
Жизнь за жизнь.
И лишь через много лет найдётся тот человек, которому он обо всём расскажет. И получит часть своей жизни обратно.