Без названия.

От мундира пахло новизной, в некоторых местах он приятно жал, но это прекратится, как только он немного разносится. Пуговицы застёгиваются туго и аккуратно, постепенно. Он разглаживает на себе ткань и проводит ладонью по светлым волосам, чтобы те перестали торчать во все стороны. Вглядывается в отражение в зеркале и горько усмехается: "Ну же, ты так давно этого хотел, а сейчас как будто на похороны собрался".

Смех раздаётся в горах долгим эхом: у солдат привал. Юнцы, мальчишки, ещё совсем молодые, но они уже мужчины. Они смеются и едят походное варево, сидя у большого костра. Тепло огня спасает от холодного ночного воздуха, лица кажутся чуточку добрее и роднее. Впрочем, они и так уже будто семья.
Один юноша смеётся громче всех. Наверное, это именно он заставляет веселиться остальных, а сам, временами, украдкой бросает взгляд на парня, что спокойно сидит поодаль всех. Из-за игры огня кажется, будто он тоже улыбается. А может, и не кажется, может, и правда улыбается. Он смотрит так, словно хочет запомнить все лица, словно это просто вечер с друзьями и завтра не надо мчаться в атаку. Он слушает внимательно, вникая в каждый звук, подобно человеку на виселице, жадно глотающему воздух.
Парень, что недавно так громко смеялся, снова начинает что-то рассказывать, усиленно жестикулируя руками и возмущаясь, когда его прерывают комментариями или шутками, отчего все снова заливаются хохотом. Парень и сам хохочет, машет на всех рукой и берёт свою посуду с похлёбкой, приступая, наконец, к ужину. Разговоры не замолкают, словно все годами были немыми, а сейчас внезапно поняли, что могут говорить, и решили вдоволь насладиться этим. А потом они ложатся спать, и наступает тишина.

Он хмурится, смотрит с упрёком, будто бы отражение в зеркале виновно во всех бедах человечества. В дверь уже стучат - ему пора идти. Он что-то кричит в ответ и не сразу узнаёт свой голос. Хриплый, прерывающийся, тихий.

Рассвет. Солнце вставало не торопясь, постепенно разливаясь ярким светом по хребтам гор и долине, в которой был разбит лагерь. Трава, мокрая от росы, приятно холодила ноги. Голова ясна. Хочется потянуться и вдохнуть прохладный утренний воздух полной грудью, что он и делает. Все ещё спят, все устали от долгого пути и, пока есть такая возможность, отсыпаются на несколько дней вперёд. А ему просто не спится, он всю ночь пробыл словно в бреду, и спать более стало просто невыносимо. Чтобы выпить студёной воды и окончательно прогнать следы сна с лица, он пошёл к роднику. Но он оказался не один такой. Над водой склонился парень, тот самый, который накануне единственный не участвовал в общем разговоре...
- Узумаки Наруто.
- Учиха Саске.
Они пожали друг другу руки.
Наруто впервые слышал его голос, тихий, спокойный, ровный, и ему стало интересно, какой у этого голоса смех и способен ли он на него вообще. Он впервые видел подобную внешность, поэтому тогда, на строевой, обратил на него внимание почти сразу же. А ещё его руки при рукопожатии были холодными и мокрыми, и Наруто почему-то казалось, что он весь холодный и мокрый. Впрочем, он был отчасти прав: лицо и шея Саске были тоже такими же, и по тёмным прядям всё ещё стекали капли воды. Наруто тогда подумал, что этому парню чертовски идёт рассвет.
Они разговорились. Правда, говорил преимущественно Наруто, а Саске лишь сидел, смотря на горизонт и изредка вставляя короткие фразы. Наруто хватался за эти фразы и растягивал их на множество других, заглядывая в глаза собеседнику и непонятно чему восхищаясь. Он горел. Он чувствовал себя, будто в лихорадке, он хотел говорить только ему, он хотел, чтобы он слушал только его, он торопился, словно через секунду ему закроют рот, и в эту секунду надо успеть высказать весь смысл, и выходило это относительно паршиво. Но ему и правда заткнули рот. Саске серьёзно посмотрел на него, будто иначе и не мог смотреть, приложив указательный палец к губам. Наруто послушно замолчал и вскоре расслышал отдалённые звуки: кто-то приближался к лагерю. Поняв друг друга без слов, оба парня бросились к своему лагерю, поднимая тревогу.
Спустя полчаса их атаковали.
Битва... Это нельзя было назвать битвой, скорее уничтожением одними других. Погибло больше половины людей, остальные были взяты в плен. Наруто был в числе остальных, а Саске... А Саске лежал на багряной траве под всё ещё розовым, прозрачным небом. Просто лежал, будто наслаждаясь рассветом. И Наруто вдруг почувствовал острое желание быть сейчас рядом с ним, тоже лежать лицом к небу и опять что-нибудь рассказывать. Но его уже крепко связали и чуть ли не волоком тащили в стан врага. И руки дрожали, и голос срывался, и в горле застрял ком, который, кажется, не пройдёт и за всю жизнь. Он плакал. Плакал как мальчишка.

Война кончилась спустя полгода после того, как Узумаки Наруто организовал побег. Он вел товарищей к свободе, попутно уничтожая запасы врага и оставляя за собой пожары. Все, кто бежал с ним, называли его сумасшедшим. Но он смог и после сыграл немалую роль в ходе войны. Сейчас он входит в залу за орденами, как на эшафот, потерянный окончательно, и ему снова хочется плакать, как мальчишке. Ком в горле даёт о себе знать, и руки дрожат, и он как в горячке. Но всё проходит гладко, и только некоторые потом рассказывают, что он "был слишком бледен от волнения".

А в долине новый рассвет, ветра поют свои песни ветрам, трава погребена под снегом. Не новое, а заново, и это главное. Там его никто не ждёт.