Пылающие души.

-Сжалься! Я всё осознала… Я признаю ошибку. Помилуй, или терзай сильней. Жизнь или смерть, что с тобой иль без тебя один большой глоток мук и страданий. Так в чём же разница? Отпусти… иль мучай до смерти. Только быстрей…
Над обезображенным телом юной девушки как безжалостный убийца нависал черноволосый юноша, чьё лицо было искажено яростью и жестокостью. На его мускулах, острых скулах, дрожащих губах и изорванной одежде бесновали алые следы крови, ужасая бедную глупую девчонку, влюбившуюся в столь прекрасного и немилосердного человека.
-Ни о жизни, ни о быстрой смерти можешь не просить… Как ты могла?!
Юноша сильнее, как клинок в мягкую плоть, проник в тело девушки, ещё сильнее сжал её запястья и взревел. Девушка уже перестала боятся, она не чувствовала боли, сожаления и отчаяния, а лишь хотела скорого отпущения. Брюнет снова укусил её плечо, из которого в который раз потекли струйки крови.
Серебряные плетёные опоры высокой двуспальной кровати почернели в темноте, еле освещённой светом пылающего камина. Свечи были потушены, шторы спущены со своих поручней, розы, недавно подаренные тёмноволосым графом своей розовокурой невесте, завяли.
Девушка чувствовала, как жизнь уходит из неё. Зелёные глаза продолжали рассматривать милые сердцу черты лица небесного красавца, терзавшего её плоть. Толчок за толчком, всхлип за всхлипом, оргазм, сливающийся с чувством боли и раскаянья…
Женские пальчики снова с силой сжали розовые кудри, украшавшие голову невероятной красавицы. Ах, эти кудри… Её сердцу много милее ровные светлые пряди, как лучи солнца, как лучи надежды… На кого она их променяла?
-Пойми… Нас всегда было трое. Я, ты и она. Но почему она? Почему твой выбор пал на неё? Мы с детства… Рука об руку…
Девушка снова всхлипнула. По лицу юноши потекли слёзы, но за его чёрной челкой не было видно его глаз.
-Будь проклят. Будь проклят тот день, когда я так сильно взревновала тебя к ней. Тот день, когда вы помолвились. Как я жалею, что это тёмное чувство осквернило мой рассудок и я нашла в спасении заклятья ведьмы… Какой же грех я на душу взяла. Забрать лицо твоей невесты, а заодно и её жизнь… Променять свои золотые локоны на эти кудри, на этого убитого горем несчастного мужа! Я знаю, мне гореть в аду. Но умоляю, покажи мне перед смертью свои бездонные глаза.
Голос девы утихал, но несчастный не спешил исполнить последнее желание. Наконец, остановившись, он поднял лик, явив чёрные омуты. Такие пустые, тёмные, горестные… Несчастная не смогла поднять своей руки, погладить щёку милого, всплакнуть последний раз…
И умерла.
Юноша закрыл рукой глаза грешницы рукой и пригладил её волосы к лицу. Слёзы градом посыпались из его глаз, и снова рёв, и снова горе.
-Спи крепко, подруга детства моего. Прости… прости что тебе было отдано место сестры, милой, ласковой сестры… Мне, видно, суждено было по рождению потерять единственных, кого люблю – нежную, как роза, жену, и светлую, как солнце, сестру. Спите обе, ждите обе, что я явлюсь к вам скоро. Не через год, не через месяц, намного раньше, мы будем вместе, словно детство снова наступило, и мы, наивные дети, снова можем любить и целовать друг друга, не отдавая первых мест никому. Мы будем равны перед друг другом. Горите свечи, горите шторы, стены, потолки и мы… Сестра и любимая, в одном теле, но с разными лицами.
И дом горел. Сгорели все. И слуги, и гости, что были на балу, и тот несчастный человек, что истерзал тело убийцы нареченной, и та убийца, что украла лицо и душу её милой подруги с рождения…
Гореть их телам, но не их воссоединенным душам.