Первый!

Учиха, убрав руки в карманы, брел по умытым дождем тротуарам, умело лавируя в потоке людей. Мысли были отвратные, грязные, настроение не блистало отличием. В общем, им тоже не хватало дождя. Вдруг Саске услышал шаркающий звук – к подошве его обуви пристала... Газета, как сначала ошибочно подумал юноша. Учиха встряхнул ногой несколько раз, но, видно, присоска не хотела так быстро расставаться, только что познакомившись. Нахмурив лоб, брюнет нетерпеливым движением – его раздражало буквально все – сорвал с туфель бумагу. С тонкой черной обложкой. Книга? Пробежав взглядом по листам, Саске замер. А затем криво усмехнулся. Дурачье, чего только не напридумывают. Саске бы бросил под ноги прохожим тетрадь, но вчитался в написанные почерком в готическом стиле правила. Достал медленно, осознанно, ручку из-под пиджака и, усмехаясь, чирканул по бумаге. Ну вот и все. Сколько там ждать? Саске поднял руку, всматриваясь в наручные часы. Затем юноша с прической под ежик, простучав ногой в течении пяти секунд, небрежно и даже залихватски швырнул макулатуру в сторону. Повелся. Вернее просто сглупил. А, да ладно…

Саске прошел вперед и нахмурился еще сильнее, убирая ручку в верхний нагрудный карман, недоумевая по поводу скопившейся пробки на тротуаре. Люди, удивленно что-то шептавшие, толпились и не сводили глаз с противоположной стороны пешеходной дороги. Учиха фыркнул – его раздражало всё – и перевел взгляд туда же. Объектом внимания оказался продавец, выбежавший из торговой лавки, которого хорошо знал Учиха. И сейчас этот старый жадный жалкий прохиндей валялся на тротуаре, содрогаясь и прося о помощи.

Саске опустил взгляд на проезжую часть, где разномастные автомобили безжалостно вкатывали в грязь и слякоть черную тетрадь. Учиха, в одну секунду забыв о старике, рьяно устремился к шоссе, однако беспардонная фура со всей силы громадных колес нехило окатила его водой. Озерные лужи оставил после себя дождь... От купленного вчера пиджака осталось только название. Однако вместо того, чтобы клясть сваи мира, Саске бы следовало поблагодарить невнимательного водителя – брюнет вспомнил, что такое шоссе. С нетерпением оглядев дорогу, он легким бегом направился к грязной тетради. Совершенно не брезгуя, быстро подобрав искомое, он вприпрыжку добрался до пешеходной дорожки. Встряхнув тетрадь, Саске горящим взглядом пробежался вновь по исписанным правилам. Он так жаждал мести... Ведь его семью несправедливо уволили из крупной компании, где они работали сколько лет, где каждое новое, подраставшее поколение вскоре продолжало семейный бизнес! И тут начальство решило прервать родовую традицию, свалив всё на старшего брата. Оставив, правда, только его, Саске, как совершенно безобидного и немстительного работника. Учиха со сладкой мыслью листал страницы тетради, не отрываясь, идя между горожанами. Но столкнулся с бабулькой, которая, груженая двумя чемоданами, стояла к нему спиной, отчего, ругнувшись, парень выпустил тетрадь из рук. Чертыхнувшись с удвоенной силой, Учиха обогнул пухлый раздутый зад непонимающей старушки и встал, как вкопанный – тетрадь чуть не канула в реку! Набережная, чтоб ее! Вместе с подвернувшейся бабушкой Учиха, стиснув зубы и скрепя сердце, твердым шагом направился к безжизненно лежащей, не подававшей признаков жизнедеятельности и сигнал SOS на асфальте тетрадке. Саске уже нагнулся и протянул руку, чтобы взять ее, но шаловливая бездомная шавка, не наигравшаяся в детстве, решила позабавиться над ученическим на вид предметом, сцапав быстрее, чем человек, и рванув в сторону от него, на бегу подбрасывая игрушку. Учиха бросился с места гнусного преступления бежать вслед за псиной. В результате целых тридцать две минуты он искренне не понимал любовь собачников к этим потомкам волков. И только на тридцать третьей минуте он, пускай так и не понял любовь, но догнал собачонку. Животное отступило, напоследок выдрав листы из переплета…

На тридцать девятой минуте Саске смог-таки словить летавший апрельским рейсом по ветру лист. И пускай остальные он не успел прикарманить – ветер оказался быстрее даже собачонки – парень был до неузнаваемости счастлив. Он уже собрался покрыть беспорядочными поцелуями долгожданный и долголовимый лист, как заметил на противоположной стороне тротуара скопление народа. А глядел он далеко, так как сидел высоко – чтобы дотянуться до взвинченного порывом ветра листа пришлось взобраться на памятник. Поэтому юный вандал прекрасно видел разворачивающуюся картину – народ, как мухи, обступивший продавца, растянувшегося на асфальте, сейчас отходил, что-то радостно крича. Напрягая зрение, Учиха, не знающий поначалу причины, вдруг различил встающую фигуру прохиндея со счастливой улыбкой, возле которого находились доктора. Неожиданно кто-то из толпы повернул голову и, указывая пальцем в противоположную сторону, заорал благим матом. Горожане посмотрели туда, куда советовал крикун, а врачи оперативно цепочкой потрусили вперед, перебегая дорогу и уже готовясь раскрыть аптечку тому, кто нелепо упал с памятника культуры.