Змею подложили

- Мна, Саске, подержи-ка мои пакеты, я достану мелочь, - напустив на себя важный вид, проговорил высокий бледнолицый мужчина с черными лоснящимися длинными волосами.
- Ты и крупную купюру достанешь, - тихо ругнувшись, озлобился груженый, как ишак, Саске и тряхнув головой.
- Орочимару-сама, извините, что вот так влезаю, но не могли бы вы больше не тратиться на покупки? – задал деликатный вопрос молчавший всю дорогу мужчина в очках.
- Извиняю, - только и сказал саннин, бесцеремонно снимая очки с опешившего Кабуто и водружая их к себе на переносицу.
- Мы сюда только и заявляемся, чтобы ходить по магазинам, Орочимару! – не выдержал вспыльчивый, как спичка, Учиха, недобрым взглядом окидывая учителя.
- Да, я здесь частенько закупаюсь, ибо этот мир, несмотря на низкую физическую подготовку его обывателей и слабые – кое-где, правда - познания, имеет свои преимущества. Сейчас мы съездим еще в одно удивительно место. У меня даже есть дисконтные карты, - шепнул на ухо ученику Орочимару, подозрительным взглядом стреляя в людей поверх очков.
А у Саске, искренне не понимающего в таких операциях с учетом убогой пещеры сенсея, тем временем температура тела превысила допустимые нормы. Тем более, что юному отпрыску не нравилось повышенное внимание людей, что стояли здесь же на остановке. Сразу признали неместных… Кабуто это беспокоило в меньшей степени, но и медику было не по нутру чувствовать на себе любопытные и изучающие взгляды прохожих.
Наверняка Орочимару догадывался, что в данную минуту на его голову сыплются несколько сотен тонн проклятий на древних и современных языках одновременно – от Саске. С любовью. Ибо только он, Орочимару, мог выше крыши нагрузить своих подопечных, когда сам держал в пересеченной линиями судьбы одной ладони мелочь, а другой рукой сжимал кошелек, находящийся у него в кармане темного пальто. Методично, с немецкой щепетильностью пересчитав заново деньги за проезд, мужчина плотоядно улыбнулся и стал как ни в чем не бывало смотреть за поворот дороги.
Не успел Саске обогатить свой запас проклятий на древнем корякском языке, как из-за поворота выехала долгожданная подпрыгивающая на колесах маршрутка.
Люди, стоявшие у самого края остановки, ближе к дороге, посмотрели в разные стороны, покрутив головами, и встали в оборонительную позицию будто живая преграда, чтобы никто из стоявших посередине остановки не смог пройти раньше них в транспорт.
Маршрутка, добродушно подпрыгивающая или же просто чем-то накаченная, любезно открыла дверь и так же галантно выплюнула из пасти измятых и изжеванных людей. Саске не очень хотелось взбираться в живот этому механическому чудищу, но выбора не было. Однако сетовал он на старческий маразм мойр раньше времени – юноша успел сесть на свободное место. Кабуто отправился куда-то в закрома, в конец, а Орочимару протискивался с попеременными победами к окну. В общем, приключения только начались.
- Кто не заплатил за проезд? Передавайте! – послышался грубый голос водителя.
Учиха, прикрыв кулаком подбородок, отвернулся к окну, на котором детскими пальчиками была выведена невинная рожица и более взрослыми некультурное слово. Вдруг над самым ухом Саске раздался женский грудной голос, повествующий о том, что это место – ее. Юноша повернул голову на источник шума и увидел одну старушку, препирающуюся с другой старушкой, что сидела рядом с ним.
- Под сидением лежала сумка. Моя сумка!
- Да что я, каждое сидение должна оглядывать на наличие под ним чьих-то сумок?
- И вообще, я кричала на весь салон, когда оставила сумку, чтобы не занимали это место.
- Да что же, я должна иметь отличный слуховой аппарат?
Саске прикрыл глаза, ощущая досаду, когда не согласился на предложение купить музыкальный плеер. Не знал он детского, а если точнее, волчьего закона во взрослом негативном мире маршруток: «Кто успел, тот и съел».
- Кто не заплатил за проезд? - лениво растягивая слова, уже не требовал, а просил водитель.
Орочимару, который думал о способе передачи денег водителю, держался одной рукой за поручень, но что-то ему подсказывало, что место парковки для своей тушки он выбрал неправильное. К таким трагичным выводам – а он до последнего надеялся, что это будут все-таки гипотезы - подводили чье-то ненавязчивое кряхтение позади и сопение спереди.
Кабуто, по иронии судьбы, оказался в сфере невысшего общества. Его поджимало не только время, но и мужчина слева, кашляющий в носовой платок, и женщина справа, чихающая в зажатый кулачок. Якуши, как истинный медицинский враг, мысленно издевался над пунктом вторым в клятве Гиппократа.
- Когда ж вошла, небось, были свободные места…
- Что ж мне, ампутировать ноги, что ль?
Саске, нервные клетки которого сокращались со световой скоростью, обернулся к старушкам и протер глаза. Потому что ясно и отчетливо видел, как первая доставала бластер из сумки, а вторая световой меч из клюки. Учиха проморгался, но, видя, что галлюцинация не хочет пропадать, встал с сидения и взглядом указал потрясенной старушке сесть.
Старушка смотрела-смотрела на него, затем повернула голову к своей противнице и продолжила препираться.
«Они…они что, издеваются?! Или этот бессмысленный спор из принципа? »
- Извините, уважаемые, но не хотели бы вы сесть на не занятое никем место? – как можно вежливее спросил, откашлявшись, уступающий Учиха. А когда он поднял голову, то увидел огнемет в сумке первой и пулемет в клюке второй старушки. Последний, державшийся на валерьянке, медитации, расслабляющих песнях и лицезрениях рыбок в аквариуме, нейрон лопнул.
- Так вы опустите свой зад в это кресло или нет?!
Обе старушки повернули головы и посмотрели на сплавившего поручень одной рукой Учиху.
- Какая нынче необразованная молодежь пошла, аж срам, - с этими словами одна из старушек опустилась на сидение.
Юноша, тяжело дыша, пробрался как партизан в окопах, ползя на животе, к более просторному месту и встал неподалеку от своего учителя. Немного придя в себя, он оглянулся и узрел странную картину, написанную жизнью. Саннин, позади которого кряхтение подозрительно участилось, вдруг услышал возмущенный и полный правдивого негодования голос:
- Мужчина, вы меня лапаете!

Орочимару, не ожидавший от себя такого и узнавший о себе много нового, слегка повернул голову в сторону смутьянки и произнес как можно тише:
- Женщина, я вас не лапаю.
Саске погано усмехнулся, заметив, что место под солнцем учителю досталось в тени, и снова обратил свой взгляд на окно, где кинолентой проскакивали редкие творения природы и частые творения людей. Вдруг он почувствовал на своей груди чью-то… женскую грудь и то, что к нему отчаянно жались и терлись. Брюнет переключил внимание с окна на будущую жертву и от холодной, пропитавшей тело ярости чуть не захлебнулся. На него исподлобья то и дело смотрела, кидала кокетливые взгляды, смуглая миловидная девушка, соблазнительно кусая намалеванные губы. И всё бы ничего, но распутнице столь тесного контакта было мало – Учиха явственно, до дрожи, ощутил на спине под майкой холодную ладонь с кошачьими когтями. Мурашки на коже парня, вызванные ее действиями, девушке ох как понравились – она сочла это за сигнал к дальнейшему наступлению – и стала беззастенчиво водить рукой по спине, невесомо и играючи касаясь и останавливаясь на мускулах. Взгляд Саске обещал все муки ада, мыслимые и немыслимые, так как только это делать он и мог - одной рукой он крепко вцепился в поручень, а другой держал пятитонные пакеты Орочимару. Знал Учиха, что, отпусти он планку, пассажиры как карточный домик сложились в ходящей ходуном маршрутке. И наверняка эта скромница с блаженной улыбкой юродивого упала на него. Кстати, об Орочимару…
- Вот вы опять меня лапаете! – возмущенно произнесла женщина, стоявшая позади саннина.
Мужчина, в положении которого, казалось бы, было невозможно повернуться на сто восемьдесят градусов в закрытом пространстве, тем не менее сделал это. В ту же секунду Учиха, сцепивший зубы, услышал крик учителя, заоравшего на весь автобус:
- Да ни черта я вас не лапаю!!!
Орочимару, дрожа от злости, поправил съехавшие очки и нетерпеливо смерил взглядом большую, нескромных размеров женщину в обтягивающей мини-юбке и с километровом декольте. В это походящее время среди притихнувшего народа из водительской кабины раздавался припев песни «Ах, какая женщина».
То ли фыркнув от такой смехотворной иронии, то ли икнув, Орочимару уже собрался вернуться в исходное состояние, как послышался голос все той же женщины:
- Что, совсем не лапаете? – с толикой разочарования спросила она, жалостливо смотря на саннина.
- Совсем! – пресек дальнейшие расспросы мужчина.
Танцующая маршрутка неожиданно тормознула перед красным знаком светофора. Все пассажиры, как по мановению, склонились в сторону. Такая же участь ждала и Орочимару – гений зла удачно впечатался лицом меж грудей покрасневшей от смущения женщины.
- Охохох, - тихо рассмеялась смехом Санты, или Сатаны, толстушечка. – Да вы шалун.
И галантно толкнула, оттопырив кокетливо мизинчик, в грудь мужчину. В результате красного от бешенства Орочимару пушечным ядром отнесло в противоположную сторону автобуса.
Кабуто в этот момент находился не в лучшем положении. Сейчас Якуши больше напоминал песочные часы, так как с обоих боков на него аккуратненько надавливали, когда спереди он походил на бочку – позади него стояла девушка, которая была просто в положении. Как врач, он всерьез задумался о том, не ускорить ли бедной роды…
Саске, поняв, что ждать помощи ему не от кого, вдруг ощутил, как рука насильницы плавно скользнула вниз, забираясь туда, куда не ступала нога человека – чуткие щупальца, то есть, пальцы девушки массажировали поясницу. Если бы Учиха сейчас вспомнил Карин, Сакуру и Ино, он бы понял, какие они неплохие девушки.
Внезапно Саске осенила, как слепца луч солнца, мысль. Он раздвинул ноги – девушка поняла этот жест неправильно – и водрузил несчитанную поклажу сенсея. Сжав ногами сумки, он, будучи уверенным, что не шмякнется на качающихся пассажиров, разжал вспотевшую руку, который держался за поручни, и размял отекшие конечности. Горевший взгляд и хищный оскал на лице юноши юная преступница поняла опять-таки неправильно.
Водитель, который молил, чтобы ему доплатили некоторые злосовестные граждане, на автомате, не смотря, взял передаваемые деньги.
- Со сдачей? – спросил он, копошась у себя, а, не услышав ответа, глянул в зеркало заднего вида. И обомлел, увидев длинный язык вместо предполагаемой руки…
В следующее мгновение раздалось чье-то истошное «Змея!», и сплюснутые люди напором со слоновым топотом вывались из маршрутки. Машина нехотя отхаркнула непереварившуюся пищу и заметно сдулась.
У девушки, распускавшей руки, видимо, страх перед пресмыкающимся был гораздо сильнее, нежели любовь к противоположному полу, поэтому она незамедлительно выпорхнула из салона автобуса. Что, согласитесь, ее и спасло. В заметно опустевшей маршрутке остались только несколько знакомых нам человек.
- Ах ты дамский негодник, - любовно шептал своей показавшейся из пальто змейке Орочимару.
- Так бы сразу и сделал, - негодовал Саске, поправляя перевернутую майку. Очень уж он боялся, как бы учителю не пришел в голову бред с поездкой в этот мир жарким летом. Хотя Учиха и так почувствовал себя, как в бане…
- А где Кабуто? – вспомнил саннин, задвигая повыше на переносицу очки. - Куда скрылся Кабуто?
…долго счищали его с грязного пола маршрутки…

- Фух, ну спасибо вам, не знаю, как благодарить, - на автомате выговорил Орочимару незнакомцу - что помог, помимо Саске - когда его помощника оттерли от пола и привели в божеский вид. Мужчина повернулся и осознал, что делать этого не стоило. Раздувшаяся женщина, чеша ноготком у шеи змеи, посмотрела наконец на Орочимару и неестественно смутилась.
- Зато я знаю, как… - улыбнулась она и продолжила певуче. – Люблю ужиков!
Санин, дрожа всем телом, медленно повернулся к своим соратникам.
- Да, да. Ты, помнится, сегодня отменил очень важную встречу на вечер, - прищурив один глаз, произнес Учиха, зло оскалившись. Кабуто предательски молчал. Месть – такое сладкое чувство… Орочимару настороженно и с опасением повернул голову к млевшей женщине. Его змей назвали ужиками…Хе - хе, его мутированных анаконд назвали ужиками!!!

- Куда мы так торопимся? – всласть издевался Учиха, закидывая руки за голову и направляя счастливый взгляд в небо.
- Как же! Ты разве не хотел побыстрее смотать отсюда? – откликнулся зло и свирепо учитель, сгорбившись, как старик, и сжав руки в кулаки.
- А как же тот супермаркет? – подключился к Саске Якуши.
- Закрылся!
- А дисконтные карты?
- Просрочены!
Резко нажав на тормоза, Орочимару на пятках развернулся и, тяжело дыша, попытался деликатно изъясниться срывающимся голосом:
- А вами, изменниками, я еще займусь! Клянусь василиском!
Однако должный эффект столь злостное обещание не произвело на Кабуто и Саске – их лица отражали прямо-таки светлую радость и веру в спасение.
Хмыкнув, саннин, злобно глянув на показавшегося змееныша, которого он тоже считал Иудой, и зашагал дальше, шлепая по лужам тротуаров. Нужно было побыстрее уйти с места, где остановилась злополучная маршрутка с доносившимся «Ах, какая женщина, какая женщина... Мне б такую!»
Но, полный тяжких дум, Орочимару чуть не врезался в полную женщину.
- Ох, это вы! А я уже накупила продуктов к нашему свиданию. Я угощаю! – пропела мелодично – действительно мелодично – женщина, сияя, как Саске с Кабуто.
- Ты кто? – еще не понял сенсей, оборачиваясь на своих подчиненных. Которых след простыл.
- О, вы уже спрашиваете имя и род деятельности! – проворковала женщина, похлопав своими маленькими ручками. – Я – Люсинда, гимнастка в бродячем цирке, вот мой номер и адрес. А вы?
Оказывается, всегда бледный до полусмерти Орочимару мог стать еще бледнее.
- Я слишком молод, чтобы умереть! Ты это понимаешь? – подался в истерику санин и вдруг, взяв в ладони лицо изумленной женщины, добавил: – Хочешь благодарности? Вот!
Кабуто, сидя в кустах, прикрыл рукой глаза Саске, дабы дети воспитывались только на хорошем. Оторвавшись от губ женщины, задыхающийся мужчина медленно отошел и, не спеша, смотря в никуда, пошел другой дорогой. Изменники, переглянувшись и пожав плечами, вынырнули из кустов и поспешили за ссутулившимся и успокоившимся учителем, по виду которого можно было добавить: «Погрустневший учитель». И безошибочно, должны признаться.
А Люсинда всё стояла посреди тротуара и грустно смотрела вдаль.

***

Саске, довольный, что он вновь оказался в привычном родном мире, потянулся и зашел, не предупредив, в «кабинет» учителя.
- Орочимару, ты…
Каково же было его удивление застать учителя не говорящим со своими тварями, а сидящим за столом с ручкой и листом бумаги в руках и с натугой пытавшимся что-то написать.
- Что? Что тебе надо? – встрепенулся Орочимару, поворачиваясь на стуле к ученику.
- Я по поводу завтра, - заторможено ответил Учиха, от взгляда которого не ушло, как волновался саннин.
- Завтра? А что завтра? Слушай, уйди, у меня тут дела… Зайди через… десять. Да, через десять минут.
Саске пожал плечами и, почесав макушку, вышел.
- И стучаться надо, когда входишь в чью-то комнату! – послышалось ему вслед, когда юноша прикрывал дверь.

А мораль такова: лучший учитель – это жизнь.